Жизнь в подарок
Казино в эту ночь напоминало аквариум, полный жирных золотых рыбок, которые глотали наживку одну за другой, бестолково раздувая жабры, лишь бы не всплывать кверху брюхом. Авантюрин любил этот густой как мёд свет, расползающийся по лакированным панелям, золотым прожилкам на стенах и длинным рукам крупье, которые мелькали над столами, собирая чужие надежды в аккуратные стопки фишек.
Авантюрин сидел в центре зала, будто вросший в мягкое кресло. За его спиной, в глубине бокалов с янтарным ликёром, мерцали зеркала, он время от времени ловил в них своё отражение и ухмылялся. Игра шла лениво. Сегодня мужчина позволял себе роскошь быть сытым, а значит, ставки для него были всего лишь игрой ради самого процесса.
Он перевёл взгляд на карты, будто видел их впервые и чуть склонил голову. Стук фишек о дерево был ритмичным, почти убаюкивающим. На соседнем столе раздался короткий крик: кто-то проиграл больше, чем мог себе позволить. Авантюрин вскинул брови, но не повернул головы. Крик тут был частью музыки, крик всегда был музыкой.
Он откинулся на спинку кресла и позволил своему взгляду блуждать. Вечер был скучным: слишком много новых игроков, слишком мало интересных. Новички либо оробели, либо напыщенно расправляли плечи, думая, что могут обыграть того, чьи руки никогда не дрожат. Опытные знали цену его улыбке и не лезли поперёк, а значит, выигрывать было не у кого.
Авантюрин тихо щёлкнул ногтем по краю бокала и тонкий звон смешался с гулом зала. Он слышал, как за спиной кто-то спорит о процентах. Как за дальним столом скандалит торговец с Пенаконии, громко уговаривая дать ему ещё один кредит. Всё это было фоном, удобной обивкой для мыслей.
Сегодня Авантюрин пришёл не за деньгами, ведь деньги приходили сами. Сегодня он ждал, но чего именно и сам не знал. Иногда ему просто нужно было сидеть среди этого жужжания и ловить вкус чужих надежд, разламывать их, рассматривать, как старинный купец разламывает устрицу, вглядываясь в тёмную мякоть внутри.
Он наклонился вперёд, положил локти на стол, поигрывая фишкой между пальцев. Его глаза цеплялись за скучные, потные, надушенные слишком резко или, наоборот, затхлые от дешёвого алкоголя лица. И вдруг взгляд упёрся в фигуру, стоящую чуть поодаль от бархатных перегородок, отделявших VIP-зону.
Седой, полный, с круглой шеей и короткими пальцами, этот человек выглядел чужеродным элементом в бархатном нутре казино. Его костюм сидел на нём плохо: чуть узковатый в плечах, слишком свободный на животе. Он держал бокал так, будто это был кубок крови. Рука его была коротка, пальцы обвиты массивными перстнями — дешёвая бравада, которую Авантюрин всегда чувствовал за версту.
Мужчина помнил этого типа: у него были сотни подобных. Мелкие торговцы, которые раздувались на чужом горе; мелкие хищники, что цеплялись за любую слабость и вытягивали из людей всё, что можно было продать. Этот, кажется, недавно ещё лебезил перед какими-то долговыми кланами — Авантюрин слышал о нём краем уха.
И вот он стоял здесь, заложив руки за спину, и время от времени склонялся к кому-то в кресле, но Авантюрин не разглядел, к кому. Ему и не нужно было видеть, чтобы почувствовать запах крови. Этот человек пах не духами и не потом: он пах страхом других людей, который въелся ему в кожу, в воротник, в обрезанные ногти.
Авантюрин снова крутнул фишку и ухмыльнулся. С такими играть было весело: у них всегда была уязвимость, даже если они думали, что купили всех вокруг. Он дождался, пока короткопалый мужчина оторвётся от своей тени в кресле и направится к стойке за новым бокалом. Шёл он как петух: слегка переваливаясь, но спина была выпрямлена, чтобы все видели его цепочку на жилете и отполированные перстни. Люди расступались, кто-то спешил ему угодливо улыбнуться. Авантюрин только прикрыл глаза, глядя на этот спектакль.
Официант протянул мужчине бокал, и тот осушил его одним залпом. На толстых губах осталась тёмная полоска вина.
— Принеси ещё. — Голос у него был сиплый, с хрипотцой застарелого курильщика. — И пусть твой хозяин добавит мне лимит. Сегодня удачный вечер. Сегодня я с кем угодно сыграю, хоть с самим Авантюрином!
Он рассмеялся, смех прозвучал тяжело, надтреснуто, как чугунный колокол, по которому кто-то ударил кулаком. Авантюрин выпрямился, лёгкий холодок пробежал по затылку: не от страха, от любопытства. Кто-то, кто упомянул его имя, стоя посреди его зала, а значит, человек совсем обнаглел. Либо пьян, либо слишком уверен, что купил себе право на дерзость.
Вот теперь стало интереснее. Авантюрин поставил фишку на край стола, кивнул крупье, и тот, ловя сигнал, мигом расчистил столешницу для новой игры.
— Кто этот мужчина? — тихо спросил Авантюрин у подошедшего прислужника. Тот чуть склонился, стараясь не смотреть в глаза.
