Зима перемен
Говорят: "Хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах"
Мой Бог, наверное, давно умер со смеха. Поэтому бояться нечего.
"...Вы верите в волшебные истории? Я думала, что не верю.
Другое дело было в детстве! Тогда каждый из нас верил так, как может верить лишь ребенок: безгранично самоотверженно, не задумываясь, что рассказанная заботливым взрослым история на самом деле старая, как сам мир, ложь.
Когда-то со сказками я ложилась спать и с ними же начинала новое утро. Магией слова был пропитан каждый мой день, каждый шаг на пути к взрослению. Я верила в волшебные истории, потому что верила тому, кто открывал для меня их загадочный мир, сокрытый за пределами реальности. Больше всего на свете мне хотелось быть похожей на удивительных героинь, не страшащихся ничего на своем пути – храбрых, мудрых, бесконечно прекрасных барышень, истории которых обязательно заканчивались новым началом. Я знала, что меня тоже ждет неповторимое приключение. Я нетерпеливо ждала его, убежденная в своей победе над любыми трудностями.
...Когда детство осталось позади, обнаружив в этой правде всю ее неожиданную необратимость, я приблизилась к рубежу, при достижении которого принято забывать все иллюзии. Никто и никогда не бывает готов к взрослой жизни: она всегда застигает врасплох, но тяжелее всего приходится тем, кто встречает ее прохладные объятья в одиночку. Такие люди перестают верить в сказки гораздо быстрее, даже если глубоко в душе все еще теплится зыбкий огонек детства, который с каждым годом становится все слабее, пока не исчезнет совсем. Потому что рядом с ними нет никого, кто бы смог помочь возродить веру. Никого, в чьих силах было бы вернуть в сердце радость волшебной мечты – недостижимой, но необходимой как сам воздух.
Почему нельзя взрослеть постепенно? Почему эта необузданная лавина накрывает тебя один единственный раз, но навсегда?
...Маленькая девочка осталась в прошлом, а между ним и настоящим пролегает необъятная пропасть. Мир для меня изменился до неузнаваемости, стоило запереть на замок в душе правду, которую я знала когда-то. Будь во мне хоть капля уверенности тех самых героев из детских сказок, я бы гордилась собой. Но все эти истории остались позади.
Все, кроме моей собственной..."
Эти строчки из пролога моей повести, написанной в промежутке с 19 до 21 года. А после редактируемой бесчисленное количество раз. Однако все попытки эксгумировать моего мертвого пони увенчались провалом, и я забросила свой завершенно-недоработанный труд. Недавно я впервые за 10 лет смогла перечитать его и не умереть со стыда. Перечитала потому, что так же впервые за долгое время сама захотела дать ее прочесть одному человеку. Я привыкла к тому, что мои знакомые так или иначе просят этот маленький труд к ознакомлению, когда узнают о том, что он у меня есть. И раньше я со смущенной радостью делилась им. Но в какой-то момент я стала отказывать, потому что стыдилась повести. Не самой идеи, так мистично-волшебно пришедшей ко мне, но ее воплощения - детского языка, наивности строк и непроработанных плоских персонажей. Конечно, они не могли быть другими. Мне было 19, и я совсем не знала жизни, о которой осмелилась писать.
В этот раз, перечитывая "Рассвет", я думала, что кринж, как и всегда, поглотит меня, и я не смогу воспринимать собственные слова нормально. И, конечно, вне всяких иллюзий и юношеской гордыни, коей я когда-то была преисполнена исключительно по факту того, что я написала ПОВЕСТЬ, целую ПОВЕСТЬ, мать его, а чего, как говорится, добились вы?, я трезво осознаю всю сырость и юность работы, но в то же время больше ее не стыжусь. Среди этих строк, среди этих слов, я навсегда спрятала ту девятнадцатилетнюю себя, которой было так одиноко и страшно, что она решила заключить себя в рассказ, чтобы хоть где-то она в своей вере в чудеса была не одна.
Чтобы хоть где-то в ее жизнь и правда ворвалось чудо.
