Хлеб и кровь
ГАЗЕТНАЯ УТКА
В феврале 1888 года на верфях Николаева был заложен новый броненосец "Двенадцать апостолов". В английской прессе началась паника: русские заложили сразу двенадцать новых кораблей! Вопрос быстро разрешился, но уже в следующем году была принята большая кораблестроительная программа. Британия стремительно теряла индустриальное первенство: её промышленность росла медленнее немецкой и американской, притом по абсолютным показателям выпуска США уже обогнали Великобританию.
В будущей войне уже нельзя было полагаться на одну только экономическую мощь - нужно было что-то более надёжное, а что может быть надёжнее пушек и брони? И потому на британских верфях заложили сразу десять новых броненосцев и тридцать восемь крейсеров.
Новые броненосцы не имели равных во всём мире. Если на немецких кораблях даже в начале XX века продолжали ставить 240-мм пушки, то англичане сразу поставили на своих монстров 343-мм орудия. Чтобы сделать акцент на принципиально новых боевых возможностях кораблей, англичане даже дали им новую классификацию - из броненосцев (ironclads) они стали линкорами (battleships). Английские крейсера тоже были "самыми-самыми" - наибольшая дальность хода, самые большие размеры,мощное вооружение. "Морской акт" 1889 года впервые закрепил требование поддержания "двухдержавного стандарта" - Королевский флот должен быть сильнее флотов любых двух стран на планете.
Ответ не заставил себя долго ждать. Флот США после Гражданской войны превратился в ничто. В "Кентерберийском привидении" привидение говорит богатому американцу: "у вас тоже есть свои развалины - например, ваш флот". Но уже 1 июня 1889, через считанные дни после принятия Парламентом Акта, в США закладывают первый собственный броненосец - "Техас": маленький, слабый и плохо вооружённый.
(Мало кто в Европе в то время поверил бы, что за следующие 30 лет американцы выстроят две дюжины броненосцев и столько же дредноутов, сравнявшись с британским флотом и даже угрожая перегнать его).
Несколько новых броненосцев заложили в России и Франции. Но болезненнее всех отреагировали немцы. Кайзер Вильгельм II вместе со своим морским министром Тирпицем (пока ещё не линкором, а живым человеком) решили построить флот, который не был бы равен британскому, но был бы достаточно крупным, чтобы англичанам не хотелось вступить в войну с немцами. Тирпиц считал, что Кайзермарине по боевым возможностям должны составлять две трети от Ройял Нэви. Даже если Лондон решится на войну с Берлином и одержит в этой войне победу, его потери будут настолько велики, что он потеряет статус ведущей морской державы, а вслед за ним - и свою колониальную империю.
Адмирал Тирпиц
(Вообще кайзер Вильгельм находился под сильным влиянием книги американского адмирала Мэхэна "Влияние морской мощи на историю". В этой книге на множестве исторических примеров, в первую очередь - на примере противостояния Франции и Великобритании в XVIII веке, доказывалось, что ключевую роль в военных конфликтах играет морская сила держав: именно она способна обеспечить той или иной стране экономическое преимущество и одержать верх над противником).
Если первые германские броненосцы ещё были относительно небольшими и слабо вооружёнными кораблями, предназначенными скорее не для эскадренного боя, а для обороны побережья - здесь пока прослеживалось влияние канцлера Бисмарка, считавшего флот ненужной и даже вредной игрушкой, главной функцией которого должна быть береговая оборона - то после принятия Морских законов 1898 и 1900 года флотское строительство вышло на полную мощность. В 1898 большая германская эскадра обошла Британские острова - впервые со времён Непобедимой Армады XVI века. Через год англичане ответили: их флот провёл учебный перехват немецких кораблей, шедших в Лиссабон.
