Какой-то ублюдок пытался насильно поцеловать тебя
Ты поднималась по старой винтовой лестнице, ступени которой тихо скрипели под ногами. В воздухе витал запах старой бумаги, каменной пыли и слабый запах жасмина, тянущимся из чьих-то забытых благовоний. Камран сказал, что нашёл нечто ценное — отрывок из древнего свитка, который мог быть важен для проекта, над которым вы оба работали. Ты знала его как немного навязчивого, но в целом безобидного исследователя, хорошо показавшего себя в группе. Он казался умным, немного застенчивым. Это место — архив старых томов — Камран выбрал сам.
Ты зашла в полутёмную комнату. Узкие окна были задернуты плотными шторами, внутри царил полумрак, пахло влажной кожей старых переплётов. Камран уже был там. Он стоял у одного из столов, рядом раскрыт пыльный манускрипт.
Он подошёл к тебе медленно, с каждым шагом его присутствие становилось всё более ощутимым. Остановившись за твоей спиной, он оказался так близко, что мог почувствовать, как ты слегка напряглась. Твои плечи были почти на уровне его груди, когда Камран тихо повернул ключ в замке, запирая дверь. Щелчок был едва слышен, но он ощущался как последний, немой аккорд в этом напряжённом моменте. В этот момент сердце в твоей груди словно замерло, но ты не подала виду.
— Тут слишком много ходит народу, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Я просто хотел, чтобы нам не мешали.
Ты кивнула, чуть напряжённо и подошла ближе к столу. Камран не торопился говорить о манускрипте. Его взгляд задержался на тебе слишком долго. Он вдруг спросил, как ты себя чувствуешь. Сказал, что тебе идёт твой наряд. Что в лаборатории ты всегда казалась ему особенной.
Ты ответила холодно, но вежливо, давая ему понять, что пришла сюда исключительно по делу.
Он сделал шаг ближе. Слишком близко.
— Не будь такой отстранённой, — произнес он мягко, почти шёпотом, делая шаг ближе к тебе. Камран стоял слишком близко к тебе — Мне кажется, между нами есть что-то...
Ты отступила на полшага, но он уже подался вперёд, перехватывая твоё запястье. Небольно, но крепко. Его пальцы были горячими, липкими от волнения. Он наклонился, и ты почувствовала, как его дыхание касается твоей кожи.
— Один поцелуй... И, если тебе не понравится, я отойду, обещаю, — прошептал Камран.
Ты резко попыталась вырваться, но он прижал тебя к прохладной каменной стене. Его рука скользила вверх, к твоей щеке, другой мужчина всё ещё держал твоё запястье. Его глаза теперь казались незнакомыми, темными, жадными. Ты почувствовала тревогу, словно воздух в комнате стал тяжелее.
— Не кричи. Здесь нас никто не услышит, — его голос стал глухим, низким.
Ты напрягла все мышцы, пытаясь вырваться из его хватки. Сердце колотилось в груди, и адреналин наполнял твои вены. Ты резко дернулась в сторону, но его рука на твоем подбородке не позволяла тебе уйти. Внутри тебя бушевала буря — страх, гнев и желание свободы.
Ты пыталась оттолкнуть его плечом, но он стоял как скала, не поддаваясь твоим усилиям. Взгляд его глаз был полон решимости, и ты поняла, что Камран не собирается отпускать тебя без боя. Ты сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, и это помогало сосредоточиться.
— Отпусти меня! — крикнула ты, но голос твой звучал слабо на фоне его уверенности.
Ты снова дернулась, на этот раз пытаясь вырваться из его захвата. Пыталась повернуться и ударить его по руке, но он предугадывал твои движения и прижимал тебя к стене еще сильнее.
Ты почувствовала, как холодный пот стекает по спине от страха. Сердце билось где-то в горле, каждый удар отдавался в висках. Ты начала бороться изо всех сил: дергалась, пытаясь высвободить руку из его хватки, одновременно стараясь не потерять равновесие.
— Камран, — ты произнесла тихо, но твёрдо. — Отпусти меня. Я... я не одна. У меня есть человек. Мы любим друг друга. Я не лгу тебе. Пожалуйста...
