Какой-то ублюдок пытался насильно поцеловать тебя
Вечер в Фонтейне всегда пахнет дождём. Даже если в этот раз его ещё нет: капли все равно живут в воздухе.
В этот день ты задержалась во дворце дольше, чем рассчитывала. Ещё утром ты сказала Нёвиллету, что не уйдёшь, пока не закончишь проверку новых списков: бумаги для заседания, реестры судебных слушаний, часть старых жалоб, которые он откладывал на «позже». Мужчина, конечно, пробовал спорить.
«Ты не обязана. Отдохни. Это всё можно сделать завтра».
Однако ты только молча посмотрела на него и поставила кипу бумаг перед собой на стол, прямо в его зале заседаний и села, разложив чернильницу и печати.
«Я уже сказала, что теперь помогаю тебе. Не спорь».
Ты помнила, как он тогда посмотрел на тебя: этот взгляд: древний, видевший слишком многое, уставший, но одновременно всё ещё тёплый. Тебе было известно, что мужчина никогда не попросит помощи сам. Не потому что гордый, а потому что считает, что это его долг: быть стеной для всех, но не обременять никого собой.
Ты просто больше не могла это видеть. Его поздние возвращения, бессонные ночи, глаза, которые всё чаще задерживаются на твоих пальцах, когда ты прикасаешься к нему, как будто он и сам не верит, что ты рядом. Ты устала от того, что Нёвиллет один; знала, что он не умеет делиться тяжестью, поэтому сама вошла в этот дворец, в эти списки, в его рутину и не спросила разрешения. Просто осталась.
Теперь за твоей спиной тихо потрескивали свечи. Чернила на пальцах чуть смазались на запястье. В горле першило от усталости, но тебя это почти радовало. Ты разгружала его. Может, совсем чуть-чуть, но хоть что-то. А значит, он мог выдохнуть, пусть лишь на один вечер.
Ты ловила себя на мысли, что представляешь, где сейчас Нёвиллет. Возможно, заканчивал слушание в соседнем зале или разговаривал с охраной. Нёвиллет всегда проверял посты сам не из недоверия к людям, а потому что привык всё держать под контролем. Дворец был огромен, но ты почти чувствовала его шаги где-то на другом конце коридора — это было странно, но приятно. Ты знала: если ты ему нужна, он всегда найдёт тебя.
Ты перекладывала бумаги в стопки: отметки о рассмотрении, печати. Оставалось совсем немного. На губах невольно появилась лёгкая улыбка. Ты представляла, как он войдёт, тихо, ведь его шаги почти не слышались. Скажет что-то вроде: «Ты снова не пожалела себя». И проведёт рукой по твоему плечу так, как будто говорил: «Я вижу тебя. Спасибо».
Ты бы не призналась ему вслух, но тебе нравилось, когда он благодарил тебя. В этих словах было больше, чем формальная вежливость архонта правосудия. В них звучало тёплое, человеческое: «я счастлив, что ты рядом». Ради этого ты была готова ещё тысячу страниц переписать.
Твой взгляд невольно поднялся вверх, когда дверь открылась. Шум в коридоре едва слышно дрогнул и в проёме оказался Марсель Дюваль. Советник, человек, чьи шаги всегда звучали тише других, как будто он не ходил по мраморным плитам, а скользил по ним, избегая лишних звуков.
Днём советник уже приходил с бумагами, с новыми цифрами, с осторожными вопросами. Его называли кротким, надёжным. Говорили: «Марсель умеет слушать». В его присутствии никогда не пахло табаком или вином только лёгкий намёк на лаванду от платка в нагрудном кармане. Он был старше тебя лет на двадцать, но держался так, будто боялся задеть чужое пространство. Его седина у висков делала его почти трогательным: ты всегда думала об этом как о знаке опыта и достоинства.
Его взгляд был незапоминающимся для тебя и раньше это казалось хорошим признаком. В его светлых глазах не было ни осуждения, ни холода. Они просто скользили по тебе и уходили мимо. По крайней мере ты так думала.
Марсель держал в руках ещё один свиток. Пергамент был перевязан тонкой ленточкой, и в тусклом свете лампы казалось, что он пришёл не в канцелярию, а в гостиную с каким-то ненужным подарком.
