Беларуская принцесса (не только) соула. Валерия KOOB Деле о джазе, расизме на родине и том, как сохранить беларускость в эмиграции
Соул и джаз – музыка, которая совсем не ассоциируется с беларусами. Однако это не значит, что беларусов в этом жанре нет.
Валерия Деле – музыкантка из Минска, экс-участница группы Dee Tree и основательница группы KOOB, стояла у истоков появления соул-сцены в Беларуси и прошла через огонь, воду, лейбл и беларускую эстраду, дабы найти свой звук.
Мы пообщались с Лерой о ее творчестве, опыте работы на известном лейбле, переезде в Берлин и о том, почему беларусам не заходит джаз. Касательно последнего, Лера считает, что дело в недостатке витамина D и общей приподнятости духа. А вот об остальном узнаете в материале.
К: Когда-то журналисты прозвали тебя «беларуской принцессой соула». Судя по упоминаниям тебя в медиа, это имя плотно за тобой закрепилось. Откликается ли оно тебе? Быть может, льстит? Какие эмоции вызывает?
Л: Ой, я даже помню, как оно возникло. Когда-то на какой-то кухне мой тогдашний приятель Александр сказал: «Лера, да ты ж принцесса беларуского соула!» А я подумала: «Хм, а звучит-то неплохо!» Когда-то я упомянула эту фразу в интервью, и пошло-поехало.
Но прикол в том, что я, как принцесса, нахожусь сейчас в таком возрасте, когда начинаю отходить от основных постулатов нашего королевства. Я давно уже не занимаюсь только соулом и не собираюсь возвращаться в явные жанровые рамки. Поэтому прозвище пускай будет, но принцессы разные бывают. *смеется*
К: А как произошло твое знакомство с жанром соул?
Это был год 2016-2017 – Минский ренессанс, как я его называю. В тот момент существовала группа BYSoulFam – джем-коллектив, который собирался раз в неделю в тогдашнем баре «Ў» поджемить (прим. ред. импровизировать музыку). Группа играла грув-джем – он-то меня и зацепил. Еще задолго до этого я искала свое звучание в музыке, но понимала, что как-то сложно идет. И вот я пришла на этот джем и случился мэтч.
Я стала ходить на такие тусовки чаще и в итоге познакомилась с музыкантами, которые показали мне музыку, которая их вдохновляла. И вот мне, с детства слушавшей в основном попсу с радио, открывают мир музыки Gil Scott-Heron, Aretha Franklin и других отцов и матерей соула. Эти открытия сильно на меня повлияли: я еще несколько лет после этого постоянно слушала соул-исполнителей разных. И до сих пор я люблю и уважаю эту музыку.
К: Какая она – Лера Деле в жизни? Насколько твой музыкальный образ сходится с реальным?
Л: Отличный вопрос. По-моему, моя версия на сцене очень похожа на ту, что в жизни, только более ... hyped. Я очень ценю ощущение жизненной энергии в музыке, записанной и в лайве. Как показывает опыт, в моей музыке больше всего ее тогда, когда я делаю именно то, что хочу: говорю, что хочу, начинаю песню так, как хочу, и так далее.
«Я очень ценю ощущение жизни в музыке. Больше всего я это ощущаю, когда на сцене делаю именно то, что я хочу: говорю, что хочу, начинаю песню так, как хочу, и тому подобное».
К: А приходилось когда-то делать на сцене то, что не хочешь?
Л: Дааа! О да. Вообще, пою я с шести лет. Меня после прослушивания в школе отправили петь в хор и сольно. И где-то классе в девятом у нас сменился педагог, а с ним и репертуар – мы стали петь военные, советские песни и им подобные. Они были красивые, но я не уверена, что мне хотелось их петь.
