Пламя и сталь
Ты позволила себе расслабиться в его объятиях, впервые не ощущая страха, что за этим последует расчёт или обязанность. Только ощущение покоя и глубокой, неожиданной уверенности в нём.
Мидей сидел рядом, молча, всё ещё не отпуская тебя. Его ладонь осторожно касалась твоей спины — ни властно, ни требовательно, а с такой тихой бережностью, что у тебя сжалось сердце. Ты ощущала, как он дышит. Слышала, как его сердце медленно и тяжело стучит, словно и оно устало сражаться.
Тишина, что повисла между вами, уже не казалась неловкой. В ней было что-то нужное, что-то что помогло бы вам исцелиться. Однако мысли не утихали. Ты не хотела разрушать этот покой, но и молчать уже не могла. Слова, долго копившиеся в груди, просились наружу.
Ты чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Он тут же насторожился; не испугался, но будто что-то почувствовал и приготовился.
— Я… — твой голос был почти шёпотом. — Иногда я думаю, что не узнаю себя рядом с тобой.
— В хорошем смысле? — спросил он негромко, и в его голосе не было иронии, только осторожность.
Ты кивнула, сжав пальцы на ткани его плаща.
— Ты пугаешь меня, Мидей. Не тем, что можешь приказать. А тем, что... Я начинаю верить. Слишком сильно. А потом… Потом ты говоришь так, как сегодня. Будто чувства — это слабость. Будто я глупа, что переживаю за других.
— Это не ты глупа. Это я... — Мидей замолчал, подбирая слова. — Я слишком долго считал, что если позволю себе чувствовать, то проиграю. Потому и злился. Потому и сказал лишнее. Я видел, как ты сочувствуешь даже тем, кто может тебя предать… И я завидовал. Потому что сам уже не умею.
Ты всмотрелась в него — в этого человека, от которого зависели жизни других, но который сам, казалось, едва держался на ногах, когда дело касалось собственного сердца.
— Ты умеешь, — сказала ты тихо. — Просто боишься.
— Возможно. И знаешь, ты права… Я боюсь. Боюсь потерять контроль. Боюсь… — мужчина на мгновение запнулся в словах, но все же продолжил: — Потерять тебя.
Эти слова сорвались с его губ почти неосознанно, но, когда он произнёс их, в твоей груди что-то защемило. Ты положила ладонь на его щёку, заставляя его посмотреть на тебя.
— Тогда не отталкивай меня, — прошептала ты. — Не прячься. Я не враг тебе, Мидей.
Он медленно, почти с изумлением кивнул, будто сам не верил, что позволил себе быть таким откровенным.
— Я постараюсь… — наконец произнёс он. — Ради тебя.
Ты на мгновение замялась, словно пытаясь собрать разбросанные мысли. Затем тихо произнесла:
— Знаешь, Аристон когда-то говорил, что ты не тот, кто долго привязывается… Что у тебя было много тех, кто был рядом лишь на одну ночь…
Мидей кивнул, будто ждал, что ты продолжишь.
— Тогда я начала понимать, — продолжила ты, — почему ты так часто отдалялся, почему казался холодным и недоступным. Аристон говорил, что ты используешь людей, пока они тебе полезны, и многие девушки думают, что они тебе дороги… Но потом всё менялось. Я боялась стать ещё одной, кого ты просто отпустишь.
Он молчал, в его взгляде играла смесь гордости, боли и, возможно, сожаления.
— Ты слушала Аристона? — спросил он с лёгким упрёком спустя мгновение.
— Да, — призналась ты. — Но не потому, что хотела ему поверить. А потому что через его слова пыталась понять тебя, понять, почему ты такой, какой есть. И, может, найти в этом что-то настоящее, а не только холодную игру. Я знаю, он бывает резким… но в его словах тогда была логика. И я думала, что он просто беспокоится за тебя, хочет, чтобы ты не повторял прошлое. Он ведь пострадал, а всё равно остался рядом. Помогал тебе, даже когда ты отстранялся от всех. Я всегда считала его… честным.
Ты говорила искренне, почти с лёгкой неловкостью. И всё же в голосе звучало что-то ещё — неуверенность. Как тонкая трещина в гладкой поверхности.
— Но… — добавила ты тише. — Иногда я ловлю себя на странном чувстве. Будто он слишком многое знает. Слишком точно подбирает слова. Как будто всегда ждёт, когда я начну сомневаться. Это, наверное, просто... глупость.
Ты покачала головой и усмехнулась — быстро, неловко, чтобы скрыть эту дрожащую мысль. А Мидей смотрел на тебя молча, и только легкое напряжение в его челюсти выдавало, что внутри него началось движение. Незаметное, осторожное, но неотвратимое.
— Аристон говорил многое… — тихо сказал Мидей. — Но я уже не тот, кем был раньше. Или, по крайней мере, пытаюсь им не быть.
Ты улыбнулась, ощущая, как между вами постепенно рушатся стены недоверия и возникает настоящее понимание.
Он ничего не стал больше говорить. Не задал ни одного вопроса. Просто взял твою ладонь в свою, легко сжал, будто обещал, что услышал. И что подумает, но позже и один.
Но мысль уже проросла. Мидей молчал, будто вдруг оказался слишком далеко, погружённый в мысли, которые не спешил озвучивать.
Ты чуть наклонила голову, мягко сжимая его пальцы.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросила ты тихо, почти шепотом.
Он моргнул, словно очнулся ото сна и тут же легко, немного криво усмехнулся, словно ловко скрывая что-то за этой улыбкой.
— Думаю… Как глупо иногда ведут себя взрослые люди, — сказал он с показной серьёзностью. — Бучкаются, как дети в песочнице. Один что-то не поделил, другой обиделся, третий тайком строит заговор… А в итоге всё заканчивается тем, что кто-то оказывается в пыли, а кто-то с разбитым сердцем. Как в плохой пьесе.
— И кто в этой пьесе ты? — хмыкнула ты, не удержав лёгкой улыбки.
— Актёр, который забыл текст и теперь импровизирует, — ответил он, глядя на тебя и в его взгляде мелькнуло что-то тёплое. — Но, возможно, впервые в жизни не боится провалиться.
Ты не знала, что ответить на это. Просто осталась рядом, позволяя ему держать твою руку. И в этом простом касании было больше, чем в любом клятвенном слове.
