Пламя и сталь 2
Комната была затоплена мягким золотистым светом, который ложился на стены длинными, тёплыми полосами, напоминая раннее утро, хотя снаружи давно стемнело. Воздух был пропитан запахом травяных настоев, лечебных масел и чем-то ещё неуловимым, напоминающим о доме. Тишина, наступившая после долгих часов напряжения, казалась почти священной: настолько глубокой и звенящей, что любой звук, даже самый тихий, мог показаться громом.
Мидей стоял рядом с кроватью, и впервые за всё время ты заметила, как напряглись его плечи. Они едва заметно дрожали, но это не было от усталости или от пережитого страха, а от какого-то невероятного, почти нереального чувства, которое сам он ещё не успел осознать.
И когда ты передала ему маленький свёрток, то увидела, как изменилось его лицо. Малышка ещё даже не заплакала толком, а лишь шевельнулась, но и он перехватил её так, будто она была сделана из тончайшего фарфора, а не из плоти. Его сильные, крепкие руки, привычные к тяжести оружия, казались вдруг чужими самому себе: неуклюжими и большими, но в то же время бесконечно осторожными.
Он даже не сразу решился вдохнуть, не сразу осмелился даже посмотреть в лицо ребёнка.
Будто боялся, что от этого крошечного контакта его сердце распахнётся слишком широко и будет больно.
— Она такая… — выдохнул он, но слова не желали складываться во что-то целостное.
Новорожденная чуть повернула голову и открыла золотистые глаза, удивительно похожие на глаза своего отца. Девочка будто уже знала этот мир и впервые нашла в нём что-то знакомое. Она едва заметно пискнула, и из-под пелёнки показалась крохотная ручка. Её пальчики раскрылись и снова сомкнулись, будто ловили воздух.
Мидей замер и медленно опустился на край кровати рядом с тобой, будто мир вокруг стал настолько хрупким, что любые резкие движения могли разрушить его.
Ты улыбнулась, наблюдая за тем, как он пытается удержать в руках собственную новорождённую дочь. Движения были осторожные, почти неловкие, но такие нежные, что сердце сжималось.
— Ты держишь её так… — начала ты, но он взглянул на тебя с таким выражением, словно даже не слышал первых слов.
— Как будто я могу причинить ей боль, если слишком сильно сожму, — закончил он за тебя, и в голосе звучало что-то тихое, искреннее, совершенно несвойственное человеку, привыкшему командовать армиями и встречать опасность лицом к лицу.
Ты усмехнулась, не удержавшись.
— А сына ты так аккуратно не держал, — заметила ты с мягкой улыбкой. — Первое, что ты сделал: поднял его повыше, чтобы посмотреть, сколько у него силы в руках. Я думала, ты ему что-нибудь сломаешь.
Он фыркнул, будто хотел отмахнуться, но взгляд его потеплел, показывая, что он помнит тот день так же ясно, как и ты.
— Он был… По-другому сделан, — буркнул он, отвернув лицо, но это не скрыло от тебя едва заметную улыбку в уголках его губ. — Крепкий. Шумный. Сразу кричал, как будто требовал, чтобы весь мир слушал. Мальчишки такие. Они могут выдержать многое.
Он наклонился ближе к девочке, будто сравнивая её с сыном. Её дыхание было настолько тихим, что приходилось прислушиваться.
— А она… — он на мгновение закрыл глаза, словно искал подходящие слова, и когда открыл… В них было столько света, что казалось, будто он стал другим человеком. — Она кажется мне ещё меньше. И тише. И мягче. Как будто если я сожму руки чуть сильнее, она исчезнет.
— Она не исчезнет, — мягко произнесла ты. — Но только если ты будешь держать её всё время так, будто она стеклянная.
Разумеется, ты поддразнивала, но дразнилась не зло, а скорее с нежностью, с восхищением к тому, как внимательно он обращается с вашей дочерью. Мидей бросил в твою сторону взгляд, полный притворного возмущения.
— Я не держу её как стеклянную, — возразил он. — Я держу её… Правильно.
— Правильно? — переспросила ты, чуть приподняв бровь. — Ты даже дышать на нее боишься.
Лея снова пошевелилась. На этот раз её пальчики задели его ладонь, и он отреагировал так, будто к нему прикоснулось нечто священное. Мидей осторожно поднёс её маленькую ручку ближе, позволив ей ухватиться за его большой палец. И когда она наконец-то слабенько, почти неощутимо, но уверенно сжала его, он на мгновение замер, будто весь мир перестал существовать.