Он смотрел на тебя так, словно твоих слов не существовало. Словно он слышал совсем другое.
— Ты не понимаешь, — прошептал он. — Он не достоин тебя. Я... Я всегда видел, какая ты. Ты просто не позволяла себе взглянуть на меня иначе.
Ты покачала головой, когда слёзы начали наворачиваться на глаза, но всё ещё пыталась держаться.
— Я прошу тебя. Я никому не скажу. Камран, пожалуйста. Просто отпусти меня и забудь об этом.
Он слабо усмехнулся, будто в бреду и в этот миг ты почувствовала, как его губы прикоснулись к твоим, и в этот момент мир вокруг словно замер. Вся комната наполнилась напряжением, которое можно было бы резать ножом. Его поцелуй — это не просто нежность, это был захват, попытка подчинить тебя своей воле. Ты пыталась отстраниться, но его рука на подбородке не позволяла тебе сделать ни одного движения.
Сердце колотилось в груди, как будто оно пыталось вырваться на свободу. Ты ощущала, как холодный пот стекает по спине, а в голове кружились мысли о том, как ты оказалась здесь — в этом мрачном помещении с запахом старых манускриптов и пыли. Вокруг всё казалось нереальным, словно ты попала в кошмарный сон.
Ты закрыла глаза, надеясь, что это поможет тебе отключиться от происходящего. Но его губы всё ещё были на твоих, и ты не могла избавиться от ощущения его силы и власти. Он целовал тебя так, будто это единственное, что имело значение в этом мире. Ты чувствовала себя беспомощной и уязвимой.
— Камран... — прошептала ты сквозь сжатые зубы, но он не слышал. Или не хотел слышать. Его дыхание было горячим и настойчивым, а твои мысли путались в страхе и гневе.
Ты открыла глаза и встретила его взгляд — он был полон страсти и одержимости. В этот момент ты поняла: для него ты не просто человек; ты — объект желания, который он хотел заполучить любой ценой. И эта мысль вызвала у тебя тошноту.
— Я не твоя собственность! — выкрикнула ты с отчаянием в голосе. — Я люблю другого человека!
Но Камран лишь усмехнулся снова — эта усмешка была полна горечи и безумия. Он не понимал или не хотел понимать твоих слов. В его глазах не было места для любви или уважения; там была только жажда обладания.
Аль-Хайтам же сильно беспокоился о тебе, узнав о том, что ты работаешь с Камраном. Мужчина был для него как заноза под кожей: мелкая, почти незаметная, но стоило задеть — и боль отзывалась где-то глубже. Он видел, как тот смотрел на тебя. Не в лоб — украдкой, оценивающе. Слишком долго задерживал взгляд, слишком часто искал повод остаться рядом, когда другие уже расходились. Как будто Камран собирался что-то сделать.
Аль-Хайтам замечал это, фиксировал, однако не вмешивался. Ты говорила, что всё под контролем, и он верил. Но всё равно... Что-то оставалось грызло его душу.
Когда Аль-Хайтам узнал, что Камран снова работает с тобой над проектом — та самая заноза начала болеть сильнее. Он не сказал ничего. Просто решил проверить: без предупреждений и лишних слов. Не для того, чтобы контролировать, а, чтобы быть рядом, чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо.
Сначала всё выглядело обычно. Но потом — один из младших архивистов, проходя мимо, сказал вскользь:
— Кажется, Камран увёл её в северную башню. Они закрылись там, вроде бы обсуждают что-то важное...
В этот момент в груди Аль-Хайтама что-то щёлкнуло. Как механизм, входящий в боевую готовность. Он поблагодарил студента коротким кивком, даже не остановившись полностью, и пошёл прочь. Его шаги были быстрыми, но не суетливыми — в них чувствовалась цель. Спокойствие на поверхности лишь подчёркивало внутреннее напряжение, как в натянутой струне. Он не оглядывался. Ему нужно было быть там — рядом с тобой — и с каждой секундой это становилось всё важнее.
