June 14

Какой-то ублюдок пытался насильно поцеловать тебя

Странник

Ты долго решалась сделать этот шаг.

Странник, как обычно сидел на выступе высокой арки, обрамлённой листвой, где мрамор встречался с небом. Сумерки только начинали сгущаться над Академией, и в воздухе висела хрупкая, почти священная тишина. Ты знала, что он заметил тебя ещё тогда, когда ты только свернула с центральной аллеи. Не обернулся, не сказал ни слова, но знал о том, что ты здесь.

Ты остановилась в паре шагов позади, ощущая напряжение в пальцах, как перед экзаменом. Что сказать? Как подступиться к тому, кто отталкивает весь мир?

— Ты часто приходишь сюда, — тихо проговорила ты, стараясь не нарушить хрупкий покой, сотканный из дыхания ветра и слабого шелеста листвы. — Почти всегда в одно и то же время.

Он не ответил. Только медленно повернул голову. Его взгляд был как всегда холодным, изучающим. Молчание между вами было длинным, натянутым, как струна вот-вот готовая лопнуть.

— Следишь за мной? — его низкий, обволакивающий голос, прозвучал с той насмешливой отстранённостью, за которой он прятал все свои раны. — Какое романтичное увлечение. Как наивно.

Ты не позволила себе смутиться. Странник всегда говорил именно так: колко, с прицельной точностью, чтобы ударить, проверить, а затем оттолкнуть. Однако если бы ты не была настойчива… Он бы даже не стал слушать.

— Не слежу, — ответила ты. — Просто замечаю. Ты ведь сам как звезда на ночном небе. Видно издалека, но никогда не поймать.

Он молча смотрел на тебя. И ты почувствовала, как в нём что-то на мгновение дрогнуло. Почти незаметно. Его плечи напряглись, подбородок чуть приподнялся: гордый, упрямый, как всегда, но в глазах, скрытых под длинными тёмными ресницами, проскользнуло что-то... Другое. Вопрос, быть может… Или боль.

Ты осторожно подошла ближе, но старалась не нарушить его покой, поскольку знала, что он не любит, когда его границы нарушают. Его мир — это хрупкая структура из отстранённости, самодостаточности и ярости, выстроенная вокруг беззащитного сердца.

— Хочешь, я покажу тебе звёзды? — спросила ты. Твой голос был мягким, спокойным, почти шепот.

— Я уже видел их. Слишком много раз. Они ничтожны. — Фыркнул Странник

— Ты смотрел на них один, — тихо произнесла ты. — А это совсем не одно и то же.

Он откинулся назад, опираясь на холодный камень, и закрыл глаза. Казалось, парень оценивает твои слова, как алхимик оценивает новую формулу: с подозрением, с усталостью, с почти болезненным недоверием.

— Что тебе от меня нужно, студентка? — его голос потемнел. — Миру всегда что-то нужно. Любопытство, внимание, жалость. Ты тоже пришла за своей дозой странного, таинственного и проклятого?

Ты медленно, чтобы не спугнуть ни себя, ни его, сжала ладони. Потом сделала ещё шаг вперёд.

— Нет, — просто произнесла ты. — Я пришла, потому что... Хочу, чтобы ты тоже увидел что-то хорошее. Потому что... Тебе больно. А я не хочу, чтобы ты всё время был в этом один.

Молчание между вами снова растянулось, но теперь оно стало другим. Не тяжёлым, а будто глубоким.

Наконец Странник открыл глаза. Его взгляд его был неподвижным, пронизывающим. Он смотрел на тебя, как смотрят не на человека, а на тайну.

— Глупо, — тихо произнес он. Но на этот раз в нем не было ярости, а больше сожаления. — Твоя наивность — самый слабый из твоих щитов.

Ты тихо, немного печально улыбнулась и вздохнула. Странник снова в своём обычном настроении: колкий, острый, отстранённый. Но ведь он не исчез, он всё ещё здесь. И это уже было важно.

Ты села чуть ниже, на каменную балюстраду, сохраняя дистанцию.

— Знаешь… я думала. Мы всё время видим тебя при свете дня. В Академии, на улицах, в залах. Но никто не знает, каким ты бываешь ночью.

— Ночью я становлюсь таким же, как все, — холодно ответил он. — Тенью без цели.

