Не верь, не бойся, не проси
Когда я слышу, как кто-то говорит, что любит одиночество, мне хочется засмеяться этому человеку прямо в лицо. Потому что так сказать может только последний глупец, который в жизни не знал настоящего одиночества. Спросите, знала ли я? Да, знала. Знаю.
Скажете, как человек, у которого есть любящие родители и друзья, может быть одинок? Разве это не такая же глупость, как и утверждение, что одиночество можно любить?
Нет, это не глупость. Человек может быть одинок, даже будучи окруженным десятком людей, каждый из которых проявляет к нему свое внимание. Человек на самом деле одинок всегда по одной единственной причине: если ему не хватает самого себя.
Когда мне было пятнадцать лет, в каком-то своем давнем-предавнем фанфике я написала: "Одиночество в душе - намного страшнее одиночества снаружи"
Я не помню сюжет и к чему именно я относила эту строчку, но помню отзыв, от которого мое сердце сделало кульбит, прорвалось сквозь стенки детских ребер и взлетело к звездам. Одна девушка написала мне, что она училась на психолога и использовала эту фразу как заглавную мысль своей курсовой работы, потому что в ней столько смысла и глубины, что ее буквально поразили мои слова. Думаю, в то время, я и сама не понимала всей глубины своего же выражения. Но совсем скоро, не пройдет и парочки лет, как я воистину познаю все ее сакральное значение. Однако в тот момент для меня не было ничего важнее того, что мои слова показались кому-то весомыми и кто-то нашел в них смысл. Пожалуй, это был первый раз, когда я поняла, что мои слова могут что-то изменить. Что у моих слов есть сила.
Нормально ценить уединение и предпочитать тишину шумной толпе. Можно не иметь сто друзей и не жаждать всеобщего обожания, но дорожить связью с теми единицами близких, которые идут с тобой из года в год. Можно не любить вечеринки, концерты, клубы, торговые центры и ярмарки, кишащие людьми, ненавидеть телефонные разговоры и общение с коллегами, можно предпочитать вечера дома с сериалом встречам одноклассников, но, черт подери, никогда и никто в здравом уме не станет, не будет и не сможет любить одиночество, если однажды его знал.
Как старик, не имевший семьи, может любить одиночество, если проводит свои дни только наедине с самим собой? Если эту жизнь, полную взлетов и падений, ему не с кем разделить? Как, как, можно находить в этом удовольствие или покой? От одиночества люди сходят с ума. И подобно любым другим явлениям одиночество может быть разным и иметь множество граней.
Однажды моя мама рассказала мне историю своего одиночества. Ей было двадцать пять лет, когда из маленького Бреста она уехала в Мурманск, чтобы уйти работать в море. В Мурманске у нее не было никого, она уехала в пустоту с бумажкой, на которой был нацарапан адрес лишь Мурманского морского пароходства. Ни родственников, ни подруг, ни даже знакомых. Молодая девушка с разводом за плечами после тяжелого, пускай и недолгого брака, она бродила по улицам занесенного снегом города и смотрела на низенькие дома. Ей нравилось наблюдать за окнами, в которых горел свет. Она представляла себе, как те, кто живут за этими окнами, проводят свой вечер в тепле и уюте, ужинают, смотрят телевизор и общаются с семьей. Мама придумывала целые истории, которые могут происходить с этими незнакомыми, невидимыми, безымянными для нее людьми и надеялась, что когда-нибудь у нее тоже будет свое окно, в котором зажгутся свет и жизнь. Ей было одиноко. Она была так молода, но жизнь с ранних лет была к ней неласкова. И все, чего хотелось тогда моей маме - зажечь свет в своем доме, в котором она будет не одна.