Строительство дредноутов после 1906 года
Английская публика была шокирована. На протяжении двух веков англичане опасались морского вторжения из Франции. Но теперь, после поражения 1871 года, когда французский флот в Атлантике не был способен на что-то большее, чем оборона своего побережья, на горизонте появился новый, ещё более опасный враг - стремительно усиливающаяся Германия. В 1898-1904 гг. британцы заложили 25 броненосцев, немцы - 17. Кайзер дёргал английского льва за усы.
В 1903 году вышел ставший классикой детектив "Загадка песков", в которой немецкий флот готовит вторжение на Альбион. В начале прошлого века такие книги выходили пачками. "Новый Трафальгар", "Мальчик-дежурный", "Вторжение 1910 года", "Когда орёл устремляется к морю", "Смертельная ловушка", "Послание" - сформировался целый новый жанр, "литература вторжения", и во всех книгах немцы вторгались на Альбион.
Отдельным поджанром служила шпионская литература: "Творец истории", "Враг среди нас", "Шпионы с острова Уайт", "Шпионы кайзера", "Пока Англия спала", "Капитан Икс". В последней книге глава германской резидентуры в Лондоне говорит: "Здесь… находятся 290 тысяч моих и ваших молодых соотечественников, в свое время служивших в армии и умеющих стрелять… Конторщики, официанты и парикмахеры… – каждый выполняет порученную ему работу. Форты, охраняющие этот великий город, могут быть неуязвимы извне… но не изнутри".
Литература вторжения стала настолько распространённой, что сама стала поводом для шуток. В романе "Бросок!" (1909) знаменитого сатирика Пи Джи Вудхауса на Англию нападают Германия, Россия, Швейцария, Китай, Монако, Марокко и "Сумасшедший мулла". В романе новости о вторжении превращаются в рутину: “Последние новости, – гласил заголовок. – Фрай не дал себя выбить, 104 очка. Команда Серрея проиграла, счет 147:8. Сегодня днем германская армия высадилась в Эссексе. Слякотьширские скачки с гандикапом: первое место – Цыпленок, второе – Саломея, третье – Гип-Гип; всего семь участников”.
(Замечательный обзор этой литературы приводит Ниал Фергюссон в своей "Горечи войны", есть в документах vk).
Мы вряд ли уже когда-нибудь узнаем, ограничивались ли авторы бесчисленных книг "литературы вторжения" игрой на популярных фобиях или выполняли важную государственную задачу - подготовку общественного мнения к росту расходов на флот. Но Имперский комитет обороны, основанный в 1904 году как главный координационный орган всей политики внешней безопасности, ещё за 10 лет до Первой мировой войны отмёл возможность германского вторжения.
Действительно, после заключения англо-французского соглашения в 1904 году для Германии одновременно вести войну с Францией и Россиией и попытаться высадиться на Британские острова было чистым безумием: немцы и так сильно уступали своим противникам на суше, а уж на море их флот против флотов трёх союзных держав не имел никаких шансов. Точно так же не планировали англичане и собственного десанта. Комитет рассматривал возможности масштабной высадки в Шлезвиге (на границе с Данией) и даже на Балтике в Померании, к северу от Берлина, но эти планы были отвергнуты армией ещё осенью 1905 года (хотя флотское командование, в частности, знаменитый адмирал Фишер, продолжали строить подобного рода планы до самой войны, они оставались чистой воды прожектёрством).
Так зачем же тогда британцам был нужен флот в грядущей войне?
КОЩЕЕВА ИГЛА
Перед британским флотом не стояла задача уничтожить флот врага или обеспечить высадку на вражеский берег. Задачей флота было обеспечение блокады Германии - и недопущение блокады Британии. Уничтожение немецкого торгового флота "нанесёт урон, который станет страшным ударом для страны, всё больше зависящей от своего промышленного процветания" - гласил меморандум Имперского комитета обороны от 1905 года.
