Какой-то ублюдок пытался насильно поцеловать тебя
Праздничный приём в «Рассвете» всегда выглядел безупречно для тех, кто не знал, сколько в этом блеске натянутых улыбок и колких фраз, приправленных выдержанным вином. Сегодняшний вечер не был исключением, наоборот, он даже превзошёл все прежние.
Хрустальные люстры отбрасывали мягкий золотистый свет на длинные ряды столов, ломившихся от блюд и вин, которые сделали винокурню Дилюка прославленной во всём Мондштадте. Между столами медленно двигались горничные, в воздухе смешивались запах дорогого алкоголя, пряного жаркого и чего-то ещё… Чего-то сладкого и липкого, как фальшивая учтивость.
Гости, в основном влиятельные торговцы и мелкие чиновники, старались не смотреть лишний раз в сторону тех, кто и был настоящими хозяевами сегодняшнего вечера. Люди в тяжёлых шубах с меховыми воротниками и чёрно-красными перчатками, Фатуи, стояли отдельной группой. Они держались вместе, словно в чужом стане, но с тем выражением лиц, которое могло означать лишь одно: этот стан рано или поздно станет их.
Дилюк, хозяин винокурни, стоял чуть поодаль, ближе к колонне, у которой обычно никто не задерживался надолго. С этого места он видел всех. Мужчина не пил, рядом с ним стоял высокий бокал с вином, которое Дилюк сам и производил, но за весь вечер он к нему так и не прикоснулся. Сложенные за спиной руки, прямые плечи, холодный взгляд. Мужчина видел: стоит кому-то встретиться с ним взглядом дольше, чем на пару секунд, как люди тут же опускали глаза в бокалы или делали вид, как будто что-то срочно заинтересовало их на другом конце зала.
И всё же, несмотря на этот молчаливый ледяной щит, несколько гостей из Фатуи то и дело украдкой посматривали на него. Молодой дипломат с заострёнными чертами лица и чуть дрожащими пальцами держал кубок так, будто уцепился за него, чтобы не сказать лишнего. Рядом стоял другой, постарше, с тяжёлым взглядом и ленивой улыбкой. Он не скрывал своей скуки и откровенного презрения к здешнему «радушию».
Они не смеялись громко, а только шептались друг с другом, толпясь, словно вороны, нашедшие добычу. Периодически их короткие взгляды скользили по залу, останавливаясь на людях, на дверях, на тех, кто прислуживает. И на тебе — на девушке, которая была здесь не только как гостья Дилюка, но и как та, кому доверяли присматривать за деталями приёма.
Ты сегодня выглядела особенно утончённо: невычурно, но так, что любой взгляд, даже самый пустой, задерживался дольше, чем позволяли приличия. Твоё платье было простым, нежно-голубого цвета, но свет люстр подхватывал каждое движение тонкой ткани, играя бликами по волосам. Ты улыбалась гостям так же, как и Дилюк: спокойно, без особой теплоты. Пару раз ваши взгляды встречались, и он едва заметно кивал тебе и этого хватало, чтобы ты знала: он рядом, он всё видит.
Но в этот раз даже его спокойствие было трещиной в зеркале. Фатуи не скрывали, зачем явились. Официально — «поддержка торговых связей», «заключение новых контрактов», «обсуждение вопросов поставок». На деле они вынюхивали всё, что могли: кто стоит за поставками кристаллов, кто из мондштадтской знати готов продаваться за блеск чужого золота. А если кто-то не готов значит, его можно сломать, запугать или подкупить другим способом.
Музыка, казалось, глохла каждый раз, когда кто-то из этих людей начинал говорить громче. В углу смеялись два молодых торговца: их смех звучал глупо и неуместно, но лучше уж этот смех, чем звенящая пустота, в которой каждый слышит свои мысли.
Дилюк медленно обвёл зал взглядом. Его губы чуть дрогнули в намёке на улыбку, когда он заметил, как один из Фатуи положил руку на плечо кого-то из местных виноделов: слишком крепко, слишком властно, не так, как принято среди друзей.
