СРЕДА ВТОРОЙ СЕДМИЦЫ ВЕЛИКОГО ПОСТА

1. О СРЕБРОЛЮБИИ

Болезнь сребролюбия, будучи однажды принята, с большим трудом изгоняется. Поэтому эта болезнь никому не должна казаться маловажною, какою можно пренебрегать; как легко можно уклониться от нее, так, когда кем возобладает, едва дозволяет воспользоваться лекарствами для исцеления. Ибо она есть вместилище пороков, корень всех зол и становится неистребимым подстрекателем ко злу (Прп. Иоанн Кассиан Римлянин).

... От сребролюбия — ложь, обман, воровство, жадность, корыстолюбие, лжесвидетельство, насилие, бесчеловечие и хищничество (авва Серапион, по Прп. Иоанну Кассиану Римлянину).

Страсть к деньгам сильнее и неистовее других страстей и может причинить более скорби не потому только, что жжет сильнейшим огнем, но и потому, что не поддается придумываемому облегчению и гораздо усерднее (Свт. Иоанн Златоуст).

Что иное золото, как не брение? И что иное серебро, как не солома? Наподобие соломы воспламеняется огонь вожделения, и золото, подобно грязи, оскверняет обладающего им (Свт. Иоанн Златоуст).

Какая польза, если кто даже смиряется и соблюдает посты, но при этом сребролюбив, любостяжателен и, будучи привязан к земле, вводит в душу свою мать всех зол — сребролюбие? (Свт. Иоанн Златоуст).

Удивляюсь тем, кто не пренебрегает деньгами. Это признак души, исполненной всякой крайней лености, — души, ничем не отличающейся от мух и комаров, привязанной к земле, валяющейся в грязи, не представляющей себе ничего великого (Свт. Иоанн Златоуст).

Как сильный огонь, будучи брошен в лес, все ниспровергает и опустошает, так и сребролюбие губит вселенную (Свт. Иоанн Златоуст).

Представив в уме все злые качества этой любви к деньгам, а именно: что она зверообразна, неприятна, дышит пламенем, ненасытна, слепа, глупа, человеконенавистна, скверна, богоненавистна, непримирима, неприступна, неукротима, потому что на лесть и на услуги не сдается, но тогда паче свирепствует, когда всего больше ей услуживают, — наипаче приведем все в движение, чтобы не быть уловленными. Ибо легче не быть уловленными, нежели уловленными бежать. А если не будем и уловлены, то напряжем все силы и, призвав Божию помощь (без нее невозможно освободиться от такого плена и многим угрожает опасность, что из плена сего не будет возврата), перестанем желать прибытков, а что собрано или вдруг, или понемногу раздадим нуждающимся. Вот единственный способ избавиться от такого плена (Прп. Исидор Пелусиот).

Сребролюбие вне человеческой природы, это ясно видно по тому, что не имеет в нас главного начала, зачинается не от вещества, которое бы относилось к участию души или плоти, или сущности жизни. Ибо известно, что ничто не принадлежит к употреблению или потребности нашей природы, кроме ежедневной пищи и пития; все прочие вещи, с каким бы старанием и любовью ни хранились, чужды человеческой потребности, как это видно из употребления в самой жизни (авва Серапион, по Прп. Иоанну Кассиану Римлянину).

Кто не подает необходимого бедным, и деньги свои, которые бережет по недоверчивой скупости, предпочитает заповедям Христовым, тот впадает в порок идолопоклонства, так как любовь к мирскому веществу предпочитает любви Божией (авва Херимон, по Прп. Иоанну Кассиану Римлянину).

Имение сребролюбца нередко разделяют между собою многие, а грехи, сделанные им из–за этого имения, уносит с собою он один и подвергается за них мучительному наказанию и ни в чем не находит утешения (Свт. Иоанн Златоуст).

Преданные сребролюбию даже не чувствуют его зловония, а если бы отстали, то почувствовали бы невыносимый смрад (Свт. Иоанн Златоуст).