Ты заметила этот свиток сразу и в груди стало чуть тяжелее. Ещё? Ладно…
— Простите, что так поздно, — Марсель склонил голову чуть ниже, чем обычно. В его голосе была мягкость, натренированная годами переговоров. — Но я подумал… Стоит добавить кое-какие пометки к спискам. Чтобы господин Нёвиллет не обременял вас этим завтра утром.
Ты слабо улыбнулась, потому что слишком устала, чтобы сомневаться. За твоей спиной была охрана, коридоры, десятки глаз. Кто бы посмел? Ты — любимая женщина главного судьи. Кто тронет тебя при его имени?
Впрочем ты привыкла к осторожности. Здесь, во дворце, даже стены слушали. Ты взялась за свиток, но Марсель не отпустил его сразу. Его пальцы были тонкие, ногти аккуратно подстрижены, кожа холодная. Контакт длился на секунду дольше, чем должен был. Ты почти слышала, как внутри тебя поднималось какое-то острое беспокойство, чуждое тебе чувство.
Твой взгляд поднялся на мужчину. Марсель всё ещё смотрел на тебя, но этот взгляд уже не был прозрачным. В нём было что-то ещё, что-то, чего в нем никто не ожидал увидеть, ведь человека его положения вряд ли был способен на нечто по-настоящему тёмное... Ты вдруг поняла: дверь за его спиной была открыта, но пуста. Охраны не было: ты слышала смену поста, слышала шаги, а потом тишина.
Ты отдёрнула руку, но он не отпустил. Бумаги упали на стол, тихо зашелестя и разлетелись.
— Вы так стараетесь ради него, — сказал он, его голос стал чуть ниже, чем обычно. Ты заметила, что в этот раз он не склонил голову. Его взгляд был на твоих губах. — Но кто старается ради вас? Кто даёт вам… Больше? Разве вам этого достаточно? Сидеть здесь ночью?
Ты не сразу поняла смысл сказанного. Мозг цеплялся за каждое слово, не складывая их в одно целое. Перед тобой стоял человек с сединой у висков, в строгом камзоле советника — человек, которого ты привыкла считать уважаемым и надёжным. Старик, не вызывающий тревоги. Ни на мгновение ты не допускала, что за этой маской может скрываться нечто иное, нечто гадкое и подлое. Тебе хотелось сказать: «Довольно», но почему-то не находилось нужной интонации. Слова словно застревали где-то в горле.
Марсель приблизился на полшага, а ты отступила, почувствовав, как спина упёрлась в край стола. Он перехватил твоё запястье, всё ещё небольно, но крепко, словно в капкане. Ты дёрнулась, но мужчина перехватил вторую руку, чуть сдавливая кости.
Однако он только улыбнулся, и его улыбка была как царапина на стекле, потому что её невозможно было ни сгладить, ни забыть.
— Вы заслуживаете большего, — выдохнул он. — Позвольте мне…
Ты чувствовала, как сердце колотилось в груди, словно барабан, призывающий к битве. Каждый вдох был резким, словно воздух в этой комнате стал ледяным, давящим. Ты уже знала, что будет, но не могла позволить себе сдаться. Нет, не сейчас и не здесь.
Его тонкие и хладные пальцы сжались на твоём запястье, но ты не отступала, а пыталась вырваться, дернула руку, но он только крепче обхватывал её, словно стальной захват. Сердце билось всё громче, но ты не давала страху взять верх.
Всё ещё стараясь сохранить самообладание, ты наступала ногой ему на ступню. Он вздрогнул, и на мгновение его хватка ослабела. Это был твой шанс.
— Отпусти меня! — крикнула ты, но голос срывался, и вместо решительности слышалась лишь слабость.
Однако Марсель лишь усмехнулся твоим попыткам. Его ледяной и бескомпромиссный взгляд сковывал тебя. Он был сильнее, он знал, как держать, не причиняя слишком много боли, но и не давая шанса на побег.
Ты видела, как двигались его губы, Марсель шептал что-то, но слова растворялись в гуле твоих мыслей. И тут он наклонился, губы стремились к твоим. Ты ощущала холод его дыхания, запах лавандового платка, с которым обычно ходил мужчина. Это не был поцелуй — это был захват, жест насилия, обёрнутый в мягкость.
