Пламя и сталь
На утро ты шла по коридору, направляясь на очередную тренировку. Шаги отдавались глухо по каменному полу, как будто сам дворец затаил дыхание. За окнами сгущалась серость, и в воздухе чувствовалась странная, липкая тишина — как перед бурей.
Ты свернула за угол, когда услышала, как двое стражников вполголоса о чём-то говорили у колонны. Они приумолкли, заметив тебя, но тебе всё же удалось уловить обрывки их диалога.
— …Нашли их слишком поздно…
— Трое. Ксенарх и двое стражей.
Ты замерла на долю секунды, сделав вид, что не услышала, и пошла дальше, однако эти слова уже вцепились в разум.
Ксенарх… мёртв? Как и стражники…
Сначала ты подумала, что ослышалась. Но потом, у поворота, другой слуга, переговариваясь с писцом, прошептал:
— В подвале. Кровь повсюду. Сам царь спускался туда.
В груди всё похолодело. Ты не хотела верить. Не хотела снова погружаться в эту вязкую тьму подозрений, но факты были упрямы.
Когда ты пришла к месту, где обычно проходили ваши тренировки, тебя встретил лишь пустой зал. Стражник у дверей, обычно безмолвный, лишь коротко склонил голову и передал:
— Его Величество отменил занятие.
Ты застыла на месте, чувствуя, как неприятная тяжесть сжимает сердце.
Почему? Что случилось?
И самое страшное — не было ли это связано с той кровью, о которой шептались слуги?
Ты опустилась на скамью у стены, прижимая к груди меч, который так и не пришлось поднять сегодня. Мысли гудели в голове, как потревоженный улей.
— Это был не он… — тихо сказала ты себе. И вдруг вспомнила. Ксенарх сам говорил: он добудет виновного. Он не собирался умирать, хотел жить. Хотел спасти себя, выдав предателя. А теперь он мёртв.
Ты закрыла глаза, вспоминая тёплый осенний ветер и голос, сказавший однажды:
"Если хочешь знать правду — смотри в глаза, а не в слова."
И в этот момент ты услышала знакомые шаги.
Открыв глаза, ты увидела царя. Мидей остановился напротив, высокий, мрачный, словно буря, затянутая тёмными облаками. Он снял перчатки, медленно, будто бы желая дать себе время, чтобы что-то обдумать.
— Тренировка отменяется, — спокойно сказал он. — Сегодня другие дела.
Ты не знала, что сказать. Молчание между вами было густым как смола. Однако наконец, тебе удалось пересилить себя:
На лице Мидея ничего не отразилось: ни удивления, ни сожаления. Только напряжённая усталость в линиях его губ.
— Это был не я, — негромко произнес он.
Ты всмотрелась в его глаза. В этот раз ты искала не ложь или отговорки — ты искала истину.
— Я знаю, — тихо ответила ты. — Он хотел притащить тебе виновного. Хотел выжить.
Мидей долго и пристально смотрел на тебя, словно искал в тебе не обвинение, а что-то другое. Что-то, что могло бы остановить войну, рвущуюся наружу.
— И всё же ты сомневаешься, — наконец произнёс он.
Ты сжала кулаки, чувствуя, как под кожей пульсирует боль. Да. Ты всё ещё сомневалась. Не потому, что хотела. А потому что боялась поверить.
— Я устала от сомнений, — прошептала ты. — Я устала не знать, кто враг, а кто — друг.
Он подошёл ближе, и ты ощутила тяжесть его присутствия. Однако в этот раз оно не давило, а согревало. Почти незаметно. Почти… Нежно?
— Тогда оставайся рядом, — тихо, но твёрдо произнес он. — И сама увидишь, кто на самом деле готов воткнуть нож тебе в спину.
Ты кивнула, не находя в себе сил сказать что-то вслух. Впервые за долгое время ты сделала выбор. Небольшой, едва ощутимый, но он наконец был именно твоим.
Мидей долго смотрел на тебя, его взгляд был тяжёлым, будто он пытался проникнуть сквозь толщу твоих мыслей. Внутри него что-то менялось, напряжение становилось почти осязаемым.
— Иди в свои покои, — наконец произнес он, медленно, но безапелляционно. Голос звучал спокойно, но в каждом слове чувствовалась сталь. — Отдохни. Это приказ.
Ты сжала кулаки, на мгновение задумавшись, не возразить ли. Но по его лицу поняла: спорить бессмысленно. Кивнув, ты молча развернулась и вышла, спиной чувствуя его тяжёлый, настороженный взгляд.
