Из записок Снесарева
Это не полноценный пост, а скорее - заметки. Купил сборник статей Снесарева, главного специалиста Генштаба перед Первой мировой по индийскому направлению (сборник озаглавлен по названию книги, которая в него включена - "Индия как главный фактор в Среднеазиатском вопросе"). На русском эти статьи после революции не переиздавались (кое-квак нашёл в интернете скрины дореволюционного издания, но издания современного нет, только на бумаге). И, надо сказать, книжка более чем впечатлила: такая сверхжёсткая антианглийская пропаганда от полковника Генштаба - не думал, что такое вообще было возможно в те травоядные времена.
Пост можно рассматривать как прелюдию к рассказы о нефтяных битвах начала XX века, в которых схлестнулись три великие державы - Россия, Британия и США
Вообще, Снесарев - персонаж удивительный. С отличием закончил физмат Московского университета (ещё и по специальности "чистая математика"), пошёл служить в сверхпрестижный 1-й гренадерский полк. Потом - военное училище и академия Генштаба, всё с высшим отличием. Объездил весь Памир, Гиндукуш, Туркестан и Индию, стал начальником Среднеазиатского отдела Генштаба. Знал 14 языков (!). Пел на сцена Большого театра (!). В Первую мировую дослужился до командира корпуса, потом пошёл служить к красным, с самого начала был назначен командиром Северокавказского округа, который должен был задавить казачьи восстания. Когда это не получилось, отправился командовать в осаждённый Царицын, где вступил в острый конфликт со Сталиным (считается, что из этого конфликта выросла позднее взаимная ненависть Сталина и Троцкого - последний был на стороне "военспецов"). Был отозван в Москву и стал начальником Академии Генштаба РККА; фактически он её и создал, все будущие советские маршалы учились по его программам. В 1928 одним из первых стал Героем труда, через три года репрессирован и приговорён к расстрелу, но за него заступился... Сталин. Посидел в Соловках, вышел и умер в 1937-м. Не биография, а приключенческий роман
Книжка издана в 1906 и была частью "Большой игры" (в следующем году Англия и Россия подпишут соглашение о разделе сфер влияния в Азии, и Снесарев, наверное, писал свою книгу, чтобы лишний раз припугнуть англичан).
Считается, что началом "Большой игры" послужил проект индийского похода Павла Первого. Рассорившись с бывшими союзниками по антифранцузской коалиции и подружившись с Наполеоном, он решил спутать все карты на столе и ударить по самому уязвимому (как казалось ему) месту в английской империи. "От нас ходу до Инда, от Оренбурга месяца три, да от вас туда месяц, а всего месяца четыре.… Карты мои идут только до Хивы и до Амурской реки, а далее ваше уже дело достать сведения... Все богатство Индии будет вам, за сию экспедицию наградою" - писал Павел донскому атаману Орлову, который и должен был осуществить завоевательный поход. План был очевидно утопичен и отменён сразу после убийства Павла, но осадок. что называется, остался.
По воспоминаниям князя Мещерского, на вопрос об английских чувствах к России, император Александр III ответил: «Англичане как отдельные личности очень симпатичны, но как нация — они инстинктивно нас не любят, и не любят потому, что боятся нас из-за Индии. Это у них idée fixe, которую вы ничем из головы не выбьете. А забил англичанам в голову эту idée fixe Павел Петрович. С минуты, когда Павел I выронил слова «поход на Индию», слова эти засели в англичанах навсегда. И отсюда неприязнь к России».
(Эта цитата, как и следующие, по книге Е. Ю. Сергеева "Большая игра, 1856-1907").
