Ловушка технологий. Почему луддиты и Маркс были правы
Начинаю цикл рассказов об экономике роботов и о том, как новые технологии изменили, изменяют и будут изменять природу труда. Первая часть рассказа базируется на вышедшей несколько месяцев назад книге знаменитого оксфордского экономиста Карла Бенедикта Фрея "Ловушка технологий" (ну или "технологический трап", как вам угодно), хотя нам придётся выходить далеко за её пределы.
РОБОТЫ ИДУТ
В 2004 году DARPA (Управление перспективных проектов МинОбороны США) объявила конкурс: приз в миллион долларов должен был достаться изобретателю, чей автомобиль прошёл бы 142 мили по пустыне Мохаве без всякой помощи человека. Результаты оказались впечатляющими: лидер проехал по пустыне семь миль, многие автомобили вообще не сдвинулись с места.
Сегодня по дорогам всего мира разъезжают беспилотные автомобили десятков разных фирм, а в Сингапуре с 2016 года действует беспилотное такси. Аналогичная система должна быть внедрена в Токио к Олимпийским играм 2020 года. Экспериментальные колонны огромных фур пересекают американские Великие равнины.
Но не все испытывают по этому поводу исключительно восторг. К примеру, кандидат в президенты от демократической партии Эндрю Янг заявлял:
"Достаточно беспилотных автомобилей, чтобы дестабилизировать общество... Миллион водителей грузовиков, из которых 94 процента мужчины, в среднем имеющие образование на уровне оконченной школы или одного года колледжа, потеряют работу. Одна эта инновация приведёт к уличным бунтам. А ведь мы собираемся сделать то же самое с работающими в торговле, колл-центрах, фаст-фуде, страховании и бухгалтерии" [1].
Оценка Янга оптимистична: во-первых, водителей грузовиков в США 1,9 миллиона человек, во-вторых, он не учитывает водителей такси, курьеров, личных шофёров, водителей общественного транспорта и так далее.
В 680 крупнейших колл-центрах США работает 2,2 млн человек; общее число всех работников во всех колл-центрах сложно оценить, но, видимо, оно достигает 2% рабочей силы [2]. Гугл планирует в самое ближайшее время заменить их - по крайней мере, значительную часть - на автоматы [3]. В американском фаст-фуде работает 3,8 миллиона человек [4]. В торговле занято на миллион человек больше [5].
И если замена живых водителей на микропроцессоры - дело отдалённого будущего, то в торговле замена продавцов-людей на кассы самообслуживания (и даже системы распознавания, автоматически учитывающие, кто и что берёт с полки - как в Amazon Go) уже идёт полным ходом. Начиная с позапрошлого года, впервые наметился принципиально новый тренд: общий рост занятости в США сопровождается снижением числа рабочих мест в торговле.
Возможно, вы удивитесь, но в страховой отрасли США занято ни много ни мало 2,7 миллиона человек, в бухгалтерии - 1,2 миллиона. Число бухгалтеров в США сегодня много ниже, чем семь лет назад, хотя общее число рабочих мест выросло на много миллионов [6]. Всего же только в тех отраслях, которые перечислил Янг, работает примерно восьмая часть американских работников.
А ведь есть ещё промышленный сектор. Oxford Economics прогнозирует замену 20 миллионов рабочих мест в промышленности на роботов к 2030 году [7].
Но не стоит думать, что только места неквалифицированных работников могут быть заняты роботами. Даже самые образованные и высокооплачиваемые сегодня всё чаще вынуждены конкурировать с машинами. Искусственный интеллект уже научился определять тип лёгочного рака по рентгеновским снимкам с точностью 97 % [8]. В соревновании с профессиональными онкологами в точности определения типа кожного рака (на 129,450 снимках) ИИ оказался не хуже, а в случае с некоторыми типами рака - даже лучше живых врачей [8].
Конечно, определение типа рака - лишь крохотная доля обязанностей онколога, а уж замена на роботов нейрохирургов или психиатров - дело очень далёкого будущего. И хотя в целом медицинские профессии, наряду с хореографами и пожарными, относятся к числу наименее подверженных риску автоматизации, повод для беспокойства точно есть [9]. (Кстати, найдите в списке свою профессию!)
Согласно исследованию, проведённому в 2017 году Pew Research, 85 процентов американцев выступают за политику, ограничивающую внедрение роботов. Исследования показывают, что в Европе и США в регионах, в большей степени подверженных риску автоматизации, избиратели при прочих равных более склонны голосовать за популистов и радикалов [9.1].
