у нас есть все
«Мы работаем для вас 24 часа в сутки, 7 дней в неделю! У нас есть все!»
Тьфу ты, пакость какая.
Балансируя на древней, как мир, стремянке, я окунула тряпку в ведро и энергично завозила по яркой кричащей вывеске, пытаясь смыть грязь. Толку было мало, на оранжевую поверхность тут же оседала свежая пыль, летящая с трассы, но моего мнения никто не спрашивал. Хозяин велел протирать раз в сутки, я протираю, мое дело маленькое.
Мимо мчались на полном ходу машины, равнодушно минуя маленький одинокий магазинчик, сиротливо светящийся в темноте квадратами окон.
Уф, ну вот и все.
С чувством выполненного долга я слезла, выплеснула грязную воду под чахлую сосенку и побрела обратно за прилавок.
Поставила чайник, поправила перед зеркалом волосы; бесстрастное стекло отразило потертую жизнью бабу пятидесяти двух лет в синем рабочем халате с идиотской вышивкой: «Все для вас». Голову мою украшала копна секущихся коротких волос, нос картошкой смотрелся вполне органично на постаревшем, похожем на комок дрожжевого теста лице с изюминками глаз, и я порадовалась, что молодость уже давно прошла, и не нужно больше страдать из-за некрасивой внешности.
Опять же, не так страшно работать ночную смену в безлюдном месте. Будь я помоложе да посимпатичнее, вряд ли бы согласилась куковать здесь, на пересечении оживленной трассы и небольшой дорожки, ведущей к моему селу, где клиент один — изголодавшийся по женскому вниманию шофер-дальнобойщик, а ближайшее жилье находится в десяти километрах, так что хоть голос себе сорви, если что — никто не услышит.
А с работой у нас туго, хорошо хоть в магазин попала. Тут сухо, тепло и чисто, а то стоять бы мне на вокзале да продавать пирожки пассажирам проходящих мимо поездов, как большинству нашенских баб.
— А что, старушка из тебя миленькая, — сказала я своему отражению, достала помаду и намазюкала по губам кроваво-красной массой.
Вздохнула, налила чая и уставилась в окно, глядя на сверкающий поток машин.
Треньк!
О, а вот и клиент пришел. Я отставила чашку, поправила остатки волос на голове, обернулась — и оторопела. В магазин не спеша волочился кто-то длинный, голый, лысый, покрытый серой чешуей, и — самое страшное — безголовый. Точнее, голова-то у него была, только нес он ее под мышкой, будто кочан капусты.
— Хозяйка! — крикнула голова густым басом, — хозяйка!
Ноги подвели меня, я схватилась руками за прилавок и истошно заорала.
— Чего орешь? — мирно осведомилась голова и изобразила улыбку на тощем овальном лице. Улыбка получилась знатная — губы чудовища растянулись, обнажив треугольные мелкие зубы, кое-где обломанные и подгнивающие.
— Я... Я...
— Гусь есть? — деловито поинтересовалась голова.
— Г... Г... Гуу... Гусь?
— Гусь, — подтвердило неведомое создание. Непропорционально длинные руки его пришли в движение, вытянулись, подняли повыше голову, и последняя начала внимательно изучать витрины.
— Гуся нет! — выпалила я.
— Как нет? — искренне огорчился уродец и вытянул руки по направлению ко мне, так что его поганая голова оказалась на одном уровне с моим лицом. — Как это нет? На вывеске написано — у нас есть все!
— Все — есть, гуся — нет.
Уродец завопил со всей мочи:
— Гусь все! Дай мне гуся! Плачу рубль серебряный! Дай мне гуся! Плачу рубль серебряный!
Я вцепилась в прилавок и завыла, как пожарная машина, сама от себя не ожидала, что могу так рыдать. Хоть я и старая, и страшная, и жизнь у меня никчемная, только сейчас этот уродец разозлится, и, не найдя гуся, прибьет меня к чертовой матери.
