Омская трагедия
Василий Иванович редко выходил из дома по ряду весьма основательных причин, перечень которых едва ли возможно перечислить, не рискуя оставить этот текст непрочитанным никем до конца. говоря коротко, он боялся смерти и, имея математический склад ума, давным-давно без каких-либо усилий подсчитал, что, выходя на улицу, рискует умереть в тысячи и десятки тысяч раз больше, чем оставаясь в собственной квартире.
начать хотя бы с того, что на одной из рей, закрепленных прямо над его подьездом, мог оступиться неуклюжий рабочий и, оступившись, выронить кирпич, который угодил бы Василию Ивановичу прямо в голову. конец хоть и быстрый, но неприятный. если учесть, что кирпич могло заменить ведро с цементом, невыключенная болгарка или сам рабочий, одно это могло бы заставить человека столь же прозорливого, как и Василий Иванович, пореже наведываться из дому.
если даже первая опасность была пройдена и наш В.И без существенных физиологических повреждений миновал предподьездное пространство, то дальше количество предполагаемых опасностей увеличивалось экспоненциально: на него мог наехать пьяный таксист (доставщик, дирижер, эксгибиционист), он мог упасть в канализационный люк, попасть под радиоактивный дождь, столкнуться с неумелым заклинателем змей или заразиться туберкулезом, подцепив палочку Коха.
когда продукты, за которыми он ходил раз в неделю, кончались, в беспокойном воображении Василия Ивановича тут же просыпался голос с грузинским акцентом, который мог бы принадлежать одному из представителей homo deus, околачивающихся возле местных шаурмичных ларьков.
— ЭУ, слищ! — окликал голос, а воображение при этом тут же рисовало темный и безлюдный переулок, в котором несчастный Василий Иванович и его авоська оказывались совершенно беззащитными.
— сюда подойди! — требовали недружелюбные очертания в темноте.
когда же он, спотыкаясь и дрожа всем телом — робкий, испуганный, подходил к трем курившим беломор-канал головорезам и рука одного из них протягивалась к авоське, в своем воображении Василий Иванович неизменно отскакивал и кричал:
— ах ты чертяга богохульный! ряженка тебе на кой? не отдам!
но возглас его прерывался быстрым ножевым ударом по сонной артерии, прыскала кровь, слова Василия Ивановича становились неразборчивым бульканьем, крик замирал в груди и, пошатнувшись, он падал на землю. грабители же, тем временем, обступали его тело и начинали поочередно наносить ножевые удары, град которых, казалось, был нескончаем и ставил однозначный рекорд с существенным отрывом и от Ивана Шестого, и от Цезаря.
вдобавок, в стареньком, исписанном нецензурщиной подьезде Василия Ивановича, прямо на его этаже, часто ошивался один и тот же гомосексуал на пару с его бойфрендом. о характере их отношений несчастный В.И узнал, когда однажды, услышав прямо у себя под дверью мужские голоса, решил выглянуть в дверной глазок.
прямо на грязном полу, держа в одной руке исчириканный лист, а другой отчаянно жестикулируя, на одном колене стоял один из тех парней и декламировал, по-видимому, стихи собственного сочинения. когда взгляд Василия Ивановича упал на него, он опустил лист и, доканчивая последнюю строфу, прижал руку к сердцу и произнес почти что шепотом:
«..и похож ты на божьего агнеца...
гамадрил мой... с пурпурной задницей...»
после этого Василий Иванович не выходил из дома девятнадцать дней. от соседки, которая приходила пить к нему чай, он даже узнал их имена: одного звали Семён Шахов, другого — Максим Жулидов. после этого в одном из беспокойных снов, в течении которого Василий Иванович метался, раскидывая простыни, он увидел одно из этих злополучных лиц — вытянутое, покрытое недельной щетиной. оглядевшись, он понял, что они находятся в чем-то наподобии склепа и лицо это, вместе с телом, его носившим, проявилось в свете факела, выступив из одной из гробовых ниш.
— WER BIST DU? — закричал Василий Иванович, отшатываясь. кричал он почему-то по-немецки.
— Ich bin Maxim Zjulidov. — отвечало лицо, подплывая к нему в неровном свете дрожащих факелов.
