Роли ролки

Существа заражённых
I. Искажённые души
Аякакаси («Иллюзорные Тени»)
— Рождённые из страха и вины, эти полупрозрачные призраки парят в тумане, как живые миражы. Они отражают ваши движения с опозданием в шаг, искажая их до неузнаваемости. Воздух вокруг них дрожит, делая реальность зыбкой, а ваша собственная тень на стене вдруг начинает жить своей жизнью. Они не нападают — они шепчут чужими голосами, заставляя сомневаться в каждом воспоминании.
Канашибари («Оковы Сна»)
— Не существо, а явление, редкий и страшный исход долгого сопротивления заражению. Тело жертвы замирает на грани сна и яви, парализованное невидимыми оковами. Глаза открыты и полы ужаса, но пошевелиться невозможно. Те, кому удалось вырваться, рассказывают о леденящем душу шёпоте и осязаемом чувстве холодных пальцев, сжимающих горло. Это душа, которую не отпустили, обречённая быть вечным пленником собственного кошмара.

II. Перерождённая плоть
Ханакари («Те, кто цветут изнутри»)
— Последняя ступень перед тем, как человек станет частью сада. Они ещё дышат, ещё помнят отблески прошлого, но каждое воспоминание — это боль. Из их ран прорастают стебли, а в груди, вытесняя сердце, пульсирует бутон. Их прикосновение заражает, а выдыхаемая пыльца ищет новую почву для укоренения.
Хокси («Споровые Сущности»)
— Плоть и туман, сплетённые воедино самой чумой. Лепестки на их телах шевелятся в такт незримому ветру, а в глазах светится зелёный росток — семя ужаса, жаждущее прорасти в каждом, кто встретится на пути. Они не убивают, а сеют, оставляя за собой дорожку из тел, которые вскоре тоже расцветут.
Ара-абарэ («Неистовствующий Цветок»)
— Конечная стадия заражения, где тело и растение становятся неразличимы. Алые паутинные лилии оплели скелет, проросли сквозь глазницы и кожу. Существо движется порывами, как опьянённое бурей растение, а с его лепестков осыпается пыльца, вызывающая приступы слепой ярости. Там, где оно проходит, стены трескаются, и земля навсегда покрывается ядовитым цветником.

III. Творения культа
Касимаси («Шитые Стражи»)
— Когда-то фанатики, чьи тела стали материалом для эксперимента «F». Теперь это идеальные часовые, чью плоть сшили в единый монолит. Они движутся с пугающей, марионеточной точностью, а их швы похожи на границы между жизнью и смертью. Иногда из-под этих швов, из пустых глазниц, доносится приглушённый детский плач — будто эхо того, кем они были до того, как их зашили.
Кицумори («Цветочные Лисы»)
— Бывшие жрецы культа, с которыми их лисьи маски срослись навсегда. Их мех побелел, а движения стали неестественно плавными, как в замедленном ритуале. Они не нападают — они танцуют перед жертвой, завлекая в смертельную ловушку, и в кульминации этого танца «расцветают», замирая в изящной позе и выпуская в мир облако спор. Их застывшая улыбка — последнее, что видят их жертвы.
Ои-омои («Тяжёлые Куклы»)
— Грубые подобия людей, собранные из обломков и вселённых в них душ, что не смогли уйти. Их движения неуклюжи, но каждый удар обладает силой оползня. Их крик — это не звук, а хор забытых голосов, сливающихся в одну отчаянную мольбу. Они не ищут врагов; они ищут своих давно мёртвых хозяев, чтобы хоть кто-то снова их приручил.

IV. Древние стражи
Кицуне («Хранители Храма»)
— Древние духи-лисы, охранявшие святилище задолго до появления чумы. Их маски — не аксессуар, а часть лица, знак союза с божественным. В спокойствии они — лишь отблеск света на белом меху, часть тишины храма. Но когда святыня осквернена, они превращаются в вихрь из лезвий-когтей и священного пламени, не оставляющий от незваных гостей ничего, кроме пепла.

V. Отвергнутая воля
Проклятые Плоти
— Когда душа, исчерпав силы для борьбы с заражением, отказывается и от самой себя, рождается они. Плоть вздувается от внутреннего жара, кожа лопается, обнажая рогатые наросты. Они называют себя «освобождёнными», ибо боль для них больше не существует. Это — гнев, обретший форму. Их появление предваряет звон разбитого колокола и запах палёной плоти. В их глазах горит алая искра — последний след искажённой человеческой воли, обращённой на уничтожение всего, включая самих богов.