Так что же, пришло время волноваться?
ВСЁ ЭТО УЖЕ БЫЛО
Эндрю Янг - не первый, кто рассуждает об опасностях автоматизации труда. До него эту опасность вполне осознавали германские национал-социалисты - и пользовались страхом перед ней в своей практике. К примеру, в Вольном городе Данциге, где на выборах 1933 года победу одержали нацисты, местный Сенат запретил установку новых машин без особого разрешения. Фабрики-нарушительницы штрафовались и даже могли быть закрыты. В августе того же года Альфред Ходенберг, лидер Трудового фронта, заявил: "никогда больше работник не должен быть заменён машиной" [10] [11].
По мере перевода германской промышленности на военные рельсы вопрос утратил актуальности. Но на другой стороне Атлантического океана, в США, угроза, создаваемая рабочим местам машинами, была предметом обсуждения на радио, в кино, в академической среде и даже несколько раз выносилась на обсуждение Конгресса. В архиве New York Times словосочетание "технологическая безработица" встречается 13 раз в 1920-х гг. и 356 - в 1930-х.
Созданная Рузвельтом NRA (National Recovery Administration), призванная регулировать экономику, выпустила тридцать шесть предписаний, направленных на ограничение распространения технологий. (Интересно, что в годы Великой Депресии, на фоне массовой безработицы, развала финансовой системы и указов NRA, темп технического прогресса не снизился и, возможно, даже вырос - об этом мы поговорим в дальнейшем) [12]. Как и в Германии, в США боязнь массовой безработицы спала после перевода промышленности на выпуск военной техники - во время мировой войны на счету каждый работник.
Но не успели отгреметь выстрелы, и страх технологической безработицы вернулся. В 1930-е автоматизация воспринималась как угроза на фоне уникально высокой безработицы. И через три десятилетия, на фоне уникально быстрого роста - роста, который американская экономика не испытывала никогда ни до, ни после - страх перед технологиями никуда не исчез.
В 1960 году кандидат в президенты США Джон Кеннеди в своей речи в Детройте рассуждал о революции автоматизации - она "несёт с собой тёмную угрозу разрушения промышленной структуры, роста безработицы и углубления бедности". Уже будучи президентом в 1962 году он заявлял: "я считаю нашим главным внутренним вызовом для 60-х гг. поддержание занятости в то время как автоматы, безусловно, заменяют людей"[13]. С президентом соглашался и его Консультативный совет по вопросам трудовой политики: "нет сомнений, что безработица проистекает из-за автоматизации и технологических изменений" [14].
Подобного рода свидетельства можно приводить в промышленных количествах. На протяжении последних девяти десятилетий продолжаются разговоры о грядущей безработице. Разговоры эти напоминают бесконечные стенания по поводу будущего планетарного голода, исчерпания запасов нефти и прочих глобальных катастроф, которые уничтожат цивилизацию или создадут мир антиутопии. На практике опасения нацистов, Рузвельта, Кеннеди, Янга и сотен других политиков и экономистов пока, кажется, не оправдываются. Безработица в США сегодня составляет 3,6% - по большому счёту это уникальный результат; за последнее столетие существенно меньшая безработица наблюдалась только в 1944, на пике мобилизации экономики.
Как замечает экономист Чарльз Гордон, первые промышленные роботы General Motors установили в 1961 году, но за последующие шесть десятилетий рабочие места в промышленности не исчезли - их стало больше (в абсолютном выражении).
Так стоит ли волноваться?
НАДО ТОЛЬКО ВЫУЧИТЬСЯ ЖДАТЬ, НАДО БЫТЬ СПОКОЙНЫМ И УПРЯМЫМ
Никто не спорит с самоочевидным фактом: технический прогресс снижает потребность в рабочих руках. На металлургических заводах в Австрии 14 работников управляют заводом, выплавляющим полмиллиона тонн высококачественной стали в год. Ещё триста лет назад для этого потребовалось во много тысяч раз больше рабочих рук [15]. Почему в таком случае рост производительности труда не оставляет людей навсегда безработными?
