Даниил Веретенников. Интервью
Архитектор-градопланировщик в MLA+, автор телеграм-канала "Клизма романтизма"
Про начало карьеры, работу в MLA+ и архитектурные конкурсы
Расскажи о начале своего творческого и профессионального пути.
Сложно вспомнить, что конкретно стало точкой отсчёта. Наверное, учёба в университете (СПбГАСУ, Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет) можно назвать началом творческого пути. Потому что параллельно так или иначе делаешь какие-нибудь проекты, пытаешься себя пробовать в разных областях. В какой-то маленькой архитектуре, вплоть до интерьеров, и в чём-то очень большом, градостроительном.
В общем, классическое начало. Ты сразу начал работать, параллельно с учёбой?
Мы в конкурсах участвовали. Ну, допустим, один из первых конкурсов, который заставил меня поверить в себя и в то, что мы можем делать что-то интересное и яркое, это был такой маленький конкурс на декоративную скульптурную композицию в городе Сосновый Бор. Нужно было сделать символ города, и мы тогда сделали не атом, как другие 99% участников конкурса, а шишку (смеёмся). А в эту шишку вложили кучу разных смыслов, один из которых, конечно, был распадающийся атом. И тогда наш проект даже победил в голосовании, его правда не реализовали. Это был второй или третий курс, и я подумал, что надо продолжать. Просто до того я даже не понимал, интересно ли мне заниматься тем, куда я поступил, будет ли мне интересно работать архитектором или нет, а вот после этого момента стало уже понятно, что наверное я не соскучусь.
С началом понятно. Каково твоё положение на данный момент? Где и кем ты работаешь, какие научные изыскания реализовал к сегодняшнему дню?
Я работаю архитектором-градопланировщиком в международном бюро MLA+. В прошлом году выпустился из университета: аспирантура СПбГАСУ, кафедра градостроительства. Занимался архитектурными конкурсами постсоветского Петербурга. Диссертацию пока не защищал, взял тайм-аут, чтобы доработать. Теперь моя деятельность напрямую с конкурсами, по крайней мере с изучением их процессуальной составляющей, не связана, но ознакомиться с технической внутренней кухней конкурсных процедур было достаточно полезно и интересно. Потому что, так или иначе, в конкурсах мы участвуем.
Да, ты как архитектор всё равно на практике сталкиваешься с конкурсами. Изменилось что-то с тех времен, которые ты изучал, или всё осталось так же?
Хочется верить, что изменилось. Потому что в Питере наконец-то проведён первый конкурс, который абсолютно не такой как те, которые я изучал — конкурс на Тучков парк. Он уже совершенно другого уровня. Всё то, что мне приходилось изучать с 1991 по 2018 год, это такая история большого конкурсного позора, позора петербургской конкурсной культуры.
А как ты думаешь, почему конкурс на Тучков парк стал качественнее? Это было давление общественности, либо просто время другое, либо власть одумалась? В чём причина?
Мы пока не можем судить о качестве конкурса до тех пор, пока не будет построен сам парк. Но сама процедура, правда, вселяет осторожный оптимизм. Потому что она уже гораздо сложнее и продуманнее, чем всё то, что было до этого. Почему так произошло? Наверное, потому, что это редкий конкурс, которым занимается не КГА (комитет по градостроительству и архитектуре). КГА к конкурсным площадкам относится как к своему персональному пространству. А здесь участок был рассмотрен как территория, принадлежащая одновременно всем, как общегородская ценность, или, как сказал Вадим Басс (кандидат искусствоведения, историк архитектуры), как задний двор для каждого из пяти миллионов петербуржцев. Каждый считает, что это абсолютно золотое место, с видами на самые иконические панорамы Петербурга. Может быть, ценность этой площадки определила более глубокий подход к составлению технического задания, может быть, политическая составляющая. Всё-таки Путин приезжал и про парк сказал. В качестве такого "предвыборного подарка" городу, решили отказаться от проекта Судебного квартала, который многих раздражал.
Конкурс всё равно собрал критику. И это были значимые голоса, так скажем. Но, наверное, тебе изнутри виднее, ты участвовал в процессе создания ТЗ, а критики смотрят со стороны.
Я слышал критику одностороннюю и не многочисленную. Любой конкурс можно критиковать. Но в данном случае критика очень странно звучит. Потому что, повторюсь, на фоне всего предыдущего, надо скорее радоваться. Конечно, тут есть к чему придраться. Но сейчас не продуктивно заниматься ловлей блох на фоне большой победы, которая, надо признать, случилась.
Логично. Вернёмся к твоей работе. Давно ты в MLA+? Расскажи подробнее, как ты туда попал. Тебя привёл туда какой-то конкретный опыт?