Ты не собиралась сдаваться. В отчаянии попыталась укусить его: на языке ощутился привкус железа, и на мгновение ты слышала его тихий вздох удивления, но вместо того чтобы отпустить, он сжал хватку ещё сильнее.
Ты упиралась ладонями в его грудь, чувствуя дорогую ткань камзола и напряжение под ней. Твой взгляд рвался к двери. Ты хотела кричать, звать на помощь, но слова застревали в горле. В голове крутилась одна мысль: «Нёвиллет… если бы он это видел…» Ты с силой толкала его от себя, пытаясь отступить на шаг, но Марсель ловил тебя за руку, не давая уйти. Его холодные и неумолимые пальцы цеплялись за твою кожу.
Ты пыталась разорвать этот порочный круг, ноги инстинктивно искали опору, чтобы нанести удар. Ты наступила ему на ногу второй раз: удар был точнее, больнее. Он слегка нахмурился, но не отпустил.
Ты дёргалась, пыталась вырваться, и вдруг боль в запястье пронзила как удар стрелы. Твой порыв замедлялся, а вместе с ним и дыхание. Время будто замедлилось. Ты видела, как Марсель приближался снова, его лицо было холодным и решительным. Его руки держали тебя так крепко, что казалось, будто твоё тело растворялось в этом захвате.
Ты чувствовала, как тело сдаётся, но душа отказывалась это делать. Внутри, в глубине, бушевал шторм, который не давал тебе опуститься. Когда за спиной коридора слышался шорох: шаги, почти неслышные из-за тяжёлого дождя за окнами, ты сначала думала, что это обман слуха. Мозг хватался за каждую возможность спастись — рисовал, выдумывал, но звук становился явным и ты понимала: он не выдумка.
Марсель почувствовал этот звук позже тебя. Ты видела, как его пальцы на твоём запястье подрагивали, как он начинал говорить, спешно, сбивчиво.
— Это недоразумение, вы поймите, госпожа, я… — Марсель пытался разорвать момент словами, но ты уже не слушала его, а лишь смотрела на дверь.
И в этот миг в кабинет вошёл Нёвиллет. Он не сделал ни лишнего, ни недостаточного: просто спокойно переступил порог, словно тяжёлый занавес, медленно опускающийся на сцену.
На нём не было мантии судьи, лишь тёмный костюм, безукоризненно сидевший на плечах. Воротник был слегка помят, как будто он наспех поправлял одежду по дороге сюда. Его волосы ещё были влажными, а за спиной сохранялся едва уловимый запах дождя и городских улиц.
Ты знала этот признак: он не сидел за бумагами всё это время. Нёвиллет вышел под дождь, чтобы дождаться тебя. Мужчина думал, что ты снова засиделась допоздна, что опять устанешь настолько, что не сможешь добраться домой одна. Он знал, как ты умеешь терпеть и насколько не любишь жаловаться. Точно так же, как и сам мужчина… Возможно поэтому Нёвиллет и любил тебя? Мужчина не мог ответить наверняка, но именно в этой твоей привычке молчать, когда тяжело, он видел хрупкость, которую хотелось защищать.
И потому Нёвиллет стоял под сводом входной арки, среди мрамора и дождя, без зонта, с мокрыми волосами и влажной тканью на плечах. Люди проходили мимо, но никто не осмелился спросить, что он делает.
Мужчина стоял так долго, ждал и верил, что ты усталая, с бумагами в руках, с извиняющейся улыбкой вот-вот появишься. Он бы просто взял у тебя свитки и молча повёл домой. Нёвиллет хотел этого простого вечера, просто быть рядом.
Однако ты так не появилась. Минуты тянулись и внутри что-то дрогнуло: лёгкая тревога как дрожь по поверхности воды. И тогда он пошёл сам.
Нёвиллет остановился в двух шагах от вас. Тишина будто становилась гуще.
Ты больше не слышала дождя, а только то, как в груди грохотал твой собственный пульс.
Марсель медлил ровно одну секунду, а потом отдёрнул руку от твоего запястья, делал шаг назад. Губы у него шевелились, но слова звучали как пустой треск бумаги в камине.
— Господин Нёвиллет, позвольте объяснить… это недоразумение, я только хотел…
Марсель не договорил, потому что Нёвиллет смотрел не на него. Он смотрел на тебя.
