Mary on a cross
Я понимаю, что ни черта не понимаю.
В мою писательскую юность я твердо уяснила одну незыблемую вещь: если ты долго мнешься на одной строчке в попытках выразить свою мысль, но у тебя никак не получается, значит, надо вырывать электронную страницу из экрана и начинать заново.
Я начинаю и заканчиваю на первых абзацах этот пост, наверное, уже пятый раз.
На самом деле я отчаянно пытаюсь вырвать тупиковые страницы из своей жизни и начать все-таки заново.
Давайте я расскажу вам, как я когда-то написала свой "Рассвет".
Проба пера случилась осенью 2011 года, когда я накатала бессвязную, плоскую и очень посредственную простыню в качестве зачина для предстоящего рассказа. Мой тогдашний молодой человек прочитал ее и разразился воплями восторга. Моя мама и моя лучшая подруга Лера сказали, что это какая-то фигня и я могу в сто раз лучше. Я обиделась на всех.
Женя пытался понять меня и мое творчество как мог, мама и Лера понимали давно, поэтому закидали помидорами то, что я выдала им на суд. Их реакция впоследствии сработала и привела к тому, что я вырвала метафорические страницы и начала заново, потому что поверила в себя и в то, что я могу лучше.
Я не буду говорить о Жене плохо. Он был славным малым, который хорошо ко мне относился, просто я была слишком фантасмагорической девочкой в то время, и бог его знает, какую травму я нанесла ему тем, что год не решалась на близость с ним, в то время как он был вхож в наш дом и неоднократно ночевал у нас. Женя был (и, надеюсь, остается) обычным нормальным человеком с совершенно земными желаниями и потребностями.
Тем, кем никогда на свете, увы, не была я. Поэтому мы не подходили друг другу несмотря на схожий музыкальный вкус. За многие вещи я ему крайне благодарна! Он подарил мне плеер Ipod shuffle и это была очень классная маленькая штуковина, телефон htc wildfire s (помните такие?), картину читающей девушки, дважды сходил со мной на концерт 30 Seconds To Mars, дал пройти на своей плойке Heavy Rain и познакомил с сериалами (собственно, именно он меня на них и подсадил, начиная с Доктора Хауса), отчаянно пытался спасти мой дорогущий ноутбук, на который я уронила кофе с яичными желтками и грушевым сиропом. Во время отношений с ним я нырнула в крафт и делала подарки своими руками, мы поджигали края вымоченных в кофе листов во дворе для фотоальбома, который я делала папе на день рождения и всякое такое прочее, в целом и в общем - будь я другим человеком - уцепилась бы за Женю руками и ногами и жила бы "как за каменной финансовой стеной будучи тян программиста".
Но я была крайне странным ребенком. Да, он нравился мне. Он был симпатичным, очень умным и забавным двадцатилетним мальчишкой, щедрым и бесхитростным. А мне было восемнадцать, я все еще ждала письмо из Хогвартса и поверить не могла в то, что мне надо разбираться как-то с жизнью, которая творилась вокруг меня. Ведь я все еще поверить не могла, что все это "вокруг" действительно происходило. Я вглядывалась в лесные деревья в попытках рассмотреть среди них сказочные следы эльфов и вампиров, да кто такой вообще этот ваш секс и почему он так важен, когда в мире есть магия на минутку?
На самом деле важность секса я и в том возрасте не могла переоценить. Просто дело было в том, что Женя, несмотря на его хорошесть и приличность, не был моим человеком. Он очень старался меня понять и поддерживать, я не могу это отнять у него. Но я его не любила. Я не боялась его потерять. Я бросила его по смс-ке после короткого телефонного звонка, купила в торговом центре торт и шампанское для девочек и приехала обратно в общежитие.