— Я не об этом, — покачала ты головой. — Я о звёздах. Ты когда-нибудь смотрел на них… Не один?

Он медленно обернулся. Его глаза были темнее, чем обычно, как само небо над вами. Странник долго смотрел на тебя, будто пытался решить: смеяться ли, злиться, уйти.

— Странный вопрос.

— Я могу задать и страннее, — пожала ты плечами. — Например: хочешь увидеть звёзды завтра ночью?

Он молчал долго. Тебе казалось, что минуты растянулись в вечность. Лёгкий ветер тронул его волосы, и ткань его одеяния колыхнулась, как тень, ускользающая от взгляда. Наконец парень сказал:

— Звёзды — пыль. Холодная. Безжизненная. Я уже видел всё, что они могут показать.

— Тогда тебе будет несложно посмотреть на них ещё раз. Со мной. — Произнесла ты с едва заметной улыбкой. Он, кажется, хотел что-то сказать… Однако передумал.

— А если я не приду?

— Я всё равно буду там, — ответила ты. — И ты будешь знать об этом.

Странник не ответил. Только снова отвернулся, глядя на пустое, облачное небо. Но ты почувствовала: он слышал. Он наконец услышал тебя.

Вы долго сидели молча, не зная, что сказать, как нарушить хрупкое равновесие между болью и доверием, тревогой и тихим теплом, что только начинало зарождаться.

Время текло незаметно. Ты знала: сейчас он не скажет больше: может быть, не готов, может быть, просто не умеет.

Наконец ты медленно поднялась, отряхнула складки на одежде, и, не произнося ни слова, ушла, оставив его одного под сгущающимся небом. Он не остановил тебя, даже не оглянулся.

Но ты не злилась. Ты просто поняла, что ему нужно время.

………….

Сумерки вновь опускались на город. На крышах загорались мягкие лампы, воздух наполнялся тёплым светом фонарей и запахом цветущих деревьев. Где-то вдали играла тихая музыка — уличные исполнители разогревались перед вечерними представлениями.

Он стоял в тени у стены, полуприкрытой вьющимся плющом, и бесконечно медленно поправлял ворот своей рубашки. Словно от этого зависело нечто важное. Словно оттянуть момент было лучше, чем признаться себе, что он колеблется.

— Абсурд, — буркнул Странник себе под нос. — Идиотизм.

Ты предложила встретиться под звёздами. Ты. Обычная студентка. С наивной улыбкой, глупыми фразами и взглядом, который не отводил глаз от него, даже когда он откровенно угрожал. Что ты вообще понимала?

Странник скривился, глядя на вечернее небо, которое вот-вот должно было раскрыть свои тайны. Не потому, что хотел видеть его, просто, чтобы не думать о том, как сердце в груди странно сжималось, будто от нетерпения или страха.

— Она не придёт, — проворчал он себе под нос. — Или придёт, но, только чтобы посмеяться. Посмотреть, как низко пал тот, кто считал себя богом.

Его пальцы сжались, а плечи напряглись. Ему хотелось развернуться и уйти. Раствориться в тенях, как всегда. Оставаться в стороне — так было легче, так было правильно.

— Что она вообще задумала? — прошептал он, почти шипя. — Думает, я стану частью её маленького, уютного мира? Думает, я забуду?

Но в груди всё равно продолжало жечь. Ни гнев, ни обида, надежда. Та, которую он ненавидел больше всего. Потому что каждый раз, когда она загоралась, её раздавливали. Гасили, как свечу в чьей-то жестокой ладони.

Он посмотрел на часы — слишком рано. Или уже поздно? Он сам не знал… Да и вообще не должен был думать об этом, и всё же каждая минута, каждое вздох, был как ожидание… Чего?

«А если она действительно придёт?..»

Он едва не фыркнул.

— Даже если. Это ничего не значит. Просто ещё один шаг в сторону разочарования. Ещё одна иллюзия... Но если нет... — его голос стал тише, почти не слышен, как предсмертный шёпот. — …Если нет — значит, я снова остался один.

Странник ненавидел это: свою слабость, свою уязвимость, но ноги уже сделали шаг вперёд. Он шёл медленно, с видом человека, которого заставили. С видом, будто ему это неинтересно. Слишком высоко подняв подбородок. Слишком остро щурясь на вечерний свет.