— Называет себя Варгасом, господин Авантюрин. Работорговец с Восточного сектора. Несколько девок привёз недавно, с долгами… — шёпот был осторожен, будто слова могли испачкать воздух вокруг.
Авантюрин улыбнулся: ему нравились такие грязные, прилипшие к каблукам пыльных коридоров и подворотен истории. В них всегда была живая трещина, туда можно было воткнуть ноготь и разломать всю скорлупу разом.
Шум казино мягко сжался вокруг него, когда он встал из кресла. Фишки тихо цокнули друг о друга, когда Авантюрин кинул их крупье, пусть разберётся позже. Сейчас он шёл сквозь густой воздух, пропитанный сладким алкоголем и перегретыми телами.
Варгас стоял у стойки и что-то жадно шептал в ухо другому игроку, размахивая рукой с массивным перстнем. Рядом, чуть позади него, сидела ты — ровно, прямо, будто тебя посадили как куклу.
Сначала Авантюрин заметил лишь блеск ткани: тёмное, глубокого цвета ночи платье, обтягивало твои плечи и спину так аккуратно, что даже при приглушённом свете было видно: его шили для тебя. Оно должно было подчеркнуть тебя, вырезом, изгибами, безупречной гладкостью подола. Оно делало тебя дорогой игрушкой: драгоценной вещью, которую можно показать, но не дать потрогать без разрешения.
Ты сидела спокойно, ни один мускул не дрожал. Руки лежали на коленях: изящные кисти, тонкие запястья, кожа которых чуть просвечивала из-под тонкого слоя тонального крема. Авантюрин увидел, как в жёлтом свете ламп тон что-то скрывает. Синяки не прячутся полностью, они проступают чуть-чуть, как намёк на рваную шероховатую правду под шёлковой обёрткой.
Ты не смотрела ни на кого. Даже на Варгаса, будто его голоса и не было. Ты не наблюдала за игрой, за людьми вокруг, за золотом, что перекатывалось с рук на руки. Твои глаза смотрели сквозь: чуть опущенные ресницы, неподвижные губы, взгляд, который давно не ловил бликов и не возвращал их обратно.
Это спокойствие было неестественным. Оно держалось вокруг тебя как купол. В нём не было ни капли страха, но и жизни не было тоже. Ты была слишком неподвижна для человека, который ещё жив.
Авантюрин остановился чуть в стороне, не подходя сразу. Он провёл взглядом по линии твоего плеча: белая, почти хрупкая кожа под бретелью платья, лёгкий блеск на ключицах, распущенные волосы, собранные сзади жемчужной заколкой. Если не знать, на что смотреть, можно было бы подумать: принцесса, украшение, дорогая спутница, которую привели сюда, чтобы хвастаться.
Если знать, можно было разглядеть тонкие трещины. Слом не всегда видный сразу, иногда он ползёт под кожей тихо, как ржавчина по металлу.
Варгас заметил его только тогда, когда Авантюрин подошёл вплотную. Работорговец обернулся резко, влажные глаза заблестели азартом.
— Авантюрин! Ну надо же — сам к нам! — Он развёл руки, словно хотел обнять, но Авантюрин даже не шевельнулся. — Слыхал? Сегодня я с удачей. Хочу сыграть по-крупному.
Он говорил громко, с хрипотцой, но ты не шелохнулась даже когда он положил толстую ладонь тебе на плечо и чуть сжал, как бы напоминая, чьё ты имущество.
Авантюрин скользнул взглядом по твоему лицу: ни морщинки, ни вздрагивания. Ты позволяла трогать себя так, будто тебя это не касалось. Тональный крем под его пальцами чуть смазался и Авантюрин видел, как пятно становится неровным, обнажая желтоватый след под кожей.
Он опустил взгляд ниже: на изгиб твоей талии под тканью, на тонкую цепочку на твоём запястье. Украшение? Или напоминание? Или ещё один повод показать: можно позволить себе купить красоту, даже если она задыхается под пудрой.
— И чем ты собираешься играть? — спросил Авантюрин так лениво, что слова растеклись, как горячий мёд. Он смотрел не на Варгаса, а на тебя. Однако ты не подняла глаз.
— Всём, что у меня есть. — Варгас стиснул твоё плечо сильнее, пальцы запечатались пятнами. — Включая вот это сокровище. — Он сказал это с мерзкой гордостью, словно говорил о породистой лошади. — Приглянулась? Не возражаю, если хочешь посмотреть поближе. Только смотри руками не трогай.
Авантюрин медленно вытянул руку, будто хотел коснуться пряди волос, но не сделал этого. Он знал этот взгляд: глаза, которые смотрят сквозь, потому что всё остальное больнее, чем пустота. Мужчина видел эти запястья… Видел их когда-то в зеркале. И понял: игра сегодня будет не о фишках. Не о деньгах. Не о Варгасе. Он чуть склонил голову, и на губах у него расползлась та самая улыбка, от которой крупье всегда нервно сглатывали.
— Что ж, Варгас, — тихо произнес Авантюрин. — Сыграем. Покажи мне свою ставку. Полностью. И будь уверен — я заберу её.
Ты слышала их голоса так, будто они были где-то под водой. Слова текли мимо, распадались на глухие звуки. Ты знала, что их нужно выслушивать, но твоё тело не слушалось, внутри всё было ватным и каким-то сладким. Где-то в этом сиропе прятался кусочек тебя самой: крошечный, спрятанный глубоко, так, чтобы не достали.