В MLA+ я работаю почти три года. Главная причина, по которой я к ним попал — их профессиональная специализация на градостроительстве. До этого я работал архитектором в классическом архитектурном бюро. Соответственно, там был фокус на архитектуру, а мне всегда было интересно заниматься большими градостроительными проектами. И вот, появилась такая мастерская в Петербурге, заявила о себе. Мне захотелось как-нибудь с ними подружиться. В итоге они пригласили меня работать.
Мне кажется, что MLA+ — единственный в Петербурге проводник урбанистики в её "правильном" виде, вот этого вот нового урбанизма голландского образца. Я имею ввиду из архитектурных компаний, больше никто на ум не приходит. Наверное, ещё и поэтому ты здесь. Это всё-таки урбанина реальная, а не просто картинки рисовать.
Ну да, это тоже одна из причин. Если ты молодой специалист, ещё даже не окончивший вуз, и тебе хочется бороться за что-то разумное, то выбора у тебя нет. В Москве, наверное, выбор компаний, где работают люди со схожими взглядами, побольше. В Петербурге ситуация совсем другая. Было несколько вариантов, например, пойти в тот же Институт Генплана и попытаться взломать его изнутри, совершить там какую-нибудь урбанистическую революцию…
Но, скорее всего, было бы наоборот — не ты бы сломал их, а они тебя.
Конечно. Я думаю, что так бы и случилось. К тому же я совсем не революционер по натуре, мне было бы очень сложно там работать. В конце концов я бы просто перестал сопротивляться.
Чем конкретно ты занимаешься в MLA+ в рамках своей должности?
Я занимаюсь градостроительными проектами. Наша мастерская в последнее время заметно выросла, и появилось некое условное деление на отделы. Помимо прочих есть градостроительное ядро, я в нём. В данный момент мы работаем над мастер-планами двух городов Мурманской области, Никеля и Заполярного. Один из этих городов сжимается, и, возможно, это будет первый в России мастер-план сжимающегося города. Для меня это очень интересно. Я бы хотел и дальше заниматься темой городского сжатия, потому что 90% российских городов, малых и средних, теряют население. Я уверен, что все наши изыскания, опыт, который мы сейчас получаем, будут востребованы и полезны в будущем. Но, вообще, приходится работать с разными проектами. И с растущими городами, и с новыми районами, и с реконструкцией существующих.
Про писанину, Петербург, Казань и капром
Расскажи про ПапаУрбан.
ПапаУрбан — наше семейное, можно сказать, творческое объединение, которое существует до сих пор. Это я, моя жена Ксюша и наш друг Паша, он нам практически как родной. Мы работаем над разными проектами: русский север, вернакуляры, хрущёвки, капром. У нас даже есть свой "иконостас" (показывает; исключительно шедевральная вещь). Просто мы поняли, что всё, что мы делаем — это какая-то непонятная сектантская псевдо-религиозная история, и, наверное, у нас должен быть собственный "смыслостас". Сейчас, правда, такого количества проектов, как когда-то, нет. Больше загрузки на основной работе, да и писанина отнимает время — я стал больше писать. Поэтому приходится отказывать себе в удовольствии поучаствовать ещё в каком-то таком проектике.
Кстати о писанине. Недавно ты стал автором урбанистической колонки в ШЭР. Но ты писал про город и раньше. Расскажи об этой стороне своей деятельности: откуда у тебя такой интерес к словесности?
Да нет какой-то особой истории. Просто описывать свои проекты или излагать свои мысли по околопрофессиональным темам мне довольно интересно. И мне в принципе нравится это делать, я пытаюсь это как-то развивать. Например, написал текст для одного портала, когда мы предприняли последнюю попытку побороться за Тучков парк.
Что это была за попытка?
Мы сделали проект на форсайте РБК (архитектурно-градостроительный форсайт; исследовательский и медийный проект РБК). И вдруг через пару месяцев так случается, что Путин приезжает в Питер и говорит: а давайте парк. Я не склонен преувеличивать значение нашего проекта, но его тогда только ленивый не репостнул. Абсолютно неожиданно на него свалилась популярность. Потом о нём так же быстро забыли, как это обычно бывает, но нам было приятно. Не знаю, сыграла роль эта медийная поддержка или нет, но вот такое случилось. Причём темой форсайта был ни разу не Тучков парк. Тема была про суперкампус.
А, это ты туда Тучков парк впихнул, больной вопрос...
Мне показалось, какого чёрта мы должны про какие-то скучные кампусы делать, когда тут уже бульдозеры греют моторы и собираются строить Судебный квартал. И начали уже, вырыли котлованы. Когда мы защищали этот проект, там вовсю уже техника строительная была. И нам никто не верил, что всё-таки там будет парк.