Но внутри всё было иначе. Где-то глубоко он хотел, чтобы ты была там. И если бы ты не пришла… Он бы даже не удивился, но если ты пришла… Тогда, возможно, звёзды сегодня будут не такими уж и мёртвыми.

…………..

Место, которое ты предложила ему, было почти укрыто от глаз: высокий холм за Академией, откуда открывался вид на звёздное небо и мерцающие огни Сумеру, будто кто-то высыпал россыпь драгоценных камней между деревьев. Сюда редко кто заходил: не было ни скамеек, ни удобных дорожек, только тонкая тропинка, заросшая высокой травой, и тишина, словно сама ночь держала здесь дыхание.

Ты пришла раньше, чем надо. Слишком рано. Солнце только спряталось за горизонтом, оставляя после себя тёплый золотистый отблеск на листьях, и небо ещё не успело потемнеть до той самой бархатной глубины, где рождаются звёзды, но ты уже была здесь. С пледом, который аккуратно свернула под мышкой, с маленькой корзиной в руках, где лежали фрукты, пара сладостей и — что важнее всего — одна большая кружка, которую ты сделала сама в подарок ему.

Ты не знала, придёт ли он, однако не могла не надеяться.

Остановившись на вершине холма, ты выдохнула. Сердце стучало слишком быстро, пальцы слегка дрожали. Ты говорила себе, что это из-за вечернего холода, но знала: не в этом дело.

Ты развернула плед, бережно расправляя его по траве. Он был тёмно-синий, с белыми звёздами, и казался продолжением неба. Ты любила этот плед с детства — бабушка подарила его, сказав однажды, что звёзды могут быть рядом, если очень захотеть. Сегодня тебе хотелось, чтобы он почувствовал это тоже.

Ты села, поджав ноги, и посмотрела вверх, небо уже начало темнеть.

«Слишком навязчива», — подумала ты. Мельком вернулись слова, сказанные тобой вчера. Уверенность, с которой ты пригласила его… Была такой неестественной для тебя. Обычно ты не настаивала, не требовала, не вторгалась в чужое пространство. Но с ним все было почему-то иначе.

С ним ты чувствовала, что он тонет. В одиночестве, в недоверии, в собственных воспоминаниях. И хотела протянуть руку. Хотя бы раз — не уйти. Остаться.

Ты глянула в сторону тропинки. Было тихо, ни малейшего следа присутствия.
Сердце кольнуло и ты опустила глаза, стараясь не обижаться заранее.

«Он не обязан приходить. Я же знала. Знала, что могу остаться одна».

И всё же… Какая-то глупая, упорная часть тебя ждала. Не просто появления фигуры на фоне деревьев — ждала шага навстречу, даже если этот шаг будет колким, недоверчивым, сердитым.

Ты достала кружку, поставила её между собой и воображаемым «им», к которому она, быть может, никогда не перейдёт.

— Ты в своём репертуаре, — шепнула ты в тишину, наполовину усмехнувшись. — Заставить ждать, терзаться, сомневаться. Хочешь доказать, что мир действительно жесток? Что всё напрасно?

Небо темнело. Где-то вдали начали появляться первые робкие звёзды. Они всегда загорались медленно, осторожно, словно тоже боялись быть отвергнутыми.

Ты вглядывалась в них, и в голове крутились мысли:

«А если я всё выдумала? Если он согласился только из вежливости? Или просто хотел избавиться от меня? Может, ему вовсе не нужно это — тепло, общение, доверие…»

Но внутри, несмотря на боль этих мыслей, жила одна упрямая, несгибаемая нота:
"Я здесь. Я жду. И это — по-настоящему."

Ты сидела в одиночестве, окружённая наступающей ночью, среди мерцающих огоньков города внизу и расцветающих звёзд наверху. На пледе, который когда-то грел только тебя, теперь лежала половина предназначенного не только тебе.

Неожиданно с тропинки послышались шаги. Сердце пропустило удар. Ты быстро подняла голову и повернулась к звуку, прошептав его имя в надежде, что это Странник.