Нужно понимать, что "замена рабочего места" не означает создание автомата, способного выполнять в точности те же действия, что и потерявший работу живой человек. Для самых современных антропоморфных роботов приставить лестницу к фонарному столбу, забраться по ней, сохраняя равновесие, аккуратно почистить фонарь, зажечь его и спуститься вниз - всё это безумно сложно даже при нынешнем уровне развития технологий. Тем не менее, в наших городах уже сто лет как нет фонарщиков, просто газовые фонари сменились электрическими. Создание робота, в точности повторяющего все движения высококвалифицированного ремесленника XVIII века - задача несравнимо более сложная, чем отправка марсохода за много миллионов километров от нашей планеты. Но ремесленников заменили не ультрасовременные человекоподобные роботы, а банальная технология штамповки. Человечество не создало точную копию лошади, но гонца на лошади успешно заменили телеграф, телефон, радиоволны и оптоволокно.
Стенфордский профессор Рой Амара в своё время сформулировал знаменитый закон своего имени: мы переоцениваем влияние технологий в краткосрочном периоде и недооцениваем - в долгосрочном. Во многом это объясняется тем, что новая техника не просто добавляет что-то приятное или эффективное к существующему образу жизни или производственной системе - они меняют сам образ жизни или производственную систему.
В своё время знаменитый историк экономики Пол Дэвид заинтересовался вопросом: почему первая коммерческая электростанция Эдисона появилась в 1882 году, а значительное влияние на статистику промышленной производительности электричество стало оказывать только в 1920-х гг.? Разобрав в своей знаменитой статье этот вопрос, он пришёл к выводу: для реализации преимуществ использования электричества было необходимо радикально перестроить всю систему фабричного производства. Многоэтажная фабрика, сама бывшая огромным механизмом, где оборудование было соединено с центральной паровой машиной через сложную систему труб, рычагов, передаточных валов и так далее, могла быть превращена в одноэтажное пространство, на котором станки можно было расставлять свободно - достаточно было протянуть кабель. Чтобы понять все выгоды такого устройства, потребовалось несколько десятилетий [16] [16.1].
Беспилотным автомобилям сегодня очень сложно ездить по городским улицам, наполненным другими автомобилями, управляемыми непредсказуемыми водителями-людьми, дорожными знаками, велосипедистами, переходящими (и перебегающими) дорогу пешеходами и так дальше. Но что если оставить на дорогах только беспилотные автомобили, способные обмениваться информацией и заранее знать о действиях друг друга, опустить проезжую часть на пару-тройку метров ниже уровня тротуара и сделать все переходы надземными? Конечно, это будет непросто сделать, но в итоге, возможно, удастся в разы увеличить скорость передвижения по городу и на порядок снизить смертность в ДТП. Необязательно создавать робота, способного подниматься по лестнице, чтобы заменить живого курьера - его могут заменить дроны.
Все эти примеры показывают простую вещь: технический прогресс на рынке труда нельзя свести к простому сокращению спроса на рабочие руки. Чтобы заменить газовое освещение и паровые машины на фабриках, потребовались миллионы электриков по всему миру. Потерявшие работу водители, возможно, переквалифицируются в строительных рабочих, которые будут перестраивать города под нужды беспилотных автомобилей. Гонцы исчезли - но телеграфисты, а после них - радисты, телефонисты, сотрудники интернет-провайдеров пришли им на место, увеличив объёмы передаваемой информации в миллиарды раз.
Есть и другое, более глубокое обоснование закона Амары. Технологии не просто упрощают удовлетворении наших потребностей. Знаменитый историк экономики Джоэль Мокир писал: "изобретение - матерь потребности" [17]. Не спрос на массовое образование создал печатный пресс, а печатный пресс создал массовое образование и спрос на него. До появления интернета никто не знал о существовании спроса на социальные сети. Не спрос на железобетон породил бетон и мартеновские печи, а мартеновские печи и портланд-цемент сделали возможным производство железобетона.
Конечно, можно сказать, что спрос на образование и общение существовал всегда, но вопрос заключается в другом - какую именно форму примет этот спрос в зависимости от развития технологий. Новые потребности, порождаемые технологиями, создают новые профессии, а вместе они делают нашу жизнь лучше.
Так что же, волноваться всё-таки не стоит?
ПОЧЕМУ ТАК ПОЗДНО
Технический прогресс начался не три века назад. Изобретатели древности, такие как Герон Александрийский, разрабатывали первые торговые автоматы и паровые турбины [18]. Невероятно сложный Антикитерский механизм, созданный примерно во втором веке до нашей эры и найденный в 1901 году, показывал одновременно положение Солнца, Луны, определял ближайшую дату солнечного и лунного затмений, Олимпийских, Немейских, Пифийских и других игр. И хотя по уровню сложности такой механизм сложно было представить даже в XVIII веке, ничего подобного Промышленной революции в Древнем мире не произошло.