Ты помнила, запах этого зала: острый дым, пот, дешёвый парфюм. Ты сидела здесь уже давно, но не могла сказать, сколько времени прошло. Часы растворялись так же быстро, как и твои мысли. Ты не двигалась, не должна была двигаться. Ты была хорошей, ты была тишиной. И ничего не чувствовала, кроме чужой тяжёлой руки на твоём плече. Она сжимала кожу, но боль тоже пряталась где-то в глубине, приглушённая, обёрнутая ватой.
Ты слышала, как кто-то назвал твоё имя: нет, не твоё. Это был Варгас. Он сказал, что так теперь зовут тебя. Ты не знала, было ли у тебя что-то другое, ты не должна была вспоминать. Это причиняло боль, а боль нельзя было показывать. Ты сидела прямо, спина не сгибалась. Ты была хорошей, послушной.
Иногда из этого густого тумана выплывали лица. Вот сейчас перед тобой появилось другое лицо. Мужчина. Красивый? Твои глаза не хотели фокусироваться. Ты смотрела мимо него, но его взгляд колол кожу, даже через этот сироп внутри. Он смотрел так, будто видел то, что ты прятала глубже всего.
Ты хотела отвернуться, но не могла, ведь должна была сидеть. Ты была хорошей.
Авантюрин слегка наклонился к столу, бросая на сукно свою первую ставку. Варгас сел напротив. Лакей подтолкнул к нему ящик с фишками. Слуга Варгаса держался чуть позади, ссутулившись и опустив глаза в пол.
— Одно условие, Авантюрин, — сказал Варгас, играя массивным перстнем на пальце.— Если проиграешь — заберу твои фишки, проценты… И кое-что ещё. Ты же знаешь мои правила.
Авантюрин лениво провёл кончиком ногтя по краю стола.
— Заберёшь то, что я не оставлю тебе. Ты ведь любишь хвастаться, Варгас? Покажи всем, как высоко ты играешь сегодня.
Варгас хмыкнул и кивнул крупье. Карты скользнули по зелёному сукну, ровные веера цифр и знаков. Казино замерло вокруг них, как всегда, замирает, когда ставки становятся больше, чем просто кредитами.
Авантюрин чувствовал, как за его спиной сплетаются чужие взгляды. На фишки, на карты, на тебя. Он видел тебя краем глаза: как ты сидишь в неподвижном ореоле ламп, как Варгас время от времени кладёт ладонь на твоё бедро, будто полирует свою собственность.
Ты не чувствовала этих рук, была там, где пусто. Только иногда твоё тело выдавало тебя: пальцы чуть сжимались в складках платья, ногти царапали подол, но ты быстро их разжимала, ведь ты хорошая.
Авантюрин смотрел на Варгаса и слышал, как фишки шуршат под его пальцами. Он помнил этот холодок под рёбрами, как пахнет чья-то свобода, когда она вот-вот коснётся твоих рук. Мужчина уже однажды продавал себя сам и вырвал обратно.
— Вижу, ты берёшь с собой всё лучшее, — лениво протянул Авантюрин, когда выиграл первую сдачу. — Даже если оно не твоё.
Варгас осклабился, зубы блеснули.
— Всё в этом мире чьё-то, Авантюрин. Кто-то платит — кто-то берёт.
Он вытянул руку и опять дотронулся до твоего бедра: крепче, чуть грубее, как будто показывая: это его. Ты не шелохнулась. Тональный крем скрывал всё, кроме правды, которая всё равно сочилась сквозь кожу.
Ты слышала цокот фишек: он отзывался где-то в черепе эхом. Кажется, в другой жизни тебе тоже слышался этот звук, но тогда было весело. Или нет? Ты не помнила. Туман сглатывал воспоминание как болото. Но глубоко внутри, что-то маленькое подавало голос: «Пожалуйста. Пожалуйста».
— Ставки растут, Варгас, — Авантюрин отбросил карты и пододвинул ещё фишек. — Надеюсь, ты готов лишиться своего сокровища.
— Я никогда не проигрываю, — прохрипел Варгас, облизывая губы. Он смотрел не на карты, а на тебя. — Но если вдруг… Что ж, мне интересно, что ты с ней сделаешь. Отмоешь? Сломаешь заново? Она уже почти пустая, Авантюрин. Её даже продавать невыгодно, кроме как на запчасти.
В этот момент твои глаза чуть дрогнули. Не вверх, не на Авантюрина, но внутри что-то кольнуло. Слово пустая отозвалось эхом в твоей груди. Там, где ещё теплится крошечная искра.
Авантюрин улыбнулся уголком рта: тем самым хищным, лениво-опасным изгибом, который обычно предвещает чью-то гибель или свободу.
— Знаешь, Варгас, — спокойно произнес он. — У пустых всегда больше ценности, чем ты думаешь. Главное знать, чем их наполнить.
Шум казино за твоей спиной гудел, словно огромный вулкан, готовый извергнуться. Авантюрин бросил последнюю фишку на стол и тишина накрыла зал как одеяло, мягкая, но плотная, заглушающая всё вокруг.
Варгас судорожно сжал пальцы, лицо покрылось красными пятнами: азарт и злость смешались в опасный коктейль. Он смотрел на карты, которые уже нельзя было изменить, на исход игры, который решал судьбу не только фишек и денег, но и тебя.
