«Никаких птиц в двигателе не было». Эксклюзивное интервью с пассажиркой злополучного рейса
Максим Верников
Фото: Галина Елисеева/ТАСС
15 августа в седьмом часу утра 226 пассажиров и 7 членов экипажа рейса «Уральских авиалиний» Москва-Симферополь едва не стали жертвами авиакатастрофы. Вскоре после взлета у самолета отказали два двигателя и он вынужденно приземлился на кукурузное поле.
Это могла быть первая катастрофа с людскими жертвами в истории популярной екатеринбургской авиакомпании, но, к счастью, все обошлось и свердловская авиация подтвердила свое реноме. Впрочем, несмотря на героизм пилотов и работу спасателей нельзя не отметить, что эта история оставляет ряд важных вопросов, ответы на которые мы попытались найти в интервью с летевшей тем утром на отдых вместе с подругой девушкой Ольгой (по просьбе интервьюируемой мы изменили ее настоящее имя).
«Со мной все хорошо, я не среди пострадавших, слава богу, но полечу ли в итоге в Крым этим летом, пока не знаю» — говорит девушка. Сама Ольга, как выяснилось, имеет большой опыт работы по организации эвакуации людей из горящих и взрывающихся зданий, а потому вчерашняя история не нанесла ей слишком большого психологического удара.
— В какой части самолета вы сидели? Это как-то повлияло на то, что удалось избежать травм?
— Примерно в середине самолета. Пострадавшие, судя по услышанным комментариям от самих пассажиров, были в основном в начале и в конце самолета, что не удивительно: хвост мотало, а на нос пришелся удар.
— Ольга, а когда вообще вам и другим пассажирам стало понятно, что с самолетом что-то не так?
— Еще при взлете. Сейчас основная версия, что в двигатели попала стая птиц. При этом самолет уже на взлете не мог нормально работать. Каждый, кто часто летает, наверняка помнит, что самолет при подготовке к взлету сначала стоит и набирает обороты, затем резко стартует, разгоняется, после чего взлетает при равномерно увеличивающейся скорости. В нашем случае при взлете было ощущение, будто у самолета не хватает сил еще на самом этом разгоне: как-то тяжело он взлетал. При самой попытке оторваться от земли шасси пару раз коснулись взлетной полосы. Это не сильные удары были: самолет отрывался, потом касался земли, снова взлетал и снова касался.
После взлета в салоне сразу появился странный звук, похожий на трепет фюзеляж на ветру. Я не знаю как отрывается фюзеляж, допустим, но какой-то был звук очень не характерный для взлета. От него уже было очень странно.
Раз мы не могли нормально взлететь, это уже говорит о том, что чего-то не хватало в самом самолете, и птицы на этом этапе явно ни причем. Я видела видео с дачи показаний некоторыми пассажирами, на которых люди говорят, что еще когда шел взлет, двигатель просто искрил. Это когда мы даже не на высоте еще были.
Мы поднялись на небольшую высоту, звук, возникший при отрыве от земли еще продолжался, а секунд через 20 с правого двигателя появились звуки такие, как будто он не заводится. По-моему, сам пилот тоже говорил уже, что пытался его завести несколько раз, потому что звуки были такие же, как когда вы заводите автомобильный двигатель, а он глохнет. Только тут при неудачной попытке завести мотор в завершении был какой-то грохот.
— Вы сидели у окна? Что чувствовали в тот момент, когда самолет шел вниз?
— Я была у окна. Для меня было удивительно, что даже при всех этих звуках мы продолжали набирать высоту. В какой-то момент было видно, что мы поворачиваем немного направо, и я подумала, что, скорее всего, на одном двигателе мы худо-бедно доскребем назад до аэропорта, но этот поворот длился всего несколько секунд и он прекратился.
После этого высота начала заметно снижаться. Пассажиры в это время замерли. Все осознали, что что-то не так. Когда я увидела, что мы реально приближаемся к земле, я сказала подруге, что самолет падает и мы вцепились в кресла. Сразу после этого произошел первый удар.
— Вы думали в этот момент, что вы сейчас погибните?
— Да, когда мы соприкоснулись с землей и пока самолет трясло при торможении, я ожидала, что это лишь самое начало, а дальше будет разворот событий. Я не понимала, куда мы приземлились, на что, перевернется ли самолет, развалится ли он.
— Насколько тяжело было приходить в себя после случившегося?
— Могу сказать, что у меня по-прежнему родственники переживают даже сильнее, чем я сама. Я очень долго работала в сфере, где мне по должности было необходимо эвакуировать людей при угрозах взрывов. Конечно, мне было страшно, но у меня сработала инструкция в голове, потому что меня научили сохранять спокойствие. Понятно, что все могло закончится катастрофически или куда более неприятно, чем закончилось, но истерик у меня нет.
— А экипаж вообще что-то комментировал, как-то объяснял, почему самолет назад приземляется и так далее?
— Нет, нам вообще ничего не говорили при падении. И когда мы уже приземлялись на кукурузное поле, многие только с ударом о землю поняли, что будет столкновение. Никакой информации для нас о грозящем ударе не было. Возможно, бортпроводники, которые физически были рядом с пассажирами, могли что-то говорить, но на весь салон ничего не объявлялось.
Кто-то из пассажиров говорит, что мигали огоньки. Честно, не знаю даже, что там на самом деле мигало. В принципе это такое время, когда буквально за 2 минуты все произошло. Я лично никаких огоньков не заметила.