Как только твои шаги растворились за поворотом, Мидей повернулся к стоявшему поблизости командиру стражи.
— Поднять всех, кто дежурил в ту ночь, — приказал он, голос стал холодным, как зимний ветер. — Охрану. Слугу, что приносил еду. Всех, кто хотя бы приблизился к подвалу.
Командир вытянулся, явно ощутив перемену в настроении царя.
— Начать с тех, кто кормил заключённых, — добавил Мидей, обдумывая детали. — Они имели доступ в камеры, могли открыть двери. Они видели больше, чем остальные.
Он на мгновение замолчал, стиснув зубы. В висках звенела ярость, но он заставил себя говорить спокойно:
— Потом допросить остальных. Стражников. Дежурных. И если хоть кто-то вызовет малейшие подозрения — бросить в темницу.
— Слушаюсь, Ваше Величество, — ответил командир и ушел, чтобы раздать распоряжения своим подчинённым.
Мидей смотрел, как воины расходятся, чувствуя, как внутри поднимается ледяная волна.
Предательство… Оно было ближе, чем он думал. И теперь у него не оставалось права на ошибку.
— Они сами выбрали свою судьбу, — мрачно подумал он. — Я не остановлюсь, пока не вытащу вас всех на свет.
Вечером ты стояла у окна, глядя на тёмное небо, где ветер рвал клочья туч. Где-то вдали мелькнула молния — вспышка света без звука, как предчувствие чего-то, что должно было случиться. И в этом холодном, безмолвном мире ты наконец позволила себе дышать — тяжело, прерывисто, будто до этого сама держала воздух в груди.
— Почему я не верю ему? — пронеслось в твоей голове и ты крепче сжала край подоконника, чувствуя, как дрожат пальцы. — Он спас меня. Уже дважды. Он учит меня держать меч, как будто хочет, чтобы я могла защищаться, а не быть беззащитной куклой в этом мире. Он не убил меня тогда, когда я стояла перед ним с мечом в руке — слабая, уязвимая, готовая ранить. Он позволил мне остаться. Он смотрит на меня так... Будто видит во мне ни пленницу, ни подданную — а что-то большее. Что-то важное. И всё же. Он всё равно царь.Человек, который однажды забрал меня у самой себя. Без объяснений. Без слов. И даже сейчас — после всех сражений, после всех уроков, после спасения — он молчит. Мидей молчит. Он не рассказывает тебе, что у него на душе. Не делится болью, воспоминаниями, мыслями. Его забота — холодная стена, прочная и красивая, но неприступная.
Ты вспомнила, как он однажды всё же проговорился — как рассказ о его матери сорвался с его губ, как в голосе дрожала старая, незащищённая боль. На какой-то миг стена треснула. Ты почти увидела его — ни царя, ни воина, а мальчика, потерявшего всё. Но потом он снова замкнулся, будто испугавшись собственной слабости. И это было хуже молчания. Это было как удар: быстрое обещание правды — и тут же отнятое.
Аристон...Его шёпот всё ещё звучал в тебе. Он говорил о предательстве так уверенно, так логично, что в глубине души ты невольно дрожала. Что если Мидей спас тебя ради игры? Ради вида? Ради спектакля, где ты — лишь доверчивая актриса, ведущая себя в ловушку?
— Что если это всё — ложь? — внезапно подумала ты. — И в один день он устанет притворяться — и сотрёт тебя, как надоевшую пешку? А если нет?Если в нём действительно есть что-то настоящее, тёплое, что он сам боится показать? Если он молчит не потому, что скрывает предательство, а потому, что просто не умеет открываться?
Твои пальцы скользнули по подоконнику. Ты чувствовала, как сердце тяжелеет, будто на нём лежит камень.
Может, дело не в нём. Может, дело во мне. Может это я просто боюсь. Боюсь открыться. Боюсь поверить. Боюсь потерять. Потому что если я открою сердце — а он предаст... Я не переживу этого снова. — Раздумывала ты, прижавшись лоб к холодному стеклу, чувствуя, как по коже ползёт дрожь.
И в этой ледяной тишине, что ранила сильнее любого крика, ты одними губами, еле слышно, прошептала:
— Если бы ты просто сказал правду… может быть, я бы смогла в тебя поверить.
Ты не знала, сколько времени простояла у окна, когда дверь тихо скрипнула, ты вздрогнула, словно кто-то сорвал с тебя последний клочок защиты.