— Чёрт… — выдохнул он сквозь зубы.
— Время платить, Варгас. — Авантюрин улыбнулся холодно, не отрывая глаз от крупье.
— Ты забираешь её? — голос Варгаса дрогнул, будто он уже видел, как теряет всё.
— Забираю, — ответил Авантюрин спокойно. Его взгляд был твёрд как сталь.
Варгас резко встал и шагнул к тебе. Его рука поднялась в воздух и ударила по лицу с жестокостью, от которой в груди звякнуло что-то тонкое и хрупкое. Однако ты даже не вздрогнула. Твой взгляд остался пустым, безжизненным, будто это не был удар, а просто ещё одна волна серой бесконечности, которая накрывала тебя уже так долго. Твой разум, отравленный наркотиком, гасил любую боль, любую реакцию, любую борьбу.
Варгас стиснул зубы, глядя на тебя, словно на вещь, которую можно было сломать и выбросить.
— Иди с ним, — прохрипел он, указывая на Авантюрина. — Не верь, что ты можешь выбрать. Ты моя.
Ты без сопротивления поднялась. Твои ноги двигались, как по чьему-то приказу, а не по собственной воле, а взгляд опустился, избегая глаз обоих мужчин.
Авантюрин, наблюдая за этим, сжал кулаки.
— Ни шагу без моего слова, — тихо сказал он Варгасу, голос его был ледяным и непреклонным.
Варгас усмехнулся, но было видно, что его уверенность пошатнулась.
— Ты что, собираешься защищать её? — язвительно спросил он.
— Защищать? Она не игрушка. Не товар. Не рабыня.
— Хочешь сказать, что ты можешь её спасти? Она уже мертва внутри. — нахмурился Варгас.
Авантюрин посмотрел на тебя и впервые, ты чуть подняла глаза, встретив его взгляд. Внутри было пусто и холодно, но в этом холоде мелькнуло что-то — крошечный проблеск надежды.
— Тогда я вытащу её из этой пустоты, — тихо произнес он, с уверенностью, которая не терпит возражений.
Ты не знала, что именно в этот момент с тобой происходит. Твой разум был туманен, тело послушно, а воля подавлена, но ты почувствовала, как чья-то рука крепко обхватила твоё запястье, не давая упасть.
Авантюрин — теперь твой новый хозяин, но он был не похож на Варгаса. В его взгляде не было жадности или злобы, было что-то другое.
— Я буду твоей тенью, — произнес он, — пока ты не научишься ходить сама.
Он сделал шаг вперед и посмотрел Варгасу в глаза.
— Попробуй только тронуть её ещё раз — и я размажу тебя по этому залу как грязь.
Варгас отступил, прищурившись. Ты стояла между ними, как предмет спора, но что-то внутри тебя, хоть и едва заметно, начало сдвигаться.
Тебе ещё не было понятно, что это было: страх, надежда или просто странное тепло в груди. Авантюрин лишь аккуратно коснулся твоих волос.
Ты не смогла ответить словами. Ты только кивнула, и в этот кивок было вложено всё, что ещё осталось: слабая готовность идти за ним в неизвестность. Он взял твою руку, осторожно, как хрупкий сосуд, и вывел из казино в тёмный коридор, где шум и свет остались позади. Фишки продолжали звенеть, кто-то смеялся за игровыми столами, кто-то спорил с дилером, но для тебя всё это уже звучало, как через толстое стекло. Ты шла, опустив глаза, чувствуя, как под пальцами дрожит тепло его ладони.
У выхода охранник без слов распахнул перед вами дверь. Авантюрин лишь кивнул в ответ: впервые за долгое время никто не преградил тебе путь, не схватил за руку, не бросил приказ, был только этот медленный, почти торжественный проход вперёд, в ночь.
У обочины стоял элегантный чёрный автомобиль, как и всё, что окружало Авантюрина. Он открыл перед тобой заднюю дверь, не дожидаясь водителя, и кивнул внутрь. Ты послушно села, а мужчина сел рядом, плавно, без резких движений, и захлопнул за вами дверь.
Ты сидела на мягком кожаном сиденье, прижав ладони к коленям. Поездка была почти бесшумной, мотор лишь едва гудел, казино уже осталось позади. Всё, что было вокруг, — это слабый запах дорогого салона: кожа, едва уловимый одеколон Авантюрина и холодный воздух, идущий из системы вентиляции.
Ты видела своё отражение в тёмном окне. Глаза смотрели прямо, но внутри них таилась пустота. Ты заметила синяк на скуле, Варгас оставил его на прощание, как клеймо, чтобы ты не забыла, кому принадлежала.
Ты всё ещё думала, что принадлежишь кому-то. Другому — этому. Что-то внутри тебя глухо шептало: они все одинаковые. Ты слышала о таких, как он: богатый, хитрый, любящий чужую боль и азарт. Он выиграл тебя, значит, купил. Купил, чтобы пользоваться, чтобы сломать ещё сильнее.
Ты знала этот цикл: тебя нельзя сломать снова, потому что внутри уже всё опустело, ты была пустой, хорошей. Ты — ничто.
Но почему тогда так странно горело в груди? Ты не могла сосредоточиться: мысли утекали, как вода сквозь пальцы. Где-то под черепом ещё жили искры: куски воспоминаний, кто ты была, кем могла стать. Но наркотик душил их, как глухой мокрый мешок.