Внезапно вспомнилось мне, как мы с девчонками в детстве смородину в саду у бабки Нюры воровали, и Митька мой, ныне покойничек, как живой перед глазами встал, хоть и закладывал за воротник, а хороший мужик был, добрый, и дочка неблагодарная, что сбежала с первым же встречным мужиком в столицу и за пять лет ни разу даже не то что не приехала, а и письма не прислала... А вот теперь и смерть моя пришла.
Внезапно я разозлилась на себя — еще и не умерла, а уже разнюнилась. Всю жизнь нюней прожила, так хоть помру достойно.
— Гусь — не все! — я вытерла слезы и вскочила из-за прилавка, как будто меня на пружину посадили и рявкнула на незваного гостя со всей глотки, — гусь будет завтра. А ну-ка кончай верещать, вас тут много шляется, а я одна!
И тут случилось невероятное — голова заткнулась и с интересом поглядела мне в глаза.
Холодный, рыбий взгляд немигающих белесых глаз заставил меня содрогнуться, но я приказала себе стоять и встретить смерть лицом к лицу.
— Какой будет гусь? Мне живой нужен, — высказался страшный рот, и чудовище замерло, ожидая ответа.
— Будет тебе живой, — кое-как совладав с собственным голосом и уже прикидывая, как бы у соседа Васильича украсть гуся, дабы выкупить собственную шкуру, гавкнула я и замахала руками, — а сейчас пошел, пошел отсюда, нечего мне клиентов распугивать, завтра приходи.
Как ни странно, жуткий гость удалился, не забыв прикрыть дверь согласно нацарапанному объявлению. До утра меня трясло, не помог даже глоток конька из стоявшей в подсобке специальной антистрессовой бутылки. Запоздало вспоминались молитвы, какие-то обрывки рассказов о призраках и старый фильм, в котором главный герой мужественно сражался с распустившимся у него в магазине дьявольским цветком-монстром. Но дальше ночь пошла как обычно — остановилось несколько фур, водители которых хотели прикупить поесть и немного пива, да заехал таксист, в салоне которого обнаружилась целая компания пьяненьких мужичков, жаждущих продолжить веселье.
В девять утра, как по расписанию, прибыл хозяин магазина, толстый дядька с намечающейся лысиной и масляным взглядом. У нас с ним уговор — он днем торгует, а я — ночью.
— Ну как, Лидочка, наторговала что? — с порога спросил он и отправился снимать кассу, — а что это у тебя так грязно?
Я поглядела на пол — батюшки святы! Весь пол от входа до прилавка покрывал слой жирной серой грязи.
— А это пьяного тащили, уж он орал! В грязи весь был, я убрать не успела! — лихо соврала я и помчалась домой, покуда не упустила единственный ходящий тут по утрам старенький "пазик".
Кемарнув пару часов, я кое-как продрала глаза и стала думать, что делать дальше.
Уйти с работы? Ох, думаю, не поможет, то, что эта тварь — не человек, и так ясно, захочет — где угодно найдет, тем более что от моего дома до магазина всего лишь полчаса езды или два часа пешком.
Уехать подальше? На какие, спрашивается, шиши? Да и кому я где нужна, колода старая?
Приняв единственное правильное, но непростое для меня решение (в жизни чужого не брала!), я вооружилась мешком и потопала на задний двор, где мой участок граничил с двором Васильича, у которого водились гуси. Сама-то я этой птицы не держала, корова только, да козы, да кур десяток... Пришла, доску от забора в сторону отодвинула — гвоздей-то в этом гнилом заборе лет десять уже как не было, — мешок приготовила...
— Тега-тега-тега! — шепотом позвала я, — тега-тега-тега!
Любопытный гусак был пойман минут через двадцать.
Трясясь в раздолбанном автобусе, я боялась только одного — что кто-то из сельчан тоже потащится непонятно зачем в город, и мой гогочущий и шевелящийся мешок привлечет ненужное внимание. Но мне повезло, я оказалась единственным пассажиром, как, впрочем, и всегда в этот час, а водитель, древний седой дедок, на пассажиров своих внимания не обращал, полагая, что такая шушера, как люди, не стоят его высочайшего внимания.
