Европа перед бурей

“Современный человек появился 100.000 лет назад. Следующие 99.800 лет ничего не происходило. Ну, почти ничего. Были войны, политические интриги, изобретение сельского хозяйства - но всё это не оказывало значимого влияние на уровень жизни. Почти все жили с годовым доходом на уровне современных 400-600 долларов в год, на уровне физического выживания… Потом - два столетия назад - люди начали становиться богаче. И до сих пор продолжают."

Стивен Ландсбург

Тысячелетняя стагнация

Много тысяч лет назад на территории нынешнего Курдистана началась Неолитическая революция. Человечество начало переходить от охоты и собирательства к оседлому сельскому хозяйству. Этот факт вряд ли кого-то удивит. Удивительнее другое: с тех самых пор уровень жизни большинства населения аграрных стран практически не менялся.

Итальянский крестьянин в XVI веке - эпоха Возрождения, времена Леонардо и Микеланджело - жил не намного богаче, чем крестьянин в древнем Шумере, Египте, Китае, в античной Греции, в имперском Риме, в средневековой Германии или сёгунской Японии. На протяжении тысячелетий бОльшая часть человечества жила если не на грани голодной смерти, то, в общем, недалеко от этой грани. Численность населения на заданной территории определялась тем же, чем определяется численность популяции животных - количеством доступной еды. Как только пищи оказывалось вдоволь - смертность падала, а поскольку рождаемость в аграрных обществах почти всегда оставалась очень высокой, население быстро росло. В конце-концов еды становилось относительно мало, страдающие от недоедания люди становились лёгкой жертвой болезней, детская смертность быстро увеличивалась - и всё снова возвращалось на круги своя.

Удивительно, но уровень жизни простого английского каменщика в конце XIV века был существенно выше, чем в конце века XVIII - после Шекспира, Ньютона, Адама Смита, создания паровой машины и начала создания колониальной империи. Почему? Ответ прост: в середине XIV века Англию опустошила Чёрная смерть - жуткая эпидемия бубонной чумы. В результате число рабочих рук резко снизилось, а вот пригодной для обработки земли меньше не стало. Стоимость труда резко выросла - не только в сельском хозяйстве, где было занято подавляющее большинство рабочих рук, но и во всех других отраслях. Через пятьсот лет численность населения находилась уже недалеко от равновесного уровня, то есть такого уровня, при котором традиционная высокая рождаемость балансируется запредельной (по нашим нынешним меркам) смертностью.

Сегодня Эмилия-Романья - один из самых богатых регионов не только Италии, но и всей Европы. Подушевой ВВП примерно равен британскому, индекс развития человеческого потенциала - японскому или австрийскому. Здесь делают итальянские суперкары - Феррари, Мазерати, Ламборджини. Несколько лет назад итальянское правительство выбрало Романью для создания "парка передового машиностроения". Если верить знаменитому QS World University Rankings на будущий 2020 год, Болонский университет - лучший во всей Италии. В Болонью, Феррару, Модену каждый год стекаются миллионы туристов.

Но главная заслуга Эмилии-Романьи перед миром - это созданная здесь итальянская кухня. Именно здесь появились пармезан, пармская ветчина, равиолли, тортеллини, соус болоньезе, лазанья - полный список займёт пару страниц. Каждый ценитель вина знает игристое романское Ламбруско (кстати, площадь виноградников здесь в полтора раза больше, чем в Шампани).

В конце позапрошлого века романьольские крестьяне жили так, что могли бы позавидовать многим современным беднякам из стран третьего мира. Не только мясные деликатесы и пенящееся вино, но даже обыкновенные пшеничный хлеб и овощи редко появлялись на их столах. Основным блюдом была полента - мамалыга из кукурузной муки. Всё это зафиксировал крупный государственный деятель и экономист граф Стефано Джацини, проведя в 1884 крупномасштабное исследование региона.

Острая нехватка витаминов приводил к распространению паллагры; в одном только 1891 в Италии от неё умерло больше четырёх тысяч человек. Впрочем, паллагра была сущей ерундой в сравнении с инфекционными заболеваниями. В соседней Франции от одного только туберкулёза каждый год умирало девяносто тысяч человек.

Романьольские крестьяне ещё были богачами. Дальше на юг ситуация становилась всё хуже и хуже. Рядом с Римом - столицей мира! - крестьяне жили "подобно скоту": "если повезёт, они находят старый дом, или древний постоялый двор, или какое-нибудь величественное строение, обратившееся в руины, и ютятся в нём, один на другом без различия пола и возраста, без защиты от непогоды". Менее удачливые просто живут в канавах: "В этих канавах они живут порой месяцами, безо всякой собственности, без постелей и отхожих мест, как животные. Женщины здесь едва похожи на людей".

На Сицилии, где в XIX веке добывалось четыре пятых от мировой добычи серы, шестилетних детей продавали на шахты как рабов - там они должны были работать до совершеннолетия; доживали далеко не все - попробуйте поработать 12 часов в узкой шахте при температуре +45 и высокой влажности, пока сера разъедает кожу на вашем теле.

В статье нескольких итальянских исследователей [0] показано наличие устойчивой связи между количеством серных шахт в сицилийских коммунах и активностью в них мафии. Возможно, именно добыча серы подарила нам дона Карлеоне.

Серные шахты. Ренато Гуттуза, 1953

Таковы были условия жизни в Италии накануне перехода к современному экономическому росту. Итальянский Ренессанс начался в XIV веке, колонизация Америки - в XV, Научная революция - в XVI, Промышленная - в 1760 году. К середине 1880-х гг. были созданы карбюратор, транформатор, паровая турбина, телефон и даже джинсы, открыты пиролиз, периодический закон, электромагнитная природа света, основные законы генетики. И в это время в стране, некогда бывшей центром цивилизации - в Италии - крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения, жили в условиях, которые нам сегодня покажутся ужасающей нищетой. Качество их жизни ничем принципиально не отличалось от качества жизни их предков сто, двести, пятьсот, тысячу, две, три тысячи лет назад.

Время от времени в рамках аграрной цивилизации появлялись могущественные империи, гарантирующие закон и порядок и обеспечивающие свободу торговли на огромной территории. В результате происходила специализация труда - миллионы людей переходили от натурального хозяйства (самообеспечения) к тем видам деятельности, в которых их производительность труда была выше всего. Начинающийся в результате рост принято называть “смитовским”, в честь Адама Смита; в отличие от роста “шумпетерианского” (в честь Йозефа Шумпетера), “смитовский” рост происходит не за счёт использования новых технологий, а за счёт расширения рынков и повышения специализации.

Древний Рим в первые два века существования принципата - от Августа до Марка Аврелия, империя Гупта в Индии, арабский халифат при Аббасидах, северный Китай во время правления династии Сун, бурбоновская Франция, Российская империя от Елизаветы Петровны до Александра Первого - всё это хорошие примеры аграрных цивилизаций, обеспечивших "смитовские экономические чудеса". Но ни одна из этих империй не смогла обеспечить самоподдерживающийся долгосрочный рост, основанный на развитии технологий.

Конечно, новые технологии появлялись, но так редко, что современный человек, привыкший к постоянным изменениям, просто не смог бы заметить ничего нового на протяжении долгих десятилетий. Вслед за ростом выпуска следовал рост численности населения, который прекращался только тогда, когда большинство жителей снова оказывались в плачевном положении полуголодного существования.

Некоторые достижения “смитовских” империй впечатляют. Секрет римского бетона француз Луи Вик смог открыть только в 1840 году. Империя Гупта подарила нам десятичное исчисление. Арабы заложили основы современной химии. В северном Китае в XI веке выплавлялось больше железа, чем во всей Европе в 1700 году. Не только китайцам удавалось создавать крупные предприятия в доиндустриальную эпоху: масштабы венецианского государственного арсенала в XVI веке и судостроительных верфей в голландском Гарлеме в веке XVII поражали воображение современников конец сноски

Плоды "смитовского" роста доставались в первую очередь элитам, владеющим главным богатством аграрного мира - землёй. Их положение было обеспечено монополией на насилие и способностью поддерживать порядок в традиционном обществе. Как только империя рушилась - в результате ли нашествия варваров, столкновения с другой империей или внутреннего восстания - "смитовский" рост исчезал, как утренняя дымка.