Иногда ты ловила себя на том, что хочешь заплакать, но казалось тело забыло, как работать. Лицо оставалось гладким, неподвижным, пустым. Хорошим.
Авантюрин сидел напротив, чуть развернув к тебе колени. Он не дотрагивался. Иногда его взгляд скользил по твоим рукам: там, где тональный крем трескался под складками ткани, обнажая жёлто-синие пятна.
Он смотрел не как Варгас. Авантюрин лишь видел, но ничего не говорил.
Ты боялась этого молчания больше, чем криков Варгаса. С криками всё было понятно: крики значили боль, боль значила, что ты должна терпеть. А молчание… Что оно значило? Что он думал? Когда он начнёт?
Машина плавно въехала в тоннель: свет фонарей по стеклу скользнул длинными полосами. На мгновение тебе показалось, что ты летела сквозь какой-то водоворот. Однако этот водоворот не мог смыть твою усталость.
Ты украдкой взглянула на него. Он что-то писал в своём телефоне. Палец легко скользил по экрану, никакого напряжения в лице. Хищник, который всё рассчитал. Ты знала таких.
Ты была уверена: сейчас он передаёт кому-то инструкции: сколько за тебя заплатили, сколько ты должна отработать, как быстро ты сломишься, если он закроет дверь и заберёт ключ. Ты снова опустила глаза. Лучше было не смотреть, лучше не знать.
Но внутри всё ещё шевелилось что-то крошечное и настойчивое. Ты не понимала, что это, не могла назвать это надеждой. Может, это был страх; может, злость; может, твой мозг наконец устал быть пустым. Ты пыталась собрать мысль: «Спроси что-нибудь. Скажи что-нибудь».
Но губы не слушались, а язык был тяжёлым. Ты открыла рот и снова закрыла, даже не была уверена, что тебе позволено говорить первой. Варгас бы не позволил. Этот… позволил бы? Зачем?
Вдруг он поднял глаза и его голос разорвал тишину, будто игла проткнула надувной пузырь.
— Ты голодна? — спокойно спросил он.
Ты моргнула. Голодна? Ты не помнила, каково это: быть голодной. Твоё тело давно не принадлежало тебе, и оно не подавало голоса. Еда — это команда: дали — значит, ешь; не дали — значит, терпишь.
Ты не ответила, просто смотрела на него. Он кивнул сам себе, будто твоя тишина это всё, что он и ждал услышать.
— Хорошо. Доедем — и ты поешь. И поспишь. Потом врач.
Ты услышала слово «врач» и что-то внутри оборвалось. Зачем врач? Он хотел ещё что-то вколоть? Новый яд? Новый яд, который сотрёт всё до конца? Ты вжалась плечами в сиденье, а твоё дыхание чуть сбилось. Он заметил это и впервые его взгляд стал мягче. Не хищный, а почти человеческий.
— Не бойся. Никаких уколов, если ты не захочешь.
Слова дошли до тебя с задержкой, как будто через стекло. Ты не поверила им. Не могла поверить. Никто не спрашивал, чего ты хочешь.
Машина остановилась и ты почувствовала, как под ногами дрожит пол. Авантюрин вышел первым и сам открыл тебе дверь, протянув руку. Варгас всегда приказывал кому-то дёргать тебя за руку, как за куклу.
Ты посмотрела на неё. Она была большая, ухоженная, на пальцах сверкали кольца. Странно — эта рука не выглядела, как рука хозяина. Но была ли разница? Ты положила свою ладонь в его просто потому что у тебя не было воли отказаться. Ты была хорошей, ты шла туда, куда тебя вели.
Ночь обняла тебя прохладой. Новый дом был огромным, тихим. Ты не подняла глаз на фасад. Тебе было всё равно, где тебя закроют. Ты чувствовала, как он всё ещё держит тебя за руку и не могла понять: была ли это цепь или щит.
Ты не знала, но внутри всё ещё шевелился крошечный узелок надежды, едва заметный, слабый. Однако именно он не давал тебе исчезнуть до конца. И ты не понимала почему.
Ты шла за ним по длинному коридору. Твои босые ноги почти не издавали звуков на гладком полу. Каблуки Авантюрин велел снять сразу, как только вы вошли. Ты не спросила почему, просто подчинилась.
Дом Авантюрина оказался целым миром из блеска и мягкого света. Глянцевый чёрный мрамор, зеркала, огромные окна от пола до потолка, в которых отражался ночной город. На стенах были панели из дорогого дерева и картины, в которых ты не понимала ни цвета, ни смысла. В воздухе витал запах дорогого парфюма и чистоты такой, в которой не было места пыли и грязи, Твоё отражение скользило по стеклу и мрамору, двоилось, множилось и везде ты была одна и та же: ровная спина, опущенные плечи, руки сложены перед собой, взгляд прикован к его затылку. Ты шла за ним и не думала, куда, потому что бы была хорошей.
Где-то позади вас тихо шумели помощники: кто-то собирал для тебя вещи, кто-то что-то говорил Авантюрину, но он лишь отмахнулся. Мужчина вёл тебя сам, лично. Будто для него это было важно.