— Лея… — прошептал он, впервые произнося имя так, словно оно имело особую силу. — Лея… Моя маленькая девочка.
Ты никогда раньше не слышала, чтобы он говорил с такой мягкой, почти бархатной интонацией, лишённой привычной уверенности. В его голосе было столько нежности, что казалось: ещё немного, и Мидей просто растворится в этом маленьком создании.
Он наклонился ближе к тебе, с дочерью на руках, и ты увидела, как в его глазах мелькает всё сразу: страх, счастье, растерянность, любовь, ответственность, какая-то почти детская изумлённость.
— Она такая тёплая, — медленно произнёс он, будто проговаривая это для себя, чтобы окончательно поверить. — Как свет. Я… Я даже не думал, что когда-нибудь смогу держать кого-то настолько маленького.
Ты мягко коснулась его плеча ладонью, чувствуя, как напряжение медленно уходит.
— Ты хорошо справляешься, — тихо произнесла ты, с нежностью, которая не уступала даже той, что слышалась в его голосе.
Он на секунду перевёл взгляд на тебя, и в глазах мелькнула благодарность, а затем снова посмотрел на Лею, будто не мог позволить себе отвести взгляд слишком долго.
— Я поклялся защищать вас, — почти неслышно выдохнул он. — Но когда я смотрю на неё… Мне кажется, что ни одна клятва в мире недостаточно сильна.
Лея вдруг издала чуть более громкий писк. Он моментально напрягся, как будто это был боевой сигнал.
— Она просто проснулась, — успокоила ты, сдержав смех. — Ей жарко, или просто хочется, чтобы ты её снова покачал. Она же ребёнок.
Он посмотрел на Лею так, будто пытался понять все тайны Вселенной через выражение её лица.
— Она крошечная, — снова произнёс он. — И хрупкая.
— Ты уже стал мягким как зефир.
— Нет, — возмутился он, но совершенно неубедительно. — Я просто… — он взглянул на Лею и на мгновение лишился слов. — Она… Моя дочь. И всё.
Ты наблюдала, как он осторожно проводит пальцем по её щеке, едва-едва прикасаясь, словно боясь разбудить. В его движениях не было той твёрдости, той резкости, которая всегда была свойственна ему. Напротив, в каждом жесте чувствовалась бесконечная нежность.
— Я буду защищать её, — тихо произнёс он, уже не для тебя и даже не для себя, а скорее для неё, словно обещание, произнесённое на древнем языке. — От всего. От всех. От боли. От страха. От этого жестокого мира.
Ты закрыла глаза, чувствуя, как тепло наполняет твои грудь и сердце.
— Она не стеклянная, — повторила ты мягко. — Но она твоя. И наша. И этого достаточно.
Он слегка покачал Лею на руках и её дыхание стало ровнее, а пальчики, всё ещё держащиеся за его палец, расслабились.
И ты увидела, как он улыбается, но не той привычной уверенной улыбкой, не гордой и не воинской, а мягкой, тихой, почти незаметной, но такой искренней, что она озарила его лицо лучше любого света.
— Добро пожаловать домой, Лея, — прошептал он. — Ты не представляешь, как мы тебя ждали.
Комната была погружена в тёплый, мягкий свет, и, казалось, что сама тишина в комнате стала почти осязаемой, и каждое шорох, каждое дыхание приобретало особую значимость.
Он сидел на краю кровати, держа Лeю на руках, и впервые пытался уложить её спать. Руки, привыкшие к весу мечей, оружия, тяжёлых доспехов, казались странно неуклюжими, когда приходилось держать крошечное тело, которое выглядело ещё более хрупким, чем в момент рождения. Он следил, чтобы её голова лежала ровно, чтобы пелёнки не сковывали движения, и чтобы дыхание оставалось ровным.
— Ты слишком осторожен, — тихо сказала ты, сидя рядом.
Он фыркнул, но взгляд его остался серьёзным, почти тревожным.
— Она слишком маленькая, чтобы не бояться, — пробормотал он. — Я не могу позволить себе хоть на секунду расслабиться.
Ты улыбнулась, наблюдая за ним. Он наклонился к Лее, её крошечная ручка чуть коснулась его груди, словно она пыталась сказать: «Не бойся, я с тобой». И в этот момент его сердце сжалось от нежности. Он медленно качал её на руках, словно подбирая идеальную скорость, чтобы она не проснулась. Каждое движение было осторожным, а прикосновение продуманным.
— Лея… — прошептал он почти шёпотом. — Спи, маленькая. Всё хорошо.