Бог - англичанин

“Ковка железа”, Джозеф Райт из Дерби, 1772

И вот в конце XVIII - начале XIX вв. происходит "единственное важное событие в человеческой истории", как иронично замечают историки экономики. В одной конкретной стране - в Англии - происходит переход к современному экономическому росту.

Что это значит? В Англии началось стабильное, непрерывное и относительно быстрое увеличение подушевого валового продукта. По нынешним временам рост ВВП на душу в 0,4 % в год выглядит просто смешно. Но для аграрных цивилизаций это было невиданным событием.

Переходу к современному росту в Британии, предшествовал целый пучок революций - аграрная, финансовая, научная, Славная и Промышленная; ему предшествовала колонизация гигантского Индостана, ставшего огромным рынком для британской промышленной продукции; наконец, ему предшествовало появление колоний в Америке - как в Северной (будущие США), так и в Центральной, колоний, куда можно было "сбросить" демографический излишек. (Стоит заметить, что по количеству африканских рабов, ввозимых в американские колонии, британцы в XVIII веке умудрялись обгонять и португальцев, и даже испанцев).

Возможно, свою роль сыграли и другие факторы. “Кандидатами” на роль причины перехода к современному экономическому росту в Британии служат наличие обширных залежей легкоизвлекаемого угля (получившего, по названию столицы Уэльса, название кардиффского) и специфические методы ограничения рождаемости, принятые на Альбионе. Споры между историками экономики идут уже много лет, и однозначного ответа не существует.

Чаще всего причиной лидерства Британии в техническом прогрессе называют лидерство Британии в прогрессе институциональном. Действительно, Великая Хартия вольностей была подписана ещё в 1215 году, британский парламент появился ненамного позже, Британия считается родиной экономических свобод, а британские суды и сегодня считаются образцовыми. Но не всё так просто. О Хартии вольностей англичане вспомнили уже в середине XVII века, во времена Английской революции. Британский парламент имел мало общего с демократическим законодательным органом в нашем сегодняшнем понимании: члены Палаты лордов вообще никем не избирались, а наследовали места или получали их по назначению, а в Палате общин львиная часть депутатов избиралась от так называемых “гнилых местечек”, где могло жить несколько сот жителей, но и в других избирательных округах выборы часто оказывались чистой формальностью вплоть до середины XIX века. Английские суды долгое время славились коррумпированностью. Наконец, налоговая нагрузка на экономику в Британии XVII века была существенно выше, чем во Франции или Нидерландах - равно как выше были таможенные платежи и жёстче ограничения на банковскую деятельность.

Источник: G. Clark, “A Farewell to Alms”, Princeton University Press, 2007.

Вполне возможно, что причиной возвышения Британии стало не институциональное превосходство над другими странами Западной Европы, а банальное обилие залежей угля. Действительно, на Северо-Западе Англии и в Уэльсе имелись богатые месторождения дешёвого, легкоизвлекаемого угля. Англичане наголову обходили все остальные западноевропейские страны в металлургии и технологиях паровых двигателей, в то же время отставая от французов в такой критически важной области, как технологии кораблестроения. Возможно - вновь употребим это слово - уголь сыграл в обретении Великобританией лидерства среди европейских держав роль не меньшую, если не большую, чем её институты.

Уильям Белл Скотт, “Железо и уголь”, 1860 год

Но посвящать этой теме слишком много времени мы не будем. В нашу задачу не входит описание всей человеческой истории; нам важно понять, как выглядел мир к началу XX века.

Сами англичане поначалу не особо замечали, что вокруг них началось что-то необычное. Средний рост рекрутов в английской армии в первой половине XIX века снижался, что, с высокой вероятностью, говорит об ухудшении питания в детстве. Зарплаты британских рабочих растут очень медленно или не растут вовсе с конца XVIII века и до 1860-х гг., несмотря на общий экономический подъём. Эту стагнация называют “паузой Энгельса”, поскольку она позволила Фридриху Энгельсу построить теорию относительного и абсолютного обнищания пролетариата по мере развития капитализма. Сегодня объяснения Энгельса мало кому кажутся убедительными, а споры о причинах “паузы” породили целые библиотеки литературы - так же, как и споры о причинах Промышленной революции. И вновь, мы не будем углубляться в эту тему.

Уже в 1790 году Англия производила 70.000 тонн железа в год - по 10 кг на человека; Франция достигнет такого уровня в 1850 году, Германия - в 1860. Ещё через десять лет выплавка железа, стимулируемая огромными военными заказами - в Европе бушевали Наполеоновские войны - перевалит за 200 тысяч тонн; потребление хлопка на душу в Англии уже в конце XVIII века было в двадцать раз больше, чем в остальной Европе. Лондон стал самым большим городом Европы, а возможно, и мира.

Англия смогла справиться с проблемой перенаселения. С одной стороны, рождаемость традиционно была невысокой (невысокой по меркам тогдашнего мира) - многие женщины выходили замуж уже в зрелом возрасте или сохраняли девственность до конца жизни. С другой, для не нашедших себе место в обществе всегда была открыта возможность эмигрировать за океан. Наконец, к началу XVIII века уже две пятых населения Британии жило в городах; санитарные условия там были такими, что естественный прирост численности населения оставался отрицательным - болезни выкашивали людей, как станковый пулемёт. Число городских жителей увеличивалось только за счёт притока сельских мигрантов.

“Тонкая ирония истории заключалась в том, что промышленная революция точно совпала по времени с другой моделью освобождения людей - Великой французской революцией. Однако политические революционеры, в 1789 году провозгласившие любовь ко всему человечеству, вскоре купались в крови своих врагов, список которых всё возрастал и возрастал. Между тем “нация лавочников”, казалось, не способная заглянуть дальше очередной мясной запеканки, создавала возможности, способные преобразовать всё человечество”. Сложно не согласиться с профессором Калифорнийского университета Грегори Кларком: какой бы противоречивой ни была роль Англии во всемирной истории, именно ей мы обязаны современным экономическим ростом.

Как это нередко бывает, немалую роль в развитии сыграла война. Знаменитый историк, профессор Чикагского университета Уильям Макнилл отстаивал точку зрения, согласно которой индустриализацию Англии сделала возможной война с Наполеоном. Огромные заказы армии и флота стимулировали создание целых новых отраслей промышленности и многократно увеличение выпуска в уже существующих - как, например, это произошло в металлургии.

Англичанин Джон Уатт смог построить свой вариант паровой машины, распространившейся позднее по всему миру, благодаря сверлильному станку, изобретённому для вытачивания стволов пушек конец сноски

Изменение подушевого ВВП Англии на протяжении восьми веков, в фунтах 2013 года. График заимствован из чудесной обзорной статьи оксфордского экономиста Макса Розера, посвящённой истории экономического роста [1}

В 1805 году, после триумфа Нельсона у Трафальгара, один современники лаконично заметил: "Бог - англичанин". Подъём англосаксов, превративших маленькое островное королевство в центр всемирной империи, оказался, пожалуй, самым неожиданным событием второго тысячелетия.

К 1860-м гг. в Великобритании жило около 2 % населения планеты; в это же время, по оценке знаменитого историка экономики Пола Байроха, здесь производилось примерно 30 % мировой промышленной продукции. К 1880 на Британию будет приходиться 80 % всего мирового кораблестроения. Самые современные отрасли, самые "продвинутые" технологии, половина мировой добычи угля и выплавки чугуна - всё это было сконцентрировано на клочке земли у северо-западной оконечности Евразии.

Филипп Якоб де Лютебург, “Колбрукдейл ночью”, 1801. В этом городке Абрахам Дерби в 1713 году впервые использовал каменноугольный кокс для выплавки железа в домне.

Интересно, что сам термин "промышленная революция" попал в широкий оборот только благодаря "Лекциям о промышленной революции" Арнольда Тойнби в 1884 году - через много десятилетий после начала самой революции конец сноски

В романе Толстого “Анна Каренина” отражена англомания, охватившая высшее петербургское общество в 1870-е гг. Стиль одежды, любовь к скачкам и лошадям, ландшафтный парк, английский роман… Англия стала центром мира.

Империя вечного полудня

Население Британской империи, млн человек

Источник: P. Bairoch, “Economics and World History: Myths and Paradoxes”, The University of Chicago Press, 1993.