Вы прошли мимо огромного зала: на полу лежал белый ковёр с густым ворсом, в центре стоял стол, на котором сияли посуда из тонкого фарфора и серебро приборов. Там уже всё было готово; кто-то накрыл стол, как положено, будто ты не человек, а королева.
Ты посмотрела на этот стол, но внутри тебя ничего не шевельнулось. Тебе не хотелось есть. Ты просто отметила детали: розоватый свет люстры, прозрачный бокал с водой, белая салфетка, сложенная в форме цветка.
— Садись, — тихо произнес он, указывая на кресло у стола.
Ты послушно опустилась на край сиденья, держа спину прямо и сложив руки на коленях, ожидая приказа.
Авантюрин сел напротив, положил локти на стол. Его взгляд скользнул по тебе, но не хищный или вожделеющий, в нём было что-то другое, чего ты не умела распознавать. Может быть, усталость? Может быть, сожаление? Ты не знала.
— Ты должна поесть, — ровно произнёс он.
Ты моргнула. Слова доходили медленно, будто кто-то говорил с тобой сквозь воду.
— Хорошо, — выдохнула ты едва слышно. — Если вы прикажете.
— Я не приказываю, — он нахмурился, и тебе показалось, что его голос чуть потеплел. — Я прошу. Ты голодна?
Ты открыла рот… И закрыла. Внутри не было ответа. Там всё ещё стояла старая программа: если он прикажет, я съем всё. Если не прикажет — я не ем.
— Я сделаю всё, что вы скажете, — тихо ответила ты, глядя в скатерть. — Всё.
— Ты… не понимаешь, да? — спросил он наконец, после долгого молчания.
Ты не поняла смысла его вопроса, просто снова кивнула:
Помощник принёс еду: тарелку с чем-то тёплым и ароматным. Пар поднимался, но запахи не пробивались сквозь твою отстранённость.
Авантюрин сам взял ложку, зачерпнул еду и поднёс к тебе. Ты чуть дёрнулась, но не от страха, а от странного чувства: ты была взрослой, ты умела есть сама, но рука не слушалась. Губы разжались, приняли еду, не чувствуя вкуса.
Одна ложка. Вторая. Ты не могла сказать, что это было: суп, рагу, каша. Просто тепло, которое проваливалось внутрь.
Он не говорил лишнего, только медленно и терпеливо кормил тебя. Его взгляд цеплялся за каждую твою реакцию, но ты давала ему так мало: пустое лицо, ровный пульс и полуприкрытые глаза.
Ты чувствовала, что должна что-то сказать. Поблагодарить? Попросить? Ты не знала, как.
— Спасибо, — в какой-то момент тихо и механически пробормотала ты.
Он почти усмехнулся уголком губ.
— Не благодари меня. Просто ешь.
Когда тарелка опустела, он взял салфетку и осторожно вытер уголки твоих губ. Ты сидела, не шевелясь, позволяла ему всё. Потому что так было проще, потому что твоя воля спала под слоем яда, впаянного в кровь Варгасом.
— Если вы прикажете спать — я посплю. — произнесла ты, моргнув.
— Я не приказываю, — чуть жёстче ответил он. — Я хочу, чтобы ты захотела сама. Ты хочешь спать?
Ты хотела: где-то глубоко внутри твоё тело кричало о том, как оно хотело свернуться калачиком и провалиться в тёмную воду забвения, но твои губы снова выдали лишь:
— Я сделаю всё, что вы прикажете.
Авантюрин откинулся на спинку кресла. Он молчал, но в его глазах снова появилось что-то тёмное, непонятное тебе. Мужчина смотрел на тебя так, будто перед ним был не человек, а расколотая статуэтка, и Авантюрин впервые не знал, как склеить куски. А ты просто сидела и ждала следующего слова. Потому что без приказа ты была никем, потому что пока ты не могла быть собой. На тебя впервые смотрели, будто он не просто хозяин, а ты всё ещё не могла поверить, что может быть иначе.
Авантюрин встал из-за стола и подошёл ближе. Ты смотрела куда-то мимо: на швы его костюма, на блеск часов, на запонки. Однако не смотрела в глаза, ведь никто не велел.
Он осторожно провёл пальцами по твоей щеке. Большой палец задел скулу, зацепил слой тонального крема и на подушечке остался след. Ты не вздрогнула, но его лицо потемнело, однако не злостью на тебя, а на того, кто так тебя разрисовал.
— Ты вся замазана этим …, — тихо выдохнул он. — Ты даже не можешь…
Он оборвал себя на полуслове и отступил. Мужчина щёлкнул пальцами и в коридоре появилась женщина лет пятидесяти, строгая, в белых перчатках и с аккуратной причёской. На ней была безупречная форма горничной: в таком доме это значило гораздо больше, чем просто прислуга.
— Господин Авантюрин? — Она склонила голову, её взгляд скользнул на тебя и ты увидела, как в строгих глазах на секунду застывает жалость.
— Её надо отмыть, — тихо произнес он, почти прося. — Сними с неё этот грим. Прими ванну. Проверь, есть ли что-то серьёзное… Раны, инфекции…
Он умолк, будто спохватился, что говорит о тебе так, будто ты не слышишь… И Авантюрин был прав: ты почти не слышала.
— Проследи, чтобы ей было тепло.
— Конечно, господин. — Мадам Клер подошла к тебе и мягко взяла за локоть. — Пойдём, дитя. Всё будет хорошо.