Обрисуй парой фраз градостроительную ситуацию в Петербурге.
Петербург — это очень консервативный город. И самая большая проблема Петербурга — транспорт.
Насколько эта ситуация плоха по шкале от 1 до 10, где 1 — очень плохо?
Если 0 — какой-нибудь Вьетнам с его транспортными развязками, то может быть даже и 7. Но Петербург достоин большего. Нужно провести транспортную реформу наконец-то. Может быть даже чуть более радикальную, чем сейчас запланировано. Но у нас ещё вытягивает градостроительная среда, которую сделали наши предки.
То есть, до сих пор Петербург движется по инерции, и направление было задано ещё очень давно?
Конечно. Но я за Петербург не особо боюсь. Для меня это какая-та неизбежность, что скоро всё будет хорошо.
Значит, ты оптимист в этом плане. Я всегда говорю: мировой опыт показывает, что прогресс неизбежно побеждает, и за каждым падением обязательно будет взлёт.
Я думаю, да. Нет таких людей, которые будут продолжать через 5 лет ту же самую градостроительную политику, которая ведётся сегодня. Такие люди просто перестали рождаться. Все те, кто будет поступать на работу в транспортный комитет, КРТИ и т. д., они неизбежно будут читать твой блог, блог Димы Баранова, Алексея Радченко, Аркадия Гершмана, Максима Каца и других.
Профессиональное сообщество в Петербурге. Есть ли оно? Я сейчас про всех городских специалистов, которых можно обобщить как «урбанистов».
Я привык считать, что нет у нас никакого профессионального сообщества, и об этом все говорят. Каждый сам за себя, и ни в какие тусовки не объединяется. Но на самом деле, мне кажется, сейчас уже начинает появляться это сообщество. Не знаю, что этому послужило, может быть фейсбук, может быть телеграм. Два человека — это уже сообщество. Вот мы с тобой уже сообщество. Может быть, мы привыкли жаловаться, что нет сообщества наших взглядов, но теперь оно уже явно появляется. Просто может пока не такое активное и не такое видимое, как московское. Новые взгляды складываются, потихоньку, но складываются. Идёт построение новой проектной культуры в городе.
Ты, наверное, как специалист и как горожанин, заинтересован в том, чтобы профессиональное сообщество расширялось и укреплялось. Если да, как ты это видишь? Как приблизить этот момент?
Да, конечно. А что делали в Татарстане, чтобы у них стало так круто? Они отправляли архитекторов учиться зарубеж. Они были там год или два и возвращались обратно. Таким образом они построили себе такую архитектурную тусовку, которая делает крутые проекты. Это в такой системе, как Татарстан, работает. Я думаю, что в Петербурге сообщество можно построить просто образованием и просвещением. Просто говорить, писать о чём-то, устаривать какие-то совместные обсуждения. Например, в MLA+ мы каждый год делаем воркшопы для студентов. Ребята из разных вузов, разных городов знакомятся друг с другом, заражаются теми идеями, которые мы обсуждаем. Мне кажется, тут очень важно содействие, сотворчество. И воркшоп — это самый понятный способ подружить людей, заставить их обменяться идеями. По крайней мере я после каждого воркшопа, в котором участвую, ухожу с новыми знакомствами. Вот это и есть большое российское градостроительное сообщество.
Какой город России лучший с точки зрения градостроительства, качества среды и комфорта для проживания?
Москва. Что ещё раз доказывает, что это не дело ста лет — сделать их плохого города хороший. Это дело нескольких лет и большого количества денег.
Недавно ты был в Казани. Расскажи об этой поездке. Что тебя впечатлило, а может что-то огорчило?
Мне понравились все те люди, с которыми мы там успели пообщаться. Они просто безумно горят своим делом, рассказывают восхитительно вдохновляющие истории, которые реально заставляют поверить в себя и в то, что всё возможно. Ты наконец начинаешь верить, что спроектированное тобой может быть построено, что по этому можно пройти, это можно потрогать, и люди туда реально приходят проводить своё время. Мы видели карты, где отмечены все дворы, которые будут благоустроены за ближайшие три года, и это не только практически вся Казань, это почти все города. Мы кстати приезжали в феврале, учили татарстанских проектировщиков — проводили воркшоп. А в начале лета они уже открыли первые дворы! Что не понравилось? За всем этим татарстанским феноменом стоит авторитарная жёсткая вертикальная модель принятия решений. Иногда случается такое, что с мнением простых жителей не совсем считаются. Благоустройство как политический акт — я не уверен, что это хорошая модель. Потому что очень часто даже такие позитивные практики партисипаций просто используются в виде маскирующего эффекта: вот мы сейчас будем с жителями разговаривать, а под этим соусом продолжим проворачивать свои прежние дела (имеется ввиду вот что: имитируя диалог с жителями, очень просто отвлечь внимание от по-настоящему важных тем — политических прав и свобод в самом широком смысле). Я думаю, что там так происходит.