Кембриджский историк Джон Сили в своей книге 1883 года “Расширение Англии” писал, что британцы “покорили и заселили полсвета, как бы не приходя в сознание”. Действительно, в истории создания Британской колониальной империи не было своего Наполеона, не было и битв, в которых гибли бы десятки и десятки тысяч солдат. Зато в этой истории были деньги, много денег. Освоение Индии начинало не британское правительство, а частная Ост-Индская компания. С начала XIX века и до 1858 года эта компания контролировала всю территорию Индостана, обладая собственной армией, системой судов, полицией и всеми другими институтами, присущими полноценному государству. Британцы покорили огромную страну не ради славы или желания расширить территорию своей страны, а ради денег, которые они могли из этой страны выкачать.

Даже покорив Индию, британцы не пытались установить единую систему управления над всей страной - почти половина индусов жила в квазинезависимых государствах, формальными главами которых оставались раджи из старой аристократии

Интересно, что первые два столетия строительство колониальной империи приносило выгоду элите, а издержки накладывало на всех остальных. Профессор Гарвардского университета Ниалл Фергюсон пишет в своей книге “Империя. Чем современный мир обязан Британии”: “Кто платил акцизные сборы? Акцизами облагались крепкие спиртные напитки, вина, шелк, табак, пиво, свечи, мыло, крахмал, кожа, окна, дома, лошади и экипажи. Теоретически налогами облагались производители соответствующих товаров, фактически же их оплачивали потребители, так как производители просто включили налог в цену. За каждый стакан пива или виски, за каждую трубку табака приходилось платить налог… Каждая свеча, которую человек зажигал, чтобы почитать, даже мыло, которым он мылся, были обложены налогом. Конечно, набобы эти налоги едва ли замечали. Но они съедали существенную часть дохода обычной семьи.

Таким образом, в действительности расходы на имперскую экспансию (точнее, проценты по государственному долгу) покрывали бедняки Британии.

А кто получил от этого прибыль? Немногочисленная элита, состоящая главным образом из держателей южных облигаций — около двухсот тысяч семей, которые инвестировали часть своих денег в ценные бумаги.

Поэтому одна из самых больших загадок 80-х годов XVIII века состоит в том, почему политическая революция произошла не в Британии, а во Франции, где налоги были намного ниже и менее регрессивными.”.

Плоды Промышленной революции первые сто лет доставались почти исключительно элите, плоды создания империи первые двести лет доставались элите. Хорошо быть английской элитой!

Карта Британской империи по состоянию на 1897 год

Британский флот был сильнее двух любых других флотов на планете. Гигантские владения короны - Канада, половина Африки, весь Индостан, Австралия с Океанией, не считая бесчисленных островов - были охвачены сетью телеграфных линий, угольных станций, морских маршрутов и железных дорог.

Владения Её Величества королевы Виктории расположились практически во всех часовых поясах планеты. Почти в любое время над одним из бесчисленных городов, островов и гаваней империи солнце стояло в зените.

Для того, чтобы заставить четырёхсотмиллионный Китай снять ограничения на импорт индийского опиума, англичанам потребовалось всего десять тысяч солдат и моряков. Британской Индией правила тысяча чиновников - примерно столько работало в Индийской гражданской службе. Для поддержания порядка на субконтиненте с двумя сотнями миллионов человек населения англичанам хватало 70 тысяч британских солдат (сипаев - солдат, набранных из местных жителей - было примерно вдвое больше).

Британский броненосный фрегат “Уорриор”, первый в мире цельнометаллический океанский броненосец. Корабль, построенный в 1860, сохранился до наших дней и находится в Портсмуте.

Могущество британцев в мире было поразительным - они просто делали то, что хотели. Попросим у читателя прощения и ещё раз приведём цитату, снова из Фергюсона: “Когда англичане пожелали пресечь работорговлю, они просто послали в Африку корабли. Когда англичане захотели, чтобы и бразильцы запретили работорговлю, они отправили в Бразилию канонерку (да, лорд Пальмерстон поступил так в 1848 году, и к сентябрю 1850 года работорговля в Бразилии оказалась под запретом). Когда англичане пожелали, чтобы китайцы открыли свои порты для торговли (не в последнюю очередь для ввоза индийского опиума), они отправили в Китай флот… Единственная выгода от приобретения Гонконга в результате войны 1840 года состояла в том, что это обеспечило фирмам вроде “Джардин-Матесон” опорную базу для контрабанды опиума. Поистине горькая насмешка над викторианскими ценностями: тот самый флот, который способствовал пресечению работорговли, использовали для расширения торговли наркотиками”.

Но чудес не бывает, и доминирование Англии в мире не могло быть вечным.

Зенит Европы

После окончания в 1815 году Наполеоновских войн волна Промышленная революция пересекла Ла-Манш и начала распространяться по континентальной Европе. Немалую роль в этом, видимо, сыграло гигантское извержение вулкана Тамбора в Индонезии: огромное количество пепла, выброшенного в атмосферу, привело к “году без лета” (1816) в Европе. Этот год подарил нам замечательные пейзажи Тёрнера. Редкостные холода стимулировали разработку угольных месторождений - надо же было чем-то обогреваться - а уголь на начальных этапах индустриализации был важнее, чем нефть и газ сегодня: он был нужен для работы паровых машин на фабриках, он был необходим для пароходов и паровозов, а коксующиеся угли были незаменимы для выплавки чугуна и стали.

Уильям Тёрнер, “Закат”, 1816

Первой после Британии к современному экономическому росту перешла Бельгия, отличавшаяся, как и Англия, огромными запасами легкоизвлекаемого угля. Страна, бывшая “европейской фабрикой” ещё в далёком XIV веке, возвращала утраченные позиции. Фактически перейдя после революции 1830 года под английский протекторат, бельгийцы быстро перенимали самые передовые технологии британцев. В конце 1830-х гг. в Бельгии начинается невиданный в мировой истории инвестиционный бум. Франция, мучающаяся от нехватки месторождений угля и железной руды, вынуждена была в огромном количестве импортировать и первое, и второе из Бельгии, тем самым косвенно оказываясь в зависимости от решений Лондона.

По условиям Венского конгресса 1815 года, нынешняя Бельгия (когда-то - Австрийские Нидерланды, ещё раньше - Испанские Нидерланды, часть Нидерландов, оставшаяся под властью испанской короны в XVII веке) переходила под власть королевства Объединённые Нидерланды. Жители Бельгии были ревностными католиками, в то время как в Амстердаме и Гааге делами заправляли протестанты. В 1830, на фоне Июльской революции во Франции, в Бельгии вспыхнуло восстание, и новоиспечённая страна начала добиваться независимости. Хотя сразу после революции Бельгия испытала экономический спад, в 1840-е спад сменился быстрым подъёмом и превращением Бельгии в самую развитую часть континентальной Европы. Британскому премьер-министру Пальмерстону стоило титанических усилий заставить Францию, Пруссию и Нидерланды в 1839 году подписать в Лондоне договор, гарантирующий неприкосновенность и нейтральность Бельгии. В августе 1914 года германские войска нарушат этот договор, а канцлер Бетман-Гольвег назовёт его "клочком бумаги". Великобритания объявит Германии войну

Почти одновременно с Бельгией к современному экономическому росту перешли Новая Англия (северо-восточные штаты США) и северная Франция (в первую очередь Нормандия). Очень быстро к ним присоединилась Германия, львиная часть которой уже была объединена набирающей силу Пруссией.

Огромную, если не решающую роль в первых этапах индустриализации играло наличие угля. Индустриализации промышленные кластеры появлялись не там, где были самые лучшие институты, а там, где было много угля - в Рейнланде (особенно на землях Рура), в Бельгии и Северной Франции (в районе Лилля - старинной оружейной столицы Европы), в немецкой Силезии. Позже огромные промышленные кластеры сформируются в австро-венгерской Богемии (Чехия), на Донбассе и в районе Питтсбурга в США.

Огромный интерес представляет вопрос, почему Нидерланды - самая богатая территория на планете в XVII веке - оказались на обочине экономического развития в веке XIX., Желающим самостоятельно начать разбираться в этом вопросе можно посоветовать занятную статью двух голландских исследователей [2]. Эта же статья позволит вам понять, чем до-современный экономический рост так сильно отличался от современного конец ссылки

Ко второй половине XIX века в Западной Европе на путь современного экономического роста вышли три великие державы - Франция, Британия и Германия. Все три сильно отличались друг от друга. Франция ещё в XVII и XVIII веках была европейским лидером. Германия до 1870 вовсе не существовала в виде единого государства. Британия к 1850-70 гг. добилась такого могущества, что ни одна страна в мире не могла с ней сравниться. И всё же к началу XX века все три западноевропейских лидера пришли с примерно равными результатами.