Мужчина знал этот тонкий жест: Мондштадт привык казаться свободным, но под сапогом Фатуи трещали даже те, кто громче всех говорил о независимости.
У огромного окна ты переговаривалась с пожилым поставщиком, держа в руках бокал, но не пила… Так же, как и Дилюк. Ты слушала старика внимательно, вежливо улыбалась, кивая на каждое слово, но чуть сдвинутые брови выдавали, что часть твоего внимания была где-то ещё, может, на хозяине винодельни. Может, на том, что происходит за твоей спиной.
Дилюк на секунду прикрыл глаза, прислушался к ровному гулу голосов, к приглушённому лязгу кубков о серебряные подносы. Всё было не так и каждый его шаг отзывался под сводами зала гулким эхом притворства. Он бы предпочёл вести переговоры в подвале, там, где не нужно было надевать этот маскарад. Там, где можно было бы говорить без улыбок. Однако Мондштадт требовал вежливости: ещё один слой лжи на хрупком теле их свободы.
— Господин Дилюк? — робко окликнул его управляющий, тихо подошедший сбоку.
— Что? — не оборачиваясь, ответил он, взгляд всё ещё прикован к тому углу, где стояла ты.
— Один из гостей Фатуи просит встречи наедине. Говорит, у него важное коммерческое предложение.
Дилюк чуть заметно вздохнул. Он ненавидел подобные разговоры. Каждый раз, когда Фатуи просили «поговорить с глазу на глаз», мужчина знал: за словами о выгоде и новых возможностях скрывается ловушка. Ловушка для него или для Мондштадта разницы не было. Он научился слушать их фразы так же, как слышит потрескивание пламени в камине: спокойно и с той усталой холодностью, которая появляется только у тех, кто давно понял: любые их договоры — это длинный поводок, а не дружба.
Но сейчас он не мог отказаться. «Официальный визит», «партнёрство», «поддержка торговли» — всё это требовало от него держать спину прямо, а лицо открытым. Даже если хотелось бы сорвать с себя этот маскарад вместе с красно-чёрными печатями Снежной.
— Пусть ждёт меня в кабинете. — сказал он управляющему.
— Сию минуту, господин Дилюк. — Тот чуть поклонился и быстро скрылся в толпе гостей.
Дилюк быстро зашагал, не оборачиваясь в свой кабинет. Слуга открыл перед ним дверь, впуская внутрь. В кабинете уже ждал человек из Фатуи: тот самый, что стоял в центре их группы, тот, кого все называли «Дипломатом», но чья улыбка больше подходила удаву, чем дипломату. Он встал при виде хозяина винокурни, раскланялся, будто бы извиняясь за вторжение в его вечер.
— Господин Рагнвиндр, благодарю, что нашли для меня пару минут.
— Говорите. — Дилюк сел за массивный стол, не приглашая его сесть напротив. Он предпочитал, чтобы гости Фатуи стояли. Это всегда напоминало им, кто в этом доме хозяин.
— Я хотел бы обсудить расширение поставок. — начал тот с мягкой улыбкой, в которой проскальзывала ледяная нотка. — Вы же понимаете, как важно укреплять союз Мондштадта и Снежной.
— Вы называете это союзом? — едва заметная насмешка в голосе Дилюка была острее, чем любой кинжал.
— Конечно. Союз взаимовыгодный. Мы ведь все хотим лучшего будущего… Для наших людей. — Фатуи говорил ровно, с той же вязкой вежливостью, что и всегда. Но глаза у него не улыбались. В них было что-то ещё — азарт хищника, который знает, что хозяин винокурни связан по рукам и ногам условностями.
— Конкретнее. — Произнес Дилюк, сложив пальцы замком на столе. Его взгляд был таким же холодным, как северный ветер на Драконьем Хребте.
Где-то в глубине зала, за несколькими стенами и дверями, ещё звучала музыка и раздавался смех. Но в этой комнате уже чувствовался другой воздух: тяжёлый, обжигающий, как сухое пламя. Каждая минута здесь казалась пустой и Дилюк чувствовал, что за дверями происходит что-то важное.