Мидей какое-то время молчал, потом чуть сощурился, приглядываясь к тебе, как будто оценивая что-то очень важное.
— Ты слишком серьёзная, — неожиданно сказал он. — Это опасно.
Ты нахмурилась, не успев ничего возразить, как он внезапно наклонился ближе и щекотнул тебя пальцами под рёбра.
— Мидей! — вырвалось у тебя, ты взвизгнула и попыталась отпрянуть, но он уже искренне и по-настоящему улыбался, впервые за долгое время.
— Вот, уже лучше, — сказал он, смеясь, пока ты безуспешно отбивалась. — А то такая мрачная стала, будто я на казнь тебя веду.
— Ты невыносим! — выдохнула ты, смеясь и пытаясь отдышаться.
— Но ты всё равно здесь, — сказал он чуть тише, глядя в глаза. И на этот раз уже не играл.
Ты замерла, глядя на него в ответ, сердце билось чуть быстрее, не от щекотки, а от этого честного, по-настоящему живого взгляда. И в этот момент ты поняла даже если дальше всё снова пойдёт не так, хотя бы сейчас вы оба были рядом. И этого было достаточно.
Вы оба всё ещё тихо смеялись, когда в зале вновь повисла тишина. Мидей первым отвёл взгляд, на мгновение задумавшись, и ты заметила, как в его глазах вновь появилась тень усталости.
Он бросил беглый взгляд на окно: за стеклом уже сгущалась ночь, и в отблесках факелов отражалась тёмная гладь неба.
— Уже поздно, — тихо сказал он, оборачиваясь к тебе. — День выдался… Непростым. Для нас обоих.
Ты кивнула. Он выглядел спокойным, но в голосе звучала та особая мягкость, с которой он редко к кому-то обращался.
— Иди отдохни, — добавил Мидей чуть тише. — Ты заслужила это.
Ты приподнялась, будто собираясь что-то сказать. Может, спросить, останется ли он. Может, сказать то, что так долго крутилась в мыслях… Но в последний момент замолчала, лишь кивнув и слегка сжав губы.
Не прощаясь, ты прошла вглубь покоев: за перегородку, ту самую, что он когда-то велел поставить для твоего спокойствия. Легла на край кровати, спрятавшись в тени тяжёлых занавесей. Внутри почему-то уже не было тревоги, не было страха, только слабая, тихая грусть и странное чувство, будто вы оба подошли к какой-то грани.
Мидей остался стоять в центре комнаты, наблюдая, как ты исчезаешь из поля зрения. Он не шел за тобой. Через мгновение тяжело вздохнул, провёл рукой по волосам и направился в сторону кабинета.
Всё внутри него гудело — как от боли, так и от неясных, тревожных мыслей. О тебе. О себе. И… Об Аристоне.
Дверь кабинета захлопнулась за его спиной, отрезая его от тепла покоев и от твоего дыхания. И в тишине он остался наедине с единственным, что не давало ему покоя — сомнением.
Мидей стоял у стола, не зажигая светильников. Лишь отблески ночных факелов с улицы рябили на полу и мебели. Он сжал край стола, опуская голову, и долго не двигался.
Аристон. Его друг. Много лет они прошли вместе. Аристон был рядом, когда Мидей только начал восстанавливать город. Когда остался один, когда ему пришлось брать в руки власть — не ради славы, а потому что некому было больше. Аристон знал его слабости, его прошлое, его страхи. И не отшатнулся.
И всё же... Что-то в твоих словах сегодня заставило стены внутри него дрогнуть. То, как ты говорила — без обвинения, без злобы, почти с детской наивностью. Но за этим слышалась правда. Твоя правда. Та, которую он раньше не замечал или не хотел замечать.
Аристон помогал тебе «понять» его. Разбирать его молчание, его поступки. Подталкивал к выводам. Тонко, как он всегда умел. Будто вежливо выстраивал мост между вами… Только вот вёл ли этот мост туда, куда должен?
Теперь в нём что-то сдвинулось. Нечто, что раньше он не позволял себе даже подумать: а если Аристон не просто наблюдает? А если он ждёт?
Мидей поднял взгляд на камин. Огонь медленно догорал, оставляя после себя угли как напоминание о том, что даже тепло может обжигать.
Он не мог обвинять друга: не сейчас, не без доказательств. Но и игнорировать это новое, глухое чувство он тоже больше не мог.
Он стиснул зубы. Это слово давно покинуло его лексикон, когда речь шла об Аристоне. Но теперь оно вернулось. Тихо. Осторожно. Как и всё, что однажды способно разрушить целый мир.
Поздний вечер. Кабинет Мидея. За окнами медленно сгущалась ночь, а лампа на столе отбрасывала тёплый, тусклый свет. Он сидел в кресле, задумчиво вертя в пальцах почти пустой кубок.
Царь поднял руку и щёлкнул пальцами. Тихо, будто боялся, что от этого жеста рухнет всё, что он с таким трудом удерживал в равновесии.
— Позовите Аристона, — хрипло бросил он стражнику, стоящему у двери. — Пусть придет.
Тот кивнул и удалился, оставив после себя только еле слышный скрип двери. Мидей остался один, снова уткнувшись взглядом в тени под кубком. Что скажет Аристон? А что сам Мидей хочет услышать? Ответов не было.
Спустя несколько томительных минут послышались шаги, а затем лёгкий, почти вкрадчивый стук.
— Входи, — сказал он, не поднимая глаз.
Дверь приоткрылась, и внутрь вошёл Аристон. Он выглядел, как обычно, уверенно и спокойно.
— Звал? — спросил он, прикрыв за собой дверь.
— Да, — кивнул Мидей. — Присаживайся.
Аристон опустился в кресло напротив. Некоторое время они просто сидели в тишине. Было ощущение, будто каждый из них пытался уловить настроение другого.
— Знаешь… — начал Мидей, лениво поднимая взгляд на Аристона. — У меня есть одно слабое место.
Аристон чуть вскинул бровь, но промолчал, ожидая продолжения.
— Под седьмым ребром, чуть ближе к сердцу. Если ударить точно — почти наверняка смертельно.
Аристон на секунду задержал на нём взгляд. Казалось, он хотел что-то сказать, но вместо этого тихо угукнул, будто между делом.
— А почему ты мне об этом говоришь? — с лёгкой усмешкой спросил он, потянувшись за бокалом.