Адмиралтейство писало в своём отчёте в 1903 году: "Рост цен хлеба будет для нас менее болезненным, поскольку средний доход рабочих во Франции, Германии, Бельгии и в целом на континенте ниже, чем в Соединённом королевстве, а хлеб составляет существенно большую часть рациона". В 1908 году капитан Кэмпбелл, ответственный за разработку плана будущей блокады, писал, что морская блокада Германии "поставит немецкого рабочего в такое положение, которое он сам сочтёт невыносимым".
Эти мысли отнюдь не были великим секретом. В 1906 году начальник Портсмутского Военного колледжа Эдмунд Слейд писал в (опубликованной Адмиралтейством) книге "Война с Германией": "Германия отныне является не аграрной, а индустриальной нацией. Следовательно, помимо непосредственных ударов по её флангам, наши усилия должны быть сосредоточены на уничтожении её торговли". Всё тот же Мэхен, уже давно ставший почитаемым классиком, писал в 1907: "развивая свой торговый флот (ставший вторым в мире после британского, впереди даже американского - моё примечание), Германия сделалась заложницей Фортуны".
Адмирал Фишер, ярый сторонник концепции блокады
Стремительно разраставшийся Морской разведывательный департамент (большинство документов, связанных с его работой, не сохранилось, что вряд ли должно удивлять) привлекал лучших экономистов Британии, стремясь найти ответ на вопрос: как повлияет блокада на экономическую мощь Германии? В 1912 году Имперскому комитету оборону был представлен подробный 475-страничный доклад с подробным описанием будущей экономической войны с Германией.
Парадоксально, но факт: британцы были информированы о состоянии немецкого сельскохозяйственного импорта и резервов лучше, чем сами педантичные немцы. Профессор статистики Берлинского университета Карл Баллод много лет добивался финансирования для проведения соответствующего исследования много лет, и смог добиться такого финансирования от частной ассоциации землевладельцев летом 1914 года, перед самым началом войны - когда никакого смысла в исследовании уже не было
По доле импорта в ВВП Германия лишь немногим уступала Великобритании - 20% ВВП против 25%. Её промышленность на всех мировых рынках жёстко конкурировала с британской. Тем не менее ключевыми стратегическими товарами - углём и железной рудой - Германия себя в целом могла обеспечить, как мы уже знаем из предыдущей главы. Но если так, то что мог сделать британский флот?
Королём импорта была пшеница. Этот простой продукт, заклеймённый диетологами в наше время, был удивительно выгодным продуктом для массового питания в бедных обществах. Из всех зерновых пшеница - чемпион по содержанию протеина. В пшенице содержатся почти все необходимые человеку витамины и микроэлементы (хотя не все - в необходимых количествах). Мясо или масло стоят, в расчёте на калорию, в разы больше пшеницы. Картофель и другие зерновые (кроме разве что риса) дешевле в расчёте на калорию, но долго жить на одном картофеле невозможно - организм в конечном счёте не выдержит дефицита необходимых ему ресурсов. Во всём мире на протяжении последних двух веков люди, становясь богаче, сокращали в своём рационе долю других зерновых (маиса, ржи, того же риса) и повышали - пшеницы.
В 1906 году Германия находилась на втором месте в мире по импорту хлеба - 6,5 миллионов тонн в год (Британия импортировала 8,9 миллионов тонн). По оценкам правительственной комиссии, сделанным в декабре 1914 года, до войны Германия получала через импорт 19% калорий, 27% протеина и 42% жиров.
Английское командование не особо верило в возможность нанести немцам решительное поражение на земле и даже на воде. Британцы нашли единственное уязвимое место бронированного монстра: импорт хлеба, и именно сюда решили нанести свой главный удар. Чуть позже мы увидим, что их расчёт оправдался.