Я так отчаянно пыталась найти в себе сожаление, грусть, какую-никакую печаль, но их не было. Зато мне было уже 19, и намного, намного сильнее чем Женю я любила "Голодные игры", с которыми засыпала в обнимку, заплетала косу Китнисс и в глубине души сожалела только об одном, как бы абсурдно оно ни было: ну почему в моей жизни не может быть такой борьбы и такого смысла, как в жизнях книжных героинь? Я тоже хочу за что-то так бороться! Только в битве и может быть смысл!
Думала я, едва подводя глаза коричневым карандашом, чтобы создать эффект макияжа Дженнифер Лоуренс из одноименных книге фильмов.
Наша история с Женей закончилась очень глупо, т.к. в нее влезли родители. Женя оканчивал университет, работал программистом в весьма перспективной фирме, очень хорошо зарабатывал и у него была своя квартира в Бресте, куда нам с ним и предлагали переехать. Для этого мне нужно было переводиться в Минске на заочное, и воплощать мечту Жени: он играет в плейстейшн, а я жарю котлеты на кухне. Озвучивание им этой мечты подвергло меня в кромешный ужас и навсегда меня от него отпугнуло. На год наших отношений он советовался с мамой, какое кольцо мне дарить. Не в качестве предложения, но в целом, а я же в своей голове советовалась с воображаемыми друзьями, как именно мне бросить его, ведь мне было его жаль.
И неважно, что я сейчас жарю котлеты. Важно, что я сама играю в плейстейшн, когда захочу.
Просто в том возрасте и в том моменте, когда мое сердце полыхало жаждой приключений, стать заложником домашнего быта было непозволительно. Вот я им и не стала. Потому что прочитала "Голодные игры" и поняла, что хочу любовь такую, как у Китнисс и Пита, а к Жене я ничего подобного не чувствую. Мне было 19, это была весна 2012 года и тогда-то, выбросив первые осенние наброски после справедливой критики мамы и друзей, я и начала писать свой "Рассвет".
О девочке со странным именем и любимой прической Хаяо Миядзаки, которая живет с собакой, и в ее жизнь вмешивается мертвый мальчик, который больше всего на свете мечтал встретить друга, но не успел.
(Женя, кстати, женился спустя два года и еще через некоторое время переехал в США в Сан-Франциско, работает в Силиконовой долине. Если я когда-нибудь встречу его, то, наверное, извинюсь).
Слова нахлынули на меня лавиной, и я не стала сдерживать ее, а принялась стучать пальцами по клавиатуре, исписывать все доступные клочки бумаги и рассказывать, рассказывать, рассказывать эту историю. Если бы у меня мог быть крестраж, в который я заключила 19-летнюю себя, мечтающую о приключениях, то это без сомнений оказался бы мой единственный небольшой достойный писательский труд.
Достойный он тем, что я его все-таки закончила. Ну, в некотором смысле. Это одна из немногих вещей, которую я начала и довела до конца в своей жизни.
Конечно, часть меня это отрицает. "Рассвет", как он есть, все еще сыр и недоработан, и там есть, над чем попахать. Я пыталась вспахивать его сухую, затвердевшую почву очень много лет, насилуя строчки и персонажей, но это не принесло плодов. Рассказ написан легко, прозрачно и наивно, юношеским открытым слогом, что делает его очень простым и незамысловатым, не таким, каким бы я хотела его видеть. Лишь только прошлой осенью я смогла перечитать его полноценно спустя лет шесть, как открывала в последний раз. Мои попытки эксгумировать этот труд наложили свой отпечаток на восприятие работы, одна мысль о ней отторгала во мне любой потуг прикоснуться к "Рассвету" и хотя бы перечитать его, не говоря уже о том, чтобы пощупать и попытаться что-то исправить. Мне было горько, больно, обидно и тоскливо сразу по нескольким причинам:
а) я уже очень давно не писала ничего подобного
б) я так и не довела до ума этот единственный труд
Но несмотря на послевкусие от создания истории "Рассвета", я никогда не забуду тот искрящийся водопад эмоций, который я испытывала, пока писала его на парах вместо лекций, писала его в общежитии, писала его на море в Болгарии, писала его в своей голове, пока гуляла в одиночестве по окраинам белорусской столицы, писала его, писала, писала. Я была буквами, а буквы были мной, и они складывались в волшебные строчки моего первого самостоятельного рассказа, этого большого-маленького труда, в который я без зазрения совести вложила свое израненное тоской по приключениям детское одинокое сердце. Я любила этот рассказ, я была им, дышала им и жила, и никогда впредь я не испытывала ничего подобного, хотя отчаянно желала еще хоть раз в жизни испытать это невероятное воодушевление от создания, от творения,
Мне очень нужно выйти и зайти нормально, вырвать страницы и начать заново. Не потому, что кто-то так считает и верит, что я могу лучше, а потому, что так считаю Я - я так решила, я могу, я верю в то, что мне это надо и я смогу, и я действительно нуждаюсь в этом.