— Потому что ты мой друг, — спокойно ответил Мидей. — А если уж она знает… Было бы странно, если бы ты не знал.
Он не смотрел с подозрением, не выискивал в тоне Аристона подвоха. Напротив, его голос звучал спокойно, почти тепло, как и всегда в их разговорах. И всё же в этой мнимой лёгкости было что-то ускользающее.
Аристон чуть приподнял уголки губ:
— Какая трогательная логика. Похоже, я недооценил, насколько быстро она к тебе приблизилась.
— Возможно, — спокойно ответил Мидей, откинувшись на спинку кресла. — Иногда всё меняется быстрее, чем мы ожидаем.
Повисла лёгкая пауза. Аристон рассмеялся, легко, как человек, которому действительно нечего скрывать:
— Ну что ж, раз уж теперь я знаю твоё слабое место… Видимо, мне придётся охранять тебя особенно тщательно.
Мидей усмехнулся в ответ, подняв бокал:
— Надеюсь, ты будешь на посту.
Они чокнулись, и всё выглядело так, будто между ними ничего не изменилось. Два старых друга, переживших вместе слишком многое, чтобы разрушить это каким-то случайным разговором.
Но когда Аристон ушёл, а за ним закрылась дверь, Мидей ещё долго сидел в тишине, глядя на погасший огонь в камине. Он не делал поспешных выводов. Но внутри уже что-то едва заметно сдвинулось.
Мидей стоял у окна, вглядываясь в тёмное небо. Его отражение в стекле смотрело на него с вымученным спокойствием, но в глазах отражалась буря.
Он провёл рукой по лицу, словно хотел стереть с него всё — усталость, сомнения, страх. Но те вцепились в него намертво.
Сколько лет они были рядом. Сколько сражений прошли вместе. Он знал этого человека с юности — знал его сильные и слабые стороны, знал, как тот смеётся, как злится, как молчит. А теперь… Теперь в каждом взгляде, в каждом слове он искал подвох.
Мидей опустился в кресло, сжав виски ладонями. Голова гудела.
— Ты бы смеялся, — пробормотал он в пустоту. — Если бы знал, как я теперь смотрю на тебя. Как пытаюсь понять… Было ли хоть что-то настоящим.
Он вспомнил, как Аристон усмехнулся, как тот промолчал, прежде чем переспросить о слабом месте. Не удивился, не насторожился, а просто замер, на долю секунды.
Мидей сжал кулаки.
"Нет, это ничего не значит. Это просто ты накручиваешь себя. Это всё слова. Слова девушки, которая боится, слова, сказанные в растерянности. Он бы не…"
Но образ твоих глаз всплыл перед ним, ты ведь не лгала. В твоем голосе не было желания посеять вражду. Только осторожность, страх и желание понять, где правда.
Он откинулся на спинку кресла, глядя в потолок.
— Если это правда… — прошептал он. — Если ты и правда предал…
Он осёкся. Закрыл глаза. Слишком больно было даже допускать эту мысль.
Потому что если это правда — тогда он потеряет всё: ни власть, не корону, а брата. Единственного, кто знал его по-настоящему. И в этот раз он не будет плакать. Не будет злиться. Он просто... Будет потерян.
Аристон шёл по коридору размеренно, не торопясь, словно не нёс в себе ничего важного. Но внутри кипело от возбуждения.
Он узнал. Узнал то, что так долго искал.
Слабость. Уязвимое место Мидея.
Он не улыбался, но внутри всё сжалось в удовлетворённом узле. Это было как щелчок капкана — чёткий, резкий, необратимый. «Он сам сказал это мне. Сам. Даже не осознал, насколько открылся.»
Но чем дальше он уходил от покоев царя, тем сильнее в нём нарастало ощущение, что всё слишком просто. Слишком гладко. А вдруг… ловушка?
«Он мог всё просчитать. Он слишком осторожен, чтобы вот так… Вот так просто раскрыться. А если он испытывает меня? Если это проверка?»
Он остановился в тени колонны, облокотившись на камень. Глаза его оставались спокойными, но пальцы сжались на складке плаща.
Власть в Кремносе не передавалась по договору, не вручалась — её забирали с боем, с кровью. Так было всегда. И если он хочет трон, он должен сам убить царя. Иначе — это слабость. Это начало конца.
Был и другой путь. Подослать кого-то. Пусть даже самого преданного. Но…
«Как только кто-то совершит убийство — он получит власть надо мной. Знание, которым можно шантажировать. Он сможет продать меня за золото. Или, хуже — убить.»
Нет. Этот путь не для него. Он не отдаст свою судьбу в чужие руки.
«Я должен сделать это сам. Только так я смогу быть уверен в победе.»
И всё же… где-то в глубине мысли клубилось подозрение: а если он ошибся? Если всё это — часть какой-то игры Мидея?
Но следом поднималась другая мысль, более сильная и цепкая:
«А если нет? А если он и правда стал слабым? Если я упущу этот шанс, он может всё исправить. Вернуть себе контроль. Закрыть дверь навсегда.»
Он вдохнул глубоко, медленно выдыхая, почти беззвучно.
— Если я хочу трон… — прошептал он. — …я должен взять его. Сам. Без колебаний.
Было бы глупо доверять чувствам, было бы глупо цепляться за дружбу, которая умерла в тот день, когда он впервые взглянул на трон как на своё право, а не чужую милость.
Теперь — только путь вперёд. Через кровь. Через него.
После той ночи в покоях Мидея многое изменилось, хотя на первый взгляд всё оставалось прежним. Аристон оправился от ран быстрее, чем кто-либо ожидал. И уже через несколько недель, когда поступили вести о нестабильности на севере, он вновь был в седле, словно ничего и не произошло.
Мидей не стал возражать, когда тот вызвался сопровождать отряд. Он знал, насколько упрямым может быть Аристон и, в глубине души, ему льстило, что друг по-прежнему стоит рядом.
Поход оказался дольше, чем рассчитывали. Местность была суровой, дороги раскисшими от дождей, а лесные племена, чью лояльность Кремнос пытался заручить, подозрительными и враждебными. Когда отряд внезапно оказался в засаде, Мидей был в первых рядах. Он не привык прятаться за спины солдат. Именно это и стало причиной, почему один из копейщиков сумел подобраться слишком близко.
Мидей парировал удар, но не успел увернуться полностью — лезвие разрезало ткань на боку, едва не задев ребра.