БЛОКАДА
Конечно, немцы понимали свою уязвимость. Вопрос блокады постоянно обсуждался в Германском Генеральном штабе с 1906 года. Подготовиться к войне стране не позволила административная неразбериха. Генштаб требовал организовать запасы зерна, но в мирное время такие запасы имело право создавать только Министерство внутренних дел; но даже если МВД и предпринимало вялые попытки в этом направлении, оно наталкивалось на вето Казначейства - у центрального имперского правительства Германии, где каждая из составных частей имела своё правительство и свой собственный бюджет, было очень мало денег. Да и вообще - хотя ни министр флота Тирпиц, ни начальник Генштаба Мольтке не отрицали возможности длительной войны, основным сценарием будущей войны были быстрые, укладывающиеся в несколько месяцев, боевые действия, повторяющие опыт Франко-прусской войны 1870-71 гг.
Британская морская блокада германских портов началась уже в августе 1914 года, сразу после начала мировой войны. В ноябре того же года британцы объявили всё Северное море зоной боевых действий: все корабли - даже идущие под флагом нейтральных стран - перевозившие на борту стратегические товары, немедленно задерживались и интернировались (отправлялись под арест до конца боевых действий). На возмущение голландцев и норвежцев Лондон внимания не обращал. С началом войны 64% немецкого торгового флота была сразу потеряно - их перехватили союзники в своих портах. Уже в 1915 году немецкий импорт уполовинился, к 1918 - сократился на две трети, притом импорт через атлантические порты практически сошёл на нет. Ситуация была настолько тяжёлой, что немцы даже создали шедевр инженерной мысли - трансатлантическую грузовую подводную лодку (на дворе стоял 1916 год!) и привезли на ней из США груз меди, резины и олова.
Прорвать морскую блокаду немцы и не могли, и не решались. Превосходство британцев в морских силах над их флотом составляло, по разным оценкам, от полутора до двух раз - а ведь Германии ещё нужно было учитывать силы русского Балтийского и части французского флота (основной зоной ответственности французов стало Средиземноморье). К тому же кайзер стремился сохранить флот как фактор на будущих мирных переговорах. Такую стратегию Тирпиц назвал "упаковать флот в вату": за всю войну немецкие моряки дали английским только один крупный бой - Ютландский - и завершился этот бой ничьёй.
О морских сражения Первой мировой и всех последствиях блокады мы ещё поговорим. Главное для нас - импорт зерна в Германию практически прекратился: ни пароходы через Гамбург с Бременом, ни паровозы из России больше не везли в Рейх еду.
К каким катастрофическим последствиям это привело, мы узнаем ниже. А пока скажем, что немцы не собирались просто ждать, пока их враги заставят их умирать от голода в окопах. Они решили нанести ответный удар - не на воде, а под водой.
ВОЕННАЯ НАУКА
К концу 1916 года немецкие подводники отправляли на дно торговых судов суммарным тоннажом 400 тысяч тонн в месяц. Тирпиц был готов гарантировать: если ограничения на уничтожение нейтральных судов будут сняты, флот сможет добиться уровня 600 тысяч тонн в месяц. Результатом должен был стать выход Британии из войны. Лейтенант Ричард Фусс из Адмирал-Штаба, работавший до войны в банке, рассчитал: запасы зерна в Англии обеспечивают от двух до четырёх месяцев потребления, суда нейтральных стран в основном перестанут приближаться к английским портам, когда их начнут топить, а судостроительные мощности королевства не смогут восполнить потери в тоннаже. Результатом шестимесячной кампании станет потеря 40% зернового импорта и голод на Островах, и тогда можно будет подписать мирный договор на хотя бы относительно выгодных условиях.
Оффер показывает, что немецкая верхушка отлично понимала: неограниченная подводная война приведёт к вступлению в войну США. Точно так же она понимала, что Штаты с их гигантским промышленным потенциалом, неисчерпаемыми ресурсами, многомиллионным мобилизационным потенциалом и огромным надводным флотом окончательно похоронят все надежды Рейха на победу. Объявление неограниченной подводной войны в январе 1917 года было жестом отчаяния: генералы и адмиралы понимали, что война проиграна, и были готовы пойти ва-банк, решиться на отчаянно рискованный шаг и попытаться добиться победы ещё до того, как американцы смогут развернуть в Европе свои силы. Других надежд у немцев уже не оставалось: вплоть до осени 1917-го года немцы не решались предпринимать крупных наступательных операций даже против стремительно разлагающейся русской армии, не говоря уже о Западном фронте.