Настоящие планы индийского похода появляются уже в годы Крымской войны, в середине XIX века. (Несложно найти версию, согласно которой именно опасения по поводу судьбы Индии и заставили англичан в эту войну ввязаться https://warhead.su/2019/10/11/britanskaya-pozitsiya-chego-hoteli-anglichane-ot-krymskoy-voyny). В военное министерство лавиной шли проекты покорения далёкой Индии, в том числе за авторством таких авторитетных военачальников, как герой обороны Крыма Хрулёв и будущий фельдмаршал Барятинский. Итог подвёл военный министр Сухозанет в 1857 году: "По отзыву многих путешественников, одно появление русского штыка на берегах Инда или даже в Герате должно произвести общее восстание в населении индобританских владений, ненавидящем своих притеснителей, и разрушить шаткое создание лондонской политики. Но, по убеждению многих, отзывы эти весьма поверхностны, преувеличены, односторонни или пристрастны. Конечно, во всей Азии заметна большая ненависть к англичанам, но в Индии еще заметнее глубокое убеждение в силе Великобритании, в непобедимости ее флотов, в превосходстве ее коварной, но искусной и непоколебимой политики". Крымская война закончилась, проект посылки русского военного корпуса на помощь восставшим сипаям (подробно разработанный русским военным атташе в Лондоне Игнатьевым) был отвергнут, и горячая война с Британией на полвека превратилась в войну холодную, в которой армии двух великих держав воевали не друг с другом, а с воинственными племенами в буферных государствах Средней Азии - от Ирана до Синцзяна.
Идея индийского похода ещё не раз возникала в русской военной элите. Выдающийся полководец Скобелев, герой войн на Балканах и в Туркестане, писал: «…как бы счастливо не велась кампания в Европе и Азиатской Турции, на этих театрах войны трудно искать решения восточного вопроса... Не лучше ли воспользоваться нашим новым могущественным положением в Средней Азии, нашим сравнительно гораздо лучшим против прежнего знакомством с путями и со средствами в обширном смысле этого слова в Азии, чтобы нанести действительному нашему врагу смертельный удар... Надо помнить, что при полной удаче предприятия мы можем разрушить Британскую империю в Индии, последствия чего в самой Англии заранее и исчислить трудно. Компетентные люди в Англии сами сознаются, что неудача у границ Индии может повлечь за собой даже социальную революцию в самой метрополии… Одним словом, падение британского могущества в Индии будет началом падения Англии. Главное, организовать массы азиатской кавалерии, которую во имя крови и грабежа, направить в пределы Индии, в виде авангарда, возобновив времена Тимура».
Впрочем, у движения русских на юг были не только чисто военные и геополитические, но и экономические задачи. Нью-Йорк Таймс в 1879 году писала: «Поскольку великими магистральными путями западной коммерции являются Средиземное море, Атлантический и Индийский океаны, и в силу того, что Россия обладает крайне неподходящими средствами, чтобы достичь их, крупнейшей проблемой российской государственности продолжает оставаться, как это и было в течение последних двухсот лет, вопрос о том, каким образом обеспечить южную морскую границу».
Мы ещё поговорим всерьёз о Большой игре. А пока предлагаю вам почитать отрывки из книги Снесарева.
(О былых временах)
Когда вы путешествуете по Индии, то вами овладевает общее впечатление, будто вы ходите по какому-то огромному кладбищу; кругом вам дивные, несказанные богатства и истинно божественные памятники прошлого: храмы, пагоды, дворцы, крепости, мавзолеи, часовни, каналы, пруды, покинутые города; это море чудес и море богатств вы теперь видите перед собой уснувшим навеки. Переведите эти сокровища на нынешнее постоянное мерило - деньги, и вас приведёт в трепет цифра, которая выразит собою эти волшебные богатства. Я не могу без внутреннего смеха припомнить, как мне приходилось в одной зале агрских дворцов видеть разрушенный от времени потолок моголов и в одном углу его тощую попытку англичан реставрировать кусочек этого потолка в старинном его виде к приезду принца Валлийского. Этот кусок имел несколько квадратных аршин, и восстановление его потребовало столько сумм, что расчётливые англичане с места испугались и свели реставрирование к пустяку... Как красноречива эта робкая попытка британцев, и как жалок и мал реставрированный английский кусок на огромном фоне потолка великих моголов!