Сребролюбцы боятся, чтобы когда–нибудь законным образом не вышло из дома их то, что вошло неправедно. Они трепещут за всякую малость, гневаются, раздражаются против домашних и против чужих. Попеременно овладевают ими то малодушие, то страх, то ярость, и они, как бы переходя с утеса на утес, каждодневно ожидают, чего еще не получили. Вследствие этого они не наслаждаются и тем, что имеют, как потому, что не уверены в своей безопасности, так и потому, что всею мыслию устремляются к тому, чего еще не получили (Свт. Иоанн Златоуст).

Ты связал себя сам цепями сребролюбия, разреши же себя чрез исполнение заповеди о любви к бедным (Свт. Иоанн Златоуст).

Страсть сребролюбия жаждет наживы, но исцеляется милостынею, когда придет раскаяние (Свт. Иоанн Златоуст).

Волны не оставляют моря, а сребролюбца не оставляет гнев и печаль (Прп. Иоанн Лествичник).

2. О ГНЕВЕ

Обладаемый страстью гнева не производит ничего здравого (Свт. Василий Великий).

Скажи, какое другое зло хуже преступившей меру гневливости? И есть ли от этого какое врачевство? В иных болезнях прекрасное врачевство — мысль о Боге. А гневливость, как скоро однажды преступила меру, прежде всего заграждает двери Богу. Самое воспоминание о Боге увеличивает зло, потому что разгневанный готов оскорбить и Бога. Видел я иногда: и камни, и прах, и укоризненное слово (какое ужасное умоисступление) были бросаемы в Того, Которого нигде, никто и никак не может уловить. Законы отлагались в сторону, друг не узнан, и враг, и истец, и жена, и сродники — все уравнено одним стремлением одного потока. А если кто станет напротив, то на себя навлечет гнев, как зверя, выманиваемого шумом. И защитник других сам имеет нужду уже в защитниках (Свт. Григорий Богослов).

Как же удерживаться, чтобы не воспламеняться гневом от чужого гнева, как огонь от огня? Ибо одинаково худо как самому первоначально предаваться злу, так и прийти в одинаковое расположение с предавшимся худому стремлению.

Во–первых, прибегни немедленно к Богу и проси, чтобы Он нещадно сокрушил разящий тебя град гнева, но вместе пощадил нас, которые не обижали других; и в то же время положи на себя знамение креста, которого все ужасаются и трепещут, и ограждением которого пользуюсь я во всяком случае и против всякого.

Потом изготовься к борьбе с тем, кто подал причину к сему гневу, а не с тем, кто предался ему, чтобы тебе, хорошо вооружившись, удобнее было победить страсть. Ибо не готовый не выдерживает нападения, а кто хорошо приготовился, тот найдет и силы победить. И что значит победить? — Равнодушно перенести видимую над собою победу.

В–третьих, зная из чего ты произошел и во что обратишься, не думай о себе очень много, чтобы не смущало тебя высоко и не по достоинству составленное о себе мнение. Ибо смиренный равнодушно переносит над собою победу, а слишком надменный ничему не уступает. Те же, которые, чтоб сколько–нибудь остановить свое превозношение, сами себя называют землею и пеплом ... суть Божии други. И ты, как будто совершенный, отказываешься терпеть оскорбления. Смотри, чтоб не понести тебе наказание за самомнение.

В–четвертых, знай, что и жизнь наша ничто, и мы все не безгрешные судьи о добрых и худых делах, но большею частью и всего чаще носимся туда и сюда и непрестанно блуждаем. Что гнусно для нас, то не гнусно еще для Слова, а что не таково для меня, то, может быть, таким окажется для Господа. Одно без всякого сомнения гнусно: это злонравие. А здешняя слава, земное богатство и благородство — одни детские игрушки. Поэтому о чем сокрушаешься, тем надлежит увеселяться, а при чем поднимаешь вверх брови, от того более надобно смиряться, нежели сколько теперь превозносишься и надмеваешься.