После войны канцлер Бетманн-Гольвиг объяснял: "мы не могли сидеть совершенно пассивно, вглядываясь в будущее, и ожидать поражения в войне, которое, по мнению военных, было совершенно неизбежно, и при этом иметь в руках инструмент ведения войны, который давал шансы на успех - мы должны были использовать этот инструмент; мы не могли просто от него отказаться".
Каждая красная точка в море - атака немецкой подлодки на корабль союзников
Первоначально успехи даже превысили ожидания. В среднем в феврале-апреле немецкие подводники отправляли на дно 900 тысяч тонн. Эффект оказался удивительно слабым. Британское Адмиралтейство придало поставкам продуктов питания наивысший приоритет и использовало ранее задействованные для других целей корабли. На уборку урожая были брошены все силы "внутреннего фронта" (машинно-тракторные станции, суть которых охватила СССР в годы индустриализации, изначально были придуманы в Англии в годы войны). В итоге к концу шестимесячной подводной кампании, которая должна была вывести Британию из войны, запасы зерна в распоряжении правительства удвоились. А вот США, как и ожидалось, в войну вступили.
Причиной послужило неадекватное понимание немцами самого механизма военной экономики. Общее руководство экономическим планированием подводной войны осуществлял доктор экономики из Гейдельберга Герман Леви. Представитель классической немецкой исторической школы экономической мысли, Леви замечательно разбирался в институтах и экономической истории. При этом в моделировании, работе со статистикой, оценке отдельных эффектов он мало чего смыслил. Начальник Адмирал-штаба гросс-адмирал Хольцендорф демонстрировал ещё более удивительное понимание экономики: "Экономика страны напоминает шедеврально точный механизм: достаточно ему прийти в разлад, и поломки уже не могут прекратиться". Адмирал воспринимал экономику как гигантский дредноут, который становится бесполезен из-за поломки одного-единственного гребного вала. Удивительная способность экономики к адаптации (достаточно вспомнить ту же Германию времён Второй мировой, с удивительной быстротой залатывающую дыры, оставленные союзническими бомбардировками) находилась за пределами понимания германских стратегов.
Игнорирование экономических законов на войне может иметь не менее тяжкие последствия, чем игнорирование законов физики или математики.
ЦАРСТВО БРЮКВЫ
Перед войной немецкое сельское хозяйство было, возможно, самым развитым в мире. Немцы использовали в расчёте на один гектар втрое больше удобрений, чем французы, и собирали с этого гектара существенно больше урожая (хотя климат в Германии далеко не идеален для ведения сельского хозяйства). В годы войны было призвано 3,3 миллиона сельских работников. Их пытались заменить: запретили возвращаться домой 450 тысяч сезонных работников, ежегодно приезжавших в Германию на сбор урожая (в основном это были поляки из Российской империи), привлекли к сельскохозяйственным работам 900 тысяч пленных, отправляли солдат на время сбора урожая в отпуск домой. Поставки фосфорных и азотных удобрений упали вдвое - химическая промышленность производила взрывчатку.
В 1916 году паёк составлял 1336 калорий в день на человека; к июлю 1917 он упал до 1100. По оценке Имперского управления здоровья, норма для здорового взрослого работающего человека составляла 3000 калорий. Один диетолог из Бонна решил полгода, с ноября 1916 по май 1917, жить только на государственном пайке; в итоге он похудел на 20 кг, до 56 килограммов.