Чтобы не внести сомнения, что я отстаиваю нечто крайнее, быть может, даже несравнимое между собой, приведу слова одного англичанина, которые свидетельствую о несравненно более суровой оценке деятельности англичан. "Если абсолютно бесстрастный судья, - говорит Дигби (Digby W., "Prosperous British India") - с полным знанием всех обстоятельств в каждый момент поставит рядом зло и человеческие страдания, причинённые Тимуром или Чингизом, с тем умственным, нравственным и физическим несчастием, которые вынесла Индия за последние пятьдесят лет, то злые результаты, несомненно причиняемые христианами-англичанами, имеющими столь почётное место в национальной Валгалле, будут столь же велики, как и подвиги тех немилосердных зверей старого времени, которые уже ответили перед историей, а может быть и перед Богом".
(Об отношении к индусам)
В казармах Индии существует так называемая пунка, род продолговатого опахала, которое посредством верёвки приводят в движение и тем несколько освежают душный летний воздух. Обыкновенно, у конца верёвки, проведённой наружу здания, сидит на корточках туземец и движением рук, помогая им раскачиванием корпуса, то тянет верёвку к себе, то отпускает. Теплота ночи и собственное пение, которым развлекает себя туземец, часто наводят на него дрёму, и он засыпает. Солдатчина, почувствовав духоту, редко прощает такое пренебрежение к своему комфорту и забивает бедное тёмное животное до смерти. Эта расправа, по-видимому, практиковалась так часто, что начальство должно было придумать пунку с электрическим двигателем.
(Истинная причина нововведения, по обыкновению, была замолчана британской частью англо-индийской прессы, но туземная газета Gujrati дала ключ к уразумению: "Не проходило года, чтобы где-либо не совершалось зверского и неистового нападения солдат на беспомощного "пунка-кули", и рассказы об освобождении или оправдании виновных сделались пословицей").
Британское презрение распространяется и на самые высокие классы туземного общества. Туземный офицер, как бы он ни был знатен, никогда не найдёт доступа в офицерское собрание. Всем, конечно, известен тот факт, что на железных дорогах Индии существуют вагоны для чёрных и для белых, что туземный офицер, будь он хоть в чине генерала и большой боевой опытности, является нулём в присутствии только что выпущенного из школы английского офицера, но не всем известно, что мальчишка-англичанин, садясь на маленькой станции в вагон и заставая в нём хотя бы туземных раджей, может безнаказанно вытолкать их в шею со всеми вещами, что в трущобах Гиндукуша офицеры расправляются по физиономии с провинившимися перед ними полубогами, какими горцы считают своих правителей, и так далее.
Почти в каждом городе я видел катающихся верхом англичан, за которыми несчастной собакой обыкновенно бежал худощавый туземец-конюх. Помню, во время моего пребывания в Симле, когда я выехал кататься, за мною тоже попробовал бежать туземец, но его тяжёлое дыхание и побледневшее лицо так портили моё настроение, что я приказал ему вернуться к отелю и там ждать моего возвращения; характерны были его озадаченное лицо и то недоумение, которое обнаружил при этом мой провожатый.
Приведу несколько фактов, хорошо рисующих отношение англичан к индусам, они мне любезно сообщены одним из наших соотечественников, путешествовавшим по Индии.
"Во время моего пребывания в Индии я получил приглашение от офицеров поехать в Пуну на скачки. Я заметил, что раджа местности стоял среди офицеров свиты, я встал и предложил ему моё кресло. Стоявший возле меня офицер настоятельно повторил мне, что это кресло для меня. Радже, который смешался и покраснел, я вежливо заметил, что уступаю своё место хозяину края и что так, по крайней мере, делается всюду. Генерал-губернатор лорд Р., чтобы остановить дальнейшее распространение этого инцидента, пригласил раджу принять моё предложени. Сконфуженный индус уже собирался сесть в кресло, когда сидевшая рядом со мною дама поспешила обменяться своим креслом с другим сановником, который демонстративно отодвинул своё кресло от уступленного мною радже, сконфуженно усевшегося с улыбкой благодарности по моему адресу".
"В это время известен был в Индии г. Ф., начальник местного департамента, происходивший из индусов, принявший католицизм в детстве и получивший широкое образование во Франции.