И действительно, казалось, что маленькое чудо понимало его. Лея медленно закрыла глаза, её дыхание стало ровным, а ручка мягко сомкнулась вокруг его пальца. Он едва дышал, боясь нарушить магию момента.
— Ты же видел, как я держала твоего сына в первый раз? — тихо произнесла ты, слегка улыбаясь. — Ты тогда даже не переживал.
Он опустил взгляд на Лeю, её маленькое личико в полусне казалось почти нереальным. Мидей фыркнул, слегка улыбнувшись в ответ:
— Она кажется мне ещё меньше. И хрупче. Я… Я не могу позволить себе ошибку.
Ты тихо засмеялась, тронув его плечо.
— Ну, попробуй ошибиться хотя бы раз, — поддразнила ты. — Я посмотрю.
Он бросил на тебя короткий взгляд, полный притворного возмущения, но твой смех только растопил его внутреннее напряжение.
— Ладно, — пробормотал он, — я прощу твою шутку, но только раз.
Мидей снова сосредоточился на Лее. Он аккуратно уложил её на спину в кроватку, следя, чтобы одеяло не сползло. Мужчина сделал шаг назад, опасаясь, что его присутствие нарушит её сон. Именно в этот момент раздался тихий, едва слышный звук за дверью.
— Папа… — послышался знакомый голос. — Я могу войти?
Он обернулся и увидел старшего сына, который стоял в дверном проёме, слегка робкий, но с интересом и блеском в глазах, разглядывая новорожденную. Мидей кивнул, не отрывая взгляда от Леи.
— Конечно, — мягко и приглашающе произнёс он. — Только тихо. Она спит.
Элиос тихо подошёл ближе, осторожно заглянув в кроватку. Лея дернулась во сне, но не проснулась. Мальчик улыбнулся, и это была такая искренняя и радостная улыбка.
— Она… Такая маленькая, — прошептал он.
Мидей взглянул на тебя, потом на сына вдруг, словно осознал, что слова станут важнее действий, тихо сказал:
— Да. Она маленькая. И её нужно беречь. Я хочу, чтобы вы оба знали, что вы в безопасности. Всегда.
Старший ребёнок подошёл ближе, протянул руку, и Лея в это время слегка пошевелила пальчиками.
— Она что-то чувствует, — чуть удивлённо произнёс Элиос, — будто знает нас.
Мидей улыбнулся, смотря на взаимодействие, и это был момент, когда его привычная строгость и суровость исчезли полностью, оставив только мягкость и любовь.
— Она действительно чувствует, — согласился он. — Она чувствует нас. И мы должны помнить об этом. Всегда.
Ты села рядом и тихо произнесла:
— Конечно, она ведь слышала нас.
Мидей кивнул, не отрывая взгляда от дочери. Её маленькое личико было спокойно, дыхание ровное, и казалось, что весь мир вокруг замер, чтобы не потревожить этот хрупкий покой.
— Мне кажется… — пробормотал он, почти себе под нос — Я не знал, что можно так бояться и так любить одновременно.
— Это потому что она наша дочь, — мягко произнесла ты. — И мы все теперь одна семья.
Мидей ещё раз погладил Лeю по голове, словно боясь, что даже малейшее движение может нарушить этот идеальный момент. Будто прикасаясь к ней, он держал не просто ребёнка, а смысл жизни, обещание, которое ещё даже не было произнесено словами.
— Я буду защищать её, — снова произнёс он, тихо, почти шепотом.
Элиос подошёл ближе, опустился на колени рядом с кроваткой и посмотрел на Лeю с мягкой улыбкой.
— Я тоже буду заботиться о ней, — тихо, но искренне прошептал он.
Мидей посмотрел на сына, потом на Лeю, потом снова на Элиоса и вновь позволил себе улыбнуться без напряжения: улыбка была мягкая, почти детская, но в ней было всё: любовь, защита, принятие, радость.
— Тогда всё будет хорошо, — тихо произнёс он. — Мы вместе.
Ты наблюдала за ними, ощущая тепло, которое разливалось по комнате, мягко обволакивая всё пространство, словно невидимая рука, которая заботится о каждом из вас.
И в этой тишине, наполненной светом, дыханием и тихими, почти неуловимыми звуками, казалось, что весь мир замер, чтобы дать возможность им всем: родителям, детям, почувствовать настоящее чудо: маленькую жизнь, которая уже стала центром вселенной.
Через несколько дней после рождения Леи Мидей вернулся к привычному распорядку. Едва первые лучи света легли на пол, он поднялся, расправил плечи и направился к тренировочному залу. Всё теперь вновь стало, как всегда. Оружие, тишина, тяжесть стального клинка в руке. Если бы не тот момент, когда за ним крался Элиос.