Ты встала, не сопротивляясь, не спрашивая куда, и пошла за ней через ещё один длинный коридор, где свет был мягким, пол из полированного дерева. Двери открывались одна за другой.
Тишина была такой, что казалась оглушительной. Ванная была похожа на зал в дорогом дворце. Светлые стены, золотые краны, огромная мраморная ванна, по углам полки с хрустальными флаконами.
Мадам Клер включила теплую воду, с белой ароматной пеной, от которой тебе едва удалось уловить сладкий запах лаванды. Ты смотрела на клубы пара так, будто это было что-то из другой жизни. Может, так оно и было.
— Разденься, — тихо сказала Клер, но, заметив, что ты просто стоишь, сложив руки на животе, молча кивнула и сама начала стягивать с тебя платье.
Ткань зашуршала по коже. Застёжки и пуговицы щёлкали в её пальцах, но под ним были чужие следы: синяки на локтях, на рёбрах, на бедре; пара неглубоких ссадин, затянутых коркой; запястья были красными, под слоем плохо размазанного тонального крема, на свету он предательски светлел по сравнению с твоей кожей. На шее был тонкий след от ошейника и там, где он тёрся слишком сильно, кожа огрубела. Клер чуть выдохнула, обводя взглядом всё это.
— Господи, — прошептала она себе под нос. — Господи, что они с тобой сделали, бедная девочка?
Ты моргнула. Что они сделали? Ты не знала, что ответить, ведь не чувствовала боли: она была где-то глубоко под слоем мутного сна. Ты просто стояла, пока она снимала остатки твоей «красоты»: браслет, серёжки, фальшивые кольца.
Тональные пятна остались на её белых перчатках, она лишь сняла их и бросила в раковину.
Когда она откинула прядь твоих волос, чтобы промыть за ушами, её взгляд задержался на твоей шее. Ты почувствовала, как пальцы замирают, почти дрожат.
— Что это?— выдохнула она и, не ожидая ответа, чуть наклонилась, вглядываясь в кожу под тонким водонепроницаемым слоем. Пластырь был едва заметен, но на такой близкой дистанции ясно различим. Клер не стала дотрагиваться или пытаться снять, только чуть прикусила губу.
— Это… Не от простуды, верно? — прошептала она, скорее себе, чем тебе. — Ладно… Трогать не буду. Не знаю, что это. Как бы хуже не было.
Она снова принялась за волосы, уже молча, но ты чувствовала, что после этого её прикосновения стали осторожнее. Не мягче, но все же как-то иначе. Будто она вдруг увидела границу, которую нельзя переступать или испугалась, что может навредить.
Ты сидела всё так же, не двигаясь, пока Клер смывала с тебя остатки чужой воли и пока никто не трогал этот маленький кусочек пластыря, ты оставалась на плаву. Когда всё было смыто: волосы чистые, кожа пахла лавандой и мягким мылом, Клер подала тебе огромный пушистый халат. Ты не сопротивлялась, когда она вытирала тебе ноги, руки, аккуратно промокала твои запястья и шею. Она не спрашивала, как ты себя чувствуешь, потому что знала: ты не ответишь.
Ты вышла в коридор, завернувшись в этот халат, и снова увидела Авантюрина. Он ждал у двери: стоял, облокотившись о стену. Ты не знала, сколько мужчина так стоял.
— Ты чистая, — тихо произнес он. — Это хорошо.
— Я сделаю всё, что вы прикажете.
— Ничего не приказываю. Тебе нужно спать. — произнес он, чуть покачав головой.
Он кивнул Клер и она мягко подтолкнула тебя к другой двери.
— Там спальня. Ложись. Если что-то нужно, позови, дитя.
Ты зашла внутрь. Комната оказалась огромной: кровать была больше, чем весь угол, где ты спала у Варгаса. Белое бельё, мягкий свет ночника. Окно, за которым ночной город светился как мираж.
Ты стояла посреди этой комнаты и смотрела на гладкие простыни и не знала, как в них лечь, не знала, позволено ли. А потому просто ждала.
Авантюрин подошёл за твою спину и легко, осторожно положил ладонь тебе на плечо.
— Ложись, — тихо произнес он, но в этом слове не было власти, там была просьба.
Ты медленно опустилась на край кровати; ты ещё слышала, как за спиной закрылась дверь и только тогда поняла: тебя не заперли на ключ.
Впервые за долгое время: ты лежала одна, без цепей, без команд, без Варгаса. И где-то в глубине пустой, размытой головы на секунду дрогнула крошечная искра: «А что, если...» Однакоты ещё не знала, как из неё вырастить мысль, лишь закрыла глаза и впервые спала не в клетке
Утро в доме Авантюрина пахло свежими простынями, дорогим кофе и тишиной, которой обычно не удостаивался никто, кроме него самого. Ты проснулась не от крика и не от удара, а от того, что за окном пробивался мягкий свет. Он скользил по шторам, по твоим волосам, по свежему белью. В комнате было тихо, только слышались мягкие, уверенные шаги за дверью. Ты не знала, сколько времени прошло, не знала, нужно ли вставать или ждать приказа.
Ты всё ещё была в халате, свернувшись на огромной кровати, когда дверь отворилась. Сначала появилась строгая и собранная, как и вчера Клер, за ней вошёл Авантюрин. В этот раз он был без костюма: рубашка расстёгнута у горла, рукава закатаны. Выглядел так, будто не спал или спал, не раздеваясь, сидя в кресле.