Запихнув гуся в подсобку и прочитав кое-как по памяти «Отче наш», я принялась ждать.
И точно, как полночь пробило — пришел.
— А ну, — заорала я на него, как только дверь открылась — ноги вытирай, ходют тут, мой за вами потом!
Звук собственного голоса придавал мне сил и уверенности.
Чудовище поерзало по тряпке и мне подумалось, что надо бы тряпку побольше постелить, ему же неудобно.
Подивившись своим мыслям, я, стараясь не глядеть на страшную голову, сказала:
— Тут стоять, товар не трогать, готовь свой рубль, гуся сейчас принесу.
Мысленно попросив прощения у несчастной птицы, отдаваемой для неведомых целей уроду, я положила мешок на прилавок.
— Вот рубль серебряный! — с этими словами ко мне протянулась когтистая рука с зажатой в ней большой монетой с двуглавым орлом.
«Вот же, — пронеслось у меня в голове, — а монетка-то, поди, старинная, больших денег стоит».
Длинный был уже в дверях, когда я, набравшись смелости, крикнула ему вслед:
— Спасибо за покупку, приходите к нам еще! И друзей приводите!
Он обернулся, булькнул:
— Приведу.
День я провозилась со скотиной, после спала, а на следующую ночь - снова здорово!
Вваливается ко мне мохнатый такой, ни глаз не видно, ни рта, шамкает:
— Хозяйка, у тебя, говорят, все есть? Мне мышь надобно, мышь!
— Завтра, спецтовары по спецзаказу! И своим всем там передай — сначала заказываешь, а на следующий день приходишь, забираешь.
— Хорошо, — отвечает, — завтра так завтра.
Ну с мышью проблем не было, этого добра у меня в подполе хватает, только на сыр для мышеловки разориться пришлось. Забрал волосатый мышь каким-то подобием птичьей лапы, спрятал в своей шерсти, а мне ожерелье жемчужное отдал.
На следующий день я поехала в город, в ломбард. Не поверите — оценщик только глянул на рубль, так сразу тридцать тысяч мне отвалил! Никогда таких денег в руках не держала. А ожерелье я показывать не стала, у меня сроду такого не было.
Хоть я и старая, и неудачливая, и страшная, а все же женщина. И ничто женское мне не чуждо. А на третью ночь баба пришла - нос во!На носу бородавка - во! Клык изо рта торчит, косы седые из-под платка мотаются, ни дать ни взять, бабка-Ёжка, костяная ножка. Я еще тогда подумала про себя - нет, я еще красотка по сравнению с ней, хоть в телевизор отправляй.
— Мне, говорит, рассказывали, что у вас есть все! Мне бы крови звериной пару литров, дам тебе зеркало...
Но тут я уже слушать даже не стала, руки в бока поставила и ну ее чехвостить почем зря:
— Что это, — говорю, — у вас там с воспитанием? Здесь, между прочим, магазин, а не богадельня, все свою цену имеет. Тридцать золотых! Да чтобы сразу, в долг не отпускаю!
— Ох ты, ах ты, грабят бабушку! — запричитала карга, — да откуда же тебе столько взять-то, голуба моя ненаглядная, персик наливной...
Но я ее оборвала:
— Не моя проблема.
Принесла, конечно, куда же ей деваться. А крови я у коровы своей нацедила, жалко, конечно, животинку, да что делать...
Да, кстати - полезла я тем же днем в кошелек, а там рубль серебряный.
— О как! — сообщила я сама себе. — Видать, неразменный. Ну спасибо тебе, чертова тварь.
А потом и повелось — как полночь, так идут. И все по одному, слушаются, значит, меня — я просила по одному в ночь, я же одна, а их вон сколько! И всем надо угодить, обслужить, заказ исполнить. А уж как они там меж собой порядок соблюдают да очередь занимают, мне неведомо, только недостатка в клиентах нет.