Проблема только в одном: я запуталась и потерялась в бесконечных начатых и незаконченных черновиках, которыми исписана с ног до головы.
Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки, которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не довели конца?
Чак Паланик.
Лето 2007 года было жарким и классным. Классным оно было потому, что мне было всего 15 лет и каждый божий день я пересматривала вторую часть Пиратов Карибского моря. Я знала этот фильм наизусть, так сильно он мне нравился. Разбирала его на цитаты и вторила молитвами перед сном.
В какой-то момент я решила и впрямь завести тетрадку цитат, которая уже полжизни следует за мной из города в город, где бы я ни жила. Пару минут назад прежде чем сесть писать пост, я открыла ее и удивилась тому, какой красивый раньше у меня был почерк, и насколько корявый и прыгающий он стал сейчас. Недаром в школе мои рукописи всегда хвалили, теперь я действительно понимаю почему.
Мне уже почти 17 лет как не 15 и в моей жизни, что ни лето, то с большой натяжкой его в самом деле можно назвать классным. Что ни лето, то гребанный, простите, беспросветный пиздец. Я, честно говоря, космически от этого устала. И не только потому, что 6 лет не была в нормальном отпуске.
Я устала вообще, в целом, по жизни. С любой из возможных сторон. Но несмотря на глобальную всетитаническую усталость, я чувствую, что прямо сейчас наступил тот самый "сейчас" момент, о котором я твержу самой себе с 16 лет. Что нет ни вчера, ни завтра, есть только сегодня. Что любой твой день - это сакральное "сейчас" и это единственное время, которое у нас у всех есть. Я в самом деле всегда это знала, но по-настоящему ощутила именно...эээ...сейчас.
Как будто все вектора сошлись в одной точке и эта точка я. Всем своим естеством я ощущаю, что "сейчас" и есть то самое незабвенное, долгожданное время перемен. И что я должна быть сильной и смелой, решительной, а так же - что наиболее важно - спокойной, дабы выстоять с наименьшими для себя потерями. Да и вообще - раз момент настолько сакральный - нужно выйти с победой, все эти толерантные полумеры серединок мне за всю мою жизнь порядком осточертели.
Но я, конечно же, без понятия вообще что делать и с чего начать.
Начинать придется с нуля - но это даже хорошо. Осталось понять, что именно начать, и дело как будто за малым. Вообще, наверное, по сути так оно и есть: если ты знаешь, что должен делать, то остается только делать это несмотря ни на что.
Если в 17 я думала, что золотой возраст человека только в период с цифры "2" в начале, то после 30 - я не думаю, я уверена - что самое лучшее время молодости начинается как раз после тройки начале даты.
Не поверите, но именно в 31 год на пороге своего 32-летия я впервые в жизни совершенно серьезно и осознанно задумалась над тем, кем я хочу быть, когда вырасту.
Потому что кем я хочу быть, когда выгорю, я уже знаю. Тут быть не хочется уже никем.