Мальчик шёл так тихо, как только позволяли ему короткие ноги, но для Мидея это было всё равно что топот стада. Он едва открыл дверь в коридор, как остановился, повернув голову чуть в сторону, даже не смотря назад.
— Куда? — голос хлестнул ровно, как удар плоской частью меча.
Элиос вздрогнул, но продолжал стоять позади, сжимая кулачки и пытаясь дышать тише. Он внутри уже приготовился получить выговор, но, когда Мидей развернулся, в его глазах вспыхнула не угроза, а скорее насмешка.
— Куда собрался, маленький лев? — спросил он, приподняв бровь. — Я разве сказал, что ты можешь идти со мной?
Мальчик выпрямился как солдат.
— Я… Я хочу тренироваться! С тобой! — выпалил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Мидей шумно выдохнул, но уголок рта дернулся едва заметной улыбкой.
— Конечно хочешь, — буркнул он. — У тебя постоянно есть желание делать то, что я не разрешал.
Он махнул рукой, даже не дожидаясь ответа. Элиос рванул вперёд так быстро, что чуть не врезался в его спину.
— Только предупреждаю. Если отстанешь хоть на шаг, будешь весь день отрабатывать стойки.
Элиос расправил плечи, а его глаза загорелись.
— Посмотрим, — бросил Мидей, шагая вперёд. — Ты хоть представляешь, сколько отжиманий тебе положено за то, что ты пробрался сюда вместо того, чтобы сидеть в детской?
Мальчик замедлил шаг на долю секунды, но решимость в глазах не погасла.
— Я готов отжиматься! Целый день! Я хочу с тобой!
На секунду Мидей застыл. Он оглянулся, изучая сына так внимательно, как будто смотрел на оружие, которое собирался впервые взять в руки. И тихо, почти неслышно, произнёс:
— Ты точно мой сын. Упрямый до безумия.
Он развернулся и жестом разрешил идти следом, но голос стал жёстче:
— Только попробуй делать всё небрежно и я сразу отправлю тебя обратно.
Элиос энергично кивнул и даже попытался сделать шаг более «по-взрослому», хотя выглядело это скорее, как прыжок маленького козлёнка.
Тренировочный зал встретил их сиянием света из огромных окон: утренний свет ложился на пол широкими полосами. Просторная комната была наполнена тишиной, нарушаемой лишь тяжелым эхом шагов Мидея.
Элиос стоял посреди зала, уставившись на отца так, словно смотрел не просто на человека, а на легенду, ожившую из древних историй. В его глазах блестело восхищение, перемешанное с надеждой: он тоже сможет когда-то так.
Мидей подошёл к стойке с оружием и без спешки вытянул меч. Клинок блеснул, словно в нём зажгли собственный свет.
— Смотри внимательно… — негромко произнёс он, но в тишине зала его голос звучал особенно уверенно.
Он сделал несколько ударов в воздухе: плавных, текучих, почти нечеловеческих. Будто металл не столько резал воздух, сколько скользил по невидимым линиям, давно знакомым его руке. Ступни двигались легко, уверенно так, как двигается тот, кто сражался столько раз, что бой стал его дыханием.
Элиос смотрел, не мигая. Казалось, если он моргнёт, то обязательно пропустит что-то важное.
— Теперь твоя очередь, — произнёс Мидей, и, даже не повернувшись полностью, бросил ему деревянный меч.
Мальчик поймал его, чуть покачнулся под весом, но быстро выровнялся и крепче сжал рукоять. Он держал меч так осторожно, будто это было сокровище, а не простой тренировочный клинок.
Он попытался повторить стойку отца: колени согнул, но неровно, руки дрожали, голова ушла вперёд как у испуганного птенца.
Мидей подошёл ближе, прищурился и фыркнул. Одним пальцем толкнул сына в плечо и тот пошатнулся, почти потеряв равновесие.
— Слишком высоко стоишь. Ноги расслабь.
Он развернул его корпус, поправил локоть, чуть развернул кисть. Снова постучал пальцем по затылку.
— И голову не задирай. Ты не павлин.
Элиос изо всех сил пытался сохранить серьёзное выражение, но уголки его губ всё равно дрогнули.
— Вот так, — пробормотал Мидей. — Уже хотя бы похоже на боевую стойку, а не на испуганного зайца.
— Я не заяц… — тихо и обиженно возразил мальчик.
— Докажи, — спокойно ответил Мидей. — Атакуй меня.