он (или, скорее, оно) взяло Василия Ивановича сзади. его мохнатые, как пальмы, ноги, прижались к дряблым икрам несчастного. даже не потрудившись раздеться, это чудовище оперлось на спину Василия Ивановича и стало совершать непрерывные механические движения с периодом колебаний T равным половине секунды и частотой колебания V равным 0,75 ГЦ. саму амплитуду, если интересно, вы можете найти и сами.
даже находясь во сне Василий Иванович отчетливо понимал, что в лучшем случае отделается герпесом, смешанным с гонореей, донованозом, микоплазмозом, лимфогранулематозом, шанкром, кодиломами и обыкновенным сифилисом, поэтому отчаянно вопил. вопил он и тогда, когда проснулся и впечатления эти настолько глубоко врезались в его память, что отныне, перед выходом на улицу, он решил залеплять свой задний проход пластелином, который хоть и не препятствовал, но значительно осложнял задачу насильника. пластелин, если что, был желтым.
я бы мог описать еще множество досадных неурядиц, приключавшихся с этим почтенным джентльменом, но мне жаль своего времени и я хочу поесть плов, поэтому перейду к главному. когда под конец десятилетия из Китая стали приходить тревожные (если это не тавтология) новости, Василий Иванович закрылся на целый месяц и не питался ничем, кроме кабачковой икры и сайры. вскоре, однако, сидеть там стало невмоготу и он стал выходить, но не иначе как беспокойно оглядываясь по сторонам и держа высоко над головой ватман формата A1 на котором было прилежно выведена цифра "4". дело было в том, что за время самоизоляции Василий Иванович много прочел и успел узнать, что китайцы страшно суеверны и, поскольку один и тот же иероглиф означает у них и "четыре", и "смерть", четвертый этаж во многих зданиях является нежилым и ни один китаец по своей воле его не заселит.
метод борьбы с нечестью в первое время был действительно эффективен: Василий Иванович не заметил рядом с собой ни единого китайца, однако уже ближе к январю, зайдя в "дикси", набрав продуктов и встав перед кассой, он (то ли по привычке, то ли по неясному предчувствию) обернулся и увидел перед своим лицом самого дьявола. его волосы были черными, лицо желтоватым, а глаза сжались в презрительном прищуре.
— ЛИКАЙ ДЖАОДЖЕ СЕ Э! ЛИНГ ЖЕН ТАОЙЯН ХЕ ДЖАСИ ДЕ! — завопил Василий Иванович, прекрываясь ватманом.
прищуренные глаза смотрели недоуменно, затем закатились.
— да бурят я, блять, бурят...
и, хоть в этот раз Василия Ивановича и пронесло, в следующий все могло закончиться плачевно. поэтому он накупил консервов, туалетной бумаги и, прекратив общение даже с дружелюбной соседкой, заперся в своей квартире. последний раз его видели пятого января.
уже в апреле, двенадцатого числа, одна из жительниц дома делала у себя оладушки. она разбила яйца, отделила желток от белка, раздавила несколько ягод черной смородины и только тогда, когда достала муку и собиралась взбить содержимое одной из мисок, поняла, что у нее нет сахара. не найдя ничего лучше, как пойти просить сахар у соседей, она миновала целый этаж и три квартиры прежде чем наткнулась на дверь соседа, который, по слухам, никогда не выходил из дома.
"вот у этого хрыча точно сахар найдется" — мелькнула мысль и она застучала в дверь. когда никто не ответил, она подумала, что он просто бессовестный жмот и стучала до тех пор, пока на лестничную площадку не стали выходить другие люди. посовещавшись, решили вызвать полицию.
дверь была металлической, поэтому выбить не удалось. пришлось сверлить болгаркой. это такая штука, которая может свалиться на голову под строительными лесами. окончив свою работу, опера, пошаркав ногами, зашли в квартиру, где застали труп, сидящий в кресле перед работающим телевизором.
врач, приехавший позднее, признал, что смерть произошла в результате вентрикулярной фибриляции, являвшейся, в свою очередь, следствием панического приступа. число и время он назвать затруднился, но предположил, что это было где-то между 255ым и 319ым заразившимся в России.
— да уж... — сказал один из полицейских. — бывает и такое...
— надеюсь эти ебучие выблядки в масках скоро передохнут нахуй все до единого — сказал врач.
ему просто хотелось поддержать беседу.
— покупайте биткоин. — заключил главный комиссар.