ИСКУССТВО В НАШЕ ВРЕМЯ, перевод эссе Йоргоса Сефериса (1945)
Прежде вопрос звучал: как поступать интеллектуалу перед лицом религиозного фанатизма, развязанного политическими ортодоксами нашего времени? Отвечавшие на этот вопрос до сих пор, я полагаю, могут быть разделены на две обширные категории: (а) те, кто предпочли посвятить себя работе, с верой, осознанной или нет, что их труды предоставят лучший ответ, чем они могли бы дать сами (некоторые из таких людей были приговорены к смерти оппонирующими им фанатиками); и (б) те, кто выбрали - и я имею в виду исключительно как художники, а не как политические существа - тот или иной из уже существующих лагерей общественной борьбы; политические обязательства находятся вне контекста данного обсуждения. Лучшие представители последней группы, на мой взгляд, сделали свой выбор с полным осознанием этого поступка. То есть они сказали себе предельно ясно: «Сегодня мы на войне, и все должно быть подчинено приказам нашего главнокомандующего. Завтра, когда война кончится, у нас будет время для искусства». Должен сказать, в рамках такой концепции, я безусловно уважаю этих людей, поскольку мне интересны лишь те обсуждения, участники которых не пытаются мутить воду демагогическими искривлениями.
И в сущности нелогично ставить вопрос о том, следует или нет искусству быть независимым. Независимость в искусстве это аксиома. Все, что мы можем спросить, в условиях измученной эпохи, в которой мы живем, это вправе или нет художник решить, что искусство является второстепенным явлением и может, следовательно, создаваться в зависимости от критериев и успешности той или иной политической перспективы. Видите ли, в искусстве, как и в любой другой искренней человеческой деятельности, невозможно быть слугой двух господ, или, цитируя Одена, который, тем не менее служил недолго на Гражданской войне в Испании*:
Искусство не жизнь, и не может быть
Когда художник выбирает посвятить свою службу политической цели, мне сказать нечего. Тем же, однако, кто выбрал искусство, я бы добавил ещё несколько слов.
Говоря об искусстве, я никоим образом не подписываюсь под старинной теорией «Искусство ради искусства». Эта доктрина, довольно бесполезная для всех нас сегодня, в своей итоговой версии стала подразумевать создание пустых безделиц неполноценным человеком в стерильных условиях. Я же имею в виду исключительно интеллектуальный порядок, созданный хорошими произведениями искусства, прошлого и настоящего, теми произведениями, что формируют законы и способны учить. Если мы исследуем выводы, которые можно сделать из этих произведений, то обнаружим, что они крайне далеки от того, чтобы быть чужеродными тяготам и устремлениям своего времени. «Великий художник», как было сказано, «не принадлежит своей эпохе, он и есть его эпоха». И в сущности жизнь поэта - со всем нагромождением впечатлений, эмоций, реакций, составляющих ткань его творчества - является также частью человечества, окутывающего поэта его личными обидами, болями, величием и унижениями. Чем более художник «верен себе» - и здесь я подразумеваю не столько его поверхностное сознание, сколько то знание, что уходит на такую глубину, где достигает вещей, наименее известных человеческому опыту - тем полнее он будет утверждать свою эпоху в своих произведениях. Связь между художником и его эпохой не интеллектуального свойства, это даже не сентиментальная привязанность, способная сблизить двух людей на политической демонстрации. Больше похоже на пуповину, соединяющую мать и ребенка, чисто биологическое соединение. «Мы новобранцы в наше время»**, - сказал поэт, которого я цитировал ранее. Как может быть иначе? Мы все питаемся из одного пайка. Это и служит объяснением, почему мы считаем, что настоящий поэт, каких бы максимально нелогичных и несвоевременных политических верований он ни придерживался (по моему скромному мнению, политическая поэзия, наравне с политической прозой, это одно из самых омерзительных явлений на земле), может создать произведение, которое, помимо основных достоинств, станет куда лучшим проводником для человеческой мысли, даже в вопросах политики, чем сколько угодно публичных ораторов.
Но для того, чтобы творить, художнику должна быть предоставлена свобода. Лично я придерживаюсь, вероятно, не самого распространенного мнения, что одной из целей войны, ведомой с храбростью и ценой многих лишений нашим народом, была именно такого рода свобода - чтобы наше государство было способно избежать впадения в состояние застывшего идиотизма. И если, трудясь таким образом, как свободный человек, поэт умудряется создать некий, так называемый, пропагандистский материал (таким может считаться, например, трагедия Эсхила «Персы»), это не должно быть воспринято как злодейство, но расценено как произведение, которое непременно, неизбежно и в обязательном порядке требует восхищения даже со стороны противников автора.
Подводя итог: придерживаясь этой точки зрения, и с убеждением, насколько я могу судить, в её верности, я вовсе не считаю поэта лишенным ответственности существом, бесконечно теряющим равновесие из-за каждого порыва своих воображения и эксцентричности. Как раз напротив, я верю, что хороший художник является одним из наиболее наделенных ответственностью существ на земле. Он несет бремя ответственности борьбы между жизнью и смертью. Из человеческой жизни в таких условиях, с их безумием и затишьями, какие элементы он законсервирует? Что ему надлежит сохранить, а от чего отвернуться, из всего этого человеческого вещества, которое ужасающе живо, которое преследует его даже во сне? «Ответственность возникает во сне».
*Ради справедливости по отношению к господину Одену, пожалуй, следует отметить его недавнее заявление о том, что стихотворения, написанные им о Гражданской войне в Испании, на данный момент кажутся их автору «мусором». - комментарий автора, 1966 год.
Войну, которая мы есть; и может не умрем
Быть можно патриотами Сегодня?
(Письмо Элизабет Мэйер/Письмо в Новый Год) - переводы фрагментов из стихотворения У. Х. Одена мои.