К тому же, поскольку никто из моей семьи и друзей не имел отношения к музыке, я довольно долго искала вход в музыкальные круги. И эти попытки приводили меня в удивительные места и ситуации. Например, я успела неделю поработать в караоке-баре бэк-вокалисткой. Незабываемый экспириенс из серии «классно, что было, классно, что прошло!» *смеется*
Другая попытка была связана с беларуской эстрадой. Так я попала на конкурс «Академия Талантов». Название конкурса вдохновило меня на мысль, что там будут учить делать музыку – академия же. Я прошла отбор, попала к продюсеру, а потом к своему искреннему удивлению поняла, что никто меня ничему учить не собирается. Это было обычное ТВ-шоу, где 24 человека сражаются за первое место. Это было непросто психологически, потому что я чувствовала, что не вписываюсь в общий вайб, что есть какие-то критерии оценки, которые считаются абсолютными, а я в глубине души с ними не согласна. По итогу я вылетела из шоу в первом же туре. Ну и хорошо :)
К: Ты видишь для себя жизнь и карьеру в Беларуси в будущем?
Л: Даже когда я играла с группой Dee Tree я понимала, что если я хочу заниматься музыкой, которая мне интересна, мне нужно уезжать. Дело в том, что то, что мне нравится, слушает довольно узкий круг людей. И жить с этого, в принципе, невозможно, не говоря уже про какое-то развитие.
Нас с Dee Tree называли пионерами беларуского соула. Хотя мы, может, и не были прям пионерами, ведь самый трушный беларуский соул – это Песняры. Мы просто были одними из немногих, и это не поле для развития. Когда ты один – ты и так хорош. Нужна конкуренция, нужны люди, которым это интересно, нужны музыканты, которые могут и любят это играть. И сейчас я ясно понимаю, что в Беларуси я бы с удовольствием давала концерты, но жить и творить на постоянной основе точно не смогла бы.
К: Ты упоминала, что у тебя совсем не музыкальная семья. Расскажи о ней, о своих корнях.
Л: Моя семейная история уходит вглубь веков и вширь континентов. Одна ее часть в Миорском районе Витебской области, откуда родом моя мама, а вторая – в Эфиопии, откуда родом мой папа. И эти два корня при крайне небольшой вероятности все-таки сплелись и создали дерево в виде меня.
К: Ты очевидным образом раскрываешь свою беларускость: даешь интервью на беларуском, поешь на нем. А что насчет твоей эфиопской стороны? Изучаешь ли ты культуру Эфиопии, вовлекаешься ли в нее?
Л: У меня есть концепция (а скоро, может быть, и песня), что каждый человек –это, в первую очередь, дух. Во вторую – человеческое тело. А уже в третью и четвертую – пол, раса, национальность, профессия и т.д., в той последовательности, которая кажется более правильной конкретному человеку. Поэтому я чувствую и стараюсь раскрывать свою человечность. А беларускость, как и эфиопскость, – это, скорее, имеющийся набор красок.
Тем не менее, я очень люблю эфиопскую музыку, особенно волну из 2010х, и музыкантов вроде Gigi.
И, конечно, эфиоджаз тоже люблю. Например, его отца-основателя Mulatu Astatke.
К: Ты родилась и росла в Минске. Случались ли у тебя неоднозначные ситуации, связанные с тем, что твоя внешность отличается от внешности большинства?
Л: Конечно. Сейчас, общаясь с другими эмигрантами в Берлине, я понимаю, что большое преимущество того, что я росла именно в Беларуси, в том, что у нас было настолько мизерное количество эмигрантов, что систематический расизм просто не успел сформироваться. С такой точки зрения я не чувствовала, что мне постоянно нужно доказывать кому-то, что я нормальная. Но, конечно, единичные случаи бывали разные. Я встречала людей с диким фетишем на подобную внешность, еще было миллион случаев, когда мне приписывали самые разные национальности в зависимости от кругозора и опыта «этнографов».
Была забавная история в одной из библиотек Минска. Я стояла в очереди, передо мной стоял парень. Он постоянно бросал на меня заинтересованные взгляды, потом не удержался, повернулся и такой: «Таджикистан?!»