Современная реконструкция антикитерского механизма
В Европе Нового времени разрыв между появлением новых технологий и их массовым внедрением долгое время оставался не намного меньшим, чем в античные времена. Мокир замечает: "Большинство устройств, которые мы ассоциируем с Промышленной революцией - крупным исключением здесь служит паровой двигатель - могли быть созданы с использованием знаний, доступных в 1600 году, а не 1800" [19]
Так почему же Промышленная революция началась лишь в конце восемнадцатого столетия? Возможно, главной причиной было то, что в прежние времена власть блокировала прогресс, опасаясь, что он подорвёт её положение.
Известна легенда о римском императоре Веспасиане: когда ему предложили механизм для перетаскивания исполинских мраморных колонн, он отказался от его внедрения, решив, что после внедрения механизма тысячи работников станут ненужными умрут от голода. Другие истории такого рода документированы. В 1412 году, когда городскому совету Кёльна была предложена дробилка для шёлковой промышленности, ответ был однозначен: "многие, зарабатывающие свой хлеб в гильдиях этого города, окажутся в бедности, а потому городской совет согласился, что ни эта дробилка, ни какая-либо схожая не должны быть изготовлены или установлены, сейчас или в будущем" [20].
В 1589 году, когда один священник предложил английской королеве Елизавете I модель вязальной машине, она ответила: "Обдумай, как твоё изобретение повлияет на моих бедных подданных. Оно наверняка принесёт им горе, лишив работы и сделав попрошайками". А в 1623 английский Тайный совет приняли решение об уничтожении всех машин, производящих иглы, и уничтожении всех созданных на них игл [21].
Анализ патентов елизаветинского и стюартовского периодов показывает: "правовые решения подтверждают, что максимизация занятости была приоритетом для элит" [22]. Историк Кристин МакЛеод изучила 505 патентов, выданных в 1663-1750 годах. 44 процента из них были направлены на совершенствование навыков работников, ещё 37 процентов -на сбережение капитала. Лишь 2 процента имели в качестве задачи сбережение труда [23].
Но ведь мы уже знаем, что исчезновение одних рабочих мест не означает постоянной безработицы: на место одних приходят другие - и экономика выходит на новый виток, но с уже более высокой общей производительностью. Так в чём проблема?
Проблема в том, что "выход на новый виток" не происходит мгновенно. Ещё в 1750 году в Индии ежегодно производили примерно 85 миллионов фунтов хлопка - в сравнении с тремя миллионами фунтов в Великобритании. Через сто лет Англия стала абсолютным мировым лидером в ткацкой промышленности, а в её колонии - Индии - эта промышленность почти исчезла. Нет сомнений, что механизация работы ткача была одной из основных вех на пути технического прогресса и сделала жизнь людей комфортнее и проще, но вряд ли эти соображения могли утешить миллионы индусских ткачей, вымерших от голода в начале XIX века [24].
Безобидная прялка стала ужасом для миллионов индусских ткачей
Современным жителям американского Ржавого пояса смерть от голода не грозит, но их проблемы по своей природе аналогичны проблемам бенгальских ремесленников: престижной работы на металлургическом заводе или автомобильной фабрики их, в конечном счёте, тоже лишают технологии. (Главная из этих технологий - грузовые перевозки в стандартизированных контейнерах, позволившие резко снизить издержки международной торговли и перенести рабочие места за океан). Возможно, уровень жизни этих работяг резко повысился бы, стань они программистами или инженерами-робототехниками, но на практике им приходится становиться в лучшем случае кассирами или охранниками в тюрьмах, наполненных наркоманами (чуть позже мы выясним, какая связь существует между наличием работы и уровнем удовлетворённости жизнью).
Уже известный нам Мокир пишет: "Всякое изменение в технологиях почти неизбежно ведёт к улучшению положения одних и ухудшению - других. Можно представить изменения в технологиях, которые будут Парето-эффективными (улучшающими положение одних и, по крайней мере, не ухудшающими - всех других), но на практике они встречаются крайне редко... Решение о внедрении инноваций с высокой вероятностью будет заблокировано теми, кто от него проигрывает, через нерыночные механизмы и политический активизм" [25]
Примеры Парето-эффективных изменений в технологиях существуют. И самый лучший пример - это, конечно, печатный пресс. В работе "Почему не было бунтов писцов?" даётся простое объяснение: писцы оказались выгодоприобретателями появления печатного пресса. Большинство рукописных книг создавались не ради коммерческого интереса - в основном монахами. Писцы занимались другим: "Многие профессиональные писцы сохранили свою профессию, переписывая документы, описи, письма, протоколы - то есть тексты, которые было слишком дорого перепечатывать". Печатный станок не лишил их работы - наоборот, дал им много новой [26]. Очевидно, именно это стало причиной его молниеносного, по меркам средневекового общества, распространения - уже к середине XVII века печатные книги стали обыденностью для европейцев.