По дороге мужчина пытался отогнать навязчивые мысли. Это могло быть просто обсуждение. Очередной текст, требующий уединения. Могло быть.
Но чем ближе Аль-Хайтам подходил к лестнице, ведущей в северную башню, тем яснее ощущал тревогу внутри. Как будто сама тишина вокруг сигнализировала, что он опаздывает.
И вот он поднимался по ступеням — быстро, почти не чувствуя под ногами земли. Подойдя к двери, твой возлюбленный сразу потянул за ручку… Но она не поддалась. Закрыта. Изнутри.
Он остановился и продолжил дергать за дверную ручку. Дверь не поддавалась. Ни с первого, ни со второго толчка. Он потянул за ручку снова, уже с нажимом, однако замок крепко держал.
Сердце забилось чаще — не от паники, а от того, что звенья логической цепи сошлись в единственный возможный вывод. Он услышал лёгкое шуршание — может быть, ткань, может быть, чьи-то торопливые движения, и это было достаточно.
Без лишних слов и колебаний Аль-Хайтам сделал шаг назад — и резко, ударил ногой в самое слабое место у косяка — в нижнюю часть двери. Послышался глухой треск. Ещё один удар — дверь поддалась, сорвалась с замка, распахнулась внутрь с глухим хлопком, ударившись о стену.
Когда Аль-Хайтам распахнул дверь и увидел тебя, прижатую к стене, с испуганными глазами,полными слез, и бледными губами — что-то сломалось внутри него. Это был миг, в котором всё остановилось, за исключением одного: ощущения яростной, оглушающей боли, не телесной, а гораздо более глубокой.
Он увидел, как чужие губы касаются твоих. Той девушки, которую он любил. Которую защищал, даже когда молчал. Чью свободу и достоинство ставил выше всего.
Он не ревновал — нет, не так. Аль-Хайтам был выше собственнических эмоций. Он доверял тебе. Но сейчас… Это было не о ревности. Это было насилие. Это было выход за границы, как личные, так и человеческие.
Его разум, всегда холодный и расчётливый, на секунду отказался от логики. Не было анализа, стратегии, спокойного взвешивания. Только резкая вспышка гнева, такая чистая, что почти обжигала изнутри.
Каждая мышца напряглась. Сердце, казалось, ударило слишком сильно — и остановилось. Мир сузился до одного: твоего лица, твоих слёз, твоего страха. И его рук, всё ещё держащих тебя за запястья. Этого было достаточно.
Аль-Хайтам не закричал. Он не сказал ни слова. Мужчина лишь действовал — как лезвие, точно и бесповоротно. Потому что в тот момент не осталось ни должностей, ни сдержанности, ни академических титулов. Был только он — и мужчина, который посмел сломать то, что для него было священным.
Аль-Хайтам просто шагнул вперёд — резко, молниеносно, и ударил твоего обидчика прямо в висок, точно, с силой, которая в обычное время была бы для него непривычной. Но сейчас она была естественной как дыхание.
Камран отлетел в сторону, ударившись плечом о край шкафа, и рухнул на пол. Не потеряв сознание, но на миг полностью дезориентированный. Он пытался что-то сказать, оправдаться, но Аль-Хайтам уже стоял между ним и тобой как стена, как щит.
В его взгляде, обращённом к Камрану, читалось полное презрение. Не просто за поступок, а за саму наглость — думать, что ему это сойдёт с рук. Что можно прикоснуться к тебе против воли, и жить дальше без последствий.
Аль-Хайтам не стал добивать или мстить. На данный момент для него было гораздо важнее твоё благополучие. Он отвёл взгляд — потому что Камран уже был ничем. Лишён уважения, лишён силы. Приговор для него уже прозвучал в мыслях Аль-Хайтама, просто был пока не высказан вслух.
Он повернулся к тебе медленно и осторожно, стараясь лишний раз не пугать. Твои плечи дрожали. Губы были в кровавой полоске от поцелуя, которого ты не просила. Глаза — полны слёз и горькой беспомощности.