— Ты ещё не спишь? — раздался знакомый голос.
Ты обернулась и увидела Мидея, стоявшего в проходе, тень от факела за его спиной плясала по каменным стенам. Он был без оружия, в простых тёмных одеждах — и казался более человечным, чем обычно. Ближе. Реальнее. И, казалось, еще опаснее для твоего сердца.
Ты встретилась с ним взглядом, однако на этот раз не отвела глаз. Он остановился за полшага от тебя, всматриваясь, словно пытаясь понять, что за шторм скрывается под твоим молчанием.
— С тобой всё в порядке? — спросил он чуть тише.
Ты кивнула, но это было слабое, уставшее движение.
Он хотел подойти ближе, протянуть руку — ты видела это во вздёрнутых пальцах, в том, как он напрягся всем телом. Но не сделал этого. Что-то в тебе остановило его.
Твой взгляд был другим. Не враждебным, не испуганным, но... Закрытым.
— Я отменил тренировку на завтра, — сказал он наконец, ровно. — Тебе нужно отдохнуть.
Мидей колебался ещё мгновение, будто хотел сказать что-то важное — но не смог.
И ты не смогла. Между вами опять выросла стена. Только на этот раз — из страха и непроизнесенных слов. Он медленно повернулся и ушёл, оставив после себя тяжёлую тишину и странную пустоту в груди.
Ты осталась стоять у окна, глядя в ночь, где молнии рвали небо — так же, как сомнения рвали твоё сердце.
Он закрыл за собой дверь и остановился в полутёмном коридоре. Спину обожгла боль — словно молчание между вами стало чем-то острым.
— Ты не веришь мне. — пробормотал он себе под нос. Мужчина чувствовал это каждой клеткой. Твоё молчание было тяжелее упрёков, а глаза — холоднее меча. И самое горькое было в том, что он понимал, что сам виноват.
Он сам положил эту дистанцию между вами. С тех самых пор, как не рассказал тебе, почему выбрал именно тебя. С тех самых пор, как, рассказав о матери, не осмелился сказать больше. О боли. О страхах. О том, как жил все эти годы, скованный цепями прошлого.
Он хотел защитить тебя. Сохранить твой свет, твою силу, твоё право на выбор.
А вместо этого дал тебе повод бояться его.
Мидей провёл рукой по лицу, тяжело вздохнув. Он видел, как ты держишься, как борешься сама с собой, и понимал: если он сделает неверный шаг, тогда потеряет тебя навсегда.
Ему хотелось вернуться, открыть перед тобой всё. Но страх держал его за горло: страх, что, услышав всю правду, ты уйдёшь. А он уже знал — без тебя этот город будет для него только пустыми камнями.
— Я найду способ. Я заслужу твоё доверие. Даже если придётся разрушить весь мир для этого.— Произнес Мидей, сжав кулаки. И пошёл вперёд — туда, где уже начинал сплетаться заговор, где на его трон точили ножи.
Мужчина вернулся в свои покои и сидел там, поглощённый мыслями о том, что произошло в подвале. Он думал о Ксенархе, о том, кто мог стоять за этим преступлением, и о том, как всё это повлияет на его царство. Его сознание было как зажжённая свеча в тёмной комнате, дрожащая, но упорная.
Звук стука в дверь вывел его из раздумий. Он даже не повернулся, зная, кто пришёл.
— Войди, — сказал Мидей, не скрывая усталости в голосе.
Аристон вошёл, и в его привычной ослепительной уверенности не было ничего, что могло бы выдавать его волнения. Он подошёл к столу и опустился на стул напротив.
— Ты выглядишь уставшим, — заметил Аристон с лёгким сарказмом. — Думаю, не обошлось без новых забот.
Мидей не ответил сразу, его взгляд оставался на горизонте. Он не знал, что именно хотел бы услышать от друга, но внутренне ощущал, что не может игнорировать его присутствие.
— Я услышал о Ксенархе, — продолжил Аристон, не дождавшись ответа. — Мне сообщили, что ты сейчас намерен найти того, кто стоит за этим. Я хочу помочь, Мидей. Не могу оставить тебя в одиночестве в такой ситуации.
Мидей медленно повернулся, встретив его взгляд. Было странно, но Аристону он доверял. Это был человек, с которым он прошёл не один год, но что-то в его словах сегодня звучало иначе.