Сначала на твои чуть распухшие от чужого прикосновения губы; на запястье, где кожа ещё ныла от его пальцев, начали проявляться синие пятна; на твои глаза, в которых не было слёз, был только страх. Ты видела, как его взгляд становился тяжёлым как свинец.
И в этот миг ты понимала: если бы он закричал, если бы он швырнул Марселя о стену, тебе было бы легче. Ты ждала крика, но Нёвиллет не кричал. Он молчал и от этой тишины становилось страшнее, потому что за ней поднимался прилив тот, который смывал всё, что осмелилось коснуться тебя не так, как нужно.
Марсель ещё не понимал, что проиграл. Он делал шаг к нему, чуть подняв руки, раскрыв ладони, как у человека, который хочет умолять.
— Месье Нёвиллет, послушайте, я всего лишь хотел обсудить важные дела… Госпожа неверно поняла… Она сама…
Он осмеливался указать на тебя. Его палец почти касался твоего плеча и тут ты увидела, как взгляд Нёвиллета соскальзывал с тебя на него.
Голос Невиллета прорезал тишину, словно острое лезвие. Он не повышал тон, но каждое слово ложилось тяжёлым грузом в комнату, медленно опускаясь на плечи присутствующих.
— Марсель, — произнёс он, и его голос звучал как приговор. — Ты думал, что всё сойдёт тебе с рук?
Марсель замолчал. Его взгляд метался, словно отражение в мутной воде, и ты увидела, как впервые на его лице пробежала настоящая тревога. Он пытался найти в себе уверенность, цепляясь за привычные мысли: статус, должность, уважение, словно они могли стать стеной, но сейчас, в этот момент, он понял, что всё это: лишь пустой щит.
Невиллет смотрел на него спокойно и без жалости. В его глазах не было ни гнева, ни презрения лишь холодная решимость, как у прилива, что неумолимо разбивает камни на берегу. Он не просто судья. Он — сама сила, перед которой невозможно устоять.
Ты стояла рядом, чувствуя, как воздух в комнате сгущается. Твое сердце билось чаще, и дыхание стало прерывистым, словно море, которое вот-вот накроет шторм. Внутри тебя взывал голос: «скажи что-то, оправдайся, отрицай!» Но язык словно онемел, и ты не могла вымолвить ни слова.
Ты сделала шаг к Невиллету, пытаясь приблизиться, почувствовать хоть какую-то опору в этой буре, но остановилась: испугалась коснуться его. Боялась, что твой страх, эта дрожь в теле, будет сильнее твоих слов и обожжёт его как огонь.
Невиллет обратил внимание на твоё движение и чуть наклонил голову. Его глаза встретились с твоими и в них читалась тихая просьба и ответственность, которые ложились тяжким грузом на твои плечи. Он ждал, но не требовал.
Марсель смотрел на вас обоих: на твою неподвижность и на решимость Невиллета. В его душе бушевал страх и растерянность, словно волны, разбивающиеся о скалы. Он понимал: пути назад нет, и цена ошибки будет слишком высока.
Нёвиллет снова посмотрел на тебя. На секунду в его глазах растаяло всё: холод, гнев, гроза. В них оставалась только ты: вся, до хрупкого пульса под кожей. Он протянул руку так медленно, будто боялся, что ты исчезнешь. Его пальцы коснулись твоей щеки.
— Ты сделала для меня всё, что никто бы не осмелился сделать, — его голос едва слышался, был только для тебя. — Ты думала, я позволю кому-то тронуть того, кого люблю?
Твоё сердце замерло. Ты не смотрела на Марселя, ты не видела, как его оттесняли стражи, как звучали его последние, пустые оправдания; ты смотрела только в глаза Нёвиллета.
Тебе хотелось ответить, но слова снова не шли, было только дыхание, что срывалось на губах.
Он склонялся к твоему лбу и легко коснулся его своим, закрывал глаза.
— Прости, что я не пришёл раньше, — ты почти не слышала этот шёпот, он тонул в ритме дождя, что снова проступал за окном. — Я больше никогда не опоздаю.
Дождь стучал по мраморным полам дворца, но ты уже видела через окно, что за его стенами небеса разверзлись и хлестали холодной водой без передышки. Чувствовала тяжесть произошедшего и изнеможение, которые таились в каждом движении твоего тела, но в этот момент главной задачей было уйти отсюда, попасть домой, к месту, где можно было найти покой.