Я поймала себя на мысли, что делаю точно так же, когда жила в Минске. Точно так же я бродила в одиночестве по улицам города, который за восемь лет так и не стал мне родным. Я заглядывала в окна и представляла жизнь, которая может твориться за ажурными занавесками. Мне всегда нравились старые, советские дворы посреди россыпи обшарпанных пятиэтажек. Я находила в них особенную, теплую прелесть и старалась впитать в себя ту историю, которую эти дворы хранят. Сколько людей выросло здесь, на этих лавочках и старых качелях, сколько свадеб, выпускных и похоронных процессий видели эти старые, обжитые дома. Мне было одиноко. У меня был дом, но в этом доме больше не было меня, не было с восемнадцати лет, и зажечь свое собственное окно я никак не могла. Я хотела слиться с парками, узкими тихими улочками, затеряться в аллеях и не торопиться домой, где меня встретит немое одиночество крохотных стен, и я снова проведу свой вечер так же, как и всегда - в тишине. Поэтому как и моя мама, я растворяла свое одиночество, выходя за порог. Из тех подобий дома, где я проживала годы в Минске, мне всегда хотелось сбежать. И я сбегала. В любую погоду, я выходила за порог каждый день. На прогулку по избитым, в слепую выученным маршрутам. На пробежку. В гипермаркет на другой конец города. В кино. Я могла ходить в кино несколько раз в неделю и засматривать до дыр фильмы, которые мне нравились. Что угодно. Только бы проводить дома как можно меньше времени, чтобы как можно меньше времени оставалось на то, как я вновь встречаю пустоту стен, резонирующую с пустотой внутри меня.
Одиночество. Глухое, немое, бескрайнее и беспощадное.
У меня было все время мира, чтобы что-то сделать и изменить свою жизнь, но проблема была в том, что я понятия не имела, что же должна делать. И поэтому я наполняла свои дни тоннами сочинительства на форумах, тоннами фильмов, вином по вечерам и улицей. Долгими, пешими прогулками от одного конца города в другой в компании любимых треков и вереницы мыслей, роем кишащей в моей голове.
Теперь мне хочется сбежать из своего пристанища здесь. В Москве мне не сразу довелось быть одинокой. Когда я приехала, жизнь менялась так стремительно и необратимо, как будто наверстывала свое за долгие годы минской стагнации. Я словно вырвалась из лимба, и пробуждение окатило меня ледяной водой без предупреждения. Я стала жить, жить, черпать жизнь столовой ложкой и не могла насытиться. Мне удалось оставить одиночество позади и спустя несколько лет я стала мечтать о возможности некоторого уединения, но никогда не хотела возвращаться в предательские прохладные объятья давнего врага.
Ведь я слишком хорошо знаю этого дьявола. Он всегда приходит тихо, но эхо его присутствия разрывает на части.
Вот только...никто у меня не спрашивал, чего я хочу. И вот мы снова здесь.
Мое неумение отдыхать прорастает корнями из жерла амбиций, и я давно привыкла к тому, что должна оправдывать для себя часы покоя. В последнее время с этим, конечно, проще, ведь иногда физическая и эмоциональная усталость изматывают настолько, что места для оправданий не остается и совесть с меня не спрашивает. Но если только в моих буднях появляются свободные часы, которые мне не с чем или не с кем разделить, шестеренки пространства начинают стремительно ржаветь и сужаются для меня в одной точке: в том, что от одиночества, которое дышит мне в спину своим тяжелым хрипом, никуда не скрыться.
Я больше не воспринимаю это место как свой дом. Мне не хочется украшать его к праздникам и делать лучше. Я устала от этих стен, в которых я сплю и ем, и мне в них холодно и некомфортно. Если я не выхожу за порог, все, что окружает мой быт с утра до ночи - это бесконечное молчание. Иногда я говорю с собой, но это не помогает. Говорю с Циссой и, видит небо, если бы не она, я, наверное, полезла бы уже на эти чертовы обшарпанные стены и свисала бы с потолка как в избитых ужастиках. У меня снова есть время, чтобы изменить свою жизнь, но нет на это средств, и я смотрю в глаза тупика, в котором снова оказалась. Как же я здесь оказалась, черт возьми? Или лучше будет спросить: что же мне с ним делать?