В–пятых, будем иметь больше рассудительности. Если нет ни малой правды в том, что говорит воспламененный и ослепленный гневом, то слова его нимало нас не касаются. А если он говорит правду, то значит сам я нанес себе какую–нибудь обиду. За что же жалуюсь на того, кто объявил оставшееся доселе скрытым? Гнев не умеет сохранять верности. Ибо если прибегает он часто и к неправде, то удержит ли в себе тайну? После сего уцеломудришь себя в гневе, рассуждая так: если эта вспышка не есть зло, то несправедливо и обвинять ее. А если — зло, что и действительно так, то не стыдно ли терпеть в себе то, что осуждаешь в других, когда терпишь от них сам, и не вразумляться примером своего врага? Притом, если и прежде не воспользовался добрым о себе отзывом тот человек, который горячится и дышит дерзостью, то и теперь порицание падет, очевидно, на него, а не на тебя. А если он человек превосходный, то не почтут тебя здравомыслящим в ответе, потому что мнение большинства всегда склоняется в пользу лучшего. Но ты делал ему добро? Тем паче его осудят. Но он обидел тебя? Ты (же ученик Христов, послушай Господа) не делай ему зла. Но его надобно остановить? Что если в большее приидет еще неистовство? Он первый начал? Пусть, вразумленный и словом, и благонравием твоим, как можно скорее сокрушит ярость ... Это обидно?! Точнее обидно, если и ты падешь с ним вместе. Ужели и на укоризны больных станем отвечать укоризнами? Не равнодушно ли ты переносишь исступление беснующихся, разумею таких, которые невольно изрыгают злословие. Почему же не перенести сего от безумного и пришедшего в сильную ярость? Конечно, должно перенести, если сам ты в здравом уме. Что сказать о пьяных, у которых рассудок потемнен вином? Что если мимо тебя пробежит бешеная собака? Что если верблюд, по естественной своей наглости, закричит во все горло и протянет к тебе шею? Пойдешь ли с ним в драку или по благоразумию побежишь прочь? Что если непотребная женщина будет стыдить тебя своими страшными делами? А у непотребных женщин это обыкновенное дело, им всего кажется стыднее — знать стыд, и они знают одно искусство — вовсе ничего не стыдиться ... И ты, если размыслишь о сходстве гневливого с таковым, станешь презирать оскорбления. Скажу тебе один искусственный способ. Хотя он и недостоин внимания тех, которые предпочитают кротость, однако скажу, потому что может погашать неприятность. Пришедшего в ярость старайся низложить шутками. Смех — самое сильное оружие к препобеждению гнева ... Тому, кто оскорбляет человека, не сердящегося на его нападения, но смеющегося над ним, всего более бывает огорчительно и обессиливает; напротив того, если встречает он себе сопротивление, это приносит ему некоторое удовольствие, потому что доставляется новая пища гневу, а гнев ему весьма приятен ... Заклинаю тебя, гнев, друг пороков, неприязненный мой защитник и покровитель, надмевающий меня и предающий во врата адовы, покорись ныне Богу и Слову. Покорись, гневливость, — эта полнота человекоубийцы, это очевидное безобразие лица, это обуреваемые мысли, это борцы, понуждающие низринуться в тартар, это легион бесов, это многочисленное зло ... покорись! Ибо Христос, Которого не вмещает вселенная, Который Своим кормилом непогрешительно движет целую вселенную, уделяя жизнь и человекам, и Ангелам, призывающим Его усердно, дарует разрешение и от лукавых духов и от страстей. Христос хочет, чтобы ты, (страсть), немедленно бежала от рабов Божиих и, войдя в свиней, скрылась в бездну. Готово принять тебя это стадо, низвергающееся в глубину. Но не касайся нас, о которых имеет попечение Сам Бог (Свт. Григорий Богослов).