Ты же в это время стояла у края зала. Окно за твоей спиной было слегка приоткрыто: пахло, виноградной лозой и кострами далёких виноградников. Музыка всё ещё лилась между рядами гостей, она липла к коже, к замершим улыбкам, к слишком вежливым фразам.
Ты видела, как Дилюк исчез за тяжёлыми дверями. Он даже не обернулся, а лишь бросил на тебя короткий взгляд, в котором было всё: Я вижу тебя. Я вернусь. Но сейчас ты осталась одна.
Ты ловила на себе взгляды. Для всех ты была частью его маски. Красивая деталь, дорогая брошь на лацкане хозяина винокурни. Ты привыкла к такому взгляду: кто-то любопытствовал, кто-то презирал, кто-то тихо завидовал. Но ты знала, что пока он здесь, никто не посмеет перейти грань. Однако в этот раз ты ошиблась.
— Леди… — Голос раздался слишком близко. Ты даже не заметила, как он подошёл.
Молодой человек совсем ещё мальчишка в форме рекрута Фатуи. Темная мантия ещё не успела пропитаться холодом Снежной и он носил её, как маскарадный костюм, с наигранной важностью. Юноша склонился так низко, что ты почувствовала его дыхание у шеи.
— Вы так одиноки у окна. Позвольте составить вам компанию?
Ты сделала шаг в сторону как учил тебя Дилюк: не провоцируй, но и не подставляйся под удар.
— Не стоит, — коротко бросила ты, даже не посмотрев ему в глаза.
Он усмехнулся. Пьяно и самоуверенно. В его взгляде было глупое, но наглое неуважение.
— Да ладно вам… Такая красавица — и одна? Ваш господин… — он кивнул в сторону закрытых дверей кабинета, — …он ведь сейчас занят. Зачем ему знать, что вы скучаете?
Рекрут сделал шаг ближе, ты отступила, но спиной упёрлась в стену. Мир сузился до этого дыхания и тяжёлого запаха алкоголя.
— Позвольте мне вас развеселить… — прошептал он и положил руку тебе на талию — самоуверенно, дерзко и так мерзко.
Ты почувствовала, как по коже пробежал холод и что-то глубже: злость, обида.
Ты могла бы оттолкнуть его, могла бы ударить и Дилюк бы только одобрил.
Однако осознание того, что за спиной гости связывало тебе руки. Ты заметила краем глаза, как двое Фатуи постарше сделали вид, что не заметили: кто-то отвернулся с фальшивой улыбкой, кто-то едва заметно усмехнулся. Никто не вмешался. Для них ты была лишь «украшением». А этот юноша пусть и мелкая, но часть их флага.
— Уберите руку, — твой голос был ровным, но внутри всё уже пылало.
Однако он не послушал, а лишь сильнее сжал твой бок как ребёнок, который проверяет, что можно, а что нельзя.
— Давай без лишнего. Ты же не хочешь скандала… — сказал юноша.
И прежде чем ты успела увернуться, он наклонился ближе, а его губы коснулись твоих.
Твоя ладонь сама сжалась в кулак. Ты знала, что Дилюк сказал бы тебе не сдерживаться, но тебе не хотелось разрушать его репутацию.
Кабинет был тихим островком в шумном зале. Здесь пахло древесиной, старым вином и пеплом от камина. Дилюк сидел за массивным столом, полированная поверхность которого отражала мягкий свет настольной лампы.
Фатуи говорил вежливо, но ты слышала бы, сколько льда было под этими словами.
Они предлагали сотрудничество: красиво, рассказывая про торговлю, инвестиции, укрепление связей между Снежной и Монштадтом. На самом деле они хотели только одного: доступ к виноградникам Дилюка и его сети поставок. Для Фатуи это был не бизнес, способ прорасти ещё глубже в сердце города. Для Дилюка же это было отвратительно. Однако он слушал.