Вот бы мне эти мозги в заповедные 16-17 лет, все сложилось бы совсем иначе, и к сегодняшнему дню я вполне могла бы быть довольно успешна. Но так думает каждый, кто оказывается на подобном месте. Не может человек в юности размышлять как тридцатилетний, и требовать от него взвешенных, твердых и осознанных решений в отношении своего будущего в столь нежный возраст - как по мне - все еще какая-то эволюционная серьезная недоработка. Я крайне мало (если честно: почти не) встречала в своей жизни людей, которые знали, кем хотят быть и на кого пойти учиться до 20 лет. И еще реже тех, кто оставался верным выбранной профессии на протяжении жизни.
Моя тревожная апатия с глубоким самокопанием и бесконечным поиском ответов на вопросы внезапно сменила гнев на милость и обернулась ко мне осознанием, которое не находило меня прежде за все эти годы. Я так долго не могла простить в себе ребенка, который полжизни назад испугался и не справился, так долго винила ту робкую мечтательную девочку во всех своих бедах, а по бошке надо было дать себе настоящей - во всех моих прошлых настоящих ипостасях.
Та девочка, та длинноволосая Марина, запертая в своей комнате наедине с мечтами и фантазиями, книгами, фильмами, музыкой и историями всеми силами не хотела становиться взрослой. Она мечтала, хотела больше всего на свете всегда оставаться ребенком, подростком, всегда жить в мире сказок и грез, а мир вокруг пугал ее. Он казался ей необъятно пустым, простым и скучным, ведь в нем не было ее любимых вампиров, волшебников, пиратов и эльфов. Та Марина была уверена, что в этом - реальном мире - ей нет места, как и всем тем созданиям, что были так дороги ее сердцу.
И его действительно не было. Там, где она была, этого места не было.
Мне так стыдно перед собой. Мне так стыдно - взрослой тридцатилетней женщине перед тобой молодой девочкой, которая так сильно хотела, чтобы у меня сегодняшней все получилось и все было хорошо, а я 16 лет обвиняла ее в неудачах и злилась на того ребенка. Для которого я сегодня была настоящим героем. Она видела, знала, представляла какой я должна быть, какой она хотела быть и желала для меня только самого лучшего. Я же попросту плевала ей в лицо.
В моей жизни так много начатого и не законченного, так много серединок-наполовинок, полуфабрикатов и недоделок, что в этом ворохе опций я сломалась, погрязла и тону. Мне хочется вычленить из всего мракобесия зерно той настоящей Марины, которая забыла свои мечты, посадить ее в горшок и взрастить как подобает, не отвлекаясь на бренную суету (ммм, ага, утопия в чатике).
Мне хочется отличить это зерно от всех плевел и заботиться о нем, как ни о чем другом прежде. Мне хочется вскрыть свою грудную клетку, пробраться меж запыленных ребер и достать свое бьющееся сердце из полиэтилена будней, которые засасывают меня с головой и высасывают без остатка.
Мне хочется освободиться от этого. Мне хочется
И я беру для себя паузу. Я останавливаюсь, чтобы закрыть глаза и выдохнуть из легких неподъемный груз теневых "должна", потому что мне надо подумать на тем, что я "хочу" и создать новое "надо". Ну и по классике, если я не сделаю этого сейчас, я очень вряд ли проживу так еще десять лет, чтобы дождаться следующего круга. Моя менталочка уедет в посмертный отпуск даже не в Вальгаллу, а куда-нибудь в Тартар, помахав на прощание мякишем из мозгов.
Когда-то все смешалось в доме Облонских, у меня же все смешалось в четырех белых стенах чертогов головы. У меня нет ответов, только сплошные вопросы, и я буквально
Или на самом деле понимаю все во всех проекциях, во всех плоскостях, понимаю и просто жду, когда клапан сорвет окончательно, когда вытащить сердце из-под заржавевших ребер аккуратно не выйдет, и его придется выдирать, не щадя и не жалея.