Его руки тоже слегка дрожали. Ты увидела страх в его глазах, запоздалый, пронзающий. За тебя. Затем на долю секунды в его взгляде появилась ненависть. На себя: за то, что он опоздал. На секунду, но — опоздал.
Мужчина медленно протянул к тебе руку, но остановился. Он понимал, что не имел права прикасаться к тебе, пока ты сама не сделаешь шаг.
И ты сделала. Ты упала в его объятия, и только тогда Аль-Хайтам позволил себе вдохнуть — впервые за последние минуты, которые показались ему вечностью.
И в этот момент в его взгляде не было холодной рассудительности. Там была боль. Не за себя — за тебя. За то, что он не успел. За то, что тебе пришлось это пережить. Даже если ты не упала, не кричала — мужчина всё равно видел.
Камран пытался оправдаться, бормоча что-то невнятное, но его слова не доходили до Аль-Хайтама. Он понял: здесь уже не было места для разговоров. Мужчина уже принял решение.
Аль-Хайтам не повернулся к нему, когда говорил. Он просто оставался между ним и тобой, словно это был последний барьер между этим миром и тем, что могло бы разрушить ваши жизни.
— Ты ещё что-то хочешь сказать? — его голос был ровным, но в нём звучала скрытая угроза.
Камран попытался сделать шаг назад, но его движения были зажаты. Твой обидчик не знал, что делать, не знал, что сказать, понимая, что не выйдет отсюда целым. В этот момент он видел, как он оказался в ловушке, и осознавал, что оказался не только перед человеком, который явно его превосходит, но и перед человеком, который потерял все иллюзии о том, что с ним можно договориться.
Аль-Хайтам обернулся к нему, и в его взгляде не было ничего человеческого — только чёткая решимость.
— Ты не достоин находиться рядом с ней. Убирайся.
Без дальнейших слов. Он оттолкнул его, не используя большой силы, но достаточно, чтобы Камран потерял равновесие. Твой обидчик упал назад, и когда поднялся, то почувствовал, как его захватил тот самый холод, что исходил от Аль-Хайтама. Он понимал, что с этим человеком не стоит спорить.
Аль-Хайтам развернулся, в сторону твоей фигуры, не давая Камрану шанса восстановить себя. Он уже не был важен.
Камран, не дождавшись дальнейших действий, выскользнул из комнаты, вытирая с брови кровь от удара. Его шаги удалялись с каждым моментом, как отголоски его неудачи.
Аль-Хайтам не повернулся и не взглянул на него, но мог бы почувствовать, как в комнате снова становится тише. Тот факт, что теперь Камран больше не имеет права быть рядом с тобой, наконец дал ему чувство покоя.
Вы остались вдвоём. Тишина давила, холодная и напряжённая, будто перед бурей.
Аль-Хайтам стоял рядом, не касаясь тебя, но всё его существо было направлено к тебе. Он не двигался резко. Даже взгляд держал чуть в сторону — как будто боялся, что любое лишнее движение заставит тебя отшатнуться.
Но ты не отшатнулась. Просто сидела, прижавшись к стене и сжав пальцы так крепко, что костяшки побелели.
Он видел, как ты дрожишь. И не знал — от холода или от страха.
Аль-Хайтам достал из-за спины свой плащ — тот самый, тёмный, плотный, всегда немного пахнущий бумагой и ночными прогулками. И осторожно, словно касаясь лепестков, накинул его тебе на плечи.
— Ты простудишься, — произнес он тихо, без напора. Как будто мужчина сам не знал, зачем говорит. Просто нужно было что-то сказать, чтобы не сойти с ума от этой тишины.
Ты не ответила. Только кивнула еле заметно и сжалась в ткань, как в кокон.
Аль-Хайтам смотрел на тебя и чувствовал, как в груди ноет что-то глухое, беспомощное. Он всегда был хорош в логике, в контроле, в ясности, но сейчас…
Сейчас всё, что Аль-Хайтам знал, не могло помочь ему вычеркнуть из памяти тот момент — твои глаза, когда ты увидела его в дверях. Полные слёз, боли и… Облегчения.
Он протянул к тебе руку, однако остановился в сантиметре от твоего плеча.