— Назад! — выкрикнул один из стражей, но прежде чем кто-то успел вмешаться, рядом возник Аристон.
Он действовал точно и без лишних слов. Одним движением выдернул меч из ножен, вторым — обезоружил нападавшего, и прежде чем тот успел понять, что произошло, острие клинка упёрлось ему в шею.
— Отойти, — холодно произнёс Аристон. — Или лишишься головы.
Враги дрогнули, и это мгновение было достаточно, чтобы отряд Мидея перегруппировался и перешёл в контратаку. Когда схватка закончилась, Мидей тяжело дышал, сжимая раненый бок. Аристон стоял рядом, не выказывая ни тревоги, ни волнения, только лёгкую, сдержанную усмешку, которую он всегда носил на лице в минуты напряжения.
— Полагаю, мне снова удалось спасти твою драгоценную жизнь, — тихо проговорил он, стирая кровь с клинка. — Хотя, должен признать, ты становишься слишком безрассудным, Мидей. Даже для царя.
Мидей слабо усмехнулся, глядя на друга.
— Это был не самый худший день, — выдохнул он. — Благодарю, Аристон.
— Что ты, — Аристон покачал головой, как бы между делом. — У нас с тобой слишком долгая история, чтобы я позволил ей закончиться вот так... Глупо.
Всё выглядело так, как и должно быть между двумя близкими людьми. Только Аристон знал, с какой точностью копьё прошло бы под седьмое ребро, если бы не его вмешательство. И только он знал, что теперь Мидей ещё больше у него в долгу.
Гремели копыта по каменным плитам ворот, запылив улицы и разбудив Кремнос. Отряд возвращался — уставший, с потрёпанными знаменами, но с победой за спиной. Жители города встречали их криками, бросали под ноги солдатам лавровые венки и лепестки цветов, словно желая стереть следы грязи и крови, принесённые с севера.
Мидей ехал впереди, уставший, но с высоко поднятой головой. Ветер трепал его плащ, лицо было иссечено царапинами, но в глазах — спокойствие. За его спиной, в нескольких шагах, ехал Аристон. В седле он держался так же уверенно, как и прежде, и только внимательный взгляд мог заметить едва уловимую тень на его лице. Никто не знал, что в бою он оттолкнул копейщика, целившегося в спину царя. Никто — кроме Мидея.
Царь помнил это. Помнил хрип Аристона, резкий толчок в плечо, и как тот, не колеблясь, встал между ним и смертью.
И теперь, среди шумных улиц и восторженного людского ликования, сердце Мидея, наконец, обрело покой. Аристон был рядом. Он спас его. Он не предал.
Значит, страхи — всего лишь тень. Порой даже друзья говорят жёсткие слова, чтобы защитить. И если сомнения ещё оставались, теперь они казались ему глупыми и почти стыдными. Ведь дружба не раз доказывалась не словами, а поступками.
Ты стояла у окна верхнего этажа, глядя вниз на ворота дворца. С высоты всё казалось почти игрушечным — отряд всадников, поднимающих пыль, стражники, распахивающие створки… Но ты сразу узнала его. Даже под дорожной пылью, даже сквозь расстояние — походка, выправка, тот лёгкий наклон головы, когда он что-то говорил своему спутнику. Русые волосы, тронутые солнцем, растрепались под капюшоном.
Он вернулся живой и это — всё, что сейчас имело значение.
Сердце на мгновение сжалось, когда ты заметила кровь на его наплечнике. Но он держался уверенно, не как человек, который с трудом сидит в седле. Значит, не его.
Мидей бросил взгляд вверх. Он видел тебя. Ты не знала, как, но точно это почувствовала. Его глаза задержались на окне, и ты невольно коснулась стекла кончиками пальцев, будто пытаясь коснуться его.
А потом он обернулся к Аристону и коротко кивнул. Не как военачальник, а как друг. Лёгкая и редкая улыбка скользнула по его губам. И в эту секунду что-то в тебе болезненно сжалось: он верил ему.
Аристон тем временем взглянул вверх — прямо на тебя. Лицо его, как всегда, оставалось благородным, почти безмятежным. Но глаза... в них было что-то, что ты не успела толком прочесть, но инстинктивно ощутила опасность. Она была слишком тонкой, чтобы сразу придать ей значение. Слишком изящной, чтобы казаться враждебной.
Он чуть склонил голову, приветствуя тебя, и улыбнулся. Ты медленно убрала руку от стекла. Что-то подсказывало тебе, что игра только начинается. Но пока они возвращались с победой, пока всё было в порядке.
Дворец встретил победителей блеском золота и ароматами свежей выпечки, мяса и вин. Великий зал, ещё утром холодный и пустынный, теперь пылал светом десятков факелов, отражающихся в полированных мозаиках. Стража выстроилась в почётный коридор, придворные склоняли головы, музыканты едва успевали перестраивать мелодии, подстраиваясь под настроение толпы.
Ты спустилась к ним в окружении служанок, но твой взгляд искал только одного — Мидея. И когда ты наконец увидела его, сердце дернулось так сильно, будто его сжали в кулаке. Он стоял в центре зала, чуть развернувшись к тебе. Его взгляд был тёплым, живым, но усталым.
Ты сделала шаг навстречу, и он тоже. Его ладонь скользнула по твоей, сдержанно, почти формально — в присутствии двора всё должно было выглядеть прилично. Но в этом коротком прикосновении было больше смысла, чем в любой речи. Он был жив и находился рядом с тобой.
Аристон оказался позади него, как тень — безукоризненно выбритый, в чистом тёмном плаще, с лёгкой улыбкой, уместной для триумфального возвращения. Он поклонился тебе вежливо, почти с уважением, хотя во взгляде по-прежнему была неуловимая ирония.
Пир начался с благословения старейшин, с тостов за возвращение, за крепость Кремноса, за царя. Мидей не любил длинных речей, и, бросив несколько лаконичных слов благодарности, он быстро отошёл к тебе. Его ладонь скользнула по твоей талии, снова сдержанно, но тепло.
— Пойдём, — прошептал он. — Я хочу уйти отсюда, пока они не начали петь.
Ты кивнула, и вместе с ним, под взглядами придворных, медленно направилась прочь из зала.
Аристон незаметно присоединился к вам, когда вы уже миновали порог. Он не заговаривал первым, будто чувствовал, что момент требует тишины. Только когда вы миновали один из коридоров, ведущих к покоям, он бросил с лёгкой усмешкой:
— Всё-таки приятно возвращаться с победой. Особенно когда есть кому встречать.