Однажды в разговоре с г. О., начальником департамента торговли и промышленности в Индии, его супруга выразила желание познакомиться с Ф. "Г-на Ф., - заметила она при этом, - к сожалению, не принимают в высшем общество, вероятно, потому что он индусского происхождения". Она решила взять на себя эту инициативу и просила меня представить ей его".
Когда мы ходили в гостиную, сидевшие там дамы холодно поздоровались со мной и быстро удалились; хозяйка же дома при виде тёмно-бронзовой фигуры Ф., которого я ей представил, широко раскрыла глаза и задыхающимся голосом спросила: "О, что это? Фи! Это ужасно!"
Она не выдержала и торопливо вышла, оставив несчастного Ф. с протянутой рукой. "Что я вам сказал?" - с упрёком заметил мне Ф. и быстро ушёл из дома.
Когда возмущённая леди вернулась в гостиную, то она очень наивно сказала: "Неужели это Ф.? А я думала, что, воспитываясь во Франции, он, по крайней мере, побелел".
Никогда английский чиновник или офицер не приглашают к себе товарищей по службе из индусов, не подают им руки и не просят их сесть, даже если этот товарищ стоит выше его чином".
(О налогах)
Остановлюсь на одном примере хищничества. Получив в своё владение Индию, англичане отменили некоторые из туземных правил и побороли некоторые предрассудки, но один из главных, а именно идею, что верховным собственником земли в Индии считается государство, которому в силу этого права принадлежит известная часть доходов от неё, или так называемая рента - эту идею мудрые мореплаватели сохранили; иными словами - они взглянули на Индию как на огромную вотчину, с которой и стали наживать деньги. Поземельный доход и поныне составляет главную часть правительственных доходов, а именно более четверти их.
Как определяется поземельный доход? Прочитайте английские книги, трактующие о предмете, и вы натолкнётесь на постоянную мысль, что этот государственный доход составляет 6-8% от поземельного валового дохода райота, то есть крестьянина Индии. Тут же вам скажут, что у моголов поземельное обложение было выше и, значит, тяжелее. Не останавливаясь на этой неправде, то есть сравнительно более тяжёлом, понимая это слово в широком смысле, обложении моголов, расскажу, как определяется британцами государственная рента.
Определением (ренты) обыкновенно заведует англичанин, нередко в единственном числе и бесконтрольно, но политически прекрасно осведомленный юноша, всегда хищник по натуре, стремящийся цифры подогнать в пользу большего вздутия государственного, то есть, по существу, английского дохода, и слишком жестокий, чтобы тронуться милосердием к тёмным. Обыкновенно податная норма определяется на тридцать лет, но год, создающий норму, выбирается хороший или, по меньшей мере, избегается дурной.
В Пенджабе в 1896-98 средняя годовая производительность акра земли была определена была в 728 английских фунтов пшеницы, а на самом деле была, по наблюдениям за девять лет (1891-1900) равна 628 фунтам. В центральных провинциях годовая производительность акра определена была в 600 фунтов, а в действительности была на 228 и даже 372 фунта ниже.
Англичане выдают за 6-8% то, что в действительности в обычные года характеризуется процентом в три раза большим, а в годы плохие поднимается за 60-70-90%, в годы же, наконец, гнева Божия, то есть неурожайные, идёт и за 100%, так как сбор с нивы не покрывает даже годовой ренты правительству. Куда уж тут до великих моголов, которые, судя по правилам шариата, брали, вероятно, 10% с собранного зерна и притом брали натурой. На практике 10% вследствие злоупотрбелния чиновников сильно поднимались - может быть, до 26-30%, может быть, даже ещё выше, но зато в годы неурожайные властитель не брал ничего, покорный велению Корана быть милосердным.
Но элемент хищничества, в пример чего я и коснулся вопроса о податном обложении, состоит главным образом не в высоте или умеренности последнего, а в факте взимания чего бы то ни было с райота Индии. Ведь это совершенно обездоленный, нищий, голый и вечно полуголодный человек. Сэр С. А. Эллиот в бытность податным комиссаром в Северо-Западных провинциях имел мужество сказать: "Я не побоюсь утверждать, что половина нашего земледельческого населения в течение круглого года никогда не знает, что значит быть вполне сытым".