Но уже через мгновение ты поняла: не он. Силуэт был шатким. Пьяный. В нём не было той затаённой, колкой грации, с которой всегда двигался Странник. Напротив — этот человек еле держался на ногах, и глаза его блестели неприязнью и голодом, а не от света звёзд.

— Одна, красавица? — голос был груб, хриплый, потянулся к тебе, словно уже решил, что имеешься в его распоряжении.

Ты резко поднялась с пледа, спрятав дрожь в голосе за холодной вежливостью:

— Я жду друга. Пожалуйста, уйдите.

— Друга? — он усмехнулся. — Вот и я теперь твой друг. Тоже под звёздами.

Ты сделала шаг назад, но он шагнул ближе. Алкоголем пахло так сильно, что стало трудно дышать. Он потянулся к тебе рукой, но ты отшатнулась.

— Я сказала: уйдите. Сейчас же.

— Тихо-тихо, не злись, — прохрипел он и вдруг, без предупреждения, схватил тебя за руку. Ты дёрнулась, но пустынник сжал пальцы крепко. — Зачем тут одному сидеть? Вдвоём теплее.

В этот момент из-за деревьев уже наблюдал Странник.

В груди его вспыхнула резкая, жгучая боль. Сначала не мог поверить глазам — неужели это очередное предательство? Как будто в его сердце воткнули холодный нож.

«Она... с другим. Меня снова предали. Опять.»

Глаза его почернели от злости. Каждая клетка требовала вмешаться, защитить, но ещё сильнее кричала обида и недоверие. На мгновение всё внутри сжалось. Мозг лихорадочно подкинул знакомые слова — "очередное предательство", "глупец, поверил", "ты ведь знал, чем это кончится".

Ты застыла на миг от ужаса и шока, от непонимания, как такое вообще возможно. Тело напряглось, дыхание перехватило. Грубые пальцы впились в твою руку как клещи. Ты попыталась вывернуться, но он был слишком силён и слишком пьян, чтобы слышать твои слова.

Ты ударила его в грудь, сначала слабо, скорее от отчаяния, чем от силы. Он почти не отреагировал, только усмехнулся — мерзко, глухо, с каким-то глухим удовлетворением, будто игнорируя всё, что ты говорила.

— Не ломайся, — пробормотал он, — всё равно ж тут сидишь одна.

И прежде чем ты успела закричать, прежде чем сделала ещё один шаг назад, он резко наклонился и поцеловал тебя. Это было грубо, резко, противно. Его губы пахли дешёвым алкоголем и потом. Ты дёрнулась, забилась, вновь попыталась оттолкнуть, и всё равно он не отступал.

Губы Странника уже скривились в горькой ухмылке. Рука на мгновение дрогнула, готовая взмахнуть и снова разорвать все связи, этот проклятый вечер. Но потом он заметил твои глаза.

Внезапно в груди Странника всё перевернулось. В одну короткую, пронзительную секунду его прежние догадки рассыпались прахом. Это был не обман и не предательство. Он увидел в твоих глазах ни игру, ни вызов, ни насмешку, а чистый, неподдельный страх. Ужас, пронзающий до дрожи.

Ты не принимала участия в этом по своей воле. Ты боролась. Билась изо всех сил, ударяла пьяницу в грудь, пыталась вырваться, звала на помощь, задыхаясь от слёз и бессилия. И он, наблюдавший это из-за деревьев, почувствовал, как в нём с треском рушится то, что Странник так долго строил: стена равнодушия, барьер от чувств, всё то, чем он пытался защититься от мира.

Вместо холода внутри поднялась ярость. Не дикая, необузданная, а тяжёлая, острая как лезвие, только что выточенное из металла. Он не спеша сделал шаг вперёд, словно ветер, крадущийся в кронах. Его не было слышно, но лес будто на мгновение замолчал, затаив дыхание.

И тогда это случилось. Высоко над головами неожиданно зашелестела листва. Ветки дрогнули и склонились вниз, будто под давлением невидимой силы. И хотя воздуха не коснулся ни один порыв ветра, в воздухе появилось напряжение — тяжёлое, липкое, как туча перед грозой.

Из этой тени, из полумрака, граничащего со светом, выступил Странник.

Он стоял немного выше, в самом сердце сгущающегося сумрака. Его силуэт был резко очерчен на фоне вечернего неба, а в глазах сверкнул знакомый холодный свет, слишком яркий и слишком живой, чтобы остаться незамеченным. Ни слова не было произнесено, но сама его тишина звучала громче крика.