Какой-то явной жести мне удалось избежать, но периодически по полю моего происхождения проходились довольно мерзкие ноги.
«Я всегда была готова вступиться за своих коллег-эмигрантов или их детей»
Мама рассказывала, что в 90х ситуация с эмигрантами была тяжелее. Они с отцом разного наслушались в начале их отношений. В нулевых стало получше. Я до сих пор помню, как ехала в метро в Минске с каким-то чернокожим парнем, на которого с удивлением смотрел весь вагон, и была в полной готовности начать за него заступаться в случае чего. Параллельно держала зрительный контакт плана «Йоу, чувак, я с тобой!» А вот уже году в 2014 стало вообще по-чиллу, ну либо у меня круг общения сменился.
Другая сторона этой истории в том, что почти все мои родственники жили и живут в деревнях Витебской области. Я каждое лето приезжала к ним гостить, и, казалось бы, в деревне должны были меня зачмырить так нормально. Но нет, у меня там никогда не было каких-то проблем именно с расизмом. Даже наоборот, в деревне был, очевидно, какой-то свой стандарт красоты, главными элементами которого были черные брови и волосы, так что атмосфера была, ммм, воодушевляющая.
К: В течение диалога мы уже несколько раз упоминали группу Dee Tree. Что сейчас происходит с группой? Поддерживаете ли вы связь с ее участниками?
Л: Все очень просто – произошел радикальный разъезд. Я уехала в Берлин, Юра-барабанщик тоже в Берлине, Филипп-басист и Костя уехали в Польшу, а Женя, вроде бы, в Грузии. Он дольше всех оставался в Беларуси, поэтому мне сложно говорить наверняка.
Мало того, что произошел разъезд. Юра, как уехал в Берлин, так и поглотила его там электронная музыка и рейв-культура. И, насколько я знаю, на барабанах он больше не играет.
Л: Нет, не так сильно. Я все равно больше люблю живую музыку.
Возвращаясь к вопросу, у нас с Dee Tree осталось феерическое количество виниловых пластинок. Мы с группой когда-то записали наш первый альбом на виниле, но срок их производства растянулся аж на два года. И вот ровно, когда мы разъехались, они были готовы. Концертов – ноль, новых материалов – ноль, зато куча пластинок. Так что эти 200 пластинок, которые лежат где-то в Польше, нас довольно-таки связывают и, кстати, доступны для покупки, дорогие читатели.
Конечно, мы общаемся с ребятами, но больше как друзья, потому что в музыкальном плане я чувствую, что ушла уже очень далеко. Даже если бы вдруг мы решили собраться составом 2017 года и отыграть памятный концерт, мне бы все равно хотелось большего.
Л: Большего – это больше свободы во время исполнения. В моем понимании есть два вида перформанса: есть перформанс продукта, когда вы презентуете какой-то популярный трек на радость аудитории; а есть перформанс процесса, когда люди еще не знают, что вы там будете исполнять и что вообще произойдет, но они вам доверяют. И так каждый раз ваша музыка звучит по-новому.
С KOOB я стараюсь совместить эти два типа перформанса. Мы играем не только какой-то фиксированный сет, но и импровизируем. Это определенно дает свободу во взаимодействии с публикой, переходе между композициями. И вот чем больше я развиваюсь с KOOB, тем сложнее мне отыгрывать традиционные концерты.
К: Давай поговорим про проект KOOB. Стоит ли за этим прозвищем какой-то смысл?
Л: KOOB расшифровывается как Kommander of Orbital Bullshit (да, kommander через «K»). Основано оно на том, что я чувствую себя именно этим человеком, который находится на космическом корабле и пронизывает межгалактическое пространство иногда со скоростью света, а иногда очень медленно. Параллельно нежно сталкиваясь с разными кометами, галактическим мусором и другими капитанами.
К: В проекте помимо тебя есть еще и другие талантливые музыканты. Расскажи о них. Как собралась ваша группа?