Сумрачный тевтонский реактор

Адольф Менцель, “Железопрокатный завод”, 1875.

В июне 1914 старый лорд Уэлби, бывший статс-секретарь британского казначейства, писал: “Германия, какой мы её помнили в пятидесятые, была всего лишь кучкой незначительных княжеств под началом незначительных князей”. Да, Германия в то время казалась безнадёжно отсталой страной.

Но за внешней отсталостью Германии таился огромный потенциал.

Немцы были образованным народом. Протестантские страны традиционно имели очень высокие уровни грамотности, и северная Германия, по большей части уже объёдинённая к 1850 году под властью Берлина, не была исключением.

В Германии имелась целая сеть высококлассных университетов. Ещё с первой половины XVIII века университетский диплом был обязателен для чиновников в прусской системе гражданского управления (разумеется, не для всех вообще государственных служащих, а только для занимающих управленческие позиции). В противовес французской университетской системе с жёстко установленной программой, немецкая модель университета, основанная на идеях Гумбольдта, обеспечивала для студентов широкую свободу творчества и познания. “Университетский преподаватель более не учитель, а студент - не ученик. Вместо этого студент самостоятельно проводит исследования, а профессор руководит ими и поддерживает студента в его работе” - писал Гумбольдт.

В Пруссии впервые в истории было создано государственное обязательное начальное образование, ещё в 1763. Занятно, что причиной его появления послужила любовь короля Фридриха Великого к шёлку: для разведения тутового шелкопряда нужны были хорошо подготовленные работники. С другой стороны, после окончания Семилетней войны, в которой Пруссия потеряла почти всю армию (после битвы при Кунерсдорфе у Фридриха в строю осталось 3 тысячи человек из 50) стране были чрезвычайно необходимы грамотные унтер-офицеры для восстановления вооружённых сил. В следующей стране, в Дании, всеобщее начальное образование было введено на полвека позже, в 1814 [3].

Пока англичане готовили в закрытых школах и древних университетах элиту для управления империей, а французы обучали в Ecole Normale и Ecole Polytechnique высококлассных чиновников и инженеров, американцы и немцы строили систему массового школьного и широкого высшего образования. Со временем стало ясно, что подход "младоиндустриалистов" оказался более эффективным, чем элитизм англичан и французов.

Число учащихся начальных школ

на 10 тысяч человек населения

Источник: Easterlin R. A., “Why Isn't The Whole World Developed?”, Journal of Economic History, 1981.

Уровень грамотности взрослого населения, процентов

Источник: P. Bairoch, “Economics and World History: Myths and Paradoxes”, The University of Chicago Press, 1993.

Примечание: как видно, относительно невысокий охват населения начальным образованием не помешал Великобритании добиться повальной грамотности. К сожалению, часто образование английских мальчиков ограничивалось умением читать, писать и проводить несложные арифметические операции.

В исследовании "Догони меня, если сможешь" [4] авторы, используя огромную базу данных по уровню начального образования в разных регионах Пруссии, показали, что догнать Великобританию в промышленном развитии немцы смогли во многом благодаря своей школьной системе. Что интересно, доля детей, посещавших в том или ином регионе начальную школу, не оказывала влияние на развитие примитивной текстильной промышленности, но существенно влияла на темп развития металлургии и машиностроения. (Авторы приложили немало усилий, чтобы доказать - это не просто корреляция, а причинно-следственная связь). Без своей школьной системы Германии, возможно, была бы уготована роль Польши, превратившейся в главного континентального производителя текстиля и оказавшуюся беднейшей страной Европы (в сегодняшних границах, не считая Балкан и Португалии) к началу XX века [5].

Интересно, что анализ данных не подтверждает знаменитую гипотезу Вебера о том, что основанием капиталистического развития послужила протестантская этика. Исследований на эту тем множество. К примеру, проанализировав данные по 272 городам Германии за 1300-1900 гг., профессор Мюнхенского университета Дэвид Кантони не нашёл связи между доминирующей религией и темпами развития [8]

Если в 1890 году в Италии на тысячу призывников приходилось 330 неграмотных, в Австро-Венгрии - 220, во Франции - 68, то в Рейхе - один на тысячу. Даже в наши дни очень немногие страны могут похвастаться такими блестящими показателями.

Из 34 Нобелевских премии по химии, физике и медицине в 1901 - 1915 гг. 14 досталось профессорам немецких университетов (французы получили 8, англичане - 6). Немецкий язык стал главным языком мировой науки, вытесняя латынь, французский и английский.

Грамотное население, мощный научный потенциал, эффективная бюрократия - Германия была просто обречена на успех.

Германская металлургия росла быстрее, чем американская, не говоря уже о французской и британской. 90 % промышленных красок производилось в Германии. Siemens и AEG были лидерами мировой электротехнической промышленности. Урожайность с гектара была самой высокой в мире, не считая Нидерланды.

Германия, среднегодовые темпы роста, 1890-1914

Источник: N. Ferguson, “The Pity of War”, The Penguin Press

Производство стали, миллионов тонн

Источник: P. Kennedy, “The Rise and Fall of Great Powers”, Lexington Books, 1988.

Примечание: для 1880 данные по производству не стали, а чугуна.

Население Германии с 1890 по 1913 год выросло с 49 до 66 миллионов человек - быстрее росла только численность населения Российской империи. Валовый продукт за это же время увеличился на 84 % - быстрее росла, опять же, только Россия, прибавившая 97 % (а вот Великобритания - главный немецкий конкурент - смогла увеличить свой ВВП всего на 40 % за эти годы).

Как писал один немецкий историк: "Огромная и быстро усиливающаяся мощь Германии напоминала атомный реактор, лишившийся защитной оболочки... Ощущение экономического могущества... привело к переоценке собственных сил и в итоге втянуло Рейх в Первую мировую войну"

Но Германия не могла добиться успеха сразу во всём. Многие немцы не столько переоценивали свои успехи, сколько, напротив, считали их эфемерными и ненадёжными.

Германские политики отлично понимали, что выдающиеся успехи германской промышленности и стремительный рост экспорта возможны только при условии постоянного увеличения импорта сырья. Главным поставщиком сырья в мире была Британская империя; она же контролировала морские коммуникации. В одной из своих ранних публикаций влиятельная Всегерманская лига писала: "Наши жертвы крови и денег будут действительно чрезмерны, если наша военная мощь позволит нам... защищать наши права только тогда, когда мы получаем благосклонное разрешение от англичан".

Немецкие банки инвестировали в основном на внутреннем рынке и мало заботились о внешних рынках. С одной стороны, это вполне объяснимо - быстро растущие машиностроительная, химическая, металлургическая и другие отрасли требовали огромных капиталовложений. С другой - Германия имела немного рычагов экономического влияния за пределами своей территории. Как сокрушался канцлер Бюлов, "несоразмерное влияние Франции... в значительной степени есть результат огромных размеров французских капиталовложений".

Германия имела огромный государственный долг, уступавший только французскому. При этом финансовые рынки считали Берлин менее надёжным заёмщиком, чем Париж. Налоговая система была на удивление архаичной (большую часть налогов собирали и тратили составные части Рейха, а не центральное правительство). Финансовый кризис 1907 года, пришедший в Европу из Нью-Йорка, чуть было не похоронил Рейхсбанк.

Государственный долг, миллионов

Источник: N. Ferguson, “The Pity of War”, Penguin Press, 1998.

Примечание: для Германии даны суммы долга центрального правительства и правительств государств, составлящих Рейх.

Германия в разы быстрее, чем Франция или Великобритания, перешла от традиционного, аграрного общества к современному, индустриальному. Старые социальные взаимосвязи с трудом приспосабливались к быстро меняющимся экономическим реалиям: возникала аномия. В то же время гигантская экономическая мощь Германии вступала в резкое противоречие с её второстепенной ролью в мировых финансах, с острой нехваткой земли и международных рынков.

Но пока ещё огромная сила германской нации была направлена на созидание, а не на разрушение. Очень скоро всё изменится.