Я знаю, точно знаю, когда-нибудь я встречу свое Рождество в заснеженных Альпах, среди украшенных огнями сказочных домиков. И в одном из них, в том, в котором будут жить я и мои близкие, с утра до ночи будет пахнуть елью и корицей. Я знаю, я не сомневаюсь, что утраченный с годами праздничный дух заново ворвется в мою жизнь - ведь двери для него всегда открыты. Это просто сейчас ему деться во мне некуда: тесно и скучно, все покрыто пылью, замшелой усталостью и грустью. Но так было не всегда. И так не навсегда останется.
В последнее время все чаще думаю о том, что с годами ожидание праздника уходит на второй план, а потом и вовсе исчезает. Не до новогодних чудес той душе, которая до них едва доживает. Да и мечтает только об этом: "дотянуть бы". Докарабкаться. Доползти, а уж потом как-нибудь разберемся. Потом - оно на то и потом, чтобы подумать об этом завтра, а лучше - через неделю. Мы топим себя в быту, в работе, дедлайнах, неотложных делах, закупках, беготне и выдыхаемся, растрачиваемся, пытаемся успеть и не успеваем - равно расстраиваемся, бесимся, еще больше устаем, сами себя загоняем в ловушку и злимся на мироздание, которое, как и всегда, совершенно здесь ни при чем. Из года в год одна и та же картина, и я все думаю: как нам не надоедает ее писать?
Потому что мне надоело. Искренне.
Это не то злое "надоело", когда хочется отрубить по локоть, а лучше сразу голову с плеч. Бросить все к чертям собачьим, полить бензином и удалиться, опрокидывая за плечо зажигалку, а сверху чтобы на тебя опускались черные Рэйбены.
И даже не то тленное, раздолбанное "надоело", когда лежишь после рабочего дня тлеющей лужицей на кровати, не в силах собрать себя заново, чтобы просто сходить в душ.
Мое "надоело" другое. Оно трезвое, оно сильное, фундаментальное. Оно надоедало десять с лишним лет, и успело надоесть самому себе.
Знаете то чувство, когда ты прекрасно понимаешь, что на самом деле вот так, как есть, ты спокойно сможешь себе и дальше? И год, и два, и еще десять с хвостом годиков. Ты сможешь. Человек в принципе такое существо, что всегда все может, но либо ленится, либо не хочет, иное дано в редких исключительных случаях под жирной запятой. Так вот не смотря на то, что так, как я сейчас еду ржавым составом по отполированным рельсам, я смогла бы еще много-много лет, я просто больше так
Не хочу и все тут. Мое "надоело" пришло ко мне одним снежным днем, село напротив и спокойно во всем призналось. Сдалось с повинной, прощения не просит, карты на стол вывалило и все явки-пароли тоже.
Я сидела, смотрела на него в ответ, и так же спокойно согласилась. Мол, я тебя понимаю. Я тоже.
Когда-то в концовке "Возвращения Короля" в письме, которое Фродо оставил для Сэма, он сказал: "Нельзя вечно разрываться надвое". Мне было чуть больше десяти, когда я смотрела этот фильм, но фраза въелась в мое сердце безжалостными шипами. Я понятия не имела, о чем Фродо на самом деле говорит. Но с каждым годом, приближающим меня к взрослению, я понимала все больше и больше.
Иногда мне кажется, что я уже жила эту жизнь, и поэтому все свои боли и страдания оплакивала заранее, предчувствовала в далекие шестнадцать. Я знала, не могла сказать точно, но предчувствовала, как моя жизнь будет складываться после школы, и мне было грустно за себя саму. Я так сильно этого не хотела! Но недостаточно сильно для того, чтобы воспрепятствовать. Предотвратить. Изменить.
Давно я уже уговорила себя не жалеть об этом и не ругать. У той маленькой Марины не было ничего, кроме горячего сердца, преисполненного верой в чудеса, а у Марины сегодняшней сердце почти стальное, в нем очень мало веры, но зато много ~ о п ы т а ~
И вот она-то...она и правда так дальше просто не хочет.