— Ты говоришь, что хочешь помочь. Почему? — спросил Мидей, наблюдая за тем, как Аристон казалось бы совершенно не волнуется. — Ты уверен, что это не повлияет на твои собственные интересы?
Аристон чуть приподнял брови, но не смутился.
— Мидей, мы с тобой прошли через многое, — сказал он, не скрывая своей заботы. — Ты для меня не просто царь. Ты... Друг. И я не могу позволить, чтобы кто-то использовал тебя или твоё царство ради своих целей. Я не потерплю, чтобы ты оказался в опасности.
Мидей задумался. Действительно, всё, что он говорил, казалось правдой. Они были друзьями — много лет бок о бок, плечом к плечу, прошли сквозь войны, заговоры, холод и кровь. Аристон был одним из немногих, кому он доверял не по долгу службы, а по зову сердца. Тот знал его слабости, его молчания, умел читать даже в коротких взглядах.
Он вряд ли мог бы так просто пойти против него. Зачем? Ради чего? Предательство требовало причины, а у Аристона, казалось бы, не было ни одной.
Аристон сделал паузу, наблюдая за Мидеем, прежде чем продолжить. Он знал, что каждое слово будет важным.
— Она боится тебя, Мидей, — сказал он тихо, но с твёрдостью, которая не оставляла сомнений. — И я понимаю, почему.
Мидей замер, его взгляд скользнул по лицу Аристона, пытаясь уловить, что он хочет этим сказать.
— Она не может понять тебя, — продолжил Аристон, не отводя глаз. — Ты спасал её, ты учишь её сражаться, но она видит в тебе только царя. Ты всё время держишься на расстоянии. Она чувствует, что ты скрываешь что-то, что ты не открываешься. И это пугает её.
Мидей тяжело вздохнув промолчал. Он знал, что Аристон говорит правду, но это не облегчало ситуацию. Мужчина не понимал, почему твой страх так и остался живым, несмотря на всё, что он для тебя сделал.
— Она пережила слишком много, чтобы просто довериться тому, кто не открывает ей свою душу, — продолжал Аристон. — Ты же не показываешь ей, что ты тоже человек, что у тебя есть слабости и страхи. Она видит только того, кто может её уничтожить, если захочет. Ты для неё — просто источник опасности, даже если ты не хотел бы этого.
Мидей почувствовал, как его грудь сжалась, а голова стала тяжёлой от мыслей. Он смотрел на Аристона, который говорил правду, но эта правда кусала. Почему ты не можешь поверить ему? Почему даже сейчас, после всего, что он сделал?
— Ты думаешь, что я могу быть для неё кем-то другим? — наконец спросил Мидей с тяжестью в голосе.
Аристон промолчал, раздумывая, но затем ответил:
— Ты можешь быть собой. Тот, кто спасает, тот, кто защищает. Но для этого нужно показать ей, что ты не просто царь. Нужно показать ей, что ты тоже переживаешь. И она увидит, что ты не опасен. Она сможет поверить.
Мидей выпрямился, вытирая лоб рукой. В голове было слишком много мыслей, но одна оставалась главной: как быть с тем, что он на самом деле чувствует?
Аристон видел, как Мидей тяжело вздыхает, погружаясь в размышления. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, чтобы сделать ситуацию еще более выгодной для себя.
— Ты знаешь, — продолжил он, как будто между делом, — иногда, когда кто-то подталкивает тебя к чему-то, проще начать видеть его, как друга.
Мидей взглянул на него, удивлённый такой откровенностью.
— Иногда лучше, когда есть кто-то, кто готов поддержать, а не просто наблюдать, — добавил Аристон, делая паузу, чтобы его слова проникли в сознание собеседника. — Ты ведь понимаешь, что я рядом. Не могу позволить, чтобы она снова оказалась в опасности. Тебе ведь не безразлично, правда?
Мидей промолчал, однако его взгляд стал мягче. Аристон знал, что он на правильном пути.
— Ты ведь не хочешь, чтобы она снова оказалась одна в этом мире, Мидей, — продолжал Аристон, его голос стал мягче, но всё же убеждающим. — Думаю, она бы могла быть благодарна за помощь. Особенно если бы ты открыл ей чуть больше, чем просто свою власть. Может быть, доверие — это путь к тому, чтобы она наконец почувствовала, что ты не только тот, кто может её уничтожить.
Мидей вновь погрузился в раздумья. Аристон знал, как его слова могли повлиять. Он всегда умел читать людей, и это было частью того, что делало его таким ценным союзником… Или противником.