Элиос застыл, сердце ухнуло в груди так громко, будто его могли услышать даже стены, но глаза зажглись от смеси страха и восторга.
Он с криком рванул вперёд, замахнувшись деревянным мечом, вложив в удар всю силу, на которую был способен. Мидей даже не изменил выражения лица: парировал одним ленивым движением, сбив сына с ног, будто отмахнулся от назойливого комара.
— Слабо, — заметил он. — Ещё раз.
Элиос ударил снова и снова оказался на полу, потом поднялся и вновь бросился вперёд. Однако в следующий момент Мидей легчайшим движением поддел ему ногу и мальчик с удивлённым «Уф!» вновь сел на пол.
— Следи за ногами, маленький лев, — произнёс он, глядя сверху. — Если их заносит, любой тебя свалит.
Элиос поднялся, сжав зубы настолько, что побелели губы.
— Я почти попал! — выпалил он.
— Почти не считается, — отрезал Мидей, но в его голосе мелькнула тень тепла: гордость, о которой он никогда не признается вслух. — Но лучше, чем я ожидал.
Он шагнул назад и встал в стойку снова.
— Вперёд. Покажи всё, что можешь.
Элиос ударил на этот раз быстрее, чем раньше, Мидей же вновь без труда блокировал. Ещё удар. И снова защита. Однако спустя несколько попыток Мидей отступил. На один едва заметный шаг, но отец отступил от него. Элиос ахнул, едва не пискнув от восторга.
— Почти!! — выдохнул он, сияя.
— Тихо, — рявкнул Мидей. — Не ори, когда дерёшься. Это глупо.
Несколько долгих минут зал наполняли шорох их шагов и удары деревянного меча. Мидей не нападал, только принимал удары, позволяя сыну учиться на собственных ошибках. А Элиос становился всё быстрее, смелее… Пока снова не оказался на полу, уже в семьдесят пятый раз за утро.
Мидей наклонился, взял его за шиворот и лёгким движением поставил на ноги. С такой лёгкостью, будто перед ним был не мальчик, а маленький котёнок.
— Ты сегодня хоть что-то запомнил? Или только болтал? — спросил он с притворной строгостью.
Элиос, покраснел, но светясь от гордости, кивнул:
— Ноги держать крепко… Голову не поднимать… И больше не кричать «Ааааа!» перед ударом…
— Ну хоть что-то. — тихо фыркнул Мидей и щёлкнул его по лбу. Элиос театрально застонал, но тут же рассмеялся. — На сегодня хватит. Умойся.
Мальчик закивал, расправил плечи настолько гордо, будто победил вовсе не тренировочного противника, а настоящего. И уже собирался выбежать из зала, но не успел.
Ты появилась в проёме двери, словно сам свет вступил в комнату следом за тобой. На руках спала Лея и возле ресниц ещё блестели слезинки. Ты подошла ближе и протянула Мидею полотенце.
— Мне кажется… — тихо произнесла ты, так, не желая нарушать покой дочери. — Ты слишком суров с ним.
Мидей резко повернулся к тебе и его глаза мгновенно вспыхнули. Он схватил полотенце слишком резким движением и аккуратно закинул его на плечо.
— Суров? — повторил он, и в голосе прозвучало раздражение. — Мир не станет мягче. Он должен быть готов к худшему, чем пара синяков от отца!
Он говорил резко, будто отбиваясь от тени, которую никто, кроме него, не видел, но вдруг замолк. Его взгляд упал на лицо Леи: такое маленькое, беззащитное. И что-то в нём, как всегда, неохотно, но неизбежно смягчилось. Он медленно выдохнул.
— Хотя, возможно, я действительно давлю слишком сильно, — признал он так тихо, что слова почти растворились в воздухе. Мидей потер переносицу, немного наклонив голову. — Я просто не хочу, чтобы он рос слабым. Этот мир не терпит слабых.
Ты мягко и понимающе улыбнулась. Твой взгляд остановился на нём так, как будто ты видела больше, чем он пытался показать. Мидей посмотрел на Лею ещё раз. И в этот момент его выражение изменилось, будто все стены, которые мужчина строил внутри себя, на секунду треснули.
Он осторожно провёл пальцами по её крошечной ладошке. Она чуть дернулась во сне, сжала его палец и Мидей будто на вдохе застыл.
— И всё же… — пробормотал он, словно говоря не тебе, а самому себе. — Иногда мне кажется, что с тобой… И теперь с ней… Я сам становлюсь мягче.