Дилюк сидел, слегка откинувшись в кресле, локти на подлокотниках, пальцы сцеплены. Его красные волосы, обычно небрежно уложенные, сейчас выглядели идеально. Маска учтивости требовала деталей. Глаза же не скрывали ничего. Они были спокойными, но в их глубине жил огонь, который знал только он.
— Господин Рагнвиндр, — дипломат расставил бумаги перед ним, как будто пытался выложить карты на стол. — Наши эмиссары выражают глубокую заинтересованность в расширении каналов поставок. Разумеется, мы полностью уважаем ваши традиции и хотим действовать… — он сделал паузу, выдавливая улыбку, — …в интересах обеих сторон.
Дилюк медленно кивнул. Его голос был мягким, почти обволакивающим:
— Разумеется. Я рад слышать, что Фатуи столь заботливо относятся к винодельческим традициям Монштадта.
Он протянул руку к одной из папок, раскрыл её, пробежал глазами по цифрам, которые были скорее ловушкой, чем предложением. На бумаге всё выглядело красиво, они обещали щедрые контракты, защиту караванов, даже льготы для местных виноградарей.
Но за каждым «да» в этих строках стояло «нет» всему, что он защищал.
— Вы должны понимать, — продолжил он ровно, не поднимая глаз от бумаги, — что подобные решения нельзя принимать за одним столом.
— Разумеется, — дипломат быстро кивнул, чувствуя, как леденеет воздух между ними. — Мы всего лишь хотим… Обозначить готовность. При условии, что ваша сторона проявит встречную… Гибкость.
Слово «гибкость» прозвучало как хруст замёрзшей ветви под каблуком. Дилюк поднял взгляд. Его глаза встретились с глазами дипломата. На секунду тот отвёл взгляд, мельчайший жест, но он стоил целой тирады.
— Я рассмотрю этот вопрос, — тихо произнес Дилюк.
Фатуи сжал портфель, словно готовый тут же достать новые бумаги.
— Однако, — продолжил Дилюк, и голос его стал чуточку холоднее, — любое соглашение подобного уровня должно быть одобрено Ордо Фавониус.
Он откинулся в кресле чуть глубже, медленно скрестив пальцы.
— Конкретно — магистром Джинн. Без её подписи я не могу гарантировать, что мои виноградники будут защищены от ненужных слухов и… Последствий.
Слово «последствия» повисло между ними, как нож, брошенный в стол лезвием вниз.
Фатуи знали, что это значит. Джинн была тем редким человеком в Ордо Фавониус, кто не боялся взглянуть Снежной в глаза. Её одобрение означало, что всё будет проверено до последней пылинки
.
Дипломат медленно кивнул, стараясь снова изобразить улыбку:
— Разумеется… Магистр Джинн — безупречный страж интересов города. Мы не имеем ничего против её участия.
Они обменялись ещё несколькими вежливыми фразами. Бумаги аккуратно вернулись в портфель. Кивок, рукопожатие и ещё одна натянутая улыбка. Всё выглядело так, будто они пришли к какому-то шаткому соглашению. Однако Дилюк не верил в такие соглашения.
Он видел, как дипломат чуть дольше, чем нужно, задерживает взгляд на его руке, на тонкой перчатке, за которой скрывались шрамы от старых схваток. Дилюк видел, как ассистент украдкой глянул на полки с бутылками, словно запоминал их для какого-то отчёта. Мужчина видел всё. И знал, что всё это — только фасад.
Когда двери кабинета наконец закрылись за спинами Фатуи, Дилюк позволил себе выдохнуть. Он встал, подошёл к жаровне и молча подбросил в неё сухую веточку виноградной лозы. Огонь треснул и разгорелся чуть ярче, отражаясь в его глазах.
В этот момент мужчина подумал о тебе… О том, как ты стояла там, среди этих хищников в масках, которых он впустил в свой дом. Ему казалось, что несколько минут за этим столом длились вечность, а для тебя там, за дверью, эта вечность могла быть куда длиннее.