Печатный станок - это исключение: ни одна другая технология не распространялась с такой скоростью и в таком масштабе до конца XVIII века. В большинстве случаев появление новых технологий действительно выталкивает с рынка массы работников, делая их навыки бесполезными. Но, как показывает нам история американской безработицы, в современном мире вытолкнутые на обочину люди достаточно быстро находят себе новую профессию - или, быть может, таких людей просто не очень много. Но не всё так просто.
БОЙЦЫ ГЕНЕРАЛА ЛУДДА
Ещё раз повторим сказанное выше: новые технологии в долгосрочном периоде улучшают жизнь людей, но в краткосрочном они почти наверняка ухудшают положение части занятых на рынке труда. Печальная новость заключается в том, что краткосрочный период может продолжаться очень долго. Однажды такой затянувшийся период породил самую влиятельную радикальную идеологию в истории человечества.
Мы привыкли считать, что механизация и автоматизация делают ненужным простой, примитивный, однообразный труд, заменяя его на труд машин. Но во время Британской Промышленной революции происходило ровно обратное: квалифицированный труд ремесленников замещался трудом неквалифицированных работников.
Англия XVIII века была во многом уникальным местом. Славная революция породила политическую систему, в которой богатые торговцы и промышленники обладали достаточной политической властью, чтобы не считаться с сопротивлением рабочей массы, теряющей свой источник существования. "Британское лидерство в промышленном развитии объяснялось не отсутствием сопротивления техническим изменениям, а последовательной и энергичной поддержкой правительством "партии" инноваторов... Сопротивление техническому прогрессу во Франции оказалось успешнее, чем в Британии, и, возможно, поэтому Британия оказалась первой" [26.1]
Изобретатель тех времён Эли Уитни так объяснял, зачем нужно было внедрять взаимозаменяемые детали в производстве: "для замены эффективной и чёткой работой машин навыков ремесленников" [27]. Описывая Промышленную революцию, историк Гэвин Райт писал: "если довести те тренды до логического конца, то в пределе мы получили бы технологии, которые разрабатывают гении и используют идиоты". В своём сочинении "О машинах" создатель классической политэкономии Дэвид Рикардо писал, что машины уничтожают потребность в квалифицированном труде. "Мнение, распространённое среди рабочего класса, что внедрение машин губительно для их интересов, основано не на предрассудках или ошибках, но вполне согласуется с принципами политической экономии" - писал он [28].
Итог подводит Дэвид Ландес: "Механизация открыла новые перспективы комфорта и процветания для всех, но она же уничтожила источники существования для некоторых и оставила многих на обочине прогресса. Жертвами Промышленной революции стали сотни тысяч, возможно даже миллионы" [29].
В этой статье мы не будем разбирать тонкости технологий, обеспечивших индустриализацию Британии - мы сделаем это в будущем. Пока что просто поверим, что создававшиеся двести - двести пятьдесят лет назад технологии действительно снижали потребность в квалифицированном труде. В самом деле, обработать металлическую заготовку на примитивном фрезеровочном или токарном станке проще, чем делать то же самое вручную.
Исследуя зарплаты ткачей, Роберт Аллен показал, что внедрение ткацких станков приводило к снижению зарплат до уровня, минимально необходимого для физического выживания, причём работать на фабриках мог кто угодно - не только вчерашние квалифицированные ремесленники, но и вчерашние сельские батраки [30]. Это неудивительно: ткачей было слишком много, и они были готовы наниматься за любую зарплату. В 1816 безработица среди ткачей в Стокпорте достигла 60%. Даже через десять лет в городе Дарвин 69% ткачей оставались без работы - они существовали на пособие и перебивались случайными заработками [31].