Ты не ответила — просто коснулась его пальцев своими. И он сел рядом, обхватив твою руку своей.
Некоторое время вы сидели молча. Только лёгкий ветер колыхал портьеры у окна, и где-то вдалеке кто-то смеялся — жизнь продолжалась, не зная, что здесь, в этой комнате, что-то навсегда изменилось.
Аль-Хайтам медленно повернулся к тебе. Он хотел сказать, что виноват. Что должен был прийти раньше. Что должен был предугадать. Что если бы…
Но он не стал. Мужчина знал: слова не сотрут боль. Они — лишь слабая тень поступков. Поэтому он лишь встал и потянул тебя за руку.
Ты медленно кивнула, всё ещё сжимая пальцы свободной руки, как будто защищалась. Он лишь крепче сжал твою ладонь, показывая, что поддержит тебя всегда и во всем. И пошел вместе с тобой прочь. По улицам, где огни фонарей были мягкими и тёплыми. К вашему дому — там, где ты будешь в безопасности.
И всё это время он молчал. Потому что, если бы заговорил — сказал бы слишком много. Потому что, если бы позволил себе почувствовать до конца — сломался бы. Но он держался. Ради тебя.
Утром в Академии царила обычная тишина, разбавленная шелестом бумаг и глухим звоном стеклянных сосудов в лабораториях. Ничто не предвещало бури.
Но в кабинете Главного Мудреца происходило нечто совсем иное. За тяжёлой дверью, окружённой золотыми письменами, Аль-Хайтам стоял перед письменным столом, склонившись над несколькими пергаментами. Его движения были точны, как всегда. Перо скользило без колебаний. Один лист — аннулирование допуска. Другой — отзыв всех грантов. Третий — официальное исключение Камрана из исследовательских групп. В конце — короткий приказ о блокировке архивного доступа.
Он не поднимал головы. Его рука не дрогнула ни разу.
Это было не импульсивное решение. Мужчина всё уже обдумал — накануне, когда ночью контролировал твой сон. Когда он вспомнил как увидел тебя — сломленную не действиями, а самим фактом, что это произошло.
И с того момента Камран перестал быть ученым. Он стал ошибкой, которую следовало устранить.
Аль-Хайтам не стал собирать совет, не вызвал кураторов. Он знал, что это его право — и его обязанность. Главный Мудрец Академии не нуждается в одобрении, когда речь идёт о таких вещах.
Когда все бумаги были подписаны, он вложил их в запечатанный конверт, и передал адъютанту. Короткая формулировка в письме гласила:
"Согласно решению Главного Мудреца, исследователь Камран лишён всех научных привилегий, допусков и прав доступа в рамках Академии Сумеру. Причина: поведение, несовместимое с этическими и профессиональными нормами."
После того как все бумаги были отправлены, Аль-Хайтам остался один в своём кабинете. За окнами свет уже начал тускнеть — вечер медленно опускался на крышу Академии, принося с собой тишину. Он не смотрел в окно. Мужчина ждал. Ровно через четверть часа в дверь постучали.
— Входите. — твердо произнес он, вставая из-за своего места.
Перед ним стоял Сайно — в своей неизменной тёмной одежде, с тяжёлым взглядом, в котором сочетались спокойная решимость и едва заметная тень презрения. Он прекрасно понимал, зачем его позвали и вопросов у него не было.
Аль-Хайтам молча передал ему папку с документами. Всё было оформлено безупречно — чётко, строго, без единой зацепки для споров или жалоб.
— Камран находится в южном крыле, — сказал Аль-Хайтам ровно, будто сообщая о погоде. — Убедись, что он не успеет уничтожить свои записи. И... Не давай ему слишком много времени на размышления.
Сайно пролистал документы, на миг задержавшись на одной из страниц. Его губы дрогнули в тени сухой, мрачной усмешки.
— Я всё понял, — коротко ответил он. — Считай, что его время здесь закончилось.
Их взгляды встретились — без лишних слов и без обещаний. Просто как договор двух людей, которые знали цену справедливости.