Он знал, что ты сильная, что не позволишь кому-то перейти грань просто так. Однако Дилюк также знал, насколько могут быть грязны чужие руки, когда никто не видит. Мысль о том, что хоть кто-то посмеет прикоснуться к тебе без твоего согласия, вспыхнула внутри него тем самым огнём, что трещал сейчас в жаровне. Дилюк провёл рукой по кромке стола, как будто проверял, остался ли холод чужих рук на полировке дерева. Нет, холод был только в нём самом.
Он повернулся, тяжёлые сапоги вновь застучали по полу. Огни за дверьми звали его обратно в зал… Туда, где гости всё ещё смеялись, где вино всё ещё лилось, где кто-то слишком молодой и слишком пьяный уже перешёл ту грань, о которой его хозяин даже не догадывался.
Он открыл дверь и вернул на лицо ту самую учтивую маску, но в глубине души она уже трескалась.
Ты знала, что этот момент рано или поздно наступит. Он подошёл слишком близко, и ты почувствовала, как его рука сжимает твой бок сквозь тонкую ткань платья. Внутри тебя всё сжалось узлом: злость, страх и отвращение одновременно. Ты услышала голос Дилюка в своей голове, твёрдый и непреклонный:
— Никому не позволяй так с тобой обращаться. Если кто-то посмеет коснуться тебя без твоего согласия — он заплатит за это.
Ты не отступила, наоборот, рванулась вперёд с решимостью, которую Дилюк всегда в тебе видел. Твоя рука сжалась в кулак и попыталась ударить наглеца, но твой удар не достиг цели.
Он оказался быстрее. Его рука схватила твоё запястье резким, но уверенным движением, и дернул вверх так, что твоя спина прижалась к холодной каменной стене. Вторая его рука схватила другое запястье, крепко прижав твои руки над головой.
Ты почувствовала его усмешку, грязную и самоуверенную. Его голос звучал так, будто он имел право на всё:
— Думаешь, ты сможешь меня остановить?
Пальцы его начали скользить к подолу твоего платья, и тебе показалось, что весь мир сужается до одного холодного момента: до его рук, пытающихся нарушить твоё личное пространство. Ты дёрнулась всем телом, пытаясь вырваться, и твой голос вырвался с напряжением:
Дверь кабинета резко распахнулась, и в помещение вошёл Дилюк. Его взгляд тут же упал на тебя, прижатую к стене, с руками, скованными чужими пальцами. В его глазах вспыхнуло нечто глубокое и непреклонное: пламя, которое редко могли увидеть даже те, кто знал его хорошо. Он ступил вперёд, и голос его прозвучал холодно и твёрдо:
Молодой рекрут, ещё совсем зелёный и неопытный, казался сначала уверенным в себе, словно ему принадлежал весь мир. Его самоуверенность мгновенно сменилась растерянностью, когда он встретил холодный, пронизывающий насквозь взгляд Дилюка. Юнец на миг замер, будто решая: отпустить тебя или дерзить дальше. Этого короткого мига тебе хватило: собрав всю злость и страх, ты резко ударила его коленом в пах.
Рекрут охнул от боли, его пальцы разжались, и ты вырвалась, чувствуя, как бешено стучит сердце. Он едва удержался на ногах, но в глазах его всё ещё мелькала наглость, словно он пытался убедить себя, что сможет выкрутиться.
Но вдруг Дилюк не выдержал. Вспышка гнева пронзила его как молния, и он рванулся вперёд, словно вскипевший вулкан, выплеснув всю накопившуюся ярость в один мощный удар. Его кулак встретился с челюстью рекрута, и звук удара разнёсся по комнате, разрывая притворную тишину бала.
Ты видела, как голова молодого Фатуи резко откинулась назад, а лицо его исказилось от боли и удивления. В зале на мгновение воцарилась тишина, словно весь мир остановился, чтобы наблюдать за разрушением старых правил и привычек. Гости и другие представители Фатуи замерли, не зная, как реагировать на столь резкое и дерзкое нарушение протокола.
Дилюк стоял над поверженным рекрутом, грудь его тяжело поднималась и опускалась, дыхание участилось. В его глазах мелькнуло что-то почти звериное, опасное, тот самый «полуночный герой», который редко показывался на свет, но всегда был рядом, готовый сражаться за то, что ему дорого.