Однажды, правда, случилась оказия — пришел низенький, двухголовый, с клочкастой зеленой бородой да с рогами, только заказывать начал, как открылась дверь и мужик входит, обыкновенный, человеческий мужик, меня на десяток лет помладше. Да тут же как заорет — и плюх в обморок.
Только, видать, неудачно упал, головой об угол ударился и все, дух вон.
Старикашка мой тут оживился, бородой трясет, хочу, говорит, вот этого, свежий труп, мяконький.
— А черта лысого ты не хочешь? — рявкнула я на него. — Дуй к своим, через два часа аукцион будет.
Вышел мой старикашка, ругался, на чем свет стоит, да только мое слово — закон. Ровнехонько через два часа набилось их! Разные — кривые, горбатые, длинные, толстые, тонкие, с клыками и вообще беззубые, с головами и без голов, с ногами и копытами.
Толкаются, цены предлагают – труп всем нужен, дефицитный товар!
Я его козлоногому и продала, за две скляночки. Домой пришла, одну выпила, потом вторую следом – вкус гаденький, болотный какой-то, тухлой рыбой воняет.
Потом поглядела на себя в зеркало – не узнала, до того хороша. В молодости-то я уродина была, как только Митька мой меня не погнушался, а сейчас–то! Пава-девка! Грудь здоровенная, упругая, фигурка стройная, на лицо как Снегурка, белая да гладкая, глаза как озера, коса до пояса толщиною в руку. Смотрит в зеркало эта молодица, да ржет как кобыла, заливается.
И так мне стало хорошо!
Съездила я в магазин, хозяину доложилась — мать померла, дочка я ейная, тоже Лидкою зовут, тут теперь жить буду, не возьмете ли на работу?
Поглядел на меня хозяин, губами почмокал:
— Жаль бабку. Тебя — возьму, мать у тебя честная была, ни копейки у меня не брала, народу в магазине было при ней — тьма, и все успевала. Будешь такая же — сработаемся.
«Конечно, тьма народу, — усмехнулась я про себя, — с тех пор как я у дороги зарыла заговоренную купец-траву, выданную мне одним ублюдком в обмен на тухлые яйца, здесь торговля полным ходом пошла».
Вот так вот и верчусь теперь. Рубль неразменный я уже в пяти городах продавала, из золота да камней, что мне уроды носят, тоже кое-чего сплавила, одну старинную книгу аж в саму Москву продавать ездила!
Дом себе отстроила, тарелку спутниковую поставила, хозяйство развернула, чтобы голова не болела, где заказчикам товары вроде уток, кишок или крови звериной брать, трех подсобных рабочих наняла — не самой же мне с целым колхозом возиться. Тем более, что объявился у меня кавалер — мимо проезжал, меня увидел и пропал, без всяких приворотных зелий. Ругается, правда, что я ночами на работе, ну да это ничего, я ему завтра отварчика успокоительного налью, мне один хвостатый принести должен, всю ревность как рукой снимет.
Прайс, опять же, составила — знаю уже, почем за те же крысиные ноги или рыбьи головы просить надо. Хозяин мной не нарадуется — торговля бойко идет, все у меня в руках горит, все ночи (окромя субботней — я так своим клиентам и сказала, в субботу, мол, у меня выходной, я же женщина, к тому же, замужняя, должно мне когда-то и дома быть, с супругом миловаться), всегда выхожу, никогда не болею, и даже от напарницы отказалась.
Ну, тут у меня свой резон — зачем мне посторонние глаза да уши?
Да и вообще — умная я и красивая.
Кстати, я взяла за правило, как только клиент мой приходит — вешаю на дверь табличку «Закрыто». Ну, кроме тех случаев, когда клиент заказывал свежий труп. Люди-то приезжают незнакомые, искать их тут никто не станет, а мне от заказов отказываться никак нельзя — бизнес. Хочешь жить, как говорится, умей вертеться.
Вот я и верчусь.
Заходите к нам в магазин!
Мы работаем для вас 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
У нас есть все!