Когда за Сайно закрылась дверь, кабинет снова погрузился в тишину. Аль-Хайтам не почувствовал ни удовлетворения, ни триумфа — только тяжесть, как после затянувшейся грозы.
Камрана выведут через главный зал, где каждый встречный поймёт без лишних слов, что тот утратил всё, ради чего жил. Ни исследования, ни титулы больше не спасут его.
И если кто-то осмелится спросить Аль-Хайтама, почему он доверил это дело лично Сайно, он ответит спокойно:
— Потому что тот, кто поднимает руку на слабого, перестаёт быть учёным. Он становится преступником.
Камран сидел в своей лаборатории, окружённый свитками, ретортами, пробирками и тлеющими лампами. Пахло пыльной бумагой, старым маслом и сладковатым дымом от трав, что тлели в углу. Он пытался работать, пытался отвлечься, но мысли снова и снова возвращались к прошлой ночи. К тебе. К твоему взгляду. К хлопку двери. К звуку удара. К голосу, который остановил его — спокойному, но в то же время ледяному.
Он надеялся, что всё сойдёт на нет. Что ты не станешь говорить. Что Аль-Хайтам, как всегда, промолчит, уйдёт в рассудочное отстранение. Он же всегда так делал. Мужчина не стал рушить собственную репутацию ради женщины, верно?
Но когда дверь в лабораторию распахнулась без стука, резко, будто удар в грудь, Камран уже знал — всё кончено.
На пороге стоял генерал махаматра. Его суровое лицо и немигающий взгляд вызвали дрожь по телу Камрана. Сайно, как и всегда не показывал никаких эмоции. Камран почувствовал, как кровь ушла из лица. В Сумеру не было человека, который не знал бы этого взгляда — взгляда того, кто вершит правосудие. Без компромиссов и жалости.
Сайно вошёл молча, шаги его были тихи, но весомее ударов. Он бросил взгляд на лабораторию — будто оценил всё за долю секунды. И только после этого заговорил:
— Камран. В соответствии с решением Главного Мудреца, ты арестован. За нарушение академических и гражданских норм. Тебе предписано немедленно следовать со мной.
Ни бумаги, ни свитка. Только голос. Но он был приговором.
Камран замер. Мысли метались, как пойманные в банку насекомые. Это ошибка. Ты солгала. Или Аль-Хайтам... Он просто хочет избавиться от него. Из зависти! Из страха!
Он вскочил, стул с грохотом упал на пол. Камран рывком оттолкнул лабораторную посуду, сыпанул порошок в курильницу, пытаясь на мгновение закрыть обзор. Рука потянулась к боковому выходу — там был ключ и шанс на спасение.
— Я ничего не сделал! — закричал он, задыхаясь. — Это ложь! Она… Она сама пришла ко мне!
Он метнулся к двери. Сердце билось в груди как молот. Если успеет, если доберётся до южного прохода — там его ждут. Друзья. Ученики. Кто-нибудь…
Тень мелькнула у двери и тут же резкая, обжигающая боль пронзила плечо. Камран не успел закричать, только захрипел, когда пальцы Сайно вжались в сустав, выворачивая его с хирургической точностью. Всё произошло в одно мгновение: рывок, падение, глухой удар тела о каменный пол. Его схватили не с яростью, а с пугающей, выверенной хладнокровностью, словно всё это лишь часть давно отработанной процедуры.
Он попытался сопротивляться, дёрнулся, но в ответ почувствовал, как тяжёлая нога придавила его руку к полу, лишая даже мысли о побеге. Песчаная ткань сапог Сайно скользнула по коже, и холод металла был уже на запястьях. Щелчок фиксатора прозвучал громко, окончательно, словно замыкая его мир.
Камран вскрикнул, но звук его голоса утонул в тяжёлом молчании Академии. Здесь не слушали истерик. Здесь слышали только факты.
Когда его поставили на ноги, он впервые увидел фигуру у входа. Аль-Хайтам. Он не вошёл. Лишь стоял в дверях, сложив руки за спиной. Смотрел спокойно и хладнокровно. Как будто подводил итог уравнения.