— Ты хочешь помочь мне найти того, кто стоит за этим, — сказал Мидей после долгого молчания. — Но почему ты не сказал мне, что она попросила твоей помощи?
Аристон на мгновение замер, будто обдумывая ответ, затем слегка склонил голову набок:
— Потому что она тогда была напугана. — Аристон сделал паузу, подбирая слова. — Не только из-за Ксенарха. Из-за тебя тоже.
Мидей молчал, но в его взгляде мелькнуло что-то колючее, неясное.
— Я не хотел всё усложнять, — продолжил Аристон. — Она не хотела просить, но я видел, как она смотрит на охрану, как оглядывается через плечо. Я предложил ей сопровождение — просто чтобы она чувствовала себя в безопасности. Разве ты бы не сделал того же, если бы увидел страх в её глазах?
Он сделал шаг вперёд и понизил голос:
— Она не знала, могу ли я ей помочь. Но я подумал, что если кто-то и может разрядить обстановку — то, может, хотя бы я. И... Я надеялся, что Ксенарх скажет правду. Что мы вместе приведём к тебе того, кто стоит за нападением.
Аристон на мгновение замолчал, потом добавил чуть тише:
— Но теперь он мёртв. И… Я знаю, как это выглядит. Она просит встречи — и в ту же ночь его убивают. Я просто… Я не хотел, чтобы ты подумал, что это ловушка. Не от неё. Не от меня.
Он смотрел прямо в глаза Мидею, не прячась.
— Мы оба были рядом в ту ночь, Мидей. Если винить кого-то, то кого? Её? Меня? Мы оба знали, что она встревожена… Но не предвидели, что всё закончится смертью. Ты слишком привык видеть врагов. Я лишь хотел быть тем, кто помогает.
Мидей вздохнул и снова посмотрел в окно. Он понимал, что Аристон был его другом. Но это не означало, что доверие всегда было лёгким. В царстве, полном интриг, каждому приходилось быть осторожным.
— Я тебе верю, — наконец произнес Мидей, поднимаясь. — Но знай, что, если что-то пойдёт не так, ты будешь отвечать за свои поступки.
— Ты можешь на меня рассчитывать, Мидей. И я буду рядом, пока не найду того, кто стоит за всем этим. — произнес Аристон, улыбнувшись, в его глазах не было ни тени сомнения, а затем вышел из покоев Мидея.
Дверь за Аристоном закрылась мягко, почти бесшумно, но в ушах Мидея всё равно прозвучала, как удар. Он стоял несколько секунд на месте, словно надеялся, что услышит шаги друга, возвращающегося, чтобы взять свои слова обратно. Но тишина осталась непоколебимой.
Фраза Аристона вонзалась под рёбра, как нож. Не из-за того, что он не верил в это — а потому что не мог с этим смириться.
Я спас её, дал ей покой, свободу — насколько это вообще возможно в этих стенах. Учу держать меч, чтобы она больше никогда не дрожала от страха. А она… боится. — Раздумывал Мидей, сидя в тишине.
Мужчина прошёл через покои и, не зажигая светильников, сбросил с себя верхнюю одежду. Полуспоткнувшись о сбившийся край ковра, рухнул на кровать, но сон не пришёл.
Лежа в темноте, он смотрел в потолок, будто надеясь, что полог ночи развеет беспокойство. Но мысли не умолкали. Их было слишком много — и все вели к тебе.
— Она молчит. Она упряма. Она сильная, но в её взгляде — страх. Не перед битвой. Не перед болью. Передо мной. Я стал для неё тем, кем был её прежний господин? Просто в другой маске? Или я сам виноват, что не объяснил, не сказал, не показал? — мысли в его голове превращались в запутанный клубок.
Мидей перевернулся на бок, зарывшись лицом в прохладную ткань. В висках стучало. Губы дрогнули.
«Я боюсь довериться. Потому что если он предаст… Я не переживу».
Он не слышал этих слов, но чувствовал их как шрам на коже.
«Я мог бы сказать ей правду. Про мать. Про ту ночь. Про то, как один за другим терялись те, кто значил что-то. Но я снова выбрал молчание.»
А потом... Мысль вспыхнула как искра: покушение. Смерть, прошедшая по твоему следу. Ты чуть не погибла. И если кто-то осмелился снова — если ты одна, ночью, без защиты... Мидей резко сел, сжав кулаки. На секунду закрыл глаза, будто молясь не богам, а здравому смыслу. Но не остался в постели.