Нёвиллет стоял в проёме двери, спокойный и собранный, словно крепкий маяк в этом бушующем море. Он не торопился, в его глазах не было ни гнева, ни раздражения, только холодное понимание и мягкая забота. Мужчина тихо подошел к тебе, слегка наклонился и взял тебя за руку: лёгкий, но твёрдый контакт, который давал тебе ощущение опоры.
— Пойдём, — тихо произнес он, словно это слово было самым важным мостом между тем, что было, и тем, что будет. Ты кивала, не в силах вымолвить ни слова.
Нёвиллет шёл вперёд, двигаясь уверенно по знакомым коридорам дворца. Под ногами глухо звучали шаги, словно музыка, задающая ритм вашим мыслям и чувствам. Взгляд Нёвиллета скользил по тебе, внимательно, как будто читая каждую мельчайшую эмоцию, скрытую за твоей усталостью. Ты чувствовала, как его рука немного сжимала твою — это было тихое обещание, что ты не одна, что ты не должна была больше бороться в одиночку.
За дверью дворца вас встретил холодный и пронизывающий дождь, но Нёвиллет уже подготовился и достал из-за спины сложенный чёрный зонт, раскрыл его и накрыл им вас обоих.
Ты видела, как капли дождя начинали стекать по его плечу, но под зонтом тебе было тепло. Он шёл рядом, слегка наклонившись, чтобы защитить тебя от ветра и влаги. В тот момент Нёвиллет был твоей крепостью, твоим покровителем в этом сумасшедшем мире.
Улицы Фонтейна пустели под дождём, редкие прохожие спешили мимо, укрываясь под своими зонтиками и капюшонами. Однако вы шли медленно: каждый шаг, казалось, позволял тебе немного перевести дух, немного отпустить страх, который всё ещё стучался в груди.
Ты замечала, как капли блестели в уличных фонарях, отражаясь в мокрой брусчатке. Этот дождь словно смывал всё прошлое, всё, что было; оставалось только настоящее, этот тихий момент, когда вы были вместе.
Спустя несколько минут Нёвиллет, наконец, нарушил эту тревожную тишину.
— Я знаю, как тяжело тебе сейчас, — произнес он, глядя не на тебя, а вперёд. Его голос был мягким, но в нём слышалась твёрдость, которая придавала сил. — Ты не должна была проходить через это одна.
Ты обернулась и поймала его взгляд. В его глазах была искренняя забота как в тех глубинах фонтейновских вод, что всегда были для тебя символом спокойствия.
— Я просто хотела помочь тебе, — едва слышно прошептала ты. — Ты всегда всё берёшь на себя, и я… Я устала видеть, как ты один в этом мире.
Он кивнул, словно разделяя твоё чувство.
— Именно поэтому ты была рядом, — его рука сжала твою чуть крепче. — Мы вместе. И я не позволю никому больше причинить тебе боль.
Шаги становились медленнее, словно ты пыталась запомнить этот момент: спокойствие после бури, тепло, что пробивалось сквозь холодный дождь.
— Помнишь, когда ты впервые пришла ко мне с этим решением? — спросил он. — Ты поставила меня перед фактом, что теперь мы — команда. Что я не должен справляться в одиночку.
Ты улыбнулась, вспоминая те настолько твёрдые слова, несмотря на всю твою мягкость.
— Я боялась, что ты не попросишь. Что всегда будешь оставаться один, — прошептала ты, голос был тихим, но полным решимости.
Нёвиллет кивнул, будто эта истина только сейчас дошла до самого сердца.
— И я благодарен тебе, — его взгляд наполнился теплом. — Ты — больше, чем кто-либо другой.
Путь к дому занял несколько минут. Вы проходили через узкие улочки Фонтейна, где огни витрин отражались в лужах, а запах мокрого камня и свежести дождя смешивался с ароматом свежескошенной травы из садов. Ты ощущала, как напряжение постепенно уходило. Рядом с ним тебе дышалось свободнее, даже если тело всё ещё помнило о том, что случилось.
Наконец, вы подошли к вашему дому: уютному, с большими окнами и мягким светом, что лился изнутри, приглашая войти и забыть о мире снаружи. Нёвиллет осторожно открыл дверь, пропуская тебя вперёд. Ты вошла внутрь, и тёплый воздух принял тебя в свои объятия. Здесь пахло свежескошенной травой, лёгким запахом ванили и чем-то родным.