Впрочем, послевоенные исследования показали, что оценка нормы была сильно завышена. Примерно две трети немецких семей во время войны питались примерно так же, как и до неё (за исключением двух кризисов - "брюквенной зимы" 1916-17 гг., когда урожай картофеля оказался вдвое ниже благодаря фитофторозу, и лета 1918 года). Элита, привыкшая питаться совсем не так, как обычные рабочие и крестьяне, воспринимала их рацион как рацион голода, но для многих уменьшение потребления оказалось благом, позволив избавиться от ожирения.
Настоящая проблема, стоявшая перед Германией, заключалась в другом: недостаток протеина. К концу 1918 году его потребление оказалось ниже нормы в пять раз.
В ста граммах говядины содержится около 25 г белков, свинины - 19 г, в ста граммах яиц - около 13 г, в пшенице - 12, в сыре и твороге - от 20 до 30. В то же время в картофеле содержание редко превышает 3 г на сто грамм, в брюкве - около 1 г. Протеин необходим организму - он служит строительным материалом для создания клеток человеческого тела. Без потребления протеина человек не умирает (по крайней мере, сразу), но существенно слабеет, а организм существенно теряет способность к регенерации (например, заживлению ран).
В расчёте на один гектар засеянной площади картофель - куда как более калорийный продукт. Напротив, число калорий, потребляемых нами в составе свинины, многократно превосходит число калорий, затраченных на выращивание свиней. Неудивительно, что уже весной 1915 года немецкое правительство устроило так называемую "свинскую резню", перебив львиную часть немецких свиней - они потребляли слишком много продуктов, которые могли понадобиться Рейху в продолжении войны. С каждым годом у Германии оставалось всё меньше и меньше богатых протеином продуктов. Во время "брюквенной зимы" население питалось запасами, предназначенными для остающегося скота; сам скот пошёл под нож.
Поначалу снабжение белковой едой пытались сохранить хотя бы для солдат на фронте, рабочих на тяжёлых работах и беременных женщин (пропаганда рождаемости имела огромное идеологическое значение - надо было убедить немцев, что чудовищные потери на фронте не подточат людские ресурсы нации; в результате младенческая смертность во время войны даже снизилась). Не артиллерийские снаряды или винтовки, а протеин стал главным военным дефицитом в Германии во время войны.
Друг Этель Купер, австралийской пианистки, проведшей всю войну в Лейпциге, сказал: "я боюсь не крысиного мяса в колбасе - я боюсь заменителя крысиного мяса в колбасе!".
Во всех воюющих странах питание в годы войны ухудшилось. Тем не менее, положение в Англии и Франции было куда как лучше, чем в Германии. Они могли импортировать продовольствие из-за рубежа. Немцы же были лишены импорта и самого продовольствия, и удобрений, а главное - страдали от острой нехватки рабочих рук и сельхоз техники (все ресурсы промышленности были направлены на военное производство). К тому же железные дороги не справлялись с задачей перевозки гигантских объёмов пшеницы из Восточной Германии, где ещё были излишки зерна, к Атлантическому побережью: летом 1918-го года западный фланг германской армии, прикрывавший Антверпен, буквально голодал.
Производство пшеницы по странам, тыс тонн
Читателю предлагается обратить внимание на катастрофическое состояние сельского хозяйства в России (и это при том, что в 1917 году её экономика уже начала разваливаться на куски). Для Австрии в таблице допущена ошибка - производство составило 1630, а не 163 тысячи тонн. Тем не менее, как видно из таблицы, суммарное производство в Германии, Австро-Венгрии и Болгарии снизилось на миллион тонн - больше десятой части довоенного выпуска
В Германии не было массовой смертности от простого недостатка пищи, но качество питания резко упало. Смертность среди женщин в Германии выросла с 143 на 10.000 в 1914 до 176 в 1917; для сравнения, в Британии за это же время она не только не выросла, но и упала с 122 до 114. В Великобритании государственное рационирование (распределение по карточкам) мяса было введено лишь в апреле 1918 года, остальных продуктов - только в июле. Во Франции, до войны бывшей экспортёром аграрной продукции, ситуация тоже была далека от катастрофической. Агрегированные показатели (как в таблице ниже) скрывают важный факт: в Германии питание ухудшалось и достигло кризиса к лету 1918 года, в то время как в Англии и Франции, сумевших победить в Битве за Атлантику немецкий подводный флот и наладить стабильные поставки продовольствия к концу войны, качество питания постепенно улучшалось. В отличие от Германии.