— Доброе утро, — произнес он, не дожидаясь твоего ответа.
Ты приподнялась и прошептала едва слышно:
Он лишь поморщился.
— Отдохни. Ничего не приказываю. Сегодня ты… — Он замолчал, подбирая слово. — Сегодня ты моя гостья.
Слово «гостья» странно стукнуло внутри твоего затуманенного сознания. Ты не знала, что с ним делать. Гостья — это кто-то, кто может уйти? Кто-то, кто может сказать «нет»?
— Я позвал врача, — продолжил он. — Ты позволишь себя осмотреть?
Ты снова кивнула, не до конца понимая, что именно он имел в виду под «осмотреть». Через несколько минут в спальню вошёл пожилой, с аккуратной седой бородой, врач. Белый халат на нём выглядел почти неуместно среди бархата и шёлка этой комнаты.
— Доброе утро, господин Авантюрин, — вежливо произнёс он. — И вам, мадемуазель.
Ты не ответила, только смотрела мимо.
— Доктор Моро — лучший из тех, кто умеет молчать, — пояснил Авантюрин, усаживаясь в кресло у стены. — Она… — Он запнулся, а потом взял тебя за запястье и развернул ладонью вверх. — Видите?
Доктор поднял руку, твои пальцы дрожали, кожа оставалась нежной, но на запястьях темнели багровые пятна и жёлтые разводы старых синяков.
— Была в рабстве, — произнес Авантюрин, будто говорил о погоде. — Варгас держал её под чем-то. Я думал — просто наркотики, но она будто… Совсем не соображает. Проверьте.
Доктор взял тебя за подбородок, мягко повернул лицо вправо, потом влево.
— Реакция замедленная. Зрачки немного расширены, но не критично.
Он посветил фонариком тебе в глаза. Ты не вздрогнула, просто следила за светом мутным взглядом.
— Вы понимаете меня, мадемуазель? — спросил он медленно и отчётливо.
Ты долго искала слова. Потом выдохнула почти неслышно:
— Я сделаю всё, что вы прикажете.
Доктор перевёл взгляд на Авантюрина. Тот нахмурился.
— Мне нужно тщательно ее осмотреть.
Доктор Моро осторожно отогнул край халата с твоего плеча и изучил кожу. Он видел всё: старые ссадины, царапины, синяки на рёбрах и ключице. И вдруг его внимание привлёк едва заметный прямоугольник под волосами, чуть ниже шеи: прозрачный пластырь.
Ты не ответила, ведь ты даже не знала, что это. Авантюрин подошёл ближе.
Доктор подцепил край пластыря ногтем и аккуратно снял.
— Я подумал, что под ним может быть повреждение. Но нет… — Он вгляделся в тебя внимательнее. — Вы разрешите взять это с собой?
— Что это? — хрипло спросил Авантюрин.
— Возможно, трансдермальный препарат. Сейчас такие используют, чтобы медленно вводить вещество через кожу. Я увезу в лабораторию, проверю. Но, господин Авантюрин… — Доктор снова посмотрел на твоё лицо. — Учитывая её состояние… Я почти уверен, что это скополамин или его аналог. Подавляет волю. Делает человека внушаемым.
Слово «внушаемым» будто осело в воздухе. Ты сидела с обнажённым плечом и смотрела в пространство, ты не знала, что значит «скополамин». Так же как и не знала, что такое «воля».
— Что теперь? — тихо спросил Авантюрин, сжав кулак.
— Мы сделали главное — сняли источник. Остатки вещества выведутся через пару дней. Максимум через неделю.
— Потом… — Доктор задержал взгляд на тебе. — Потом вам придётся учить её быть человеком заново.
Ты не слышала всего, что они говорили. Только обрывки: «рецидив», «абстиненция», «наблюдать». Ты сидела на краю кровати, прикрываясь халатом, и смотрела на пластырь в руках доктора: маленький прозрачный прямоугольник.
— Я оставлю витамины и немного седативного — на случай приступов тревоги. Но главное — покой и еда. Ни в коем случае никаких новых препаратов.
— Пусть останется у меня. Здесь ей будет лучше, чем в клинике.
Доктор закрыл коробочку с пластырем и убрал её в кейс.
— Я пришлю результаты через пару дней. Если нужно — вернусь.
Он кивнул тебе, но ты не ответила, ведь не знала, что сказать. Твоя голова оставалась пустой: но где-то глубоко внутри что-то царапало, словно крохотная мысль, ещё не сложившаяся в слова. «Это кончится?»
Когда доктор ушёл, Авантюрин подошёл ближе и положил руку тебе на плечо.
— Ты поняла хоть что-то из того, что он сказал?
Ты подняла глаза и впервые попыталась что-то найти в его лице.
— Мне нужно… Слушаться? — прошептала ты.
Авантюрин закрыл глаза, будто сдерживая ярость, а потом медленно выдохнул и мягко произнес:
— Нет. Тебе нужно просто жить. Всё остальное — моя забота.
Он отошёл к окну, а ты сидела на кровати, чувствуя лёгкое покалывание в том месте, где раньше был пластырь. Там слегка щипало… И почему-то эта крошечная боль была теплее всего, что ты помнила за последние месяцы.