Он отвёл взгляд, будто хотел скрыть это признание, но пальцы продолжали удерживать крошечные пальчики Леи и говорили совсем другое.
С того момента прошло почти четыре года. В этот день солнечные лучи мягко проникали сквозь окна, окрашивая комнату в золотистые оттенки. На полу были разложены подушки, а в центре комнаты сидел Мидей, суровый, с привычным напряжением в плечах. Только теперь вместо доспехов у него была свободная рубашка и штаны, а за спиной стояла Лея с расческой в руках.
— Ну что, папа, сиди смирно, — произнесла она с улыбкой, как будто командует армией, а не плетёт косички.
Он нахмурился, сжал руки в кулаки на коленях, но не сказал ни слова. Лея при этом ухватилась за его волосы и начала аккуратно разделять пряди, пытаясь сделать симметричные косички.
— Ах! — воскликнула Лея, когда он резко дернулся, — папа, ты опять дергаешься!
Он только сжал челюсть и моргнул. Не произнес ни слова. Лишь глаза были полны едва заметного недовольства.
Тем временем Элиос стоял рядом с ними, тяжело дыша, держа в руках деревянный меч. Он пытался нанести хотя бы один точный удар Мидею, но отец всё так же уверенно парировал каждое движение.
— Папа, смотри! — крикнул старший, делая попытку новой атаки.
— Нет, — тихо произнёс Мидей, не поворачивая головы, — держи стойку. И снова.
Лея ворчала, иногда ударяя его рукой по плечу или косичке:
— Папа, ты опять дернулся! Я только закончила эту прядь!
Он не отвечал. Лишь слегка опускал руку, чтобы скорректировать её движение, но лицо оставалось серьёзным.
— Хм, — пробормотала Лея, недовольно нахмурив брови. — Папа, ты просто не хочешь, чтобы я делала тебе красиво!
— Ну, ладно… — она продолжила работу с ещё большим усердием. — Но если ты не будешь сидеть спокойно, косички будут кривые!
Мидей слегка фыркнул, но глаза его заблестели. В глубине души он был доволен: Лея растёт смелой, уверенной и внимательной. Мужчина всё так же был строг с сыном, учил стойке, координации, но сейчас понимал: младшая дочь: уже сама маленькая личность, которая способна и ворчать, и командовать одновременно.
— Папа, а ты не дернёшься больше? — спросила Лея, делая аккуратный узел.
— Я… — начал он, но промолчал, просто кивнув.
— Ладно, я поверю тебе на слово, — улыбнулась она и продолжила плести вторую косичку, а затем ещё одну, не обращая внимания на Элиоса, который снова пытался нанести удар мечом.
Каждый раз, когда Мидей резко шевелился, Лея вздыхала и ворчала, но продолжала работу, словно это была миссия. Он, в свою очередь, терпеливо сидел на коленях, не вмешиваясь и позволяя ей учиться аккуратности, несмотря на свои привычки и внутреннее напряжение.
Элиос, хотя и пытался изо всех сил, всё ещё не мог нанести Мидею ни одного удара. Однако смелость ребёнка, его упорство, и весёлая энергия Леи делали комнату живой, наполненной смехом, ворчанием и тихим счастьем.
В этом небольшом хаосе: плетение косичек, сдерживание порывов дочери, тренировка сына, Мидей впервые понял, какого это — быть частью жизни, полной маленьких деталей, которые нельзя контролировать, но можно любить.
Ты же сидела чуть в стороне, опершись на спинку кресла, и тихо наблюдала за происходящим и не могла сдержать тихого смешка. Он сидел неподвижно, с напряжением во всём теле, а Лея ворчала и смеялась, словно устраивая целый спектакль прямо за его спиной. Ты наслаждалась этим, было видно, как Мидей учится быть мягким, терпеливым, даже несмотря на привычную суровость, которая всегда была в нём.
— Смотри, я почти закончила, — произнесла Лея, отпустив последнюю прядь. Она отошла назад, осматривая результат своей работы. — Папа, тебе очень идёт!
Ты не удержалась и снова тихо рассмеялась. Мидей немного напрягся, но, глядя на косички в зеркале, слегка улыбнулся.
И тут Элиос, полный решимости, решил действовать. Он схватил подушку как будто собирался нанести сокрушительный удар по отцу.
— Стой! — крикнула Лея, но было слишком поздно.
Мидей отреагировал мгновенно. Он развернулся, подхватил сына на руки и буквально подбросил его в воздух. Элиос замахал руками и ногами, весело крича, а Лея заливалась смехом.
— Папа! — закричал сын, когда Мидей ловко приземлил его обратно, но не отпустил. — Я хочу снова!