Его глаза были тёмными, блестящими, в них отражалось небо и на одну чудовищную секунду ты, поваленная на землю, с другим мужчиной рядом.

Он исчез с места, где стоял как вспышка тени. Следующее, что почувствовал нападавший — это удар. Острое, хлёсткое движение и твоего обидчика отбросило прочь. Пустынник едва понял, откуда прилетело. Даже не успел подняться, как в воздухе вновь свистнул ветер, и вторая волна силы вдавила его в землю.

Странник молча стоял над ним. В его глазах не было гнева, только чистое, ледяное презрение.

Пьяный пустынник усмехнулся, когда увидел Странника.

— Эй, мальчик, — прохрипел он. — Куда шел? Не мешай взрослым.

Это слово «мальчик» будто пылающий уголь упало на терпение Странника. В его душе мгновенно вспыхнула злая искра, которая, казалось, могла охватить всё вокруг.

Он чувствовал, как внутри нарастает холодный гнев — не буйный и слепой, а сдержанный, острый и пронизывающий. Казалось, будто ветер сам внутри него начал бушевать, порываясь вырваться наружу.

— Я не мешаю, — холодно произнёс Странник, голос низкий и ровный, словно грозовой раскат далеко в горах. — Я пришёл остановить тебя.

Пустынник рассмеялся, пренебрежительно и вызывающе, словно тот, кто считает себя хозяином этой ночи и уселся на землю.

— Ты? Мальчишка? Думаешь, можешь меня остановить? — слова лились из него как яд.

В этот момент что-то внутри Странника лопнуло. Ему не нужно было много, чтобы выйти из себя — слишком часто мир подкидывал ему причины для злобы. Слишком много раз ему причиняли боль, и теперь этот человек, пьяный и наглый, стоял между ним и тем, кого он впервые решил защитить.

Воздух вокруг резко изменился. Тишина ночи словно натянулась до предела. Ветер сначала тихо зашуршал в листьях, затем быстро набрал силу, обвивая деревья, шелестел их кронами и завывая, как дикий зверь в глубине леса.

Странник схватил мужчину за ноги и потащил прочь, вглубь тёмного леса, словно это был не человек, а мешок с мусором. Тот сначала пытался сопротивляться, пинался, что-то выкрикивал, требовал отпустить его. Но стоило холодному, безжалостному взгляду Странника упасть на него, вся бравада испарилась.

Ты же, только смотрела, как Странник подхватывает пьяного пустынника и уносит его вглубь леса. В груди билось странное смешанное чувство — не только страх и отвращение к тому, кто только что нарушил твоё спокойствие, но и тревога… За самого Странника.

Он казался таким напряжённым, словно каждый его мускул был готов взорваться от ярости и боли, которую он старался не показать. Ты чувствовала, как сердце сжимается, не от страха, а от горечи и беспокойства. Как будто кто-то пытался убить не только тебя, но и что-то более хрупкое — ту часть его души, которую он так осторожно прятал.

Ты думала: Странник борется не только с этим человеком, но и с самим собой. С теми демонами, которые не отпускают его уже слишком давно.

— Ты… Ты кто такой вообще? — прохрипел пьяница, уже севшим голосом, но ответа не получил.

Они углублялись всё дальше, и с каждой секундой деревья становились гуще, выше, зловеще. Листва над головой сомкнулась плотным куполом, пряча даже самые робкие звёзды. Ночные звуки вокруг стали тревожными: шелест травы, потрескивание веток, редкие крики хищных птиц. Воздух становился сырее, прохладнее и тяжелее.

В этот момент пьяница запаниковал.

— Эй, ты чего? Что ты делаешь? Слышь, ты с ума сошёл?! — он затрясся, не столько от холода, сколько от страха.

Странник не отвечал, даже не посмотрел вниз. Только уверенно, упрямо и молча летел как судья, несущий приговор.

— Послушай… это была шутка! Я не хотел! Я просто выпил! Она сама… она…

Пьяница осёкся, что-то в этом незнакомце, в его тишине, было таким угрожающим, что любые слова показались бесполезными. Животный страх начал подниматься от живота к горлу, и пьяница захрипел, хватая воздух.