Давай сделаем это по-французски

Клод Моне, “Вокзал Сен-Лазар, поезд из Нормандии”, 1877

Французское чудо

Самая разумная страна в мире - Франция.

Лион Фейхтвангер, “Гойя, или Тяжкий путь познания”

Если в Англии Промышленная революция заставила миллионы людей жить в ужасающих условиях в наполненных болезнями городах, то французская модель предполагала более "мягкую" трансформацию экономики. Политические потрясения в жизни Франции XIX века - смена четырёх династий и установление в итоге подверженной кризисам Второй республики - почти не сказались на спокойном, размеренном развитии французской экономики.

Почти все страны, начавшие индустриализацию в XIX веке, повторяли поздний английский опыт: ставка на широкое использование новых источников энергии (в первую очередь, угля), ставка на крупные, а порой и просто гигантские предприятия тяжёлой промышленности, объединение крестьянских наделов в большие, ориентированные на рынок хозяйства - и так далее.

Исключением оказались французы. Вплоть до начала XX века Франция была по преимуществу аграрной страной - больше половины населения жило на селе. Франция на протяжении полутора веков оставалась наименее урбанизированной из всех развитых стран мира. Деревенский уклад оставался патриархальным и почти не замечал кипящих вокруг изменений; со времён Наполеона консервативное крестьянство, не склонное к резким переменам, служило противовесом революционерам всех цветов и раскрасок.

Промышленность росла как бы “естественным” путём, никем не подгоняемая и не понукаемая. Даже в 1906 год 71 % предприятий не имели наёмных работников - это был чисто семейный бизнес. Угля и железной руды во Франции было мало, но французы не печалились, а предпочитали использовать энергию воды, строя везде, где можно, дамбы, водяные мельницы и гидроэлектростанции; в результате промышленность рассредотачивалась по всей стране, что ещё сильнее препятствовало переселению крестьян в крупные города. Во Франции не было промышленных кластеров, сравнимых с Руром или Манчестером, и только Париж - мировой центр моды, искусств и богемной жизни - мог поразить современников своими масштабами.

“Когда в Париж приходит весна, даже самый жалкий из его обитателей должен чувствовать, что он в раю” - Генри Миллер

Такой "буржуазный", "уютный" капитализм не мешал Франции оставаться в числе богатейших государств мира. Удивительно, но страна, первой прошедшая через демографический переход, страна, в которой “старый порядок” был однажды сметён революцией, страна, раньше Германии и США вступившая ну путь современного экономического роста, наконец, страна, известная на весь мир своими кабаре и канканом - такая страна сохраняла патриархальный образ жизни и при этом развивалась. Разрыв в уровнях подушевого ВВП с Великобританией достиг пика в 1890 году - в это время средний француз создавал на 40 % меньше валового продукта, чем средний англичанин - после чего начал постепенно сокращаться. Неплохие (по тогдашним меркам) зарплаты, хорошие условия труда, непродолжительный рабочий день, мягкий климат, вкусное вино, ароматный хлеб, красивые женщины - французов можно было назвать настоящими счастливчиками. Неудивительно, что перид 1873-1913 гг. вошёл во французскую историографию под именем “Belle Epoque” - “Прекрасная эпоха”.

Клод Моне, “Поле маков у Аржантёя”

Представление о хронической отсталости Франции, доминировавшее в 50-х - 60-х гг. (и выражаемое даже такими классиками экономической истории, как Гершенкрон или Ландес), было пересмотрено. После трёх десятилетий стремительного роста французской экономики - 1945-1975, “Славное тридцатилетие” - старый взгляд уже не казался убедительным.

В огромном (почти две сотни ссылок на разнообразные научные работы) обзоре литературы 1976 года Ричард Роэл зафиксировал слом парадигмы: французская экономика XIX века была более чем успешна. Пик пришёлся на 1978. В своей книге двое пришли к поистине удивительному выводу: производительность труда во французской промышленности перед Первой мировой была выше, чем в промышленности Британии - стране с самым высоким подушевым ВВП в мире.

Черту подвёл знаменитый историк экономики Рондо Кэмерон в 1983: “Утверждения пессимистов о замедлении, стагнации и отсталости опровергнуты. Влюблённые в “большие батальоны”, гигантские фабрики с тысячами рабочих и цифры выпуска угля и стали, пессимисты недооценили оригинальность французского предпринимательства и производительность распределённых в пространстве небольших производств”.

В 1831 году шестая часть населения Великобритании жила в городах с населением больше ста тысяч человек; французы достигнут этого показателя только к 1936 году (в Великобритании к тому времени в больших городах будет жить почти половина населения).

Этот спор не был простой забавой для ума. Выходило, что марксисты, считавшие неизбежными следствиями развития капитализма отчуждение труда, постоянный рост масштабов производства, слом устоявшейся социальной структуры - марксисты были не правы: они приняли специфику роста в Великобритании и Германии за всеобщий закон.

Получалось, что Франция единственная среди крупных стран XIX века смогла пройти через индустриализацию не только успешно, но и безболезненно. Первый человек, занимавший должность профессора истории экономики в Кембридже Джон Клэпем, в 1921 утверждал, что “Франция никогда не проходила через промышленную революцию”. Через шестьдесят лет его коллеги соглашались: Франция не прошла через индустриализацию, но воспользовалась всеми её плодами. Пока англичане, немцы, американцы и русские строили гигантские заводы с тысячами работников, выполняющих роль винтиков в огромном механизме, французы совмещали современный экономический рост со спокойным, размеренным, патриархальным образом жизни.

Чудо!

Чудес не бывает

Франция была лидером, но среди лидеров она была лузером.

К 1914 году объём промышленного производства Франции был в два с половиной раза меньше германского, ВВП - меньше вдвое. 40 % населения, задействованного в неэффективном сельском хозяйстве, мёртвым грузом тянули вниз французскую экономику. Численность населения практически перестала расти ещё во второй половине XIX века. По выплавке стали, по выпуску машиностроительной продукции, по тоннажу кораблей торгового и военного флотов Франция и близко не могла сравниться ни с Великобританией, ни с Германией.

Вторая империя с треском проиграла войну с Германией в 1870 году. Древний Страсбург, богатые угольные месторождения и даже чудесное вино из винограда сорта рислинг - всё это досталось победителям. С тех пор её отставание от ведущих индустриальных государств планеты не только не снизилось, но даже выросло: французы пока ещё могли почувствовать своё превосходство над итальянцами и испанцами, но рядом с немцами, британцами или американцами они выглядели бедными родственниками. Из державы номер один, какой она была при Людовике Четырнадцатом и Наполеоне Бонапарте, Франция превращалась в страну второго ряда.

Эльзас и Лотарингия в Средние Века были провинциями Священной Римской империи Германской нации. К Франции Эльзас отошёл частично по условиям Вестфальского мира (1648), а частично - через несколько десятилетий, уже при Людовике XIV. Лотарингия окончательно вошла в состав Франции уже перед революцией, в 1766 году. Немцы считали, что имеют все права на эти старинные германские провинции; в свою очередь, для французов потеря этих земель стала национальным унижением

Франция отставала, и отставание лишь нарастало.

Источник: https://www.rug.nl/ggdc/historicaldevelopment/maddison/

Мы не будем подробно вдаваться в споры об успешности французской экономики - и так понятно, что эти успехи были не слишком впечатляющими (а значит, Маркс, возможно, прав - быстрое экономическое развитие, по крайней мере в XIX веке, было невозможно без появления резких противоречий между пролетариатом и буржуазией, подобных тем, что сформировались на гигантских предприятиях стремительно развивающихся Германии и России). Пока давайте разберёмся, в чём заключались проблемы французов - и, быть может, найдём полезные для нас уроки.

Семья - это святое

Важной причиной отставания Франции была семейная фирма. Вот как описывает её знаменитый экономист Чарльз Киндлбергер в своей книге "Экономический рост во Франции и Великобритании, 1850-1951":

"Банкротство воспринималось как несмываемое пятно на семейной репутации, и избежать его надо было любой ценой. Фирмы накапливали огромные сбережения на случай экстренных событий; эти сбережения лежали без всякого дела. Крупные предприятия там, где они были, вступали в сговор с мелкими, чтобы ограничить выпуск и поддержать цены на высоком уровне. Фирмы отличались склонностью к секретности, подозрительностью, боязнью банков, правительства и потребителей. В этих условиях промышленность росла медленно, инвестиции были ограничены, инновации редки - всё это мешало экономическому росту".