Ты не ответила. Не потому что фраза была дерзкой, а скорее потому, что была слишком... Точной. Мидей коротко взглянул на него, но ничего не сказал. Эта тишина между ними была будто старый, устоявшийся ритуал: молчание, в котором каждый слышал своё.
Когда вы вошли в покои, Мидей снял меч и положил его на резной стол у стены. Его движения были усталыми, но в них по-прежнему была царская выправка.
Аристон вдруг остановился у двери, облокотился на косяк.
— Я оставлю вас, — неожиданно сказал он. — Завтра будет длинный день.
— Как тебе будет угодно, Мидей, — ответил он, глядя куда-то в ночь за окном. — Ты же знаешь.
Он ушёл тихо, почти неслышно. И только после того, как за ним закрылась дверь, Мидей обернулся к тебе и, словно сбросив с плеч груз, медленно выдохнул.
— Я дома, — прошептал он. — И ты здесь.
Тепло от очага переливалось на стены, и в воздухе ощущалось что-то удивительно спокойное: редкое чувство, которого ты не испытывала с тех пор, как впервые оказалась во дворце.
Мидей стоял посреди комнаты, прислушиваясь к этому новому, тихому покою. Затем обернулся к тебе; его взгляд был усталый, но мягкий, без защиты, без маски.
— Ты устала, — произнес он, подходя ближе. — Сегодня был длинный день.
— И для тебя тоже. — произнесла ты, кивнув ему.
Он провёл рукой по твоей щеке: лёгкое, почти неуверенное движение. Будто спрашивал: «Могу?» И в ответ получил твой лёгкий наклон головы, приглашение. Не к страсти, а к покою.
Мидей подошёл к широкой кровати, на этот раз не останавливаясь у перегородки. Он сбросил верхний слой одежды, остался в рубашке и штанах, и жестом пригласил тебя лечь рядом. Ты села на край, потом осторожно устроилась рядом с ним, под одной на двоих тяжёлой тканью покрывала.
Некоторое время вы просто лежали в тишине. Его рука нашла твою, переплелась с пальцами. Он не смотрел на тебя, не говорил, но ты знала, что он чувствует.
Не благодарность, нет. Не облегчение. А тихую, глубокую радость от того, что в этом большом, жестоком мире ты была рядом с ним.
Он чуть повернулся к тебе, коснулся губами твоего лба.
— Спасибо, — произнес он едва слышно. — За то, что дождалась. За то, что веришь. За то, что просто есть.
Ты не ответила. Просто осталась рядом, закрыв глаза. И этого было достаточно.
Утро выдалось ясным и прохладным. Мягкий ветерок доносил запах свежей земли, а солнечные лучи играли на холодной стали оружия, лежащего на деревянных стойках. Тренировочная площадка была почти пустой — лишь несколько стражников отрабатывали удары на манекенах. Среди них выделялась знакомая фигура — Мидей. Он работал с мечом молча, уверенно, будто оттачивал не технику, а мысли.
Аристон появился, как всегда, бесшумно, словно тень. Он остановился у края площадки, сложив руки за спиной, некоторое время просто наблюдая. Затем негромко сказал:
— Не думал, что ты снова выйдешь сюда. После всего.
Мидей, не оборачиваясь, провёл последний удар и только потом отложил меч. Повернулся к другу:
— Хорошее утро, — спокойно ответил он. — Всегда нужно оттачивать свои навыки. Особенно после похода.
Аристон кивнул и сделал шаг ближе.
— А твоя подопечная? Собираешься продолжать тренировки?
В его голосе скользнуло что-то легкое, почти насмешливое, но за этим чувствовался интерес. Возможно, даже испытание.
Мидей на миг задумался, а затем спокойно произнёс:
— В этом больше нет необходимости.
— О как. Уже мастер? — спросил Аристон, чуть приподняв бровь.
Мидей усмехнулся, и в его взгляде мелькнуло что-то тёплое и вместе с тем осторожное:
— Скорее, просто нет смысла учить того, кто уже знает, за кого сражаться.
Аристон на секунду замер, а потом легко рассмеялся.
— Хм… тогда, может, ты научишь чему-нибудь старого друга?
Он шагнул к оружейной стойке, взял один из мечей: лёгкий тренировочный клинок с притуплённым лезвием.
— Думаешь, не забыл, как проигрывать?
— Думаю, ты забыл, как поддаваться, — ответил Аристон с улыбкой.
Они сошлись в центре площадки. Двое — друзья, бойцы, мужчины, стоящие по одну сторону… Пока что. Удар металла о металл разнёсся по воздуху, почти как приветствие, почти как вызов.
Мидей и Аристон сошлись легко, почти играючи. Несколько касаний, лёгких ударов, мягкие насмешки.
— Ты стал медленнее, — ухмыльнулся Аристон, отступая после очередного парирования.
— А ты — болтливее, — парировал Мидей и сделал резкий выпад.
Сталь звенела в воздухе, шаги отдавались глухим эхом по деревянному настилу. Они оба смеялись, будто вернулись на годы назад — в те дни, когда дрались на потеху и от скуки, без короны, без крови, без последствий.
Удары следовали один за другим — звон металла, шорох шагов по каменной площадке, редкий смех. Сначала бой был игрой: один делал выпад, другой парировал; оба легко обменивались подначками и улыбками. Вид у них был почти беззаботный — как два мальчишки, решившие выяснить, кто быстрее.
Но потом в движениях Аристона что-то изменилось. Он стал наступать с большей силой, его удары были чуть резче, чуть точнее. Мидей сначала подыгрывал, как будто хотел дать другу разыграться, но затем его выражение стало серьёзнее. Он начал отступать, блокировать удары с настоящим усилием. Во взгляде Мидея мелькнуло недоумение.
— Ты что, всерьёз? — бросил он, отводя очередной выпад в сторону.
Аристон усмехнулся, но не ответил.
Он снова быстро атаковал, без слов. Резкий выпад — Мидей успел уклониться, клинок прошёл рядом с его плечом. Затем второй. Третий. Мидей заскрипел зубами:
И в этот момент тот сделал неожиданный шаг вбок и, будто случайно, ушёл под защиту. Резкий укол и кончик меча с силой вошёл под седьмое ребро Мидея. Он отшатнулся, инстинктивно схватившись за бок, а Аристон отступил назад… И улыбнулся.