Фото: Галина Елисеева/ТАСС
— Получается, с какого момента бортпроводники вообще начали как-то с вами работать?
— После остановки очень быстро началась эвакуация. Только мы остановились, тут же открывались двери, надувались трапы. Был молодой человек в числе бортпроводников, который руководил всем процессом. Пассажиры не хватались за свой багаж. Эвакуировали всех за несколько минут. Нам сразу после выхода из самолета говорили, чтобы мы отходили как можно быстрее от самолета. Двигатель дымился, была вероятность пожара и взрыва самолета. Бортпроводники в основном находились близко к самолету. Все пассажиры, находящиеся на удалении от самолета в поле, некоторое время ждали хоть какую-то информацию.
В итоге все нормально, нас направили на трассу рядом с местом посадки.
— Эмоции у людей после выхода из самолета сильно проявлялись?
— Конечно, люди сильно волновались. Тем более, в самолете было много детей. Но тем не менее никто не впал в сильный стресс с резкими криками.
— Какие травмы у людей были?
— Я думаю, что если бы нас хоть как-то предупредили о столкновении, была бы команда сгруппироваться, то люди могли бы заранее подготовиться, и тогда бы травм было меньше. Не все пассажиры осознавали, что сейчас будет столкновение с землей, и в результате люди получили в основном лицевые травмы: самолет эконом-уровня, расстояния между сиденьями маленькие, и многие ударились о впереди стоящие сиденья. Были разбиты носы, губы, одна девушка ухо порвала. Раны и ссадины у людей на лицах сильные были. Кажется, у одной пассажирки черепно-мозговая травма. Уверена, она ее получила именно при ударе самолета о землю, так как не была подготовлена к этому удару.
Конечно, в основном пассажиры не получили сильных травм, и очень хорошо, что все так закончилось.
За кукурузным полем, по которому мы шли к трассе, откуда нас впослетсвии забирали в аэропорт, было уже другое поле — с более жесткой землей. На нашем кукурузном была рыхлая земля, в ней можно даже по щиколотку проваливаться. И сама кукуруза давала сопротивление, от этого и затормозили быстро, как мне кажется.
А на поле через 300 метров от места остановки самолета более жесткая земля, стриженная трава, и мы по ней бы уже «очень хорошо» прокатились, и жертвы бы наверняка были. Тормозной путь был бы больше, возможно, самолет бы разломился.
Конечно, я хочу отметить профессиональную работу пилота, выбравшего удачное место и условия для посадки, что помогло избежать многочисленных жертв и, возможно, взрыва баков с топливом. По статистике такие посадки обычно заканчиваются намного хуже
— После того как вы вышли из самолета и стало понятно, что все относительно хорошо закончилось, как долго пришлось ждать, пока за вами приедут? Как вообще происходил трансфер людей в аэропорт и, кому требовалось, больницы?
— Нам сразу обозначили местом встречи как раз дорогу в 300 метрах от самолета. На этом месте встречи очень быстро оказались машины скорой помощи, МЧС, медицины катастроф, пожарные машины приехали к самолету буквально через минут 5. Но вывозили нас с поля долго. Самолет приземлился в поле где-то в 6:15, а в аэропорт нас повезли через 2 с лишним часа только. Конечно, детей и тех, кто был без обуви или легко одет, сажали в машины скорой помощи, давали пледы и так далее. В итоге машины с мигалками увезли нас в аэропорт.
— Какие настроения были у людей в эти часы между посадкой самолета и отъездом в аэропорт?
— Люди с самого начала стали фотографировать самолет и все, что вокруг происходит. Настроение было приподнятое, так как страшные ожидания от результатов падения не оправдались. Ну и то, что никто не погиб, не было рядом смертей, много крови, людей с переломами, конечно, помогло быстро приходить в себя. Был стресс, многие обнимались, плакали, разговаривали с родственниками по телефону. Конечно, у отдельных людей стресс чувствовался даже когда мы уже в автобус садились и в аэропорт приехали.
Кстати, с сожалением вынуждена отметить, что в аэропорту «Жуковский» совершенно не налажена система приема людей в таких вот стихийных ситуациях. Сотрудники аэропорта и представители авиакомпании были к нам откровенно равнодушны.
— Почему вы не согласились лететь в Крым вчера, ведь были предложены альтернативные варианты?
— Да, я думала о том, чтобы полететь вчера же, но по двум причинам все же решили пока забрать деньги за билеты: во-первых, моя подруга, которая и так с волнением летает на самолетах, не захотела в тот же день снова лететь. Кроме того, нет уверенности, что нам бы туда быстро прислали багаж. Без багажа нет никакого смысла лететь. В итоге нам, правда, багаж вернули к седьмому часу вечера, но мы уже не нацелены были на то, чтобы лететь в тот день.
В итоге мы забрали деньги за билеты — 27 000 рублей в обе стороны. Это были одни из самых дешевых вариантов на наши даты в августе. В аэропорту представитель «Уральских авиалиний» выдавал наличные деньги всем пассажирам, кто не пожелал лететь после того, что случилось.
— Как вам кажется, вы сможете теперь спокойно садиться в самолет?
— Мне всегда нравилось летать самолетом. Конечно, я неизбежно буду думать об этой ситуации, но не уверена, что буду чувствовать в момент следующего взлёта: спокойствие или страх.