Однако через мгновение Дилюк сдержался. Его рука сжалась в кулак, он сделал шаг назад, словно осознав, что не стоит полностью терять контроль, ведь вокруг много глаз — глаз, которые следят за каждым его шагом. Его голос стал холодным, но в нём прозвучало чёткое предупреждение:
— Это ещё не конец, — произнёс он, будто бросая вызов, — но если кто-то ещё посмеет нарушить её покой или нанести ей вред, я не буду сдерживать себя.
Ты почувствовала, как напряжение в груди постепенно уходит, уступая место уверенности и внутреннему теплу. В этот момент твои мысли переплетались с мыслями Дилюка: он никогда не позволит, чтобы кто-то навредил тому, что ему дорого, и готов был бороться с целым миром ради защиты.
Мужчина подошёл к тебе, его голос смягчился, когда он тихо спросил:
Ты кивнула, чувствуя, как дрожь постепенно уходит из тела. С каждым его действием твоя уверенность крепла.
— Я здесь, — добавил он почти шёпотом, словно обращаясь не только к тебе, но и всему миру, — никто не посмеет причинить тебе боль.
За окном ночной воздух холодил кожу, но рядом с Дилюком становилось тепло и спокойно. Его рука скользнула к твоей талии, но не для того, чтобы удержать, а чтобы дать понять: он здесь, он рядом, и ты под его защитой.
Дилюк перевёл взгляд на гостей, на столпившихся у дверей в растерянном молчании. В зале воцарилась напряжённая тишина: кто-то прятал глаза, кто-то пытался делать вид, что всё это лишь неудачное недоразумение. Лишь старшие офицеры Фатуи стояли прямо, выпрямив спины и стиснув зубы, но даже они не осмеливались вмешаться.
Дилюк выпрямился, снова став тем ледяным хозяином винокурни, каким его знали все вокруг. Его голос, спокойный и ровный, звучал как нож по стеклу:
— На этом приём окончен. — Он обвёл зал тяжёлым взглядом. — Я полагаю, господа из Фатуи смогут перенести оставшиеся вопросы на утро. Для ваших людей, — он чуть склонил голову в сторону старшего дипломатического офицера, — выделены гостевые комнаты в западном крыле, как и было согласовано с магистром Джинн. Я настоятельно рекомендую воспользоваться ими прямо сейчас.
В его голосе не было угрозы, лишь ровный холод практичного предупреждения. Но в этой спокойной фразе чувствовалась твёрдая граница: ещё хоть один неверный шаг и никто не спасёт наглецов.
Кто-то попытался было что-то возразить, однако взгляд Дилюка тут же заставил слова замереть на губах. Он больше ничего не сказал, лишь повернулся к тебе и, не выпуская твоей руки из своей, повёл прочь из зала.
Позади вас слышались шаги, шёпоты, едва слышный скрежет оружия, которым старшие офицеры Фатуи пытались скрыть свою злость и обиду. Однако никто не посмел и слова сказать против хозяина «Рассвета».
Ты чувствовала, как под ногами скрипят старые половицы, как холодный ночной воздух проникает в волосы через приоткрытые окна, но внутри было только одно: тепло его ладони, сдержанное биение его сердца и уверенность, что этой ночью ты под самой надёжной защитой в Тейвате.
Дилюк отпустил твою руку только для того, чтобы прикрыть за вами дверь и опереться на неё плечом, глядя на тебя. Его взгляд был всё ещё чуть напряжённый, тяжёлый от недавнего сдержанного гнева, но в нём уже не было холодной стали, лишь упрямая решимость.
Он подошёл ближе, провёл кончиками пальцев по твоему запястью, там, где остались красные следы чужих рук. Его лицо немного нахмурилось, губы сжались в тонкую линию.
— Прости, — тихо произнёс он, и в этом простом слове не было слабости, а лишь тяжёлая, честная вина за то, что он позволил этому случиться. — Этого не должно было произойти.