И в тот момент Камран понял: всё. Он не сбежит, не оправдается, не убедит. Всё уже решено.
Когда Сайно вывел Камрана из лаборатории, коридор уже начал заполняться людьми — студенты, ассистенты, несколько преподавателей. Кто-то вышел из кабинета, кто-то шёл на лекцию. Все замерли.
И всё произошло почти одновременно: взгляды, полные любопытства, вины, страха — опустились. Кто-то сделал шаг в сторону, освобождая путь. Кто-то просто отвернулся, будто внезапно вспомнил о срочном деле. Никто не заговорил. Никто не осмелился переспросить, зачем здесь генерал махаматра.
Потому что в Сумеру не было человека, который не знал: если Сайно пришёл за тобой — всё уже решено. Он не раздавал угроз, не читал нравоучений. Сайно просто исполнял.
Камран, скованный, с лицом, побелевшим от стыда и ярости, прошёл мимо тех, кто ещё недавно кланялся ему на лекциях, подражал, хвалил. Теперь никто не взглянул ему в глаза. Ни один.
А позади, в тишине, всё ещё стоял Аль-Хайтам.
Он не пошёл следом. Не наблюдал за позором. Его дело было сделано. Порядок восстановлен.
Вечер в Сумеру опустился мягко, с влажным дыханием тропического воздуха и пыльной тяжестью после зноя. Солнечные лучи уже не касались крыш, но в окнах всё ещё играли золотистые отблески. Ты сидела на террасе — одна, укрытая в плетёном кресле, с книгой, которую давно не читала. Пальцы лишь механически перебирали страницы. Мысли были далеко. Там, где ещё горело прикосновение чужих рук, и страх не до конца рассеялся.
Когда за спиной послышались шаги, ты не сразу обернулась. Этот ровный ритм, спокойный, будто ничто в мире не способно выбить его из равновесия.
Аль-Хайтам остановился рядом и молчал. Он не знал, что сказать. Несколько мгновений мужчина не произносил ни слова — и всё же присел на корточки у твоих ног, чтобы оказаться на одном уровне. Это было не в его стиле — опускаться, подстраиваться. Но сейчас… Ему нужно было видеть твои глаза. Убедиться, что ты в порядке.
— Всё закончено, — сказал он тихо, просто… Как факт. — Камрана арестовал Сайно. Он не сможет больше приблизиться к тебе. Ни в Академии, ни за её пределами. Я позаботился об этом.
Он не касался тебя. Не торопил. Просто смотрел. В его глазах не было гнева — только сдержанный жар, что горел в нём с момента, как он выбил ту дверь.
— Я не жалею, — произнёс он чуть глуше. — Ни о решении, ни о способе. Он нарушил границу, которую я никогда не позволю переступить. Особенно… Когда речь идёт о тебе.
Твоё дыхание сбилось, но не от страха. Ты впервые услышала в его голосе не железо, а боль. Скрытую, глубокую, и оттого куда более настоящую.
Он отвёл взгляд — всего на миг, но этого было достаточно, чтобы понять: даже он — даже Аль-Хайтам — не был спокоен. Всё это время мужчина держался, решал, действовал, но внутри, под холодной бронёй рассудка, он боялся. За тебя. За то, что не успел. За то, что ты могла исчезнуть, быть сломленной, отдалиться навсегда.
— Я должен был раньше остановить его, — добавил он почти шёпотом. — Я видел, как он смотрел на тебя. Я знал… Но надеялся, что мне показалось.
Он поднялся и захотел отойти, чтобы не смущать тебя. Мужчина не знал, имеет ли право остаться рядом. После всего, что ты пережила.
Но в следующую секунду твоя рука нашла его. Осторожно, как будто ты боялась, что он исчезнет, если к нему прикоснуться слишком сильно.
— Ты успел, — прошептала ты и слабо улыбнулась ему. — И этого достаточно.
И только тогда он позволил себе выдохнуть. Просто — остаться рядом. Остаться — как твоя опора. Не как мудрец, а как человек, который не позволит повториться ничему из того, что случилось с тобой в ту ночь.