Он встал, накинул тёмный плащ и беззвучно вышел в коридор. Тени спали на стенах, шаги звучали глухо. Он знал каждый поворот, каждый звук в этих коридорах. И всё же сердце стучало, как в тревоге перед боем.
Он не знал, что скажет тебе. Не знал, поймёшь ли ты. Но знал точно одно. Если с тобой что-то случится — он не простит себе. Никогда.
Ты тоже не спала. Тело устало, веки тяжелели, но сон не приходил. Ни свечей, ни луны — только темнота и тени, расползшиеся по потолку. Ты лежала, свернувшись, сжимая край покрывала, будто в этом тонком жесте скрывалась защита от собственных мыслей.
Когда дверь скрипнула — ты вздрогнула. Слишком мягко, чтобы звать тревогу, слишком уверенно, чтобы быть случайностью.
Ты села, выпрямляясь, как натянутая струна. В полумраке силуэт узнался сразу — высокий, с прямой осанкой и напряжёнными плечами. Мидей вошёл без стука, без слов и закрыл за собой дверь.
Молчание между вами было почти звенящим. Он сделал шаг вперёд — медленно, осторожно, как будто подходил не к тебе, а к зверю, что мог в любой момент сорваться. Его взгляд был темнее, чем обычно, словно море накануне шторма.
— Что тебе нужно? — наконец спросила его ты.
Мидей стоял на пороге, опершись плечом о косяк. Одет по-домашнему, без брони и тяжёлой ткани — только мягкая тёмная рубашка и холодный взгляд. Но в этом взгляде мелькнуло то, что ты не успела уловить. Что-то слишком тёплое.
— Убедиться, что ты ещё жива, — спокойно сказал он. — И что больше не подставишь шею под чей-то клинок до рассвета.
— Со мной всё в порядке. — произнесла ты, нахмурившись.
— Это уже не смешно, — отрезал он. — Ты — ходячая катастрофа. То бежишь, то нарываешься, то оказываешься в центре убийства. Я устал считать, сколько раз мне приходилось вытаскивать тебя.
— Прости, что не соответствую твоим стандартам выживаемости, — отрезала ты.
Он подошёл ближе. И прежде чем ты поняла, что он собирается делать, легко поднял тебя на руки.
— Я устал. И я не намерен спорить. Ты идёшь со мной.
— Я могу всё, — твердо заявил он. — Я царь, если ты забыла.
— Ты не имеешь права... — ты задыхалась от ярости и от близости, которой не могла вынести. — Отпусти меня!
— Только в том случае, если ты пообещаешь не умереть, пока я хоть немного к тебе привязан, — буркнул он, поворачиваясь к выходу. — А ты на такие обещания не способна.
Ты ударила его по плечу, однако он даже не шелохнулся.
— Возможно, — его голос был спокойным, почти невозмутимым. — Но я спокоен только тогда, когда ты рядом. Так что, хочешь ты того или нет, — ты будешь спать в безопасности. В моих покоях. Под охраной. Подальше от интриг, убийств и наёмников.
Он нес тебя по коридору, а ты отчаянно пыталась не думать о его руках, о его голосе, о том, что тебе вовсе не так уж и хочется вырываться.
Ты злилась. На него. На себя. На всё.
Но сердце почему-то било чуть тише. Как будто знало: до утра с тобой ничего не случится. Пока он рядом.
Он открыл дверь в свои покои плечом — не ударом, но с той решимостью, от которой тебе стало не по себе. Комната встретила вас мягким светом лампад и запахом сухих трав. Было тихо. Не как в твоих покоях, где всё всегда напоминало о чуждости, о том, что ты не дома. Здесь было как-то по-другому: тепло, живо. Даже слишком.
Мидей аккуратно опустил тебя на ноги посреди комнаты, словно хрустальную вазу, что могла разбиться от неосторожного движения. Ты сразу отступила на шаг и упрямо скрестила руки на груди.
— Надеешься, что я просто соглашусь спать здесь, как будто это нормально?
Он вздохнул и прошёл мимо тебя, сняв через голову рубашку, словно совершенно не думал о твоей реакции. Ты почувствовала, как внутри всё сжалось, и тут же отвернулась.
