Чарльз Буковски - Доллар и 20 центов

Больше всего ему нравился конец лета, нет, осень, кажется осень, так или иначе, на пляже уже похолодало и ему нравилось сразу после заката шагать по кромке воды, вокруг ни души, а вода казалась грязной, вода казалась гиблой, и чайки не желали спать, терпеть не могли спать. Они опускались, подлетали к нему, охотясь за его глазами, его душой, тем что еще оставалось от его души.

Если у тебя осталось совсем немного души и ты это знаешь, значит у тебя еще есть душа.

Потом он усаживался и смотрел на воду, и глядя на воду, трудно было чему-либо верить. Тому, что, скажем, есть такая страна как Китай или Соединенные Штаты или такое место как Вьетнам, или что когда-то он был маленьким. Нет, если вдуматься, в это было не так трудно поверить, у него было еще то детство, его он не мог забыть. И молодость: все места работы и всех женщин, потом годы без женщин, а теперь — без работы. шестидесятилетний бомж. Списан. ничто. У него был доллар и двадцать центов наличными. За жилье за месяц заплачено. океан…он перебрал в уме всех своих женщин. С некоторыми из них ему было хорошо, другие были ведьмами, слегка тронутыми, жесткими и царапались. Комнаты и кровати, и дома, и рождественские праздники, и места работы, и пение, и госпитали, и беспросветность, тусклые дни и ночи и никакого выхода.

А сегодня итог шестидесяти лет: доллар и двадцать центов.

Спустя некоторое время он услышал позади себя смех. У них были одеяла, бутылки, банки пива, кофе, бутерброды. Они смеялись, они хохотали. Два парня и две девчонки. Стройные, гибкие, беззаботные. Потом кто-то из них увидел его.

— Эй, что это такое?

— Господи, я не знаю!

он не пошевельнулся.

— это человек?

— оно дышит? оно корчится?

— КАК корчится?

они захохотали.

Он приподнял свою бутылку. В ней еще кое-что оставалось. Сейчас было самое время хлебнуть.

— Оно ШЕВЕЛИТСЯ! смотрите, оно ШЕВЕЛИТСЯ!

Он поднялся и стряхнул песок с колен.

— У него руки и ноги! У него лицо!

— ЛИЦО?

Они снова засмеялись. Он недоумевал. Дети не такие. Дети не злые. Что же тогда эти? Он подошел к ним.

— Старости не стыдятся.

Один из парней доканчивал банку пива. Он отбросил ее в сторону.

— Стыдятся зря потраченных лет, папаша. Ты мне кажешься пустой тратой времени.

— Я все еще порядочный человек, сынок.

— А что если одна из этих девок подставит тебе свою киску, папаша, что ты станешь делать?

— Род, не выражайся!

Это заговорила молоденькая девушка с длинными рыжими волосами. Она распустила их на ветру, казалось, вся она отдается на волю ветру, крепко упираясь ногами в песок.

— Ну так как же, папаша? Что ты станешь делать? А? Что ты станешь делать, если одна из этих девок на тебя ляжет?

Он начал уходить, обошел их одеяло и по песку побрел к дощатой дорожке.

— Род, ну зачем ты так издевался над этим бедным стариком? Иногда я тебя просто НЕНАВИЖУ!

— А НУ ИДИ СЮДА, крошка!

— НЕТ!

Он обернулся и увидел как Род несется за девушкой. Она завизжала, потом засмеялась. Род поймал ее и они упали на песок, борясь и хохоча. Он увидел что другая пара стоит и целуется.

Он дошел до дорожки, сел на скамейку и стер с ног песок. Потом он надел свои туфли и через десять минут был опять в своей комнате. Он разулся и, не включая света, вытянулся на кровати.

В дверь постучали.

— Мистер Снид?

— Да?

Дверь приоткрылась. Это была квартирная хозяйка — Миссис Коннерс. Миссис Коннерс было шестьдесят пять лет, он не мог разглядеть ее лица в темноте. Он был рад что не может разглядеть ее лица в темноте.

— Мистер Снид?

— Да?

— Я сварила суп. Я сварила хороший суп. Принести вам тарелочку?

— Нет, мне не хочется.

— Ох, ну же, Мистер Снид, хороший суп, очень хороший суп! Давайте я принесу вам тарелочку!

— Ну ладно.

Он встал и в ожидании сел на стул. Она оставила дверь приоткрытой и свет из коридора проникал в его комнату. Пучок света, один лучик падал на его ноги и колени. Туда она и поставила суп, тарелку супа и ложку.

— Вам понравится, Мистер Снид, я готовлю хороший суп.

— Спасибо, — сказал он.

Он сидел и смотрел на суп, желтый как моча. Это был куриный суп. Без мяса. Он сидел и смотрел на маленькие пузырьки масла. Он сидел так некоторое время. Потом вытащил ложку и положил ее на комод. Поднес тарелку к окну, отцепил экран и тихо вылил суп не землю. Поднялась тоненькая струйка пара. Потом она растаяла. Он поставил тарелку на комод, закрыл дверь и снова лег на кровать. Было еще темнее чем раньше, ему нравилась темнота, в темноте был смысл.

Напряженно прислушиваясь, он уловил звуки океана. Некоторое время он слушал океан. Потом он вздохнул. Один раз глубоко вздохнул и умер.