Безумное чаепитие
Мне всегда казалось, что я и есть Алиса, которая верит в чудеса и бежит за Белым Кроликом, но в этой сказке я, пожалуй, чертов Абсолем. Синяя гусеница, которая дает советы.
Признаться, я не думала, что моя первая запись в этом году будет такой, но никакой другой она уже быть не может. В такие моменты как сейчас я особенно остро чувствую свое одиночество, даже несмотря на то, что я совсем не одна.
Проблема всех эмпатов: чувствовать больше, чем требуется, чувствовать то, в чем порой даже сам человек напротив не может себе признаться или до конца осознать. Волей-неволей ты пропитываешься тем, что с собой несут, тем, чем с тобой делятся. Я хочу настроить свой канал восприятия так, чтобы пропускать через сито людей вокруг и оставлять себе только ценное, но за всю жизнь у меня ни разу так не получилось. Я слишком открыта и восприимчива, я не умею ставить железный занавес, особенно с близкими людьми или с теми, кто когда-то был близок. Сейчас мне больше всего хочется дотянуться и уткнуться в кого-то, кто смог бы меня просто обнять и посидеть в тишине, чтобы смыть всю ту боль другого человека, в которой я нахожусь сейчас. Но я сижу в оглушающей тишине, нарушаемой лишь клацанием клавиатуры, и мое одиночество сегодняшним вечером гораздо громче, чем обычно.
Я не хочу обижать друзей, которые готовы поговорить и выслушать меня, ведь они протягивают свои руки, и поэтому как-то нечестно говорить об одиночестве, но я бы правда хотела все то, что я услышала сегодня, так же озвучить голосом, а не в тексте. Сейчас я пытаюсь вздохнуть полной грудью, но у меня не получается, и звенящий вакуум вокруг засасывает медленно и планомерно, окутывая меня своими липкими объятьями.
Я ненавижу одиночество. Я слишком умею в нем находиться, слишком умею с ним справляться, но нет ничего более удушающего, чем чувство тишины вокруг, когда больше всего на свете хочется, чтобы ее с тобой разделили. Не всегда подгадаешь момент так, чтобы звезды совпали и не случилось этого вакуума, но в такие моменты как сейчас я чувствую, словно когда я не одна и все хорошо - это ебаная симуляция, а мой настоящий мир замкнут в четырех стенах с фонариками, и я сутками молчу наедине с собой.
Когда мы расстались с Федей, я радовалась своему одиночеству. Оно было лучше, чем токсичные разлагающиеся отношения, давно не приносящие счастья никому из нас. Но именно сейчас время от времени горечь от жизни одной настигает меня так внезапно, что я каждый раз теряюсь при ее возникновении. Конечно, будет намного проще, когда я начну снова учиться, и мое время будет занято, и, если честно, я подхожу к осознанному рубежу понимания, зачем мне действительно нужен веб-дизайн. Правда, я как и всегда пытаюсь разорваться надвое (натрое?), чтобы добиться своего и вырулить в единую линию, но мой путь подобен ветвям раскидистого дерева, и каждая из них важна по-своему, хотя не каждая из них была для меня чем-то особенным и нужным по-настоящему.
Жить одной в двадцать лет и в тридцать совершенно разные вещи. Когда я жила в Минске с соседками, я была рада остаться в квартире одной и всегда немного расстраивалась, когда они возвращались. Пускай временами было весело, и соседки были абсолютно милые, мы никак не мешали друг другу, желание уединиться преобладало несмотря на отдельную комнату. Я никогда, получается, не жила совсем одна. Временами это так же весело, и мне искренне нравится, но минусы этого обстоятельства именно в том, что когда тебе плохо, хреново, тревожно или одиноко, становится не так просто уткнуться в кого-то близкого, и все, что ты можешь - уткнуться в подушку и постараться все-таки не зареветь. Мы можем вернуться к разговору об опоре на себя, но во мне ее достаточно. Если бы этой опоры не было, цепь событий после шестого августа развернулась бы совсем другим образом. В этом, конечно, не столько моя заслуга, сколько тех, кто оставался рядом со мной каждый день, но все-таки из той самой ванной вышла именно я и вышла одна - с ошалевшей улыбкой безумца на лице. Я всегда у себя есть, я это знаю. И я сильная, очень сильная.
Просто порой за эту силу приходится платить бесконечной усталостью, желанием свернуться в комок и чтобы тебя гладили по голове. Иногда я и правда устаю быть такой сильной. Я бы не променяла это ни на что на свете, но я нуждаюсь в подзарядке, и когда ее неоткуда получить, я обращаюсь к словам, которые позволят мне хотя бы излить все то, что происходит с мной на экранную бумагу, и я не захлебнусь в этом состоянии, пусть даже у меня не останется никаких сил, когда я допишу последнее слово.
Я не могу отказать в помощи, когда человеку плохо, даже если этот человек был причиной моей собственной большой боли. Я верю в то, что те, кто сильнее, должны быть снисходительнее к тем, кто слабее их. Да, я имела полное право забыть о человечности в этом случае и послать человека на волю его судьбы, пожалуй, добрая половина моих подруг поддержала бы меня в этом, но я не смогла. У меня даже мысли подобной не возникло. Потому что я, мать его, хороший человек. Я хороший человек. Не идеальный, нет, и я совершала ошибки и подводила друга, я, как и все, путаю порой божий дар с яичницей, делаю поспешные выводы и не всегда оказываюсь права в своих суждениях, но я стараюсь не подводить людей, не оставлять их, когда им больно, даже если они еще только должны заслужить мою благосклонность и неравнодушие.