Мидей лишь фыркнул и, аккуратно, но уверенно, зажал сына подмышкой, словно лёгкий пакет с вещами, слегка покачивая его из стороны в сторону. Сын сначала пытался вырываться, но смех быстро победил, и он обмяк, словно осознал, что проиграл.
— Вот видишь, — произнёс Мидей, поднимая взгляд на Лeю, — нельзя нападать на меня внезапно. Тем более со спины.
— А можно, если это будет весело? — проворчала Лея, засмеявшись. — Но только если ты согласен!
Ты снова тихо рассмеялась. Это было удивительное зрелище: суровый воин, который обычно обращается с мечом, сидит на ковре, держа сына подмышками, а дочь командует, проверяя результат своей работы с волосами.
— Он такой смешной, — прошептала ты себе под нос, едва сдерживая смех.
Мидей опустил сына на пол, но держал его рядом, глаза полные мягкого предупреждения, которое смешивалось с улыбкой. Лея уже танцевала вокруг них, расхваливая саму себя за косички и ворча на папу за каждое его непроизвольное движение.
Ты понимала, что эти моменты настоящие чудеса. Никакая тренировка, никакая битва не давали бы такого удовольствия, как смех детей, их шалости и мягкая забота Мидея. И ты знала, что запомнишь этот день надолго: его улыбку, её гордость за косички, смех Элиоса и ту тихую радость, которая разливалась по комнате, как солнечный свет.
Ты всё ещё сидела в кресле, слегка запрокинув голову, и тихо наблюдала за происходящими событиями, улыбаясь. Солнце заливало комнату тёплым светом, а смех детей и тихие фырканья Мидея делали атмосферу почти волшебной.
— Хм… — пробормотала Лея, будто придумывая хитрый план. Она подкралась к Элиосу, который только что отставил свой деревянный меч, и схватила его. Деревянная рукоять оказалась в её маленькой ладони, и она с важным видом направила меч на Мидея.
— А теперь я тебя убью! — весело проворчала она, как будто играла в драматическую сцену из настоящего боя.
Мидей, не шевелясь и даже не моргая, смотрел на неё. Он явно понимал, что она только играет, и решил поддержать спектакль.
— Нет-нет… — произнёс он, слегка наклонившись назад, словно готовясь к самой страшной атаке в истории человечества.
Лея протянула меч, слегка ткнув им в плечо. И тут произошло то, чего ты ожидала: Мидей покачнулся и свалился на пол с таким видом, словно его убили на самом деле.
— Ой! — воскликнула Лея, слегка вздрогнув от собственного «успеха» и тут же подбежала к Мидею.
Мидей лежал на спине, сложив руки на груди, и притворно тяжело дышал, но через мгновение, когда Лея наклонилась к нему, он ловко подхватил её маленькое тельце на руки.
— А теперь… — произнёс он, едва скрывая улыбку, — посмотрим, кто кого!
И началась настоящая щекотка. Лея закричала от смеха, извиваясь в его руках, пытаясь вырваться, но Мидей умело удерживал её, ловко меняя положение.
— Папа! Хватит! — смеялась она, краснея от смеха. — Я сдаюсь!
Однако он не слушал, продолжая мягко щекотать её живот, плечи и бока, а сама Лея то пыталась отбиваться, то снова смеялась без остановки.
Ты сидела в стороне и не могла удержаться от тихого смеха. Это было одно из тех мгновений, которые хочется запомнить навсегда: суровый Мидей, который всегда был так серьёзен, вдруг превращается в мягкого, игривого отца; Лея, полная энергии и смелости, и старший сын, который наблюдает со стороны, слегка ошарашенный, но с улыбкой на лице.
— Вот видишь, — пробормотал Мидей между смехом, когда Лея наконец попыталась ускользнуть, — нельзя меня «убить» просто так!
— Папа, я почти убила тебя! — отвечала она, задыхаясь от смеха.
После того, как смех стих, и Лея наконец вырвалась из объятий Мидея, она взяла свой деревянный меч и встала перед ним с решительным видом. Элиас уже успел опустить свой меч и наблюдал с любопытством, явно ожидая, что сейчас начнётся что-то важное.
— Папа, — сказала Лея, слегка нахмурив брови. — Почему ты всё время учишь Элиаса? А меня нет?
Мидей замер и внутри что-то сжалось: он почувствовал лёгкое напряжение, как будто внезапно оказался на поле боя, где нужно мгновенно принимать решения. Мужчина посмотрел на Лeю: её глаза были полны интереса, серьёзные, чуть дерзкие, но с искренним ожиданием ответа.