Семейные фирмы слабо реагировали на изменения спроса, предпочитая повышать цены, а не объёмы выпуска, и неохотно внедряли инновации. Киндлбергер приводит пример: когда одна относительно крупная семейная фирма, разрабатывавшая горнорудное месторождение в Лотарингии, была выкуплена современной корпорацией, управлявшейся профессиональным менеджментом и максимизирующей прибыль, объём добычи за несколько лет вырос в несколько раз.

В 1914 году немцы захватили основные 80% металлургических производств Франции в приграничной Лотарингии. Туда была послана большая научно-техническая комиссия. Комиссия составила доклад: французские производства очень сильно отстают от немецких, а некоторые настолько примитивны, что даже в условиях войны их использование нерационально.

Киндлбергер написал свою книгу больше полувека назад. С тех пор мы многое узнали.

Масштабное исследование, проведённое известным канадским специалистом по вопросам корпоративного управления Рэндалом Морком вместе с коллегами, показало: фирмы, управляемые основателями или не имеющие контролирующих акционеров (и чаще всего управляемые профессиональными менеджерами, не связанными родственными узами с владельцами), управляются при прочих равных лучше, чем фирмы, управляемые наследниками [6]. Проведённое на примере Италии исследование показало: семейные фирмы, нанимая менеджеров, ориентируются в первую очередь на личную преданность, а не профессиональные качества - и это мешает развитию компании [7]. Наконец, вот вам самое убедительное доказательство. Многочисленные исследования показали, что неожиданная смерть основателя компании или генерального директора, просидевшего на своём посту слишком много времени, приводит к росту капитализации компании - акционеры ожидают, что бронтозавра сменят профессиональные менеджеры.

Бизнес есть бизнес - и ничего личного.

Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс

Ещё одно объяснение французского отставания, которое предлагает Киндлбергер, связано с географией.

Франция сегодня по плотности населения в полтора раза уступает Швейцарии, вдвое - Германии и втрое - Бельгии. Страна разделена на регионы горными хребтами, и лишь в последние десятилетия, благодаря созданию мощной сети автомобильных и высокоскоростных железных дорог, регионы оказались тесно связаны друг с другом.

Плотность населения в современной Европе

Что ещё важнее - наборы ресурсов во всех регионах примерно одинаковые. Таким образом, не происходит (или происходит в незначительной степени) специализации региона на том или ином виде деятельности. Само по себе это препятствует интеграции экономики страны в единый рынок. Ну а о том, что крупный рынок необходим для разделения труда, а разделение труда, в свою очередь. служит источником богатства наций, писал ещё Адам Смит.

В реальности идея не столь банальна, как изложено выше, но мы не будем уходить в детали

В своё время Бисмарк заявлял в Рейхстаге, что великие исторические события совершаются не громкими речами, а “железом и кровью”. После объединения Германии и единую империю формула была изменена, и стали говорить, что Германией правит союз “железа и ржи”. На востоке страны (на старых землях Пруссии) доминировали юнкерские хозяйства, производившие товарный хлеб; им были нужны машины и удобрения. На западе, у Рейна, была создана могучая промышленность, способная дать юнкерам и первое, и второе. Взаимно выгодный обмен быстро связал страну лучше любых речей в парламенте и даже лучше прусских штыков: восток и запад были нужны друг другу.

Примерно то же случилось в США. Средний Запад с его безбрежными полями поставлял зерно; Пенсильвания - уголь и сталь; в Техасе сначала добывали мясо, а потом выращивали нефть; в Калифорнии поначалу обнаружили золото, а потом и фруктовые плантации; в Новой Англии делали машины, текстиль, корабли и студентов; Нью-Йорк и Филадельфия сосредоточились на ростовщичестве и прочих смертных грехах. Специализация регионов могла меняться, но их взаимосвязь и возможность сосредоточиться на одной или нескольких отраслях стали одним из важных факторов американского экономического взлёта.

Кажется, мы можем извлечь из этого урок. В нашей стране одни регионы буквально набиты природными ресурсами; в других нет почти ничего. Здесь можно увидеть не только проблему, но и перспективу: неравномерность в распределении ресурсов может быть мощным стимулом для углубления специализации. Хоть что-то хорошее.

Париж стоит не только мессы

Париж! Столица мира, город огней, город любви, праздник, который всегда с тобой (Хемингуэй), самое пленительное из отечеств (Бальзак), целый мир (Карл V), единственный в мире город, где можно отлично проводить время, ничем, по существу, не занимаясь (Ремарк). Только здесь можно страдать и не быть несчастным, считал Достоевский. Живут в Париже, в остальных местах прозябают - подтверждал Грессе. Виктор Гюго так и вовсе советовал вдыхать Париж - в лечебных целях, ради сохранения души.

Когда Богу становится скучно, он открывает окно и смотрит на парижские бульвары, свидетельствовал Гейне. И неудивительно: ещё шесть веков назад Франсуа Вийон понял простой факт - “хорошего собеседника можно отыскать только в Париже”. Положа руку на сердце, что изменилось с тех пор?

“Бульвар капуцинок”, Монэ

Но в экономической истории Франции Париж сыграл не слишком праздничную роль.

Как мы уже знаем, доля французов, живущих в городах с населением в 100 тысяч человек и более, достигла 16 % только к 1930-м гг. В десяти крупных французских городах, кроме Парижа, на начало века жило два миллиона двести тысяч человек. Для сравнения, в Великобритании - стране с близкой численностью населения - только в пяти крупнейших городах (кроме Лондона) жило пять миллионов; в одном Манчестере населения было больше, чем во всей французской десятке. Что уж говорить о Германии, где в одной только Рейнско-Рурской агломерации насчитывались те же пять миллионов человек.

Маленькие средневековые города, находящиеся на расстоянии дневного перехода друг от друга, не могли стать центрами современной индустрии - в них невозможно было реализовать эффект масштаба, а ключевые агломерации - Марселе, Бордо, Лионе и россыпь индустриальных городов Лотарингии - были слабо связаны друг с другом. Старый замок на холме, узкие улочки, дома, в которых семьи живут на протяжении многих поколений, рыночная площадь с ратушей и собором, жители, знающие друг друга в лицо, виноградники сразу за крепостной стеной - всё это очень мило, но только не для бога Вулкана: размещать современные крупные производства, требующие тысяч и десятков тысяч рабочих, во Франции было попросту негде.

Франция в начале века имела один единственный город с населением больше полумиллиона человек, и в этом городе жила чуть не половина всего городского населения страны. “Париж есть город, предместьем которого является вся Франция” - считал Гюго. “Центр Парижа - это и есть Франция, вместе с колониями, само собой” - подтверждал Эрик Сати. Цитаты красивые, а ситуация страшная.

Мало кто сомневался, что причиной такой централизации, не характерной для других крупных стран служила искусственная концентрация всех возможных ресурсов в столице. Во французской сверхцентрализации винят то Ришелье, боровшегося со свободолюбивыми принцами и герцогами, то Людовика XIV, строившего абсолютизм, то Наполеона Бонапарта, фаната дисциплины и порядка, и даже Наполеона Третьего с его "Османизацией Парижа". “Всепроникающая система централизации повсюду парализует энергию нации” - писала The New York Times в 1864 году. При Наполеоне размер гравия, которым должны были засыпаться дороги в каждом из департаментов, определялся в Париже. С тех пор мало что изменилось. К примеру, о французском министре образования говорят, что он знает, что преподают в любой школе Франции в любое время: содержание учебной программы, наем учителей (которые получают статус государственных чиновников) и часто даже расписание занятий - всё это определяется в Париже.

В 1945 году, сразу после окончания войны, министерство экономики Франции начало разрабатывать план возрождения экономики страны. По заданию министерства группа экономистов написала подробный отчёт - “Rapports sur la decongestion”. Эксперты пришли к выводу: сверхконцентрация ресурсов в одном месте - в столице - мешала развитию французской экономики на протяжении долгих десятилетий, парализуя хозяйственную активность во всей остальной стране. К профессионалам прислушались: в 1950 власти начали проводить политику децентрализации, достигшей пика при де Голле.

Иногда полезно знать о старых отчётах. Из них тоже можно узнать кое-что полезное.

