Сюжеь
Хроники Эбисугаоки: Город, что пожрал собственное сердце
Всё началось не с тумана и не с чумы. Всё началось с тишины. Сейчас на дворе 1908 год, но город словно застыл в прошлой эпохе, в тот момент когда ветер перестал шевелить листья вековых кедров, а река Эбисугаока отступила в свои глиняные берега, обнажив камни, похожие на кости великана. Воздух застыл, густой и тяжёлый, пропитанный запахом гниющих плодов и чего-то ещё — чего-то металлического и древнего, что не должно было существовать в мире паровых машин и газетных сводок. Здесь застыло время.
С маршрутов исчез город давно. Не физически — нет, его крыши всё ещё виднеются из-за холма, но его словно вычеркнули из памяти. Тех, кому удавалось бежать, встречают в соседних префектурах молчаливыми взглядами и плотно притворёнными дверями. Говорят, что с ними приходит дурной сон, что от них пахнет влажной землёй и пауками. Город кошмаров, — шепчутся люди, — где кровавые цветы озаряют тропы, а густой туман рвёт плоть.
Чтобы понять нынешнюю язву, нужно вскрыть старый шрам. В начале эпохи Эдо земля вокруг будущего города тоже умерла. Трещины на полях походили на расколотые уста, молящие о воде. Но боги молчали. И в этой тишине пробудилось нечто иное — тень, рождённая от тела самого Цукуёми, бога луны и хаоса. Хакай-Ками, Дух Разрушения, наделенный божьим гневом и божественной силой. Он не приходил с мечом и огнём; он стелился по земле, как болезнь, заражая саму надежду, желая не просто убить, а стереть это место в пыль.
Отчаяние людей родило новую жестокость. Сначала — дары. Потом — скот. Затем настал черёд человека. Выбор пал на юную служительницу храма, Ханако. Её кровь впитала жаждущая сакура, окрасив свои лепестки в цвет ржавчины, а саму девушку заживо замуровали в стенах святилища, навеки приковав её душу к камням. Жестокость была принята мирозданием как плата. Хлынул дождь. Земля ожила. А люди, стараясь заглушить вину, объявили Ханако богиней — Ханако-ками, усмирительницей зла, покровительницей урожая. Они создали удобную легенду, похоронив правду под слоем утешительных ритуалов.
Двести лет спустя осень вновь принесла засуху. Но на этот раз с ней пришёл и туман — неестественный, плотный, ядовитый. Первыми пали дети. Их кожа становилась прозрачной, как лепесток, глаза заволакивались молочной пеленой, словно они видели иной, ужасный мир, лежащий поверх нашего.
И из этого тумана, как грибы после дождя, появились они — Хранители Воли Ханако-ками. Закутанные в робы и с амулетами и скрывающие лица под лисьими масками, они проповедовали возвращение к «истинной» вере. Сначала их игнорировали. Но страх — лучшая почва для фанатизма. Скромные подношения у храма сменились массовыми молениями. Ритуалы, пусть и дававшие призрачное облегчение, стали законом. Эбисугаока медленно погружалась в гипнотический транс коллективного безумия, где культ стал единственной властью.
Именно в этот час в город ступила новая сила — наука. Учёный из Киото, человек, одержимый идеей победы над смертью, обнаружил у подножия холма удивительную флору. Паучьи лилии, не знавшие увядания, стали для него ключом к величайшему открытию.
Его снадобья работали. Они отступали болезнь, но взамен дарили кошмар: кожу, покрытую лепестковыми пятнами, и навязчивый зов, доносящийся с холма. Учёный, ослеплённый целью, не видел в этом угрозы, лишь побочный эффект. Хранители же узрели в нём пророка. Науку и религию сковал недолгий, порочный союз. Лаборатория учёного и алтарь храма стали зеркальными отражениями друг друга.
Великий прорыв случился, когда учёный, проявив безумную отвагу, заразил себя и создал истинный эликсир. Формула была проста, как всё гениальное: семена, кровь страждущего и священная вода. Но он не знал, что ключевым ингредиентом была не вода, а намерение — чистота цели, которую нельзя подделать.
Нетерпение Хранителей всё погубило. Украв неготовый эликсир, они начали своё «исцеление». Результат был чудовищным. Люди не выздоравливали — они расцветали. Они превращались в сады из плоти и цветов, разнося заразу ядовитой пыльцей. Чума, которую они хотели остановить, мутировала, слилась с «лекарством» и вырвалась на волю.
В ужасе Хранителям нужен был козёл отпущения. Учёный был изгнан, его имя предано анафеме. Но было поздно. Туман сгустился в непроглядную стену, несущую болезнь и безумие. Началось шествие Чумы Кошмара. Теперь Эбисугаока — это город-призрак, где по улицам бродят цветущие тени, а в тумане шепчутся два божества: одно — замурованное в камне и забытое, другое — освобождённое человеческой глупостью и пьющее её страхи.
Теперь город ждёт. Ждёт конца или искупления. Былое жертвоприношение оказалось бесполезным, ибо оно было продиктовано страхом, а не верой. Наука пала, искажённая фанатизмом. Спасение, если оно ещё возможно, лежит не в повторении старых ошибок, а в чём-то совершенно новом. В ком-то, кто сможет различить в этом хоре кошмаров тихий голос замурованной девы и громкий рёв бога-разрушителя и найти третий путь — путь, который разорвет этот порочный круг, прежде чем Хакай-Ками не поглотил всё, что было им заражено.