K: Своих коллег я нашла в своем джазовом институте (Jazz Institut Berlin). Это очень молодые и крутые музыканты. На барабанах у нас немец Lenny Rehm, с которым мы когда-то вместе жили, швед Seth Sjöström на басу и с недавнего времени девушка Wolle Huber на клавишах. Поскольку у них есть джазовый бэкграунд, они не боятся импровизировать, и это дает музыке много свободы.
К: В каком-то из интервью ты отмечала, что альбом «That Tree» – буквально отражение твоего состояния и мыслей на тот момент. Более того, его оценили наградами европейские джазовые критики. Что ты вкладывала в этот релиз и какие были ожидания?
Л: Этот релиз – мое Древо Познания. Потому что впервые я сделала музыку, в которой не ориентировалась на жанр, а именно чувствовала, что я на правильном пути. Поэтому он и называется «That Tree». К тому же, это аллюзия на Dee Tree, ведь песни из альбома – это наши с ними песни, которые так и не увидели свет во время существования группы. Этот релиз для меня очень-очень важен. Мы брали с ним награды в музыкальных конкурсах, а также сыграли с ним много классных концертов в Германии и Австрии, Польше, Италии и странах Балтии.
Насчет ожиданий от релиза я все еще в раздумьях. С этого альбома началась наша гастрольная история в Германии, и из-за него же мы отыграли уже в девяти странах. Так что в каком-то смысле, личном и публичном, это совершенно точно был успешный релиз. С другой стороны, так как я релизила его сама, сфера распространения информации об альбоме ограничивается моим кругом общения и людьми, до которых я сама смогла достучаться. Но энергия у меня не бесконечная, соответственно в плане широты распространения альбом не самый успешный.
К: А задумывалась ли ты над тем, чтобы сотрудничать с лейблом?
Л: Я буду сотрудничать с лейблом только если условия сотрудничества будут иметь смысл.
У нас с Dee Tree уже был опыт взаимодействия с лейблом, и он был, скорее, невдохновляющим. В итоге все свелось лишь к тому, что нас зарелизили на всех площадках и один раз пригласили выступить на церемонии открытия лейбла. Все расходы на сведение, мастеринг, стиль, даже за проезд на тот самый концерт были на нас, как и усилия по распространению музыки и организации концертов.
Плюс еще деталь, что когда мы расстались с лейблом, все наши треки пропали с площадок, а с ними и прослушивания, плейлисты и т.д. В итоге, я поняла (и от души советую остальным музыкантам), что буду впредь смотреть не насколько крут лейбл, а на то, что конкретно они делают для музыканта.
К: А тяжело ли тебе сохранять беларускость, живя в Германии?
Л: Нет, даже наоборот. Как я уже говорила, я всегда чувствовала, что мне нужно уехать. Не только с музыкальной точки зрения, но даже ментально я порой чувствовала себя неким «пришельцем» в Беларуси. Я даже не могу объяснить, в чем конкретно. И вот я попала в Берлин. Тут люди решили уже множество вопросов, с которыми беларуская ментальность только начинает сталкиваться. И это было офигенно! Типа, вау, мне как женщине пожимают руку, а не лезут обниматься в знак приветствия! В Беларуси я часто ощущала то, что человек при общении со мной только на 60% видит меня реальную, а на остальные 40% приходятся его личные установки о женщинах. И это очень бесило. А в Берлине такой проблемы нет.
А потом, года через полтора, мне резко начинает нравится Польша, на которую мне раньше в целом было все равно. Плюс, мне стало очень нравиться общаться с восточными европейцами. И тут я как поняла! На меня накатила ностальгия по Беларуси. Я по-новому ощутила, что в беларусах и людях из Восточной Европы есть множество уникальных положительных сторон. Я принимала их как должное долгое время, а сейчас я их очень остро прочувствовала.