У Промышленной революции были свои роботы - дети. Один из исследователей подсчитал, что после внедрения на прядильных фабриках мюль-машин Кромптона число рабочих-детей на таких фабриках в девять раз превысило число взрослых [32]. Условия работы этих детей были по-настоящему ужасны. Чаще всего дети не получали ничего, кроме крыши над головой, циновки и самой простой еды, и если они всё же получали зарплату, то она не превышала трети зарплаты взрослых работников, а чаще всего была намного ниже [33]. К тому же детей было очень легко заставить слушаться. Среди них не был распространён алкоголизм. Рабочий день продолжался до восемнадцати часов, во время обеденного перерыва дети были вынуждены чистить машины - фактически они работали безостановочно. Роберт Бланко, бывший ребёнок-рабочий, описывал методы "дисциплинирования": подвешивание за руки, подпиливание зубов (!), выдёргивание волос с помощью смолы [34]. "Роберт Вудворд изобрёл остроумные пытки - подвешивать детей за кисти рук над двигающейся взад-вперд машиной, заставляя тем самы поджимать ноги". В Лоудгеме близ Ньюкастла "довольствовались одной плёткой, правда, её пускали в ход с утра до ночи не только для исправления учеников при самой малой провинности, но и для того чтобы подстёгивать их к работе, чтобы поддерживать их в бодрственном состоянии, когда усталость клонила их ко сну" [35].
Наличие дешёвой, почти бесплатной детской рабочей силы (чаще всего это были дети родителей, которые не могли их прокормить и были готовы отдать кому угодно) служило ещё одним фактором, снижавшим уровень зарплат. В годы Промышленной революции быстрый рост подушевого выпуска не сопровождался ростом уровня жизни [36].
Обратимся к статистике. За 1780-1840 подушевой выпуск вырос на 46 процентов, в то время как реальная зарплата - всего на 12 процентов [37] [38]. Но при этом число отработанных часов выросло на 20% за 1760-1830 гг. - а значит, реальная зарплата за этот период упала [39].
Впрочем, уровень жизни не определяется одной зарплатой. Потребление пищи в Англии не росло по крайней мере до 1840-х гг. [40] Одним из ключевых показателей качества жизни является рост людей. Если не происходит серьёзных изменений в генофонде, рост людей в разные десятилетия отражает качество их питания в детстве. Так вот, из всех десятилетий XIX века самые низкие англичане родились в 1850-х гг., и средних показателей роста для родившихся 1800-х гг. удалось вновь достичь только для родившихся уже в 1890-х гг. [41] [42]. Даже в 1850 году ожидаемая продолжительность жизни в новых индустриальных городах - Манчестере и Ливерпуле - составляла 32 и 31 год, на десять лет ниже среднего общенационального уровня [43].
Одновременно с этим доходность капитала в экономике удвоилась [44]. За период 1759-1867 доля дохода, приходящаяся на 5% самых богатых англичан, выросла с 21% до 37% [45].
Уже знакомый нам Роберт Аллен назвал этот период "Паузой Энгельса" [46]. В своей знаменитой работе "Положение рабочего класса в Англии" Энгельс собрал множество свидетельств, с которыми в целом согласны современный историки экономики: развитие капитализма в Англии 1820-40-х гг. сопровождалось не ростом, а падением уровня жизни львиной части населения.
Реакцией на внедрение машин стало луддитское движение. Последователи некоего Неда Лудда (до сих пор неизвестно, кем он был и был ли вообще) разбивали машины и оборудование; правительство реагировало жёстко - с 1769 года уничтожение машин каралось смертной казнью. Тем не менее, луддитские выступления продолжались на протяжении почти века, достигнув максимума в 1810-12 гг.: в это время правительство вынуждено было порой задействовать против повстанцев больше войск, чем против Наполеона.
Нет, Промышленная революция не сделала жизнь людей хуже, но адаптация к новым технологиям затянулась почти на столетие. Уже с 1870-х гг. многодесятилетняя стагнация сменяется ростом. Так называемая Вторая Промышленная революция, разворачивавшаяся в это время, базировалась уже не на случайных изобретениях самоучек, а на научных принципах и открытиях. Фокус развития из механики сместился в химию. Постепенно позиции у парового двигателя начало отвоёвывать электричество - хотя, как мы знаем, до окончательной победы пришлось ждать целых полвека. Промышленности теперь требовался квалифицированный труд людей, на которых можно было возложить огромную ответственность - теперь плохая работа одного рабочего могла привести к разладке всей производственной цепочки.