— Упс, — выдохнул он. — Видимо, заигрался.
Стража бросилась к Мидею, но тот поднял руку, остановив их. Его взгляд был прикован к другу — нет, уже не другу. К человеку, которого он знал всю жизнь… Или думал, что знал.
Аристон медленно подошёл ближе, глядя на Мидея сверху вниз. Лицо его было спокойным, даже удовлетворённым.
— Не переживай, — произнёс он почти ласково. — Я убью тебя быстро.
И прежде чем кто-либо успел хоть что-то понять, Аристон снова метнул меч — точно, под тем же ребром, в то же место, чуть глубже.
Мидей вскрикнул, однако не от боли, а от ужаса, от осознания того, что предатель всё это время был рядом. Что тень смерти ходила рядом с ним, звала его другом, смеялась за одним столом. И что именно он — человек, которому он доверил жизнь, — теперь хотел его погибели.
Ты же шла по дворцу, спеша — хотела поговорить с Мидеем, спросить о чём-то, что терзало тебя с самого утра. Стража у покоев спокойно сказала:
— Царь на тренировочной площадке.
Ты кивнула и свернула в сторону внутреннего двора. Каменные коридоры отзывались эхом твоих шагов. И вдруг твой слух уловил пронзительный вскрик. Его голос.
Ты замерла, а потом бросилась вперёд, сердце колотилось где-то в горле.
Площадка открылась перед тобой внезапно — и ты увидела, как Мидей пошатнулся, держась за бок, а Аристон стоял напротив, с мечом в руке и тенью усмешки на губах.
Мидей не отшатнулся, не упал. Он смотрел на Аристона, тяжело дыша, и в его глазах впервые появилось то, чего Аристон не ожидал — не ярость, не страх… а предельное разочарование.
— Значит… Это правда, — прошептал царь. — С самого начала?
Аристон смолк на мгновение, будто замер, почувствовав, как дрогнула рукоять в его руке.
Мидей выпрямился. Медленно, несмотря на боль. Его рука всё ещё сжимала рану, алая кровь стекала по пальцам, капала на камни. Но голос его прозвучал ровно и твёрдо:
Стражники у входа замерли, растерянно переглянувшись.
— Заключить его в темницу. Немедленно.
— Что ты… — начал было Аристон, — ты же...
Но в глазах Мидея уже не было сомнений. Он не кричал, не упрекал. Просто стоял, сжав зубы, опёршись на меч и собственную волю.
— Я не мог… Не хотел верить, — тихо сказал он. — Но ты сделал свой выбор.
Стража бросилась вперёд. Аристон выхватил было клинок, но один из воинов выбил его из руки, и второй повалил на землю. Он больше не сопротивлялся, только смотрел на Мидея, будто всё ещё надеясь, что это часть какой-то жестокой игры.
Ты подбежала к царю, едва успевая поддержать его, когда ноги у него подкосились.
Аристон, лежащий на земле, прошипел:
— Ты не выйдешь живым из этого. Ты... Уже мёртв.
Мидей не ответил, лишь отвернулся, вцепившись в твоё плечо, а другой рукой сжимая рану. Аристона уводили. Шаг за шагом рушилось то, что когда-то казалось нерушимым.
И только сердце ныло: от боли и предательства, которое оказалось ближе, чем он мог представить.
Уже в покоях Мидея лекарь склонился над ним, сосредоточенно накладывая повязку на рану под ребром. Комната была наполнена запахом крови и трав. Мидей молчал, сжав челюсти, не отводя взгляда от потолка. Он не издал ни звука, даже когда лекарь задел рану слишком грубо. Только пальцы на краю подушки едва заметно дрогнули.
Ты стояла у двери. Он велел тебе уйти, и ты подчинилась — сначала. Вышла, медленно прикрыв за собой дверь, и в коридоре прислонилась к стене, глядя в пол. Но что-то не давало тебе покоя. Слова, которые ты так и не успела сказать. Его взгляд, боль в нём.
Прошло несколько минут. Ты вытерла слёзы, вздохнула и снова открыла дверь.
Она скрипнула и ты тихо вошла, словно надеялась, что он уже спит. Но он повернул к тебе голову. Его лицо было бледным, но взгляд — всё таким же твёрдым.
— Пожалуйста… — прошептала ты, с трудом справляясь с дрожью в голосе. Твои глаза блестели от слёз. — Не умирай. Прошу тебя.
Он долго смотрел на тебя, молча, без улыбки. Его глаза были тяжёлыми, холодными и слишком спокойными.
— Не умру, — наконец ответил он. — Я изначально назвал не то место.
Ты застыла, не сразу поняв, о чём он говорит.
— Я не дурак, — добавил он уже тише, отворачиваясь. — Я знал, что это может случиться. Просто… Не хотел верить.
Лекарь молча собрал свои вещи и вышел, оставив вас наедине. Воздух между вами натянулся как струна. Ты хотела коснуться его руки, но он отдернул её. Не грубо, а как-то… отчуждённо.
— Иди, — сказал он. — Мне нужно побыть одному.
— Иди, — повторил он, не глядя на тебя.
В его голосе не было злости. Только ледяная усталость. Как будто он закрылся изнутри, и как бы ты ни старалась — не могла достучаться. Как будто внутри него что-то надломилось, и он не хотел, чтобы кто-то увидел.
Ты медленно поднялась и, не сказав больше ни слова, вышла, оставив его в тишине. А он остался лежать, не мигая глядя в темноту, с кровоточащей раной в теле и во всем, что у него осталось.
Боль от раны притупилась, оставив после себя глухую тяжесть под рёбрами. Но настоящая боль была не там. Она сидела глубже: под кожей, в груди, в самом сердце, отравляя каждый вдох, каждый взгляд на стены, в которых он считал себя в безопасности.
Мидей сидел, опершись спиной о подушки, и глядел в пустоту. Перед глазами вспыхивали обрывки: блеск клинка, выражение лица Аристона — ни капли сомнения, ни тени сожаления. Только довольство.
Он снова и снова прокручивал всё в голове. Как они сражались. Как сначала смеялись. Как он сказал: «Ты что, всерьёз?» — и не услышал ответа, только новый выпад.