— Э-э… — начал он, потом фыркнул, стараясь скрыть напряжение под маской привычной шутки. — Ты… Ещё слишком маленькая для настоящих уроков.
Лея скрестила руки на груди и нахмурилась ещё сильнее:
— Слишком маленькая? Это потому что я меньше Элиаса?
— Не в смысле роста, — быстро объяснил он, слегка морщась, чтобы не раскрыть, что он действительно немного боится дать ей слишком сложное и опасное. — Ты просто ещё не готова. Многое нужно уметь, прежде чем я начну тебя учить.
Лея сделала шаг вперёд, держа меч прямо перед собой:
— Но я могу! Я хочу! Я буду учиться так же как Элиас!
Мидей вздохнул и посмотрел на сына. Элиас стоял с терпеливой улыбкой, чуть смущённый, но явно гордый: он был частью того мира, который отец создавал для них обоих.
— Ты смелая, — произнёс Мидей, пытаясь улыбнуться и снять напряжение. — Но боевые искусства… Это не только смелость. Надо быть осторожной, умной и терпеливой. А пока… Пока будем тренироваться в другом. Например, на боях подушками.
Лея нахмурилась ещё раз, но потом слегка улыбнулась. Её лицо выражало смесь недовольства и упорства.
— Хорошо, — произнесла она, слегка вздыхая, — но я всё равно буду ждать своего часа. И когда ты научишь Элиаса, я тоже хочу!
Мидей кивнул и слегка улыбнулся, с уважением глядя на неё. Он понимал: однажды она вырастет, и тогда уроки боевых искусств придут и к ней. Однако пока… пусть она радуется игре и небольшим тренировкам под его внимательным, но мягким присмотром.
— Тогда ждём, — произнёс он, слегка наклонившись к Лее. — Но пока можно делать это весело и безопасно.
Комната была тихой, когда дети наконец-то уснули. Ты сидела на диване, слегка уставшая, но с улыбкой, вспоминая забавные сцены с Лeей и Элиасом. Свет лампы мягко заливал комнату, создавая ощущение уюта.
Вдруг к тебе подошёл Мидей, с привычным серьёзным выражением лица, но в глазах угадывалась усталость и что-то вроде тихого раздражения. Он сел рядом, положив руки на колени, и тяжело вздохнул.
— Ты знаешь, — начал он, слегка ворча, — Лея… Начинает становиться такой же невыносимой, как и ты.
Ты приподняла бровь и едва сдержала улыбку.
— О, правда? — тихо сказала ты. — Я думала, что ты станешь мягче после всех этих лет.
Он фыркнул, словно от этого замечания его терпение было уже на исходе, но взгляд оставался серьёзным.
— Мягче? — переспросил он. — Мягче… Нет. Просто я уже знаю, как с этим справляться. С ней. И с тобой. Иногда.
Ты усмехнулась, наклонившись чуть ближе.
— Иногда? — повторила ты, наслаждаясь его лёгким недовольством. — Значит, я всё ещё могу тебя достать.
— Без сомнения, — произнёс он, и на мгновение глаза его смягчились. — Но Лея… — он покачал головой, словно думал о своей дочери, — она будет держать меня в тонусе ещё сильнее, чем ты. И это будет… очень весело.
Ты снова улыбнулась, глядя на него. Это было забавно и трогательно одновременно: Мидей, который всегда привык быть сильным, властным, сейчас слегка растерян перед энергией своей дочери.
— Так что, — продолжил он, слегка прищурившись, — я думаю, тебе стоит готовиться к тому, что это только начало. Она маленькая «копия» тебя.
Ты тихо рассмеялась, потянувшись и коснувшись его руки.
— Ну что ж, — произнесла ты, — похоже, что теперь у нас дома два испытания: один сын, который пытается учиться боевым искусствам, и одна дочь, которая пытается победить тебя в хитрости.
Он фыркнул, но уголки губ дрогнули, и ты заметила редкую улыбку, которой он почти никогда и ни с кем не делился.
— Ты знаешь, — сказал он тихо, — я не знаю, кто меня больше достанет в итоге… Лея или ты… Но, наверное, Лея выигрывает по очкам за хитрость.
Ты тихо рассмеялась, глядя, как он слегка качает головой, будто готовился к ещё одному дню «боевых искусств» с дочерью, который только начнётся. В этом тихом вечере, после смеха, игр и маленьких шалостей, было ясно одно: ваша семья была настоящей, живой, полной тепла, юмора и любви.