Дешевизна жизни и изворотливость упрямо не желающего умирать туземца просто поразительны. Например, в Центральных провинциях один индус, занятый изготовлением корзинок, зарабатывал в месяц около двух с тремя четвертями пудов (сорок пять кг) неочищенного риса, что стоит по той местности около 60 копеек на наши деньги. На эту сумму, или на 2 копейки в день (!). он не только умудрялся существовать со своей женгой и двумя малолетними детьми, но даже экономил около одной рупии в год, то есть 65 копеек. Вероятно, замечает Дигби, этот индус побил мировой рекорд в дешёвой жизни.
Как же могло правительство, хотя бы немного уважающее себя, и хотя бы несколько проникнутое гуманными целями, брать что-либо с подобного обездоленного человека, как чёрный Индии, и причём тут подсчёты, 8% ли берёт правительство или более, когда человеку ни есть нечего, ни жить нечем?
(По поводу земельного налога министр финансов Индии Лоу отговорился следующими словами: "Так как район Индии не приобретал своих земель мечом и не покупал их на чистые деньги, то он и платит ренту собственнику, то есть государству". Слова эти едва ли требуют каких пояснений, так как цинизм их слишком очевиден).
Упомяну ещё об одном образчике английского хищничества. Везде на белом свете государства стремятся к возможно дешёвому самоуправлению, имея целью оставить более благ и средств для тех, кто стоит непосредственно у труда. Англичанам в Индии этот принцип совершенно чужд: они наоборот стараются организацией высокооплачиваемого чиновничества создать новое лишнее средство, чтобы вытянуть из Индии возможно более денег. Это колоссальнейшие оклады, о которых ни одно чиновничество в мире не имеет никакого представления. Это разнузданность, вакханалия окладов.
Если суммировать жалования 39 высших должностных лиц в Британской Индии, то найдём, что они ежегодно берут из бюджета Индии почти 2 миллиона рублей.
(Главный судья в Калькутте, Мадрасе и Бомбее получал по 39 тысяч рублей, их заместители - младшие судьи - по 29 тысяч. Для сравнения, в Российской империи в это время министр получал 18 тысяч рублей - примечание моё).
Один остроумный статистик даёт подсчёт, показывающий, что Гамильтон за время своего пребывания в должности статс-секретаря по делам Индии съел годовой доход 90 тысяч туземцев Индии.
Лорд Солбсери, будучи секретарём по делам Индии, выразился: "По отношению к Индии, откуда вывозится много дохода без прямого эквивалента, зло слишком преувеличивается. Раз необходимо пускать кровь Индии, ланцет должен быть направлен в те части, где кровь испорчена или, по крайней мере, где её достаточно, но не в те, которые уже слабы от недостатка крови". Характерны цинизм и откровенность в устах статс-секретаря.
(О голоде)
Чуть ли не самым страшным результатом английского управления Индией является систематический голод населения, имеющий тенденции повторяться чаще и захватывать всё больший и больший район.
С 1800 по 1825 год - пять голодовок при небольшой потере жизней. Некоторые из этих голодовок были вызваны войной, и ни один из них не распространялся на большую площадь.
С 1825 по 1850 год - два голода. Оба имели частичное распространение.
Здесь Дигби делает весьма важную заметку: "Около этого времени фактически вся Индия, как известно, перешла под нашу (то есть британскую) власть".
С 1851 по 1875 год имели место шесть голодовок, с потерей 5 миллионов жизней жителей и с целым рядом бедствий.
С 1876 по 1900 год - восемнадцать голодов, включая сюда четыре из наиболее ужасных, никогда дотоле не виданных в Индии: в первом из этих четырёх сильных голодов умерло 6,25 миллиона, в последних двух за десять лет их продолжения погибло 19 миллионов от голода и несчастий.
На вопрос, почему последний голод XIX столетия так резко отличается от первого в том же столетии, можно ответить:
а) В деревнях нет никаких запасов зерна.
б) Запасы ценностей в виде золотых, серебряных или оловянных украшений сильно уменьшились, а вернее, совсем исчезли.
