Магнус и Амон
Боль — неизменная спутница любого воина, неизбежный аспект жизни, проводимой в боях. В прошлом Амон уже познавал муки плоти, терзаемой когтями и клинками, огнем и пулями, но страдания тела, перестраивающего себя изнутри, стали для него новым и неприятным ощущением.
Хатхор Маат обещал, что советник не испытает боли. Он солгал.
Пока адепт Павонидов восстанавливал раздробленный хребет Амона, тот отчетливо чувствовал, как трутся друг о друга все кусочки позвонков. Ни одно химическое или псионическое средство не могло ослабить пылающее внутри советника пламя страдания; казалось, его тело от основания шеи до таза пробили раскаленным добела железным прутом.
Все мышцы Амона напрягались, по заново выращенным нервам проносились электрические токи мучений. Легионер говорил себе, что страдание — хороший знак: его мозг понемногу начинает чувствовать тело ниже шеи.
Но теперь он видел в павонидах не целителей, а пыточных дел мастеров. Усилием воли советник вывел свой золотой трон жизнеобеспечения из «Грозовой птицы», и терзатели потянулись за ним, словно прихвостни.
Высадив его, десантный корабль взмыл над Обсидиановой Башней, вокруг которой увивались жаркие, как лихорадка, эфирные ветра. Зефиры строили козни, судача между собой.
Вершина цитадели примарха из объятого огнем шипа превратилась в плоский диск глянцевитого черного камня, словно кто-то снес шпиль одним стремительным ударом клинка. На обнажившейся поверхности Амон увидел вырезанные сигилы и линии, пересекающиеся между собой. Он не узнал эти мистические фигуры, но при взгляде на них искалеченное тело советника вдруг сотрясли мышечные спазмы.
Магнус, облаченный в одеяния Храмового Магистра всех культов, стоял на коленях спиной к гостю.
— Мой господин, — позвал Амон.
Выпрямившись, примарх повернулся к нему.
В пирамиде советника Алый Король вел себя отрешенно, рассеянно, но сейчас все изменилось. Перед Амоном стоял Магнус, которого воин знал и любил в лучшие годы. Тот самый Магнус, что завоевал Гору народа агхору и гордо отвечал Императору Человечества на Никейском Совете.
Легионеру неодолимо захотелось преклонить колени, и он заворчал от боли, когда изломанное тело попыталось подчиниться этому укоренившемуся в сознании требованию.
— Мой сын, мой верный помощник, — произнес Циклоп. Подойдя к трону, он взял советника за плечо. — Мой друг.
— Мой господин, — повторил Амон.