Он хотел не верить. Даже теперь, даже после крови, после боли, после слов «Я убью тебя быстро». Хотел думать, что это был бред, игра, ошибка, всё что угодно. Но нет. Аристон знал, что делал, планировал, ждал и всё же… Мидей не отдал приказ заключить его сразу. Он надеялся. До последнего. Как дурак.
Он провёл рукой по лицу, чувствуя, как в груди закипает глухая, обжигающая ярость, смешанная с чем-то слабым и стыдным. Горе? Отвращение? Усталость?
Он не знал, кому теперь может доверять. Если Аристон предал — тот, кто знал его с детства, кто спас ему жизнь в походе, кто делил с ним хлеб и клялся в верности — кто тогда не способен на предательство?
Мидей стиснул зубы. Он не позволил бы себе сломаться. Не сейчас, не из-за него.
Тем временем, в сырой темнице под дворцом железная дверь захлопнулась с глухим звуком. Стражник бросил последний взгляд на узника и ушёл прочь, оставив его в полумраке.
Аристон сидел на холодном каменном полу, спиной к стене, с растрёпанными волосами и цепями на запястьях. Кровь на его мундире давно засохла, рот рассечён, но глаза… Глаза были яркими, как у зверя, загнанного в угол, но ещё способного кусаться.
Сначала он молчал. Просто сидел, тяжело дыша, будто борясь с приступом гнева или безумия. А потом вдруг рассмеялся.
Сначала — тихо. Почти выдохом. А потом всё громче и громче, пока эхо не загрохотало по стенам камеры. Смех был невесёлый. Он рвался из груди, как крик боли, как попытка сохранить достоинство или разум. Истеричный, хриплый, надломленный.
— Он правда… — выдохнул Аристон, не в силах остановиться. — Он правда подумал, что может выжить.
Он запрокинул голову к стене и продолжал смеяться, сжимая окровавленные кулаки. Он всё понимал, всё осознавал — он проиграл.
Но смех звучал так, будто он пытался убедить сам себя, что это ещё не конец.
Казнь была назначена через два дня.
Все это время Мидей не покидал своих покоев. Он подписывал приказы, принимал доклады, но душой не присутствовал. Всё, что происходило снаружи, будто не касалось его. Он словно оказался в тишине, в которой не было ни света, ни звуков. Только одно: решение, которое он уже принял, и которое причиняло ему боль, будто заноза под кожей, которую не вытащить.
Мидей хотел изгнать Аристона, оставить его в живых, отправить за пределы Кремноса и никогда больше не видеть. Он бы так и сделал — как человек, как друг, но он был царём. И не имел на это права.
Он сам — сам — сказал, что закон един для всех. Что изменится, если царь его нарушит? Если предателя пощадят лишь потому, что он был другом царя? Это сломает всё, ради чего он боролся. Сломает доверие народа, сломает порядок.
Он был царём. И обязан был быть прежде всего справедливым, а не милосердным. Но как же тяжело было стоять перед тем, с кем вырос бок о бок, с кем шутил, с кем сражался плечом к плечу. Как тяжело было прощаться.
Площадь казни была тихой, несмотря на толпу. Люди смотрели, затаив дыхание. Казнь не афишировали, не звали народ, но слухи расходились быстрее вестников. Почти никто не верил, что Аристон — правая рука царя — на самом деле поднял меч против Мидея.
Он шел к эшафоту спокойно. Ни сломленный, ни раскаявшийся. Шел, будто знал, что так должно быть. С прямой спиной и взглядом, в котором уже не было безумия, только пустота или, может быть, смирение.
Перед помостом он остановился. Медленно обернулся к балкону дворца, где стоял Мидей — в тёмной мантии, как статуя, без слов, без выражения.
Аристон невесомо кивнул почти уважительно и вдруг… Едва заметно улыбнулся, а потом прошептал:
Ты бы не услышала, если бы не прочитала по губам. И никто не знал, кому это «прости» было адресовано. Себе? Мидею? Тому мальчику, что когда-то с ним рос?
Мидей не шелохнулся. Он смотрел, как клинок опускается, как всё заканчивается. Ни одна мышца на его лице не дрогнула. Когда всё стихло, он повернулся и медленно, молча ушёл вглубь дворца. И снова закрылся в своих покоях. Там, в тишине, он долго стоял у окна, опершись руками о подоконник, глядя куда-то в пустоту.
Сердце сжималось от боли. В груди бурлило нечто невыносимое: обида, горечь, вина, и в то же время — ощущение правильности. Он не мог поступить иначе, не имел на это права, но хотел.
Впервые за долгое время Мидей по-настоящему хотел, чтобы всё было иначе. Чтобы друг оказался верным, чтобы всё это оказалось ошибкой, чтобы он мог сохранить и закон, и Аристона.
Однако в мире, где трон держится на крови, иногда приходилось убивать даже тех, кого любил. Мидей провёл рукой по лицу и тихо выдохнул.
Ты появилась, когда солнце уже клонилось к закату, пробиваясь сквозь тяжёлые шторы его покоев. В руках снова несла поднос, на котором стоял бокал с его любимым напитком: гранатовое вино, смешанное с тёплым молоком. Он не посмотрел на тебя, сидел на стуле, слегка сутулившись, опираясь локтями о колени, как будто вся тяжесть мира легла ему на плечи.
— Ты снова с ядом? — спросил он, не глядя. Голос был хриплым с еле заметной насмешкой.
Ты не ответила. Просто поставила бокал на столик рядом. И тихо, почти шепотом, сказала:
— Я знаю, как больно может ранить предательство.
Он вздрогнул, но не обернулся. Не прогнал тебя сразу, как мог бы. Только прошептал устало:
— Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.
Однако ты не ушла. Просто осталась стоять рядом, дыша медленно и ровно, будто своим дыханием пыталась удержать его от полного падения. Он не приказывал тебе уйти. Не хватило ни воли, ни гнева. Внутри него сейчас была только пустота.
Ты подошла ближе. Обняла его сзади, осторожно, чтобы не задеть перевязанную рану. Прижалась щекой к его плечу. Он лишь сидел, не двигаясь, словно камень.
Через несколько мгновений он тихо произнёс:
— Сейчас... я просто хочу умереть.
Тон был без пафоса, без драмы. Простой факт. Как будто он говорил, что за окном дождь. Ни крика, ни просьбы, а только выжженная тишина внутри.