Я считаю, что будет крайним неуважением к самой себе обрекать себя на еще один подобный год эксплуатации, останься я на своей работе. В месте, где меня хвалят коллеги-сотрудники, но совершенно не ценит руководство, в то время как я отпахала этот год за троих и год был как будто за три. Я смогла бы и дальше так, но так я больше не хочу.
Я считаю, что время отправления последнего вагончика каждый для себя определяет сам. Я стою на платформе и мой поезд медленно удаляется от меня, а мне хочется бежать за ним вслед и успеть, успеть, догнать. Я быстро бегаю, я знаю, что я смогу. Потому что я больше не боюсь, что не справлюсь.
Сильнее всего на свете я боюсь, что все останется так, как есть. Вот это действительно приводит меня в ужас.
У каждого из нас свои оковы и кандалы, и главное подобрать их по размеру. Те, что на мне сейчас, мне не принадлежат, и, если честно, давно жмут. Мясо до кости продрали, пока я пыталась из них выбраться. Я устала драться в них и бороться с ними. Все, чего я когда-либо хотела - это свободы, и быть самой себе хозяйкой, и пусть у свободы всегда есть обратная сторона, пусть работать придется втрое больше, одно понимание того, что я обязательно справлюсь, придает мне невиданных сил.
Я справлюсь. Ведь если, в самом деле, я могу так бессмертно работать на кого-то, то с каким рвением и старанием я могу работать на себя?
Полезно воскрешать в себе ребенка, который безоговорочно верил в чудеса. Мой ребенок очень уставший малый, весь исхудал и с синяками под глазами, давно нормально не спал и ест прилично через день, у него мало сил вставать и делать дела, но не доделать он их не может - будет еще хуже, и он изо всех сил пытается сохранить то подобие будней, которое еще было ему по душе, но с каждым днем это становится все тяжелее, и он понемногу себе прощает свое "не могу", потому что должен завтра смочь куда больше, чем смог сегодня. Пускай оно и не его и не про него, но это надо сделать, чтобы оно не висело над душой Дамокловой стопкой никому не нужных корпоративных бумаг, так неприятно режущих пальцы. Мой ребенок носится ошалевшей фурией с шестью часами сна за двое суток, у него глаза на выкате и сухие губы, болят плечи, трясутся руки, и он давно не помнит, что на самом деле хотел к Новому году успеть. Этот год безжалостно проехался по дитятке танком, туда-сюда-обратно и несколько раз хороводом по кругу, и поэтому ребенок не может радоваться зиме так, как радовался когда-то - ему стало слишком тяжело идти по сугробам против ветра. Ему, может быть, и хотелось бы снова скупать в магазинах гирлянды и свечи, печь имбирное печенье и как всегда ошибаться в пропорциях для глазури, но духовка работает через раз и почти опасно, а сил замешивать тугое тесто тоже нет. Мой ребенок был бы рад пересмотреть марафон новогодних фильмов, смешать их послевкусие с теплым глинтвейном, но от вина давно болит голова, а на фильмах, даже выученных наизусть, слишком сложно сконцентрироваться. Мой ребенок очень сильно устал. Он щетинится, скалится, ежится и скорее торопится домой под одеяло, где какое-то время его никто не найдет. Чтобы снова поверить в чудо, ребенку надо отдохнуть. Выспаться. Наесться. Отлежаться без будильников и срочных дел, никуда не торопиться хотя бы неделю, взять себе передышку от будней и сбросить кожу запыхавшегося взрослого - она уже не по размеру.
А вот когда он отдохнет...когда мой ребенок встанет без будильника хотя бы три-четыре дня подряд, когда погуляет в свое удовольствие и надышится морозным воздухом, когда пересмотрит Властелин колец, как любил делать это в начале января, чтобы год уж точно удался, когда наберется сил, отсечет лишнее и положит на стол руководителя заявление об уходе - тогда мой ребенок заново поверит во все чудеса на свете.
Вот мое новогоднее чудо. Не ожидание самого праздника, но ожидание свободы, которая уже не за горами. Да, у свободы есть своя цена. Но мне кажется, нет, я почти уверена, совершенно точно убеждена, что я десять лет к ряду плачу куда больше, совсем не по карману и поэтому давно вылетела в трубу.