Логика войны: почему приговор Навальному станет долгосрочным фактором нестабильности
Оппозиционная деятельность окончательно приравнена к уголовным преступлениям, но условия в стране только способствуют росту числа недовольных, считает руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников
Происходящее становится похоже на войну с гражданским обществом. Полиция и Росгвардия на свое усмотрение выбирают, кого отправлять в автозак. Госавтоинспекция борется с водителями, сигналящими в знак солидарности с идущими по улице протестующими, точнее, просто раздраженными горожанами, не имеющими иных средств выражения своего отношения к власти: выборы такую возможность не дают. Спецприемники переполнены, заполняется пустовавший центр временного содержания иностранцев в деревне с симптоматичным названием Сахарово.
Кстати, о Сахарове, Андрее Сахарове. Если до ареста Алексей Навальный был политической фигурой и политическим борцом, то после ареста и жесткого ответа властей на протесты он стал моральным авторитетом. Моральную, а не только политическую силу обрели его соратники, в этом они стали похожи на диссидентов позднесоветского общества. Они привлекательны для тех людей, которые вчера еще на думали, что именно моральный императив буквально погонит их на улицы. И для тех, кто на улицы не выходит, но в прямом эфире сочувственно следит за событиями.
Уход в оборону
В 2011-2012 годах во время первых митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова никто никого не разгонял. Ходили слухи, что Путин вот-вот окажется готовым к диалогу с улицей. Была эйфория — режим рухнет или сдастся со дня на день. Сейчас никакой эйфории нет: есть глухая стена росгвардейцев, в несколько рядов окольцевавших кремлевский квартал и квартал ФСБ — святая святых авторитарной власти. Власть атакует, тем самым перейдя в оборону. Обороняясь физически от протестующих и словесно от медиасреды, объясняя, кто владеет «дворцом Путина».
«Космонавты», гоняющиеся на улицах с дубинками за молодыми людьми, судьи, выносящие стандартные обвинительные приговоры, миллионы работников силовых структур, бюрократы в администрации Кремля и в МИДе, повторяющие как мантру — «отравление Навального инсценировано Западом», — все они живут за счет денег налогоплательщиков. Налогоплательщиков лупят дубинками и заталкивают в автозаки за их же собственные деньги.
Власть закрывается, превращая Кремль в бункер, покупая лояльность одной части населения и объявляя войну другой. Власть переживает институциональную катастрофу: деградирует судебная система, на которую давит политический атмосферный столб; деградируют университеты, готовые отдать силовикам своих студентов, отчисляя их. Деградирует государственная бюрократия: например, если Министерство иностранных дел неспособно вести продуктивные переговоры с Западом — зачем это министерство? Только для того, чтобы устраивать риторические упражнения в духе сталинской прессы конца 1940-х — начала 1950-х годов?
Экономический тупик
После присоединения Крыма, череды санкций и антисанкций началась экономическая деградация, обусловленная политическими факторами. Беда не приходит одна — монополия в политике порождает чрезмерные государственные интервенции в экономике. Заканчивается все попытками регулировать цены, которые мы сейчас наблюдаем. Экономическая политика становится примитивной: собрали деньги в бюджет, потратили деньги из бюджета, на что захотели. Страна за последние семь лет стала инвестиционно непривлекательной, экономический рост держался чуть выше ноля, на 10,6% снизились реальные доходы граждан, а об их плохой структуре (совсем мало доходов от бизнеса и собственности) нечего и говорить. Падение ВВП в пандемию составило 3,1% за год, но это в рублях, а в долларах получается 10%. Рубль ослабевает. Экономисты говорят, что он недооценен из-за «геополитических факторов». Так вот Навальный стал геополитическим фактором долгосрочного действия. Ровно столько, сколько он будет сидеть в тюрьме, столько, сколько власть будет давить гражданское общество своей полицией и законами об иностранных агентах, — ровно столько будет действовать «геополитический фактор Навальный».
Политика загнала экономику в тупик. Страх перед демократией и вера в то, что «либерализм умер» привели к отказу не то что от демократизации и либерализации политики и экономики, а от любых попыток модернизации системы. Общество модернизируется, государство — остается архаичным. Полицейские вешают портреты палача НКВД Генриха Ягоды у себя в участках. Чиновники корпорации «Росатом» водружают в выставочном павильоне фигуру самого страшного после Сталина персонажа отечественной истории XX века – Лаврентия Берии.
Криминализация протеста
На улицах сталкиваются архаика и модерн. Архаика и модерн борются за симпатии молодежи. Волонтеры Путина противостоят волонтерам гражданского общества. Дети из «Юнармии» готовятся к тому, чтобы, повзрослев, подавлять мирный ненасильственный протест. Архаика и модерн борются за массового «человека середины», индифферентного лоялиста, который то с раздражением, то с сочувствием поглядывает на протестную улицу. Или смотрит расследование команды Навального про «дворец Путина», мечтая о такой же недвижимости, а быть может, наоборот, возмущаясь кричащим богатством.
Это действительно война. Уступок не будет. Оппозиционная деятельность окончательно приравнена к уголовным преступлениям. Гражданская активность — к административному правонарушению. Некоммерческие организации и неравнодушные граждане маркируются как иностранные агенты. Средства массовой информации — тоже. Работа СМИ на митингах приравнивается к нарушению правил митингов.
Власть полагает, что выключила Навального из политической жизни. Но получила обратный эффект: теперь у главного оппозиционера больше сторонников из числа тех, кому Навальный не очень нравился. Отныне ситуация и для них стала черно-белой: либо ты за мистера «Да-кому-он-нужен-то» (как Путин назвал однажды Навального), либо за президента России, готового ею править до 2036 года.