— Я надеялся, что ты перестанешь влезать в ловушки и заговоры, но, видимо, мне придётся идти другим путём, — сухо сказал он, подходя к дальней части комнаты. — Спи на диване, если хочешь. Или на кровати. Мне всё равно. Но ты останешься здесь, под охраной. Я уже отдал приказ.
— И ты думаешь, я тебя за это поблагодарю?
Он остановился, повернувшись к тебе боком. На его лице не было злости, только усталость и что-то ещё. То, что пряталось под маской спокойствия.
— Нет, — тихо ответил он. — Думаю, ты будешь злиться. Кричать. Может, даже попытаешься сбежать. Но ты будешь жива. А для меня сейчас это — единственное, что имеет значение.
Ты снова ощутила ту слабую дрожь внутри. Как будто твоя злость уже не могла заслонить всё остальное, как будто его голос прошёл сквозь неё.
Ты зашагала по комнате, раздражённо, как зверь в клетке.
— Ты не можешь просто держать меня здесь, — бросила ты, не глядя на него. — Это… Абсурд. Я не пленница.
Он встал у окна, спиной к тебе. Его спокойствие казалось почти ледяным.
— Не могу? — его голос был тихим, как тень перед бурей. — А если скажу, что в моём присутствии ты в большей безопасности, чем за сотней дверей и охраны?
— Я не просила твоей защиты. — возразила ты, сжав кулаки.
— Ты и не должна. Я просто не позволю тебе умереть. — произнес он, повернувшись к тебе.
— Ты не царь моего тела, — выпалила ты. — И не властен надо мной.
Он подошёл ближе. Мягко, без угрозы, но с уверенностью, которую не переспорить.
— Я — царь этого дворца. И я знаю, как глубоко пустили корни те, кто желает моей смерти… И твоей. Ты — не пешка. Ты — мишень.
Ты отвернулась. Буря внутри тебя росла. И всё равно — где-то в груди теплилось нечто другое. Сомнение, да. Но и… Что-то вроде доверия. Или желания его.
— Я не позволю тебе снова оказаться один на один с наемником, который должен был бы найти меня, — продолжил он. — Пока я здесь — ты здесь. Это не просьба.
— Так просто? Ты решаешь — и всё? — спросила ты, бросив на него взгляд, полный ярости.
Он склонил голову чуть набок. И в его голосе мелькнула… Усталость?
— Ты ходячая катастрофа. — Произнес он с лёгкой, почти нежной усмешкой. — Где бы ты ни была, за тобой тянется дым и кровь. Поэтому ты будешь здесь.
Ты хотела возразить, кричать, спорить, но, по какой-то неизвестной причине, не смогла.
— Кстати… Где ты собираешься спать? На диване или… в постели?
Ты фыркнула, скрестив руки на груди.
— А если я выберу кровать? Что ты сделаешь, великий царь?
Он не ответил сразу. Просто посмотрел на тебя долго и спокойно.
— Пожелаю тебе приятных снов, — ответил он и пожал плечами. — Я переживу.
Ты, конечно, ждала раздражения или хотя бы сарказма. Но вместо этого — ничего. Он просто отвернулся и устроился на диване, как будто ему было там вполне удобно. Словно не ты бросила вызов, словно не было войны на словах между вами.
И именно это — его спокойствие, его лёгкость — вывело тебя из равновесия сильнее всего.
Ты улеглась на кровать, нагло закинув ногу на подушку, как будто это твои покои. Но, лёжа в тишине, ты не могла не слушать его дыхание с дивана, не чувствовать, как он рядом. Не думать, почему он на самом деле всё это делает.
Ты должна была быть осторожной, однако почему-то рядом с ним сон пришёл быстрее, чем ты ожидала.
Следующие дни пролетели в напряжении. Во дворце всё будто замерло, скрываясь под тонкой пеленой вежливости и страха. За закрытыми дверями шептались слуги, а министры реже появлялись в коридорах, будто сама тень царского гнева скользила за ними.
Аристон не терял времени даром. Он допрашивал всех — стражу, слуг, писцов, поваров. Особенно тех, кто хоть как-то приближался к подземелью в день смерти Ксенарха. Он был вежлив, внимателен, даже обходителен. Но глаза его были острыми как нож. Он смотрел и запоминал, отмечал, сопоставлял. И шаг за шагом картина начала складываться.
На третий день он уже знал, где искать.
Он явился к Мидею без предварительного зова, но с таким выражением лица, что даже стража у его дверей не посмела задержать его ни на миг. Мужчина встретил его молча, стоя у окна, с чашей нетронутого гранатового сока в руке.