И зарплаты начинают быстро расти. В целом за 1840-1900 годы подушевой выпуск вырос на 90%, а средняя зарплата - на 123%, причём почти весь рост зарплат пришёлся на 1870-1900 годы. Косвенным доказательством изменения роли труда является следующее. В 1760-1830 гг. доля инвестиций в ВВП Англии выросла втрое, после чего оставалась стабильной вплоть до Первой мировой войны. А вот доля грамотных и среднее число лет, затрачиваемых на получение образования, в эти годы практически не менялось. Но после 1830 года число лет начинает сначала медленно, а потом всё ускоряющимися темпами расти, и к началу XX века средний мужчина-англичанин затрачивал на протяжении своей жизни на обучение втрое больше времени, чем его предок семьюдесятью годами ранее [47]. Иными словами, если на первых этапах Промышленной революции главным дефицитом был физический капитал, и главным выгодоприобретателем революции стали его владельцы - капиталисты, то уже во второй половине XIX века главные плоды экономического развития пожинали наёмные работники.
Маркс и Энгельс совершенно верно заметили парадокс: рост подушевого выпуска не приводил к росту уровня заработной платы на протяжении долгих десятилетий. Объяснить этот парадокс классическая политэкономия, созданная Смитом и Рикардо, не в силах, посчитали они -действительно, снижение стоимости одного из факторов производства по мере роста эффективности его использования противоречит базовым постулатам и современной, и тогдашней экономической науки. В ответ Маркс создал теорию прибавочной стоимости, из которой с неизбежностью вытекал закон абсолютного и относительного обнищания пролетариата по мере капиталистического развития и концентрации всех его плодов в руках узкого круга капиталистов. А другой парадокс заключался в том, что зарплаты в Британии начали медленно расти после 1848 года, когда был опубликован Манифест коммунистической партии, а после 1867 года (выпуск первого тома "Капитала") рост из еле заметного превратился в быстрый и устойчивый. Ко времени публикации третьего тома (1894) модель, предложенная Марксом, уже очевидно не работала.
В чём ошибся Маркс? Затянувшуюся на долгие десятилетия "паузу" он возвёл в ранг абсолютного закона. Мы уже поняли, что стагнация уровня заработной платы на фоне быстрого экономического роста объяснялась замещением квалифицированного труда неквалифицированным. Весь парадокс рассыпается, если рассматривать в качестве фактора производства не агрегированный труд, а труд разной квалификации.
Но что если мы сегодня подходим к алленовской "Паузе Энгельса"? Что если она тоже продолжится долгие десятилетия? А что если передовые государства уже в ней живут?
В следующих частях мы узнаем, почему Роберт Гордон считает технический прогресс несущественным после 1970 года, действительно ли медианная зарплата в США стагнирует уже полвека, как компьютеры сначала не оправдали, потом оправдали, а потом снова не оправдали надежды макроэкономистов, действительно ли мы стоим на пороге Четвёртой промышленной революции, как интернет убивает малые города - ну и, конечно, кому стоит бояться искусственного интеллекта, а кто может выдыхать.
ССЫЛКИ.
[1] https://www.nytimes.com/2019/11/14/opinion/andrew-yang-jobs.html
[2] https://www.nber.org/chapters/c14007
[3] https://qz.com/1335348/google-is-building-virtual-agents-to-handle-call-centers-grunt-work/
[5] https://www.bls.gov/ooh/sales/retail-sales-workers.htm
[6] https://www.statista.com/statistics/317587/number-of-accountants-and-auditors-employed-us/
[7] https://www.bbc.com/news/business-48760799
[8] https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/30224757
[9] https://www.replacedbyrobot.info/ranking
[9.1] C. B. Frey, T. Berger, and C. Chen, 2018, “Political Machinery: Did Robots Swing the 2016 U.S. Presidential Election?,” Oxford Review of Economic Policy 34
[10] “Danzig Bars New Machinery Except on Official Permit,” 1933, New York Times, March 14.
[11] “Nazis to Curb Machines as Substitutes for Men,” 1933, New York Times, August 6.
[12] L. Wolman, 1933, “Machinery and Unemployment,” Nation, February 22
[13] https://www.jfklibrary.org/asset-viewer/archives/JFKCAMP1960/1030/JFKCAMP1960-1030-036
[14] President’s Advisory Committee on Labor-Management Policy, 1962, The Benefits and Problems Incident to Automation and Other Technological Advances (Washington, DC: Government Printing Office)
[15] https://www.popularmechanics.com/technology/infrastructure/a27043/steel-mill-austria-automated
[16] P. A. David, 1990, “The Dynamo and the Computer: An Historical Perspective on the Modern Productivity Paradox,” American Economic Review 80 (2)
[16.1] https://www.bbc.com/news/business-40673694
[17] Mokyr, J. 1992. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York: Oxford University Press.