Старинный особняк в викторианском стиле

Чарльз Джон де Ласси, “Вид из Лондонской гавани с Тауэром на заднем плане”, 1876

В концу XIX века площадь Британской империи перевалила за 30 миллионов квадратных километров. Формальные границы не отражали неформальное влияние: Аргентину, Бразилию, Норвегию, Португалию с её обширными колониями в Африке можно было назвать “колониями Лондонского Сити” - такова была их финансовая зависимость от Великобритании.

Британия к этому времени была сильна в первую очередь не благодаря своей промышленности, а благодаря своим капиталам. Англичане тратили огромную долю национального дохода на инвестиции за пределами Британских островов. В 1913 году такие инвестиции достигли пика - на них уходило 9,1 % валового продукта Соединённого королевства.

В целом за 1890-е гг. на иностранные инвестиции ушло 3,3 % национального дохода; доходы от уже осуществлённых капиталовложений за рубежом составили 5,6 % ВНП. В 1900-е гг. показатели составили 5,1 % и 5,9 %, соответственно. Накопленные иностранные инвестиции Великобритании достигли шести миллиардов фунтов стерлингов - примерно 27 тысяч тонн в пересчёте на золото: втрое больше государственных золотых запасов всех стран мира, вместе взятых. Ближайший конкурент - Франция - уступал британцам по иностранным инвестициям вдвое.

Банк Англии оставался "кредитором последней надежды" для всей мировой финансовой системы, и его влияние не падало, а росло. Ещё в 1868 только две европейские страны - собственно Великобритания и её верный союзник Португалия - придерживались золотого стандарта. Через сорок лет, в 1908 году, на золотой стандарт перешли все страны Европы (в некоторых конвертируемость была ограниченной).

Казначейство добилось, казалось, невозможного: государственный долг снизился с 800 миллионов фунтов стерлингов в 1815 году до 620 миллионов через сто лет. С учётом быстрого роста экономики это означало, что отношение долга к валовому продукту в Британии упало с 200 % ВВП до 26 % - меньше, чем у любой крупной европейской страны. Никогда со времён Славной Революции 1686 года правительство Его (или Её) Величества не объявляло дефолт и всегда исправно выплачивало свои долги. Обязательства британского правительства считались самыми надёжными в мире, и казначейство имело самые низкие издержки на обслуживание долга.

Историк Ричард Эренберг в начале XX века писал: "Англия не стала бы сегодняшней Великобританией и не завоевала бы полмира, если бы её национальный долг с 1693 по 1815 не составил бы 900 миллионов фунтов"

Реальная доходность облигаций, %

Источник: N. Ferguson, “The Pity of War”, The Penguin Press, 1998.

Хотя англичане и уступили Германии первенство в объёмах выплавки стали, по добыче угля и потреблению энергии на душу они всё ещё превосходили любую европейскую страну почти вдвое.

Потребление энергии,

в эквиваленте миллионов тонн угля

Источник: P. Kennedy, “The Rise and Fall of Great Powers”, Lexington Books, 1988.

Примечание: учитываются уголь, нефть, природный газ, гидроэнергия, не не дрова.

Но за внешним блеском скрывалось немало проблем.

Эмиграция с Британских островов достигла пика в 1911-13 гг. (в это же самое время эмиграция из Германии резко снижалась). Сотни тысяч англичан, шотландцев и ирландцев не могли найти себе места в сложившемся обществе. К этому времени эмиграция из Германии и Франции практически сошла на нет, и Британия оказалась в сомнительной компании Италии и Восточной Европы, исправно поставлявших своих жителей за океан. Правда, большинство эмигрантов уезжали с Британских островов в доминионы (Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Южную Африку), являвшиеся частями империи.

Главной проблемой Великобритании была потеря позиции лидера мирового промышленного роста.

Темпы роста промышленного выпуска доходили до 4 % в год в 1820-40 гг., колебались около 3 % в 1840-70 гг. и опустились до 1,5 % в 1875-1894 гг., задержавшись на этом уровне вплоть до самого начала войны. Ни одна из великих держав не росла так медленно.

В 1870 ВВП Великобритании на 40 % превышал ВВП Германской империи, в 1913 - отставал на 6 %. Ещё в 1880 на долю Великобритании приходилось 23 % мирового промышленного производства, на долю Германии - 8 %; к 1913 показатели составили 14 % и 15 %, соответственно.

Прирост национального продукта, %, 1898-1913

Источник: J. M. Hobson, “The Military-Extraction Gap and the Wary Titan: The Fiscal Sociology of British Defense Policy 1870-1913”, Journal of European Economic Policy, 1993

Экономический рост на рубеже столетий

Источник: P. Bairoch, “Europe`s Gross National Product: 1800-1975”, Journal of European Economic History, 1976.

Примечания: Все данные - без колоний. Данных по доминионам Байрох не представляет, что приводит к недооценке потенциала Великобритании. По данным Мэдиссона, суммарный валовой продукт Канады, Австралии, Новой Зеландии за 1890-1913 вырос на 135 %.

В XVIII веке Англия была если не единственным, то, бесспорно, главным источником инноваций на планете. Паровая машина, механическая прялка, железные дороги - все эти и многие другие изобретения пришли в мир с Туманного Альбиона. Но уже в конце XIX века Англия всё больше проигрывала в технологической конкуренции. В электротехнике лидерами стали немцы, американцы и отчасти голландцы. Автомобилестроение зародилось в Германии и Франции, а с появлением конвейера автомобильной державой номер один стали США. В химической промышленности германские фирмы были вне конкуренции. Американцы первыми начали коммерческую разработку нефтяных месторождений и первые поставили на широкую ногу производство "летучего металла" - алюминия. Дизельный двигатель создал немец (по странному совпадению, с фамилией Дизель), а первый теплоход построили в Нижнем Новгороде. Англия становилась немного лишней на этом празднике жизни.

Английские промышленные рабочие не хотели подстраиваться под новые реалии. за годы индустриализации в стране сформировались мощные группы влияния квалифицированных рабочих, нередко объединённых в профсоюзы и способных воздействовать на политические институты. Для них внедрение новых технологий означало утрату значения их наработанных годами узкоспециализированных навыков и превращение в, по сути, низкоквалифицированных работников.

Англия с трудом справлялась с переходом к серийному производству. В Европе (кроме Франции) с самого начала индустриализации промышленники стремились строить большие заводы и фабрики. А вот в Англии дольше других преобладали небольшие фабрики и заводы, порой неотличимые от ремесленных мастерских. Ещё в 1870-е гг. на таких предприятиях было задействовано около половины всей рабочей силы. Переход к современным гигантским заводам и комбинатам оказался для Англии делом более сложным и болезненным, чем для Германии или США.

В своей знаменитой работе “Принципы политической экономии”, выпущенной в 18890 году и ставшей настольной книгой для целого поколения экономистов, Альфред Маршалл описывает такой эпизод. На промышленной выставке в Лондоне в 1885 году “представитель одного американского часового завода на глазах у нескольких английских представителей старой системы производства разобрал 50 часов на части, разложил эти детали на отдельные кучки и попросил англичан вынуть для него по одной детали из каждой соответствующей кучки; затем он поместил все вынутые детали в корпус и тут же предъявил своим оппонентам часы в полном порядке”. Англичане были поражены. Крупносерийное производство стандартизированных деталей, уже давно ставшее обыденностью в США, для Великобритании было в новинку. Ниже мы узнаем, почему

С другой стороны, бизнесмены поздней викторианской эпохи были в основном наследниками состояний, доставшихся от родителей - первопроходцев. Они не имели железной хватки своих предков и с трудом могли конкурировать с молодыми хищниками из стран-конкурентов.

Выдающийся кембриджский экономист Альфред Маршалл призывал англичан и немцев к сотрудничеству во всех возможных сферах, ожидая, что “германская наука” и “британская предприимчивость” дадут в результате синтеза великолепные результаты. Вот только к концу XIX века британская предприимчивость превращалась в достояние истории.

Впрочем, главной причиной британского отставания была британская спесь.

Классовый тупик

В отчёте, подготовленном для американского правительства в 1904 году, говорилось:

"Ничто не услышишь так часто, как то, что работники не нуждаются в большем количестве шиллингов в неделю... Этот взгляд среди нанимателей появился настолько давно и стал настолько всеобщим, что все усилия оказываются направлены на то, чтобы выбить как можно больше труда в обмен на традиционную зарплату, а не снизить издержки производства, что позволит увеличить зарплату... Работники привыкли соглашаться с этим положением, и такое всеобщее согласие лежит в основе тупика, в котором находится британская промышленность" [9].