Одиночество в душе действительно страшнее одиночества снаружи. Если у тебя нет парня, в конце концов, при должных усилиях и желании его всегда можно найти. Можно найти друзей и компанию, единомышленников в увлечении, это не так уж и сложно, господи. Одиночество "снаружи" - это обстоятельство, которое может измениться волей случая, оно приходит и уходит, и люди могут его изменить, не прилагая каких-то фантастических усилий.
Одиночество внутри носит же совсем другой характер. Это пустота, из которой очень трудно найти выход. Это тишина, медленно съедающая тебя атом за атомом, это гул бессвязных голосов, который ты всегда слышишь фоном, это тот самый фрагмент мозаики, который ты давно потерял в детстве под кроватью и отчаялся найти. Одиночество внутри - это страшно. Его люди могут изменить только ценой титанического труда, на который с годами остается все меньше сил, и только сами. У них может быть семья, любимый человек и верные друзья. Может быть даже квартира, карьера и все блага. Может быть что угодно, но ничего не заменит тот крохотный паззл себя, который ты потерял. Или его вовсе никогда там не было. Никто не сможет помочь, спасти и исправить. Это замкнутый круг, выход из которого для каждого свой и ты не будешь о нем знать до последнего.
Иногда люди выбирают неправильный выход и проигрывают эту жизнь.
Иногда люди не выбирают ничего и симулируют нормальность до конца своих дней.
Я всегда выбирала бороться, но эта война меня истощила. Я устала жить одна в этом бесконечном молчании одинаковых стен. Мне хочется начать, но я не знаю, с чего начать. Мне хочется делать важные, нужные вещи, но я не знаю, с какой стороны к ним подойти, и что именно нужно сделать первым. Я не знаю, во что и кому мне верить, потому что я путаюсь в событиях и реальностях и то, что кажется мне правдой, на следующий день рассыпается прахом неосторожных или намеренных слов. Я снова нахожу себя в лимбе, в который не помню, когда вошла, но я неосознанно прячусь в нем, чтобы не выбирать ничего и не знать ничего, что может определить мой выбор, потому что мне страшно навсегда остаться здесь и так же страшно выйти за порог. Я как будто снова не знаю, кто я, и что со мной происходит, потому что каждый день похож на предыдущий и я не вижу этому пути ни конца, ни края. Я хочу выбрать и поверить, но стоит мне только выбрать, как меня заставляют сомневаться, поэтому я боюсь верить еще сильнее.
Помню, как в Минске мне становилось наиболее одиноко в мою самую любимую декабрьскую пору. Я ездила в торговые центры, чтобы любоваться предновогодней мишурой, которую никогда не могла себе позволить. Представляла, как когда-нибудь у меня обязательно будет дом, который я буду украшать до безумия фонариками, омелаями и свечами, как буду зажигать огни в окнах, чтобы случайным прохожим не было так одиноко. Я мечтала об этом, с грустью и надеждой завороженно глядя на совершенно посредственные предметы декора, но тогда они казались мне настоящей роскошью. Я могла часами простаивать перед витринами бутиков, разглядывая атрибуты новогодних праздников, выбирая для себя то, что не могла купить. Прошли годы, я все еще не могу купить того, чего мне хотелось бы, если бы я хотела украсить дом.
Вот только, у меня и дома то здесь нет. Есть место, в котором я ем и сплю, кормлю кошку и куда возвращаюсь с тренировок. Мой дом остался в Бресте, с видом на самый волшебный, самый обыкновенный двор. Там все мои коробки с новогодними хрустальными игрушками и теми, что остались еще с маминого советского детства, там запах домашней еды и большой телевизор, на котором крутят "Реальную любовь". Все это осталось давно в прошлом, а в настоящем у меня все еще нет дома, который бы хотелось украсить, и окна в нем, которое я хотела бы зажечь.
Вы правильно поняли: я не столько про дом как про объект.