метро

— наденьте маску! — громко говорит женщина, пока я прохожу мимо нее.

— зачем? — спрашиваю я и, не оборачиваясь, бросаю жетон в щель и прокручиваю турникет.

сбегаю по эскалатору, захожу в вагон, сажусь, открываю книгу. в мире и спокойствии доезжаю до Маяковской, но на ней в распахнутую дверь входит гражданин в погонах и начинает прямолинейное равноускоренное движение в мой конец. инстинктивно прикрываюсь книгой, но томик, к несчастью, оказывается худощавым и мое административное правонарушение не остается без внимания.

— вы почему без масочки? — спрашивает он, увеличительно лаская последнее слово.

— потому что не идиот. — отвечаю я, продолжая смотреть в текст.

— а про штраф для "неидиотов" в пять тысяч слышали? — ехидно осведомляется он.

я поднимаю глаза и встречаю его взгляд — равнодушный, холодный. губы приподнимаются как будто только по праздникам — лицо в целом неприятное, жестокое. но не глупое. поэтому я решаю попытать счастья.

— неужели вы не знаете — спрашиваю я, — что тело есть видимость, реальностью которого является воля? она единственна, безвременна и, как следствие, любое различие между нами — только кажущееся. наложив на меня штраф, вы навредите не мне, а всей вселенной, частью которой являетесь сами, но простив меня и отпустив на все четыре стороны, буквально осуществите притчу Талмуда — "тот, кто спасает одну жизнь, спасает целый мир."

двери вагона давно захлопнулись, поезд начинает разгоняться. станция пропадает из виду, слышен только свист и громыхание рельсов. полицейский смотрит на меня напряженно, не отрывая взгляд. затем кивает головой в сторону, выражая желание сесть рядом. я покорно двигаюсь.

его тяжелое тело приземляется справа от меня. от него неприятно пахнет потом и, широко расставив ноги, он оттесняет меня еще сильнее. стараюсь не поворачивать голову и смотрю только на его отражение в стекле напротив.

он поворачивает голову ко мне. пристально смотрит. слегка вытягивает шею. затем роняет голову мне на плечо и начинает сотрясаться от беззвучных рыданий. он плачет, плачет, а его горькие слезы заливают мою кофту.

— ну-ну, будет... — говорю я, пытаясь погладить его по голове.

на секунду он останавливается, благодарно смотрит на меня. кажется, что он успокоился, но уже спустя мгновение уголки губ начинают конвульсивно подрагивать, к ним постепенно присоединяются остальные части тела — и вот он уже снова ревет, обняв меня и задыхаясь, по слогам, вытягивает из себя:

— кккк-акой же я ппп-п-и-идорас...

— никакой вы не пидорас, успокойтесь — говорю я, пытаясь утешить.

он начинает издавать звуки на подобии "агхым, агхым", как бы хныча.

— нет, (агхым-агхым), п-п-п-идорааас!!!

— придите в себя, ради бога. всякую чушь в голову напустили.

— ну н-н-нет, ну п-п-пидрила же реально. засранец поебанный, гомосек засратый, безмазовый, бля, подонок...

— тшшш — говорю я. — прижимая палец к его губам.

поезд выезжает из тунеля, останавливается. полицейский все еще хнычет у меня на плече.

— я ведь — говорит, — и Платона, и Макиавелли, и Гоббса читал. знаю, что если бы не было ублюдков, вроде меня... таких, которые не отказываются любые прихоти суверена исполнять, то и не было бы Гулагов, Аушвицев, самоизоляций... да вот только...

тут он снова заплакал. я попытался снова успокаивающе до него докоснуться, но он неожиданно отбросил мою руку, вскочил и закричал:

— нет, нет, нет. довольно. Миямото Мусаси учит, что когда честь самурая потеряна, должна быть потеряна и его жизнь.

с этими словами он выхватил из кобуры новехонькую модель Ярыгина. я, было, бросился к нему, но он остановил меня предупредительным жестом.

— за каждый потраченный патрон я обязан отчитываться по табелю — отчеканивая каждое слово, произнес он. — но обстоятельства не позволят мне сделать это лично. расскажите миру, что — (здесь он назвал свое имя) — выбирая между утратой жизни и неутратой жизни выбрал утрату жизни.

и с этими словами он выстрелил себе в голову. пассажиры завизжали, мозги разлетелись мелкими кусочками, попадая некоторым из них в рот. я же, пораженный, вышел из вагона, перешел на другую ветку и начал печатать данный текст, который намереваюсь отослать в полицейское управление, дабы помочь расследованию произошедшего.

полицейскому же светлая память. звали его Альберт Германович Эйнштейн.