КРАХ
К концу лета 1918 года ситуация стала катастрофической. В июне 1918 года дневной хлебный рацион в Германии был сокращён до 160 граммов в день; в Австро-Венгрии он составил 90 грамм. В том же месяце министр иностранных дел фон Кульман заявил в Рейхстаге, что война не может быть закончена военными методами (и это на фоне возобновления наступления на Западном фронте). 8 августа 1918 года без предварительно артиллерийской подготовки союзники бросились в атаку под Амьеном. Деморализованные немцы массово сдавались в плен.
Позже фактический германский главнокомандующий генерал Людендорф назовёт этот день "самым чёрным днём в истории германской армии". Прорыв под Амьеном удалось купировать, но судьба войны уже была предрешена - немцы могли рассчитывать лишь на минимальные потери. Через месяц началось наступление американских войск во главе с генералом Першингом под Сен-Миелем; рослые сытые американцы, полные решимости "вернуться домой к Рождеству", резко контрастировали с голодными, оборванными и потерявшими всякие силы немцами. Через два дня Людендорф подал в отставку; кайзер Вильгельм её не принял, но заявил: "Я вижу, что пора подводить баланс: мы на грани банкротства".
Немецкие военнопленные после Амьена
За четыре года войны союзники попытались использовать против немцев все возможные технические средства: многодневная артиллерийская подготовка, во время которой по противнику выстреливалось бесчисленное число снарядов (во Фландрии в 1917 году за две недели выпускалось по миллиону снарядов каждый день); массированное применение танков; обстрел немецких прибрежных позиций тысячекилограммовыми снарядами с английских мониторов; массовое вооружение французской пехоты ручными пулемётами; тоннели под вражескими позициями, строившиеся английскими шахтёрами.
Всё это не дало результата. Немецкие инженеры создавали шедевры полевой фортификации, позволявшие выдерживать вражеские бомбардировки. Медлительные танки с противопульным бронированием расстреливались сначала немецкой пехотной полевой артиллерией, а потом и специализированными противотанковыми пушками, ружьями, зенитными орудиями на грузовиках (в годы Второй мировой этот опыт сильно пригодится) и даже миномётами; непреодолимым препятствием для них становились даже расширенные до 3,5 метров окопы. Английские мониторы немцы подрывали телеуправляемыми катерами со взрывчаткой. Лучшие в мире по надёжности немецкие винтовки и пистолеты на поле боя вели себя куда лучше, чем изготовляемые на велосипедных фабриках французские пулемёты "Шоша", про которые французы шутили: "разборка пулемёта происходит сама собой во время стрельбы"; ну а окопной борьбе не было равных немецким штурмовым группам, вооружённым первым в мире массовым пистолет-пулемётом, онемётами, всё теми же великолепными "люгерами" и так далее. Немецкие шахтёры и инженеры оказались не хуже английских в подземной войне. Бесчисленные наступления с использованием всевозможных тактических приёмов ни разу не дали полного успеха: у союзников не было овеянных славой блестящих побед полководцев вроде Людендорфа, Бюлова или Макензена. Технологии, полководцы и даже промышленная мощь союзников не смогли преодолеть стойкость немецкого солдата и безумное количество колючей проволоки на передовой.
(В недавно вышедшем фильм "1917" отлично показано, каким колючеством "колючки" была набита нейтральная полоса между противоборствующими сторонами).