Я не собираюсь становиться путеводной звездой, личным психологом или мамкой в очередной раз. Я никого не собираюсь больше мамкать, у меня есть Цисса, и я кормлю и забочусь как мамочка только о ней. Пока у меня не появится своих собственных детей, я не стану родительски покровительствовать над кем-либо, надеюсь, что не стану, и что все свои уроки я вынесла на десять гиперопек из десяти. Хотела бы я сказать, что мне ничего не стоит поговорить с человеком, но на самом деле цена есть у всего на свете. Проблема в том, что цена, если бы этого разговора не состоялось, могла бы быть намного выше той, чем чувство тревожного одиночества у меня. Та цена могла бы быть на вкус как вина за необратимое, а подобного я не пожелаю ни одному человеку на свете.
Пожалуй, так или иначе, мы порой попадаем в ситуации, в которых выбор сделан за нас самих, и все, что мы можем сделать - это прожить их с наименьшей потерей для себя. Наверное, мне должно льстить, что пусть и пост-фактум, но этот человек осознал сполна очень много тех вещей, которые лучше бы ему было осознавать, пока мы были в отношениях, но для каждого из нас свой "Путь Героя". Я знаю, что сейчас он искренне благодарен мне за все то, что я делала для него, хотя мне так не хватало этой благодарности раньше, но я больше не сужу его за то, что ее не было. Ее там и не могло быть, он был попросту на нее не способен. Но я искренне надеюсь, что ради его собственного же блага, теперь, потеряв так много всего и оказавшись на самом дне, он и правда научится ценить то, что у него есть, и его жизнь действительно изменится к лучшему. Однако работы там стоит проделать размером с гребаный астероид.
Я совершенно точно понимаю, что не иначе, как книгой, я не смогу никак рассказать эту историю. Если не книгой, то мои родители никогда в жизни не поймут меня, почему я занимаюсь психологической помощью тому, кто в свое время уничтожил все, во что я верила. "Мам, пап, потому что я сильнее его? Потому что я боялась, что с ним что-то случится и я буду чувствовать вину за то, что отказала в помощи, когда меня о ней так попросили?" Моя мама первая спишет меня с фамилии к хренам собачьим.
Сейчас я, конечно, понимаю как никогда, насколько единственной, уникальной и неповторимой я есть для этого человека, и если бы еще полгода назад за эту правду я бы дорого дала, теперь, когда я знаю ее каждой клеткой своей кожи, мне на самом деле от нее ни холодно, ни жарко. Приятно ли? Скорее просто никак. Я буду чуточку счастливее за него, когда он проработает всех своих демонов, которых немеренно, и сможет свободно задышать полной грудью. Я не врала: я никогда не желала ему зла. Я прекрасно осознаю, что этот человек сделал со мной. И помогаю я ему не из-за остатков теплоты или человеческого неравнодушия, а просто потому что и правда не желаю, чтобы его жизнь пошла под откос и он погубил себя окончательно.
Я на самом деле не желаю ничего подобного никому на свете.
Каждый проходит в жизни свое искупление, и сейчас подошла его очередь. Справится он или нет - я не знаю. Я знаю только то, что ему стало страшно самому, что он может не справиться, а это уже первый шаг к тому, чтобы изменить свой мир. Я знаю, что он готов идти вперед и меняться, и, боже правый, неужели я никогда не устану верить в людей? Мое сердце и правда размером с гребаную планету, но почему в нем тогда так мало веры в себя саму?
Наверное, мне стоит просто лечь спать, чтобы не чувствовать этот чертов вакуум, и позволить сну унести прочь странный тихий день. Если бы я еще умела засыпать по щелчку пальцев, именно так и сделала бы, но кого мы здесь будем обманывать, когда раньше трех ночи я давно не умею засыпать, а в последние дни по понятным причинам даже этот режим полетел под откос.
На самом деле я рада, что мы поговорили, пускай и то, что он сказал мне, и так было на поверхности. Но ему было важно это сказать, признаться впервые в жизни в том, о чем он молчал годами, и я позволила это, потому что это и есть моя протянутая рука, которую он теперь не отпустит ради собственной же жизни. Великая ирония: я была ему самым близким человеком на протяжении трех с половиной лет, единственным, кто верил в него безусловно и поддерживал во всем, любил слепо и беззаветно, но он осознал это, только когда потерял меня. И именно я остаюсь единственным его настоящим другом и человеком, который спасает его жизнь и не позволяет ей бесследно исчезнуть с полотна жизни. Марина-Марина. Ты, конечно, умеешь выглядеть как стерва, но в глубине души ты все еще тот шестнадцатилетний ребенок, который верит в мир и людей, несмотря на то, что они неоднократно разочаровывают и причиняют тебе боль.
Но ведь не все разочаровывают. И не каждая боль непростительна. Невозможно прожить жизнь, не причинив никому боли. Как невозможно кого-либо не разочаровать, разница только в спецэффектах и градациях. Я знаю, что и в моей жизни есть люди, которые останутся со мной рядом, даже если я исполню приказ 66. И, если потребуется, я так же останусь с ними, чтобы молча подавать патроны, а о морали мы побеседуем, когда они закончатся.
Я хотела бы закончить на вдохновляющей ноте, но у меня нет вдохновения ни на что. Циссе очевидно плохо и она спряталась в диван, отказавшись от еды и воды. Дома неуютно и непривычно тихо, и мне в этом холоде одиночества тоскливо и не по себе.
Нужно скорее захватывать мир, потому что долго я так не протяну. Точнее, протяну, конечно, но той ценой, которую я платить не хочу.
Так что общего у ворона и письменного стола?