Здесь моя беларускость процветает: я участвую в беларуских инициативах, типа фестиваля «Тутака» на Подляшьи, читаю современную беларускую литературу, стремлюсь к тому, чтобы мой беларуский звучал все натуральнее. И мне это очень нравится.
К: А как считаешь, как людям не потерять беларускость в эмиграции?
Л: Я считаю, что если человек говорит, что он из Беларуси с достоинством и гордостью – это первый шаг к сохранению беларускости. Не надо вот этого извинительного тона с подтекстом «Я человек из страны третьего мира, спасибо, что взяли меня в Европу!»
«Фраза «Я из Беларуси« должна звучать с любовью, а не с чувством вины. Люди теряют свои корни только тогда, когда хотят их потерять»
К: Ты вскользь упомянула про Подляшье. У тебя в инстаграм мы нашли пост о коллаборации с подляшско-колумбийским музыкантом Sw@da. А так как мы совсем недавно брали интервью у его коллежанки Niczos, мы не могли не заинтересоваться статусом этой коллаборации. Расскажи, удалось ли вам поработать вместе?
Л: Я встретилась с Виктором и офигела – вайб от него просто нереальный. Нас пригласил Паша, основатель «Тутака», написать музыку, вдохновленную Подляшскими красотами. Мы уже написали небольшой EP, и как раз в конце мая я собираюсь ехать в Белосток финализировать этот материал. Поэтому, надеюсь, летом можно ждать релиз!
У Виктора, как уже видно по проекту с Niczos, очень такой groovy-вайб. Он очень классный продюсер, а я привношу в эту коллаборацию свои странные приколы.
К: Есть ли у тебя «нормальная работа» помимо музыки?
Л: Музыка и есть моя работа. В основном, это гастроли и записи для других людей. Точно не прослушивания на Spotify :)
А еще, я недавно впервые написала музыку для фильма! До его выхода не могу сказать, какого, но я прям в восторге! Надеюсь, в будущем будет больше таких возможностей. Я написала песню, которую мы с Волле, клавишницей KOOB, записали в студии.
К: А кого из беларусов/к ты сама слушаешь?
Л: Мне нравится Nevika. Ее музыка для меня как что-то из детства, такой прикольный поп. Эта музыка просто просится на радио. Надеюсь, однажды все получится. Также мне нравится Iva Sativa, особенно последний клип с Комаровки – вообще класс. Ну и конечно, дуо Sw@da & Niczos тоже в моем сердце.
Если говорить о потенциальном сотрудничестве, я бы поработала с беларускими визуальными артистами, нежели именно музыкантами. Мне было бы интересно поработать с Каролиной Поляковой, Доктором Оу и многими другими. Только я еще не очень понимаю, над чем именно.
«Я вижу, насколько меняется музыка, когда к ней есть картинка, и как она может принять совершенно другой характер благодаря ней».
Бонус для тех, кто дошел до конца:
Книжные рекомендации из современной беларуской литературы от KOOB:
- Наталка Бабіна «Рыбін Горад». Дзеяньне раману Наталкі Бабінай адбываецца ў часе прэзыдэнцкіх выбараў 2006 году. Але твор ня толькі палітычны — ён лучыць у сабе рысы прыгодніцкага, дэтэктыўнага, жаночага і сацыяльнага раману. А яшчэ гэта раман пра Берасьце — якое было, якое ёсьць і якое будзе.
- Алена Брава «Садомская яблыня». Тэлевядоўца Інга Куродым вядзе свой прыватны рэпартаж, поўны горкага сарказму, з эпіцэнтра «звычайнай надзвычайнай сітуацыі», дзе жанчыны — «зручныя чалавекаадзінкі штатнага раскладу». Грамадства гатовае бачыць у жанчыне найперш маці, потым — працаўніцу, істоту «прыгожую, пяшчотную і крышачку ранімую». З юнацтва Інга Куродым гуляла па чужых правілах, але больш не можа даць рады свайму задушанаму гневу.