Он закрыл зонт, поставив его у двери, и повернулся к тебе.
— Хочешь чаю? — спросил он с лёгкой улыбкой, будто не замечая тяжести в твоих глазах.
Ты кивнула, стараясь не разрыдаться. Он повёл тебя в гостиную, где на диване уже ждала плюшевая выдра; та самая, что всегда помогала тебе справляться с тревогой.
— Вот, — произнес Нёвиллет, присаживаясь рядом и протягивая тебе игрушку. — Моя маленькая помощница. Помнишь, как ты она тебе понравилась?
Ты взяла выдру в руки, почувствовав тепло её мягких лапок. Это был словно якорь, что возвращал тебя в более спокойные времена.
Он сел рядом и положил руку тебе на колено: лёгкий, но надёжный контакт, который дал тебе силы.
— Я разберусь с Марселем, — тихо пообещал он. — Никто не осмелится нарушать наш мир. Мы вместе, и я всегда буду защищать тебя.
Ты смотрела в его глаза и видела там не только защиту, но и нежность, которую он редко показывал окружающим.
— Спасибо, — прошептала ты, чувствуя, как комок в горле растворяется.
Нёвиллет наклонился к тебе и коснулся лбом твоего, как будто соединяя ваши мысли, страхи и надежды в одно целое.
— Я больше никогда не опоздаю, — пообещал он, и в этот момент ты знала, что он говорит правду.
В комнате стало тихо. За окном дождь постепенно стихал, и на улице темнота всё больше заявляла о своих правах. Ты почувствовала, как устала, но в этот раз ты могла спать спокойно, зная, что рядом есть тот, кто всегда будет твоей опорой.
Утро в Фонтейне выдалось холодным и мрачным, словно само небо не решалось осветить события вчерашнего вечера. В залах дворца царила тяжёлая, почти осязаемая тишина: та, что возникает после бури, но перед тем, как воздух очистится и снова наполняется жизнью.
Нёвиллет проснулся рано, задолго до того, как первые солнечные лучи начали пробиваться сквозь облака. В его душе не было ни капли сомнения: то, что случилось, требовало немедленных и решительных действий.
Он прошёл по холодным каменным коридорам дворца, пока слуги только начинали готовиться к новому дню. Его шаги были тихими, но каждое движение отражало решимость человека, который не может позволить несправедливости остаться без ответа.
Первой его остановкой стал зал судебных заседаний: комната, украшенная гербами и знаменами, всегда казалась Нёвиллету храмом правосудия, местом, где правду выстраивают из слов и доказательств, где нет места эмоциям и лжи.
Сегодня заседание будет закрытым. Никто, кроме избранных, не должен знать о деталях дела, связанного с Марселем Дювалем — человеком, который предал доверие и нарушил закон в самых тёмных формах.
Нёвиллет занял место в кресле верховного судьи. Его лицо было непроницаемым, а глаза острыми и внимательными. Перед ним лежали документы, собранные за последние дни: свидетельства, протоколы допросов, показания свидетелей. Всё тщательно изучено, всё подтверждено.
Когда в зал вошли судьи и советники, Нёвиллет поднял руку, призывая к молчанию.
— Сегодня мы рассмотрим дело Марселя Дюваля, — начал он ровным голосом. — Это дело не просто о нарушении закона. Это дело о предательстве тех принципов, на которых строится наше общество.
Он подробно изложил ход расследования, не оставляя места для сомнений. В каждом слове звучала тяжесть ответственности, ведь речь шла не только о наказании, но и о том, как сохранить честь и безопасность Фонтейна.
Советники слушали внимательно, задавали вопросы, искали лазейки и нюансы, но Нёвиллет был непреклонен.
— Его действия недопустимы, — произнес он в конце. — Марсель Дюваль нарушил не только закон, но и доверие, что дано ему в руки. Его место не среди нас, а там, где он не сможет навредить больше никому.
Заседание в зале было напряжённым. Марсель Дюваль стоял перед судом, лицо его побледнело, но он ещё не сломался. Преступник пытался найти слова, чтобы переломить ход событий, чтобы доказать свою невиновность, или хотя бы смягчить приговор.