Голод, простой, банальный голод, служивший причиной сдачи крепостей ещё за много веков до нашей эры, немцы победить не могли. Конечно, он не был единственной причиной поражения Германии, но ему суждено было стать соломинкой, переломившей хребет верблюду.
Британский главнокомандующий Хейг записал в дневник 10 октября, что немецкие военнопленные более не подчиняются своим офицерам и унтер-офицерам. 17 октября 1918 года Людендорф докладывал, что немецкие солдаты успешно борются с танками в том числе потому, что в подбитых танках обычно можно найти неплохую еду.
В тот же день в Кабинете министров произошёл знаменательный диалог между будущим премьер-министром Веймарской Германии Шайдеманом и Людендорфом.
Шайдеман: Долгая война уже сломила дух людей, и к этому следует добавить разочарование. Они были разочарованы подводной войной, техническим превосходством противника, предательством наших союзников или их полным банкротством, и вдобавок - растущим недовольством дома. Отпускники приходят из армии с неприятными историями; и они возвращаются в армию с неприятными историями из дома. Этот трафик идей угнетает мораль. Рабочие всё ближе подходят в точке зрения: "ужасный конец лучше ужаса без конца".
Людендорф: Может ли Ваше Превосходительство поднять мораль масс?
Шайдеман: Это вопрос картофеля. У нас нет больше мяса. Картофель не может быть доставлен - нам не хватает четырёх тысяч машин. У нас совершенно не осталось жиров. Совершенная загадка - как вообще живут северная и восточная части Берлина. До тех пор, пока эта задача не может быть разрешена, невозможно поднять мораль.
Моряк Ричард Штумпф рассказывал, как на борт его линкора поднялись докеры, умолявшие моряков отдать им немного своего пайка. Один британец, оказавшийся во время войны в Германии, рассказывал о состоянии немецкого рабочего: "Он был еле способен двигаться, не говоря уже о любой тяжёлой работе. Ему потребовалось три недели, чтобы забетонировать один небольшой участок". Уже знакомая мисс Купер писала: "не будет преувеличением сказать, что целый день уходит на поиск еды, необходимой, чтобы прожить один этот день". В одном официальном отчёте июля 1918 года говорилось: "целые составы разграбляются железнодорожниками... охрана регулярно принимает участие в грабежах".
29 сентября англичане форсировали укреплённый канал Сент-Кантен, ключевой участок обороны в линии Гинденбурга - гигантской сети оборонительных сооружений, выстроенных немцами от Ла-Манша до швейцарской границы. За один день союзники взяли 18 тысяч пленных и 200 орудий. У фактического немецкого главнокомандующего Людендорфа сдали нервы: он впал в истерику. (Точно так же впал в истерику, не выдержав чудовищного напряжения, его предшественник Мольтке-младший в 1914 году, после провала плана Шлиффена). Людендорф заявил кайзеру, что не может гарантировать удержание фронта даже в течении ближайших 24 часов. На практике немцы будут держать фронт ещё шесть недель и постоянно огрызаться - например, в первых числах мая они окружат и почти полностью уничтожат один американский пехотный батальон (полтысячи человек). Британский главнокомандующий лорд Хейг считал, что немцы вполне могут отступить к собственным границам и держать там оборону. Если даже форсирование небольшого сент-кантенского канала воспринималось британцами, как огромный успех, можно представить, чего стоило бы им форсирование Рейна.
Несмотря на трёхмесячное отступление, немецкая армия так и не потерпела ничего похожего на сокрушительное поражение на Западном фронте. 18 октября 1918 года всё тот же Хейг на заседании Военного кабинета докладывал план кампании 1919 года. Но ощущение полной безнадёжности и недостижимости победы, помноженное на бесконечный голод, предопределило исход войны.
В 11 часов дня 11 ноября 1918 года вступило в действие Компьенское перемирие. Пушки в Европе смолкли - чтобы заговорить через два десятилетия.