Странник остановился лишь тогда, когда достиг старого, заброшенного дерева с толстыми ветвями, сплетёнными внизу с лианами, свисающими к самой земле. Он резко отбросил мужчину в траву. Тот вскрикнул, корчась от боли, и попытался отползти, но руки дрожали, ноги не слушались, а фигура над ним уже склонилась.

Не говоря ни слова, Странник схватил первую попавшуюся лиану и одним резким движением обвил ею запястья обидчика, затем лодыжки. Узлы были тугими, надёжными, будто он делал это не в первый раз. Пьяница кричал, пытался что-то сказать, умолял, клялся, но всё заглушалось тяжёлым дыханием ночи.

Наконец, Странник выпрямился. Лицо его оставалось холодным, как и прежде, но внутри бушевало нечто опасное, дикое. Он наклонился к мужчине, теперь беспомощно висящему между ветками и листвой, и заговорил негромко, почти ласково, от чего стало только страшнее.

— Если хочешь сохранить свою жалкую жизнь, — прошептал он, — веди себя тихо. Здесь, в этом лесу, звери чуют страх… И тех, кто его источает.

Странник выпрямился, не глядя больше на свою жертву, и шагнул прочь. За его спиной слышались сдавленные рыдания, всхлипы и приглушённые мольбы, но он их больше не слушал. Парень сделал выбор.

Странник хотел отпустить этого человека в пустоту, хотел одним порывом завершить всё… Но удержался. Потому что знал: ты могла бы это увидеть, а он больше не хотел быть чудовищем в твоих глазах.

Глаза Странника горели ледяным светом, но в них уже мерцала тень сомнений — боязнь, что он может потерять то, что начал беречь.

Смотря на его холодный взгляд, когда парень унес пустынника, ты понимала — он не просто хочет защитить тебя, а хочет стать лучше. Для тебя.

И в этот момент внутри тебя проснулась тихая и нежная, но стойкая надежда. Может, всё действительно будет иначе. Может, ему действительно можно доверять.

Странник вернулся к тебе, легко опускаясь на землю рядом. Его взгляд был сосредоточен, но внутри чувствовалась сдержанная буря как будто он только что переборол собственную ярость, чтобы появиться здесь, рядом.

Он хотел сказать что-то тёплое, что могло бы снять напряжение. Но слова вырвались иначе — резковато, почти как упрёк:

— Ты не должна была сюда приходить одна. Это опасно. Идиотка.

Ты вздрогнула от неожиданности. Слова звучали холодно, но ты знала, в них скрывается не злость, а забота, пусть и выраженная его собственным, особым способом.

Неожиданно взгляд Странника смягчился, но он не стал продолжать, словно боялся показать слишком много. Вместо этого парень лишь чуть наклонил голову, словно говоря без слов: «Я рядом». И в этот момент тебе стало ясно: то, что он здесь, несмотря на всё, что с ним происходит, — это знак. Знак того, что Странник пытается измениться, попытаться стать лучше, не только ради себя, но и ради тебя.

Ты слабо улыбнулась, принимая эту молчаливую поддержку. Его слова могли ранить, но его поступок говорил громче.

— Спасибо, — прошептала ты, чувствуя, как между вами начинает пробуждаться что-то новое: хрупкое, неуверенное, но настоящее.

Ты шагнула ближе и осторожно обняла его. Просто прижалась к его груди, не зная, как он отреагирует, но чувствуя, что так было правильно.

На мгновение он замер будто вся его суть застыла как лёд. Ты чувствовала, как его тело напряглось, как дыхание сбилось, но не от злости, не от страха, а скорее от неожиданности.

Странник не знал, что делать. Его руки остались в воздухе, словно он колебался — оттолкнуть или ответить тебе. Странник не привык к прикосновениям, к теплу, к доверию, которое приходит без условий.

Ты не говорила ничего, не торопила его. Просто стояла рядом, делясь своей хрупкой тишиной. И тогда он медленно, будто через силу, опустил руки тебе на плечи. Сначала неуверенно, как будто боялся, что ты рассыплешься. А потом обнял тебя крепче. Не потому что знал, как, а потому что почувствовал, что хочет удержать это тепло. Хотя бы на миг.