Но ты не сказала ничего в ответ. Не стала утешать словами, которые всегда звучат фальшиво, когда сердце разрывается. Просто держала его как якорь, не дающий утонуть. И он позволил себе закрыть глаза, впервые за эти дни почувствовав, что всё ещё жив. И, может быть… Не совсем один.
— Возьми, — прошептал он и медленно, без резких движений, протянул тебе нож. Его любимый кинжал — короткий, с затейливой гравировкой на рукояти.
— Если хочешь знать правду, — голос его звучал глухо, — я скажу тебе, где моё настоящее слабое место. Только пообещай… Что ударишь без колебаний. Это…
Он выдохнул и, кажется, впервые с момента казни посмотрел тебе в глаза, обернувшись через плечо. В них не было вызова, только боль и странное, тяжёлое спокойствие человека, который принял решение.
Однако ты не дала ему договорить, а наклонилась и поцеловала его. Сначала легко, почти неуверенно — как будто пыталась остановить разрушение одним прикосновением. Потом крепче, глубже. Не как возлюбленная, а как человек, который хочет удержать живое.
Когда ты отстранилась, в глазах у тебя были слёзы. Ты всё ещё держала кинжал, несколько секунд ты просто смотрела на него… А затем резко отпустила.
Металл с глухим звоном упал на каменные плиты, и тишина словно задохнулась. Мидей едва заметно вздрогнул от звука. Он уже понял.
— Я не хочу, чтобы ты умирал, — прошептала ты. — Твой народ нуждается в тебе. Твоя мать… Она спасла тебя не ради этого. Аристон запутался. Он сгорел в своем желании власти. Но ты… Ты не такой. Пожалуйста. Останься.
Он смотрел на тебя долго. Потом закрыл глаза и опустил голову. Будто слова застряли в горле и не могли прорваться наружу.
— Я устал, — наконец прошептал он. Голос дрогнул.
Он опустил голову, и ты увидела, как по его щеке медленно скатилась слеза. Одна. За ней — вторая. Он даже не пытался их скрыть.
Ты не сказала ни слова. Только мягко притянула его ближе, прижала его голову к своей груди и осторожно провела пальцами по его волосам: раз за разом, как будто каждый этот жест мог забрать хоть немного той боли, что жгла его изнутри.
Он не сопротивлялся, а просто плакал. Тихо, почти беззвучно. Как человек, который слишком долго держал в себе шторм и теперь позволил ему наконец вырваться наружу.
Ты не останавливала его. Не просила быть сильным. Не говорила, что всё будет хорошо. Ты просто была рядом.
И он знал — ты не боишься его слёз, его слабости. Ты принимаешь его всего — с болью, с ранами, с этим израненным сердцем, которое всё ещё билось. Теперь ради тебя.
Прошло много лет. Кремнос вновь стал городом, где по улицам звучал детский смех, а не звон оружия. В садах расцветали гранаты, и даже старые колонны на главной площади теперь были покрыты свежей побелкой. Всё, что было разрушено, отстроили заново. Но кое-что осталось — память.
Ты стояла на балконе, чуть придерживая шёлковую накидку, которую трепал ветер. Внизу, во дворе, Мидей учил вашего сына держать меч. Мальчик был ещё совсем мал, слишком неуклюж, чтобы воспринимать урок всерьёз, но в его глазах уже горел огонь. Он смело повторял каждый шаг, не сдавался, даже когда падал. Мидей не ругал, только мягко поправлял его руку.
Тот самый меч, которым когда-то ранил Мидея, висел теперь в оружейной. Старый, но бережно отполированный клинок Аристона. Он велел не прятать его. "Это тоже часть нашей истории", — сказал он тогда, и ты поняла, как много сил стоило ему это решение.
Ты спустилась во двор. Мальчик, заметив тебя, бросился к тебе и крепко обнял. Мидей подошёл следом. В его глазах больше не было той беспросветной боли, которую ты видела тогда, в его покоях, когда он впервые сказал тебе, что хочет умереть. Боль осталась, но она больше не управляла им.
— Он быстро учится, — тихо сказал Мидей, проводя рукой по волосам сына.
— В этом весь ты, — улыбнулась ты. — Упрямый как отец.
Мидей посмотрел на тебя. Его рука коснулась твоей — не спешно, не демонстративно. Просто касание. Просто желание быть рядом.
— Знаешь… — начал он, глядя на сына, — Я думал, что смерть освободит меня от боли.
Он замолчал, будто перебирая слова, а потом посмотрел на тебя.
— Но оказалось, что только любовь даёт силы жить дальше.
Ты кивнула. Вы оба знали, через что пришлось пройти, чтобы дойти до этого дня.
Мальчик снова схватился за меч и побежал вперёд, нападая на воображаемого врага. А Мидей по-настоящему засмеялся: с живой, глубокой радостью, которой так давно не было в его голосе.
И в этот момент ты поняла: он спасён. Не троном. Не мечом. А тем, что остался жив, несмотря на всё.
Солнце садилось, заливая двор мягким золотом. Мальчик уже убежал к слугам, устав от тренировок, а вы остались вдвоём. Тишина не тяготила. Это был тот редкий покой, что возникает между людьми, пережившими слишком многое и всё ещё умеющими быть рядом.
Ты посмотрела на него. В твоих глазах было что-то не сказанное. Вопрос, который ты так долго хранила в себе.
— Мидей… Почему ты тогда спас меня? — голос твой прозвучал почти шёпотом. — В тот день, когда я уже решила умереть, лишь бы не отдать себя насильно… Почему?
Он не сразу ответил. Смотрел вдаль, будто снова был там — в том грязном дворе, среди камней, крови и сломанных судеб.
— Я много лет винил себя за то, что моя мать умерла из-за меня, — сказал он наконец. — Она спасла меня, младенца, ценой собственной жизни. А я рос с этим… Грузом.
— А потом появился ты. Такая же безрассудная. Готовая умереть за свою честь, как она когда-то — за меня. Ты напомнила мне о ней. И в тот момент… Я просто не мог позволить, чтобы всё повторилось.
Он сделал паузу, будто взвешивая следующее признание.
— Но потом… Что-то пошло не так. Я просто хотел защитить тебя, чтобы отдать долг. А вместо этого — влюбился.
Ты не ответила. Просто подошла ближе и положила голову ему на плечо.
Иногда судьба не требует слов. Она просто даёт второй шанс жить. Не ради прошлого, а ради того, что вы создали вместе.