Ты хотела возразить, но он коснулся твоего лица ладонью, чуть грубее, чем обычно, но ты знала: это не грубость, а остаток того пламени, что он сдерживал ради тебя. Дилюк бережно провёл пальцами по твоей скуле, по линии шеи словно убеждался, что с тобой всё в порядке.
— Всё хорошо, — ответила ты так тихо, что сама едва услышала. — Всё хорошо… Пока ты здесь.
И он действительно был здесь. Мужчина развернул тебя к кровати, помог расстегнуть тяжёлое украшение на шее, чуть смутившись от того, как цепляется твоя прядь волос за его пальцы. Когда ты села на край постели, он сел рядом, опустив голову так близко, что тень от пламени в камине падала на ваши лица, сливая их в единое пятно.
Ты легла в постель, и он лёг рядом с тобой, однако не как гость, не как хозяин винокурни или полуночный герой, а просто как мужчина, который больше не намерен отпускать тебя одну ни на минуту этой ночи.
Дилюк притянул тебя к себе, так, что твоя голова оказалась на его плече, а его рука крепко легла тебе на талию, будто ставя между тобой и миром непреодолимую стену.
— Спи, — произнёс он, глухо, уже закрывая глаза. — Здесь ты в безопасности. Здесь только ты и я.
Ты чувствовала, как ровное, тяжёлое дыхание постепенно успокаивается у тебя над ухом; слышала стук его сердца и наконец закрыла глаза, зная, что даже если весь мир за этой дверью снова решит обрушиться, тебе нечего бояться… Ведь мужчина всегда найдёт способ защитить тебя, даже если придётся снова стать этим яростным огнём, что сжигает всё лишнее до тла.
А этой ночью тебе было нужно лишь одно — быть рядом. И ты знала: он не отпустит.
Ты проснулась ещё до рассвета, однако не потому, что тебе было тревожно, а потому что в комнате стояла какая-то особенная тишина. Та, что приходит в «Рассвет» лишь в самые глубокие часы ночи, когда и виноградники, и камины, и люди, кажется, замирают, затаив дыхание.
Ты почувствовала рядом тепло — руку Дилюка, перекинутую через твою талию. Его дыхание было ровным, спокойным. Ты задержала взгляд на его лице: в этом приглушённом свете он выглядел иначе: моложе, мягче, уязвимее. Ты осторожно прикрыла глаза, позволяя себе поверить, что этот покой бесконечен.
Но ты не знала, что пару часов назад, когда ты уже провалилась в сон, его глаза снова открылись: такие же тёмные и бесстрастные, какими их знали лишь немногие.
Мужчина лежал так ещё минуту, слушая твоё ровное дыхание, чувствуя, как твои пальцы лениво сжимают его ладонь даже сквозь сон. Ему не хотелось вставать, не хотелось снова надевать маску холодного мстителя, но он знал, что есть вещи, которые нельзя оставлять жить, даже если они пока всего лишь гнилое семя.
Дилюк медленно убрал руку, не разбудив тебя. Ты едва шевельнулась, что-то тихо пробормотала, но так и не проснулась.
Он встал, оделся почти беззвучно. На секунду мужчина задержался у двери, бросив последний взгляд на твои волосы, рассыпавшиеся по подушке, и едва заметно улыбнулся. Для тебя он всегда будет тем, кто держит тебя в тепле, но для других он напоминание, что Монштадт не прощает грязных рук.
Когда Дилюк вернулся — далеко за полночь, его шаги были так же тихи, как и его мысли. Он вымыл руки холодной водой в своём кабинете, накинул плащ обратно на спинку кресла и поднялся к тебе. Ты даже не почувствовала, как мужчина лёг рядом и снова обнял тебя так, будто никуда не уходил.
Утро встретило вас молочным рассветом и тонким запахом свежего вина из подвалов. Ты проснулась в его объятиях, зарывшись носом в тёплую ткань рубашки, и позволила себе ещё пару минут притвориться, что мир всё ещё спит.