в) Древние вековые занятия народа Индии на суше и на море погублены, и тёмный люд вынужден всё более и более прибегать к земледельческому труду, но не имеет гроша денег в кармане для более целесообразной обработки поля.
г) Суда, что везут товары Индии, состоят теперь исключительно из пароходов, построенных в Англии, офицеры на них - британцы, и все выгоды от торговли уходят в Британию.
д) Склоны холмов, покрытых культурой чая и кофе, долины, блистающие осенней жатвой индиго и джутом... всё это обрабатывается чужими капиталами; правят плантациями иностранцы, и вся польза от предприятий уплывает из Индии.
е) Всякая профессия и коммерческое дело, раз они выгодны, на высоких и лучше оплачиваемых местах эксплуатируются чужими в ущерб туземцами.
Губительное влияние английского режима сказывается на непрерывности эпидемий. Когда я путешествовал по Индии в 1899 году, в некоторых местах я попадал на холеру, в других на чуму; первая гостья была тогда новоявленной, а вторая существовала уже три-четыре года. Теперь прошло с того времени более шести, и до последних дней я читаю в аллагабадском Pioneer неизменные подсчёты смертных случаев за неделю... Десять непрерывных лет чума косит народ. Истощённый и полуголодный организм туземца потерял всякую сопротивляемость для борьбы с болезнью. Живя на Памире, я много раз слышал мнение, близкое, может быть, к суеверию, что британцы рады эпидемии, избавляющей их от лишних ртов, и не прочь поддержать её.
О том же истощении организма, вызванном нищетой, а значит опять-таки политической системой Англии, говорит и убыль в приросте населения страны. Согласно переписи 1891 года, во всей Индии значился 287 миллионов жителей. В 1900 году, согласно норме, признаваемой самим правительством Индии за естественную (1,5% в год), должно было бы быть 330 миллионов, а их по переписи 1901 года оказалось 294 миллиона. Минус оказался в огромную цифру, равную 36 миллионам. Помню, много смешных минут мне доставили измышления и выверты англичан, старавшихся во что бы то ни стало объяснить эти недостающие миллионы, тут шла игра и с природой, и с Высшим Разумом, были старательно упомянуты все виновные и только, по обычаю, скрыт единственный и несомненный.
Почти во всех английских тирадах о благах своей власти встречается ссылка на то, что они избавили Индию от её кровавых религиозных предрассудков, как например, обычая сати, по которому вдова сжигалась на костре своего супруга, или обычая, сильно распространённого у некоторых племён, умерщвлять родившихся девочек и т.д. Но от сати за пятьдесят лет умерло меньше людей, чем при нынешнем от бедствий, непосредственно вытекающих из этого режима, умирает за одну неделю. Что касается умерщвления девочек, то и здесь, если верить рассказам, дело стало хуже: раньше убивали девочек по кастовым соображениям, ныне повивальные бабки губят и мальчиков, и девочек по просьбе родителей, спасающих своих детей от будущих горших страданий.
(Об экономическом развитии)
Некогда славная своим богатством Индия ныне занимает не только последнее место среди других стран, но резко последнее. Если доходность нашей родины одна из самых скромных, всё же она более 100 рублей на жителя, между тем как доходность Индии только немногим более 10 рублей. Перенесите Индию в более холодный климат, где едят люди больше и где они должны теплее одеться, и она начнёт терять людей от голода без всяких неурожаев.
Тут кстати коснуться заявления британцев, что в Индии население обложено легче, чем где-либо во всём мире. Действительно, среднее обложение жителя Индии - 1,5 рубля. Взятая сама по себе сумма действительно невелика. Средняя доходность, приходящаяся на душу индуса, определена в 10 рублей, но если из общей массы британского населения Индии в 281 млн отбросить миллион богатого народа, на долю которого выпадает львиная часть в доходах, то на душу остальной части населения придётся только 12 шиллингов, то есть чуть менее 6 рублей.
И вот эта-то несчастная душа, зарабатывающая около 6 рублей в год, должна платить из них 1 рубль 56 копеек, то есть четвёртую часть всего своего дохода. Едва ли где в мире есть ещё столь жестокое обложение. Если сравнить двух подданных одной и той же Британии - шотландца и индуса, то первый платит семнадцатую часть своего дохода, а индус почти четверть, то есть относительно в четыре раз более.