— Я нашёл зацепку, — сразу произнес Аристон. — Один из младших писцов, тот, кто составлял расписания смен у стражи, вдруг исчез после допроса. Не сбежал — нет. Его нашли мёртвым в водосточной шахте у внешней стены. Кто-то хотел замести следы, но слишком поздно.
Мидей нахмурился, поставив чашу на стол.
— Он оформил одну смену так, чтобы в нужный час у подземелья осталось только два новеньких стражника, без дополнительного патруля, как это обычно требовалось. А ещё он принимал доклад у служанки, приносившей еду в темницу. Она говорила, что один раз её остановили и заставили оставить поднос без проверки. Назвали имя. И у меня есть человек, кто подтвердит, что именно этот человек был в подвале за день до убийства.
— Его зовут Талик, — произнес Аристон, стоя в полутени у каменного проёма. — Мелкая сошка, посредник. Платёж прошёл через него. Он не знал, кого заказывает, но всё организовал. Если хочешь видеть лицо, пусть даже не главное, а связующее — он первый в цепи.
Мидей сидел, сцепив пальцы. Его взгляд был тяжёлым, как глыба, готовая обрушиться.
— Я держу его под наблюдением. Скажешь — отвезу тебя к нему утром.
Мидей не ответил сразу. Его глаза сузились, мысли где-то блуждали — между дворцовыми коридорами и той кровью, что он уже однажды увидел на полу подземелья.
— Отдохни. Я прослежу, чтобы всё было готово. — произнес Аристон, коротко кивнув.
Он вышел бесшумно, словно знал, что его ждёт длинная ночь. Аристон направлялся по узкому коридору к одному из запасных выходов из дворца — привычный путь, короткая петля между допросами и ночным воздухом.
Тень вынырнула из-за колонны неожиданно, словно сама ночь решила обрушиться на него. Ни малейшего звука, ни шороха — только резкий сдвиг воздуха и слабое движение в темноте. Аристон уже разворачивался, когда перед ним сверкнуло лезвие. Он инстинктивно выхватил кинжал и шагнул в сторону, выставляя клинок вперёд.
Металл со звоном встретился с металлом, посыпались искры, словно брызги пламени между двумя смертниками. Противник двигался быстро, без колебаний, каждый его выпад был рассчитан на убийство. Он бил коротко и точно, целясь в горло, печень, подмышки, во все самые уязвимые и незащищённые места. Аристон отшатнулся, поднырнул под один из ударов и нанёс ответный удар локтем в рёбра. Нападавший отпрянул, но тут же снова пошёл вперёд, словно не чувствовал боли.
Удар с разворота едва не достал шею Аристона, однако ему удалось парировать его плечом и, скользнув в сторону, перехватил запястье врага. Следующий выпад рассёк ему кожу под рёбрами, и острая боль взорвалась горячей нитью. Кровь начала просачиваться сквозь ткань одежды, но Аристон удержал равновесие, стиснул зубы и не отступил.
Он сделал шаг назад, перехватил кинжал поудобнее, и когда враг метнулся вперёд, сам шагнул в сторону, крутанулся и с силой вонзил лезвие в подмышку — туда, где заканчивалась защита. Противник осел, пошатнулся, и прежде чем успел вырваться, получил второй удар в бок между рёбер.
Он не закричал, не застонал, лишь коротко выдохнул и рухнул на пол, ударившись о камень с глухим стуком. Его тело дернулось, как у марионетки, которой перерезали нити, и замерло.
Аристон остался стоять посреди пустого коридора, прижимая руку к боку. Дыхание стало тяжёлым, ноги подкашивались, но он не позволил себе упасть. Кровь, липкая и тёплая, стекала по его пальцам, но он всё ещё держал оружие, будто ждал второго нападавшего.
Когда раздались крики и поспешные шаги, он поднял голову, опираясь на стену, и сжал челюсти. Несколько стражников вбежали в коридор, увидели тело и бросились к нему.
— Нападение! — крикнул один из них, но Аристон лишь кивнул, показывая, что он жив, хоть и ранен.
Тело нападавшего лежало неподвижно, а его лицо не вызвало у стражи ни малейшего узнавания. Ни знаков отличия, ни бумаг при нём не оказалось. Только вырезанная на внутренней стороне запястья метка — резкий, неровный символ, который был хорошо знаком тем, кто знал цену заказного убийства. Это был знак восточной гильдии наёмников.