— Ты не уходил? — спросила ты едва слышно, почти лениво.
— Нет, — ответил он так просто, что ты не усомнилась ни на секунду. Его ладонь провела по твоим волосам, убирая прядь со лба. — Всё было тихо.
Внизу винокурня просыпалась с обычным размеренным гулом: звон посуды на кухне, шаги горничных, осторожные голоса Фатуи, ещё не уехавших. Однако за этой привычной суетой уже шли первые шёпоты.
— Ты слышала? Тот юнец из их людей... Куда-то пропал. — Произнесла Моко.
— Да напился, наверное, свалился где-то в кювете! — отмахнулась Аделинда, но голос звучал натянуто.
— А ночью кто-то бегал по коридору... кричал вроде... — добавила Хилли, нервно теребя платок. — Но я подумала, что привиделось.
Ты услышала эти обрывки, когда спускалась вниз. Сердце кольнуло странным, тревожным ощущением. Тебе внезапно вспомнились холодные пальцы на запястьях, усмешка молодого рекрута, твой отчаянный взгляд на дверь… И то, как Дилюк зашёл тогда в кабинет. Ты снова увидела перед глазами тот короткий миг: гнев, холодное пламя в его глазах, удар. И вдруг внутри тебя что-то замерло: где теперь рекрут?
Ты нашла Дилюка во внутреннем дворе, он беседовал с посланником Фатуи и управляющим, сохраняя безупречно спокойный вид. Его плечи расправлены, в голосе сталь. Он заметил тебя и жестом отпустил их обоих, повернувшись к тебе. Ты, не стесняясь, спросила прямо:
— Ты слышал? Рекрута не нашли. Что случилось?
Он не отвёл взгляда, а наоборот, подошёл ближе, так что твои ладони почти упёрлись ему в грудь. Его пальцы мягко коснулись твоего локтя, словно бы для поддержки.
— Я слышал, — ровно сказал он. — Глупо с их стороны.
— Что значит «с их стороны»? — нахмурилась ты, не понимая его.
Дилюк чуть склонился к тебе, ровно настолько, чтобы его слова были слышны только тебе. В его голосе не дрогнуло ничего, кроме едва заметного оттенка усталого презрения:
— Торговец Фатуи понял, что я не прощу этот инцидент. Он знал, что если я поставлю под сомнение всё соглашение, это ударит по ним сильнее, чем любая оплеуха. — Дилюк говорил медленно, будто разъясняя элементарную истину ребёнку, — Думаю, он решил избавиться от него, чтобы мне не пришлось поднимать скандал. Зачем ему рисковать целым контрактом ради одного неумного мальчишки?
Ты замерла, слушая его ровный тон. В этих словах всё было слишком… Правильно. Слишком чисто выверено и всё равно ты поймала себя на том, что хочешь верить.
— Ты думаешь, это они? — прошептала ты.
Дилюк мягко коснулся твоей щеки, большим пальцем стирая с твоих мыслей остаток тревоги.
— Это их игра, не наша. — Он наклонился чуть ближе, и прошептал тебе на ухо. — Пусть заметут свои следы как хотят. Ты здесь. Ты в безопасности. Всё остальное их проблемы.
В этот миг ты чувствовала только тепло его руки и уверенность, с которой он держал тебя, не давая миру приблизиться слишком близко. Ты хотела спросить ещё что-то, но мужчина уже перехватил твой взгляд, и ты поняла: в этих глазах нет лжи. По крайней мере лжи для тебя.
Позже ты слышала, как Фатуи между собой тихо бурчат про исчезновение юнца: кто-то осмелился спросить Дилюка прямо, не видел ли он чего ночью. Мужчина лишь холодно ответил, что все вопросы необходимо задавать к их собственному командиру, и предложил раз и навсегда не портить остатки сделки пустыми догадками.
А ты знала: в ту ночь никто не коснулся тебя, потому что он был рядом. И если кто-то всё-таки исчез — значит, где-то в этой винодельне до сих пор живёт тихое, жгучее пламя, которое обжигает всех, кто забывает: ты под его защитой.