Странник не произнёс ни слова, но в этом объятии было больше, чем в любом признании. И ты почувствовала — за ледяной маской, за остротой его слов, за всем тем, чем он так долго прятался от мира, теперь билось сердце, способное меняться.

— От тебя одни проблемы… — неожиданно проворчал он, чуть отстраняясь.

Его голос был резким, будто он хотел оттолкнуть, создать дистанцию, чтобы самому не потеряться в этом потоке чувств, но твои глаза встретились с его, и ты прочитала в них не злость, а тревогу.

Он начал собирать твои вещи: плед, сумку, аккуратно складывая всё с привычной для себя сосредоточенностью. В каждом движении ощущалась скрытая забота, желание поскорее увезти тебя из этого места, где свежий воздух ночи казался теперь тягучим и опасным.

— Но… Мы договаривались посмотреть на звёзды… — произнесла ты, слегка упрямясь, глядя на него с лёгкой улыбкой

Странник бросил быстрый взгляд на небо, где лишь редкие звёздочки начинали пробиваться сквозь лёгкие тучи. Он качнул головой, раздражённо проворчал:

— Можно и в другой раз. Сейчас здесь не место.

Ты почувствовала, как он внутренне борется с желанием оставить тебя в безопасности и с собственными демонами, которые мешали ему просто расслабиться и быть рядом.

Странник молча указал путь, поддерживая тебя за руку и вместе вы направились через уже почти пустой город, по улочкам, где мерцали редкие фонари и мягко шуршали листья под ногами.

Когда вы добрались до твоего дома, Странник присел рядом с тобой на скамейку у крыльца, сняв шляпу. Взгляд его был усталым, но чуть смягчённым.

Ты вынула из сумки маленькую кружку: простую, с лёгким узором и немного поцарапанной ручкой, которую давно хотела ему подарить.

— Это тебе, — прошептала ты. — Чтобы напоминать: даже в самый тёмный вечер есть что-то, что согревает.

Странник посмотрел на подарок, затем на тебя. В его взгляде мелькнула искра благодарности, и, несмотря на всю свою закрытость, он не смог удержаться от лёгкой едва заметной, но искренней улыбки.

Странник взял кружку в руки, осторожно, будто боясь разбить не только её, но и ту связь, которая только начала образовываться между вами.

— Спасибо, — пробормотал он, и в голосе слышалась редкая теплота.

Ты заметила, как он глядит на тебя с необычной мягкостью и впервые позволил себе расслабиться рядом с тобой.

Неожиданно Странник поднялся, но не ушёл. Вместо этого он вошёл в дом с тобой, помог снять обувь и устроился рядом, словно охраняя твой покой.

Ты почувствовала, как постепенно усталость наполняет тело, а Странник всё ещё сидел рядом, неподвижный, но твёрдый, словно каменная стена, готовая защитить. Ты закрыла глаза, и в последний миг перед сном услышала, как он тихо вздохнул, возможно, думая о том, что сегодня было не просто ещё одним днём — это был шаг, первый, но такой важный, навстречу чему-то новому и настоящему.

Утро вошло тихо и мягко, солнечные лучи осторожно пробивались сквозь занавески, наполняя комнату светом. Ты проснулась, потянулась, ища рядом с собой знакомую фигуру, но Странника нигде не было. Тишина казалась гнетущей. Однако затем взгляд упал на стол — там не было кружки, той самой кружки, что ты подарила ему прошлой ночью. Сердце на мгновение сжалось. Где он? Он все-таки твой подарок? Или выбросил?

Не успев найти ответ, ты ощутила странное смешанное чувство — тревогу, лёгкую грусть и что-то похожее на надежду.

………

Тем временем, далеко от тебя, в тихой комнате, где свет лишь тускло мерцал от одинокой свечи, Странник аккуратно поставил на свой стол твою кружку. Он взглянул на неё — простую, немного поцарапанную, но такую особенную.

— Подарки — это чушь, — пробормотал он вслух, пытаясь оттолкнуть эти чувства. — Мне они не нужны.

Но в глубине души что-то смягчилось. Впервые за долгое время на его лице появилась искренняя, хоть и робкая улыбка — улыбка, которая говорила о надежде и о том, что он начал меняться, что в его мире может появиться место для чего-то настоящего.