Британский предприниматель по фамилии Мозели посетил США в 1902 году. Он писал:

"То, что поразило нас больше всего - тесная связка между хозяином и рабочим... Предложения (по улучшению производства) приветствуются) - обычно для них существует специальная коробка, в первую очередь потому, что американский промышленник понял, что лучше всех оценить улучшение машины или метода способен не тот, кто сидит в бухгалтерии или главном офисе, а тот, кто работает у машины с утра до вечера... коротко говоря, работник понимает, что работа его мозгов принесёт ему выгоду. Стоит ли удивляться, что американские машины постоянно меняются и улучшаются?...

Как правило, британский наниматель едва знает своих рабочих, редко покидает свой офис ради фабрики и делегирует основную часть своих полномочий мастеру на фабрике, который, увидев всякую инициативу снизу, сразу начинает опасаться, что его смогут заменить. Если работник делает предложение об улучшении, мастер спрашивает: "кто управляет этим местом, ты или я?" [9].

Причиной слабости английской промышленности была, в конечном счёте, жесточайшая английская классовая структура. Герберт Гувер, будущий президент США, а в то время успешный горный инженер, поселился в 1908 году в Лондоне. Он писал: "В Америке никогда не было такого классового деления, такой непреодолимой стратификации и такой нищеты внизу. Бесплатное (школьное) образование стало всеобщим в США задолго до того, как высший класс Англии решился его ввести. Для них всеобщее образование было опасностью".

Экономический рывок позволил британским элитам закрепить жёсткую классовую структуру, которую и будет описывать Маркс в своих работах. Ни во Франции и Германии с их культом меритократии и государственной службы, ни в США - стране возможностей и "американской мечты" - не было таких жёстких барьеров между стратами.

Англичане ввели обязательное школьное образование лишь в конце XIX века. По состоянию на 1870 год Великобритания была богатейшей страной мира, но отставала от всех своих соседей по доле детей, посещающих школу.

Источники: [3], [5]

Британцы, ставшие лидерами Научной и Промышленной революций, вошли в XX век, имея примитивную образовательную систему, в которой по-настоящему качественное образование - в частных школах и древних университетах - было уделом только узкого слоя элиты. Жёсткая классовая стратификация предопределила английское отставание.

И всё же - всё же Британия была ещё очень сильна.

Гигантские капиталовложения за рубежом в мирное время обеспечивали англичанам не только огромные прибыли, но и огромное влияние в мире, а в случае войны могли послужить удобным источником финансирования.

В Великобритании со времён Революционных и Наполеоновских войн работала эффективная система прямого налогообложения, позволяющая государству при необходимости с лёгкостью мобилизовать гигантские ресурсы. Британцы намного обогнали континентальных соседей. Во Франции подоходный налог современного типа должен был быть введён в июле 1914, реально он начал действовать в январе 1916; в Германской и Российской империях всеобщей системы взимания подоходных налогов так и не появилось до конца Первой мировой войны.

Великобритания оставалась страной с самым высоким показателем подушевого ВВП на планете. Уровня жизни квалифицированного английского рабочего или инженера могли позавидовать даже коллеги из Франции или Германии.

Наконец, несмотря на нарастающую конкуренцию со стороны немцев и американцев, Британия всё ещё “правила волнами”. Могучий военный флот и вездесущие торговые корабли сковывали воедино гигантскую империю, раскинувшуюся на пяти континентах.

Британия была могущественна. Но в начале XX века её могущество пройдёт через суровое испытание, и империи будет нанесён удар, от которого на уже никогда не сможет полностью оправиться. Впрочем, об этом мы поговорим позднее.

Призрак бродит по Европе

- первые 50 лет современного экономического роста
- подушевой ВВП на старте современного экономического роста, в долларах 1985 года
- доля грамотных в населении на старте современного экономического роста
- урбанизация на старте экономического роста
- среднегодовые темпы роста подушевого ВВП в первые 50 лет современного экономического роста

Источник: David Flath, “The Japanese Economy”, 2005, Oxford University Press.

Со временем всё больше и больше стран мира начали присоединиться к третьей волне индустриализации. Скандинавские страны и Швейцария на протяжении нескольких веков имели самые высокие показатели грамотности населения в мире. Это позволило, к примеру, Швеции в течении полувека - с 1870 по 1914 - демонстрировать самые высокие темпы роста подушевого ВВП в Европе (за исключением России). Бедная Норвегия умудрилась построить второй в мире (после британского) торговый флот. Крошечная Дания создала такое эффективное сельское хозяйство, что две трети датской сельскохозяйственной продукции экспортировалось в Британию.

Неудивительно, что именно датскую модель выбрал в качестве образца проводивший в начале XX века аграрную реформу премьер-министр России Столыпин

Российская империя, поздно перейдя к современному экономическому росту - только в 1880-е гг. - начала быстро догонять лидеров и демонстрировала фантастические темпы расширения промышленного производства.

Ещё в середине XIX века считалось, что железная дорога может помочь только государствам, ориентированным на морскую торговлю, чтобы доставлять грузы к морским портам. Строительство поразивших воображение современников Транссибирский и Трансамериканской железных дорог показало, что новый вид транспорта позволяет в первую очередь континентальным державам осваивать гигантские территории.

Каталония, далеко оторвавшись от прозябающей в бедности Испании, превращалась в главный промышленный центр Средиземноморья. Объединённая Италия не была намерена так просто уступить Барселоне и начала создавать собственную мощную промышленность (хотя почти все ресурсы, да и финансовый капитал, итальянцам приходилось импортировать из-за границы - уголь из Англии, а деньги из Франции). В австро-венгерской империи Габсбургов мощная индустриальная база создавалась в Чехии и в окрестностях блистательной Вены.

Лучшей иллюстрацией индустриального бума, охватившего Европу в конце века, служат данные об изменении протяжённости железных дорог.

Длина железных дорог, км

Источник: B. R. Mitchell, “European Economic Statistics, 1750-1970”, New York, 1975.

Но индустриализация не осталась навечно чисто европейским феноменом.

На другой стороне планеты разворачивался первый в истории эксперимен модернизации не-европейской (не только географически, но и культурно-исторически) страны - Японии. Японцы, восхищаясь успехами англичан, стремились во всём копировать своих "старших товарищей" - от одежды и системы титулов до создания колониальной империи и строительства флота.

Российская империя медленно пробуждалась от сна. Крымская война заставила её пересмотреть свои представления о собственном положении в мире. Постепенно Россия из безбрежного аграрного моря превращалась в страну современного типа с мощной промышленностью и современной армией.

Наконец, за Атлантическим океаном поднимался истинный колосс, которому предстоит стать лидером наступающего XX века - Соединённые Штаты Америки.

Джинн современного экономического роста, единожды выпущенный из бутылки, уже не мог быть возвращён обратно. Всё больше и больше стран становились конкурентами британцев. Всё меньше и меньше становилась доля Британских островов в мировом промышленном производстве и валовом выпуске.

За годы своего потрясающего экономического взлёта британцы построили невиданную империю. Великобритания целый век наслаждалась позицией мирового лидера. Но ничто в истории не бывает вечным.

Приложение

Выше мы уже советовали замечательную книгу Грегори Кларка “Прощай, нищета”. Вот занятная таблица из этой книги: в результате упорного труда десятков экономических историков удалось собрать данные об уровнях зарплат в разных регионах мира перед самым началом современного экономического роста. Как видим, Азия к этому времени уже существенно беднее Европы, но в то же время Стамбульский рабочий мог позволить себе почти вдвое больше пшеницы, чем парижский. Настоящий “отрыв” Западной Европы от остального мира начинается только в XIX веке.

Для Англии приведены две конкурирующие оценки.

Средняя дневная заработная плата, XVIII век

в фунтах пшеницы

Источник: G. Clark, “A Farewell to Alms”, Princeton University Press, 2007.

Структурная трансформация

Нидерландам, самой развитой и богатой стране XVI-XVIII веков, потребовалось на переход от аграрной к индустриальной экономике в шесть раз больше времени, чем Южной Корее, которая вступила на путь современного экономического роста только в 1960-е гг.