[18] G. Landels, 2000, Engineering in the Ancient World (Berkeley: University of California Press)
[19] Mokyr, J. 2011. "The Enlightened Economy: Britain and the Industrial Revolution", 1700–1850. London: Penguin.
[20] S. Ogilvie, 2019, "The European Guilds: An Economic Analysis" (Princeton, NJ: Princeton University Press)
[21] L. A. White, 2016, "Modern Capitalist Culture" (New York: Routledge)
[22] C. Dent, 2006, “Patent Policy in Early Modern England: Jobs, Trade and Regulation,” Legal History 10
[23] C. MacLeod, 1998, "Inventing the Industrial Revolution: The English Patent System", 1660–1800 (Cambridge: Cambridge University Press)
[24] R. C. Allen, 2009, "The British Industrial Revolution in Global Perspective" (Cambridge: Cambridge University Press)
[25] J. Mokyr, 2002, "The Gifts of Athena: Historical Origins of the Knowledge Economy" (Princeton, NJ: Princeton University Press)
[26] Neddermeyer, U. 1997. “Why Were There No Riots of the Scribes?” Gazette du Livre Médiéval 31 (1)
[26.1] J. Mokyr, 1992, “Technological Inertia in Economic History,” Journal of Economic History 52
[27] H. J. Habakkuk, 1962, "American and British Technology in the Nineteenth Century: The Search for Labour Saving Inventions" (Cambridge: Cambridge University Press)
[28] https://economistsview.typepad.com/economistsview/2012/09/david-ricardo-on-machinery.html
[29] D. S. Landes, 1969, The Unbound Prometheus: Technological Change and Development in Western Europe from 1750 to the Present (Cambridge: Cambridge University Press)
[30] Robert C. Allen, 2017. "The Hand-Loom Weaver and the Power Loom: A Schumpeterian Perspective Revised," Working Papers 20170004, New York University Abu Dhabi, Department of Social Science, May 2017.
[31] C. Nardinelli, 1986, “Technology and Unemployment: The Case of the Handloom Weavers,” Southern Economic Journal 53 (1)
[32] C. Tuttle, 1999, Hard at Work in Factories and Mines: The Economics of Child Labor during the British Industrial Revolution (Boulder, CO: Westview Press),
[33] P. Mantoux, 1961, "The Industrial Revolution in the Eighteenth Century: An Outline of the Beginnings of the Modern Factory System in England", trans. M. Vernon (London: Routledge)
[34] 53. Baines, 1835, History of the Cotton Manufacture in Great Britain
[36] N. F. Crafts and C. K. Harley, 1992, “Output Growth and the British Industrial Revolution: A Restatement of the Crafts-Harley View,” Economic History Review 45 (4)
[37] C. H. Feinstein, 1998, “Pessimism Perpetuated: Real Wages and the Standard of Living in Britain during and after the Industrial Revolution,” Journal of Economic History 58 (3): 625–58;
[38] R. C. Allen, 2009b, “Engels’ Pause: Technical Change, Capital Accumulation, and Inequality in the British Industrial Revolution,” Explorations in Economic History 46 (4): 418–35.
[39] H. Voth, 2000, Time and Work in England 1750–1830 (Oxford: Clarendon Press of Oxford University Press)
[40] G. Clark, M. Huberman, and P. H. Lindert, 1995, “A British Food Puzzle, 1770–1850, Economic History Review 48 (2)
[41] R. C. Floud, K. Wachter, and A. Gregory, 1990, Height, Health, and History: Nutritional Status in the United Kingdom, 1750–1980 (Cambridge: Cambridge University Press), chapter 4;
[42] J. Komlos, 1998, “Shrinking in a Growing Economy? The Mystery of Physical Stature during the Industrial Revolution,” Journal of Economic History 58 (3)
[43] S. Szreter and G. Mooney, 1998, “Urbanization, Mortality, and the Standard of Living Debate: New Estimates of the Expectation of Life at Birth in Nineteenth-Century British Cities,” Economic History Review 51 (1)
[44] Allen, R. C. 2009. “Engels’ Pause: Technical Change, Capital Accumulation, and Inequality in the British Industrial Revolution.” Explorations in Economic History 46 (4)
[45] P. H. Lindert, 2000b, “When Did Inequality Rise in Britain and America?,” Journal of Income Distribution 9 (1)
[46] https://www.sciencedirect.com/science/article/abs/pii/S0014498309000199?via%3Dihub
[47] N. F. Crafts, 1985, British Economic Growth during the Industrial Revolution (Oxford: Oxford University Press)