Кстати о капроме. Какое твоё любимое здание?
ТРК Кольцо.
Вот ты сейчас удивил, так удивил! А как продвигается работа над путеводителем?
Мы дописали все тексты. Сейчас фотографируем последние объекты. Я надеюсь, эта работа в ближайшее время будет сделана. Мы ждём, когда будет готово предисловие, и договариваемся с издательствами.
Насколько большое место капром занимает в твоей жизни?
Капром никогда не был для нас главным делом жизни. Даже удивительно сейчас, что эта тема так выстрелила и такую популярность обрела. Такую, какую мы не могли предсказать. Нам просто было интересно рассказать об этом людям и посмотреть на их реакцию. Что мы собственно и сделали. Очень здорово наблюдать, как реагировали ещё год назад, когда мы только начинали, и сейчас. Тогда мы встречали практически только неодобрение. Сейчас кажется, что ситуация меняется, что все вокруг нас поддерживают. Не знаю, благодаря нам это, или это уже какое-то искажение оптики: у нас появляются друзья, у Семёнова (Александр Семёнов, соавтор телеграм-канала "Клизма романтизма") целая армия студентов-почитателей. И, может, благодаря вот этой тусовке — это же тоже какое-то сообщество — у нас искажается оптика. Мне всегда приятно читать комментарии в защиту капрома. Хотя я понимаю тех, кто против капрома и против того, чтобы вообще об этом говорить. Но с другой стороны, замалчивать какую-то тему — это тоже не решение проблемы. Мы не заставляем любить капром, мы просим не ненавидеть. Ненависть это такая вещь, от которой лучше не становится. В целом капром — это не то, чем я занимаюсь на работе и не то, о чём я думаю всё свободное время. Мне, например, интересно городское сжатие. Но меня не зовут ни на какие конференции и в новостях сниматься на эту тему!
В своё время ты составил классную карту интересных мест Ленобласти и близлежащих северных земель. Чувствуешь ли ты связь народной географии, любительского краеведения и урбанистики? Насколько для тебя, как проектировщика, важен этот контекст? Я вот, например, уверен, что в Петербурге невозможно качественно проектировать, если ты ним не знаком.
Согласен. Я вообще супер контекстуальный архитектор. Для меня всё народное — самое любимое и настоящее. Именно поэтому я люблю капром, потому что это народная архитектура, как никакая другая. Ни модернизм, ни то, что после капрома началось, абсолютно не народное, а очень элитарное, навязанное сверху: через архитектурные академии, университеты, через московских архитекторов, через западные архитектурные журналы. В этом плане для меня капром и русский север примерно из одной сферы. А эта карта — одна из главных вещей, которыми я горжусь. Потому что в 2011 году, когда мы начали ездить по Ленинградской области, такого не было. Я обложился путеводителями, просто всеми, которые тогда были, и сделал на тот момент самую полную карту. Сейчас уже половина деревянных усадеб сгорела или разрушилась, потом понастроили что-то интересного и нового — в общем, нельзя сказать, что она супер актуальная. Так что да, краеведение я очень люблю. Всё началось с Ленинградской области, а потом эта любовь переросла в любовь к русскому северу.
Получается, русский север ты любишь за народность. Она именно здесь, наша Русь?
Нет, она везде, конечно. Но там именно такая настоящая Русь, которую я люблю. Она меньше всего пострадала от туристов, от коллективизации: от Москвы далеко, и земля не очень удобная для сельского хозяйства. И татаро-монголы туда не дошли, и крепостники их не взяли, то есть это такой край свободы. Самое любимое в русском севере — это ощущение, когда едешь по какой-то дороге, и ближайшая точка интереса, какая-нибудь церковь полуразрушенная, она в 30 километрах от тебя. Это такие просторы, которые в голове не укладываются. Это огромный неизведанный край, о котором как будто никто не знает. Когда мы там ездим на велосипедах, на нас смотрят как на пришельцев: ребят, вы как сюда попали? И встречают, конечно, как родных. Они туристами не избалованы абсолютно. Поскольку мы там может первые в этом году и единственные, то к нам совсем другое отношение.
Какие планы на будущее? Может книгу напишешь? Или пойдёшь преподавать?
Книгу очень хочу выпустить, про капром (смеётся). А преподавать не хочу. Сложно кого-то чему-то учить, тем более в такой тонкой материи, как архитектура. Мне интересно делать то, что я делаю. Пока мне это ещё не успело надоесть.