Работник-индус зарабатывает 6, скажем, даже 8 копеек в день. Когда мы прибыли в Туркестан, поденная плата рабочего была равна 1-2 теньгам, то есть 15-30 копеек, теперь же, тридцать лет спустя, она в среднем держится около 80 копеек - 1 рубля, а летом поднимается до 2-3 рублей.
(О внутреннем шпионаже)
Собирающийся ежегодно индусский народный конгресс, состоящий обыкновенно под председательством знаменитого учёного англичанина или туземца, вызван к жизни с целью централизации всех чувств неудовольствия индусов, чтобы легче ориентироваться, где, в каком виде и в какой части Индии может проявиться более активное и более сознательное неудовольствие населения. На практике же ни один закон, ни одно постановление конгресса и ни одно требование не приводятся в исполнение, и национальный конгресс остаётся чисто разговаривающей инстанцией.
Вся цель гипокритических речей англичан в защиту индусских интересов сводится, по существу, к тому, чтобы парализовать стремление индусов организоваться в какие-нибудь союзы или собрания для борьбы с английскими порядками в Индии. Между прочим, всё с той же целью, чтобы легче наблюдать за индусской аристократией и духовным и торговым элементом страны, англичане распространили франкмасонские ложи во всех местностях Индии. Задача этих лож - играть роль политическо-полицейских учреждений, при посредстве которых удобнее наблюдать и парализовать секретную деятельность индусских патриотов, и это англичанам тем легче удаётся, что в эти франкмасонские ложи привлечено почти всё индусское грамотное и видное население страны.
Интересно обратить внимание на роль английских резидентов, которых приставляют к некоторым ещё полунезависимым магараджам и владетелям-князьям. Эти резиденты должны прежде всего окружить магараджу шпионами, систематически уменьшать значение его и дискредитировать в глазах населения, а главное - под видом интимной дружбы спаивать и развращать их, доводя их таким образом до полной неспособности управлять своим народом, а когда нужно, придумывать мотивы к лишению их престола.
(О будущем)
Среди индусов существует легенда, что избавление Индии от англичан последует с севера: чаще всего эту легенду выдают как пророчество какого-то старца. Я слышал её в Кашмире и потом проверил в других частях Индии. Кто избавит страну, почему и каким способом, об этом не говорится... Избавление придёт с севера, непременно придёт, вот что повторяет масса, измученная гнётом, голодная и обнищалая, повторяет с крепкой верой, с лихорадочным блеском в глазах. И при этом не думайте, что избавителя знают, что под ним подразумевают именно Россию. Я полагаю, что сама легенда и её полумистический тон глубоко характерны, подобное ожидание Мессии со стороны туземцев, свидетельствуя о сознании гнёта, говорит, конечно, и о ненависти к угнетателям.
Вначале мы в Средней Азии двигались быстро, энергично и ходом, достойным великой страны; были у нас и промахи, но никогда не было колебаний; свои промахи мы исправляли так же быстро, как их и делали. Но лишь только поперёк нашей дороги стала Англия, картина изменилась: мы повисли беспомощно на реке Амударье, остановились в нескольких сотнях вёрст от океана, имея двухтысячную границу с Афганистаном, отказались от всяких с ним сношений... Появилась Англия, и стало ясно, что прежних средств для борьбы и успехов стало недостаточно. Мы поддались влиянию Англии, может быть, невольному, и из прежних активных и вполне самостоятельных деятелей обратились в оппортунистов.
Нужно помнить, что судьбе угодно было поставить нас у ворот английского могущества, расположив нашу родину недалеко от Индии. Не Англии надо бы руководить нами и систематически становиться на пути наших замыслов и нашего величия, а наоборот, мы должны держать её в руках, мы должны предписывать ей свою волю. Будем помнить, что совсем недалеко от нас, за снеговым хребтом Восточного Гиндукуша, лежит Индия, опора британского могущества, а может, и вправду ключ ко всей мировой политике.