— Это недоразумение, — начал он с ноткой лукавства в голосе. — Я не делал ничего противозаконного. Всё, что произошло случайность, ошибка, которую можно исправить. Вы сами слышали, что я приносил бумаги, я работал во благо господина Нёвиллета, я выполнял свою обязанность.
Однако взгляд Нёвиллета был холоден и неумолим. Он не позволял себя обмануть словами, подделками и увертками.
— Недоразумение? — медленно повторил Нёвиллет. — Случайность? Вы, Марсель, в нарушение доверия, нарушили границы дозволенного и навредили тем, кто вам верил. Это не ошибка, а преступление.
Марсель сжал кулаки, взгляд стал жёстче, напряжение в голосе — очевиднее.
— Вы всё спланировали, — вырвалось у него с обидой. — Это заговор. Вы, Нёвиллет, и она, с самого начала всё подстроили! Хотели избавиться от меня, помешать моей карьере. Все эти бумаги, эти подозрения — лишь повод!
Он сделал шаг вперёд, лицо искажалось гневом, а глаза злобой.
— Я работал для господина Нёвиллета, я верил ему, а он… Он использовал её против меня! Они двое, они играют в свои игры, пока другие страдают.
В зале воцарилась тишина. Некоторые из присутствующих обменялись взглядами: обвинения казались слишком смелыми, но в них чувствовалась скрытая угроза. Нёвиллет не дрогнул.
— Марсель, — спокойно произнес он, — обвинения в заговоре — это слабая попытка переложить вину и скрыться от ответственности. Ты сам выбрал свой путь. Ты сам сделал этот выбор.
— А она? — не сдавался Марсель, оборачиваясь в сторону зала, пытаясь найти тебя. — Почему она? Почему именно она получила твоё доверие? Что она сделала, чтобы заслужить это?
— Потому что она стоит на стороне правды и справедливости, — твёрдо ответил Нёвиллет. — Потому что она — человек, который готов поддержать меня, когда я не могу. Ты же предал нас.
Марсель, не выдержав, выругался, а затем, будто осознав тщетность своих слов, опустил голову. Его губы дрожали, и в голосе прозвучала горечь:
— Пусть будет так. Но помните, что зло в тех, кто прячет свою тень за маской праведности.
Нёвиллет поднялся с кресла, его фигура казалась выше и внушительнее.
— Ты отправишься в крепость Меропид, — произнес верховный судья Фонтейна. — Там тебе будет дан шанс переосмыслить свои поступки и встретить справедливое возмездие.
— Нет! — крикнул Марсель, когда стражи подступали к нему. — Я вернусь! Вы ещё пожалеете о своём решении!
Нёвиллет лишь кивнул, не отвечая. Судебное заседание подошло к концу. Уверенность в правоте и силе справедливости наполняла зал, но тень конфликта ещё висела в воздухе.
После окончания заседания Нёвиллет остался один, погрузившись в мысли. Он знал, что этот шаг только начало. Вернувшись в кабинет, Нёвиллет сел за стол и достал пергамент. Он должен был написать письмо герцогу крепости Меропид — Ризли, человеку, который был известен своей справедливостью, но и твёрдостью.
Перо скользило по бумаге плавно, словно Нёвиллет вкладывал в каждую строчку часть своей души:
«Высокородный герцог Ризли, обращаюсь к вам с просьбой оказать особое внимание и любезность моему поручению. Марсель Дюваль, чьи действия нарушили устои и безопасность нашего общества, направляется в вашу крепость для содержания под стражей.
Уверен, что под вашим надзором он не только не сможет навредить, но и получит шанс осознать свои ошибки.
Прошу обеспечить ему необходимое внимание, при этом не допуская излишней мягкости, ибо ситуация требует твёрдости и справедливости.
Письмо было тщательно сверено, переписано несколько раз, чтобы каждое слово звучало правильно и точно.
Когда посланник забрал письмо, Нёвиллет почувствовал лёгкое облегчение. Он знал, что поступил правильно, но в глубине души понимал, что эта история далеко не закончена. Его мысли снова возвращались к тебе — той, кто стала невольной жертвой и силой, что не позволила миру рухнуть.
— Я сделаю всё, чтобы защитить тех, кто дорог мне, — прошептал он сам себе.
За окнами медленно опускался вечер. Дождь понемногу стихал, уступая место теням коридоров и тишине опустевших залов.