История нефти - 3

Снова статья в основном базируется на огромной книжке Ергина "Добыча". Особенно в первой части некоторые куски почти буквально взяты из этой книги. Впрочем, Ергин уже живой классик, и нет необходимости изобретать велосипед.

ПОЛКОВНИКУ НИКТО НЕ ПИШЕТ

Полковник Дрейк не был полковником. Он был кондуктором. Как и многие носившие в XIX веке униформу американцы, он стал называть себя полковником. Дрейку, как и его однофамильцу триста лет назад, скорее просто повезло. Во-первых, он жил в одной гостинице с банкиром Таунсендом и своей словоохотливостью ему понравился. А во-вторых, выйдя на пенсию по состоянию здоровья, он сохранил право бесплатно ездить по железной дороге. Этому старому весельчаку банкир и его партнёр - основатель фирмы Seneca Oil Джордж Биссел - поручили попробовать принципиально новую идею: использовать скважины, которые бурили соледобытчики, для того, чтобы добывать “горное масло” - нефть, из которой можно было делать керосин.

В 1853 году поляк из Львова Игнаций Лукасевич изобрёл керосиновую лампу (до этого использовались только дрова и свечи, а в США широко распространён был китовый жир). Что касается керосина, то считается, что впервые его получил в 1846 году из каменного угля один канадский врач.

Бурить решили в Пенсильвании, где нефть нередко находили на поверхности и потом “добывали”, бросая в воду староё тряпьё, высушивая, а потом выжимая. Первые два рабочих, которых нанял Дрейк, просто ушли - они посчитали его сумасшедшим. Бурение шло медленно, а нефти всё никак не находилось. В конце-концов все инвесторы, кроме Таунседа, отказались от идеи, да и тот в конце августа 1859 года отчаялся: близилась осень, и работы нужно было прекратить. Банкир послал Дрейку письмо с указанием расплатиться по всем счетам и свернуть работы.

Письмо задержалось на пару дней. В субботний вечер 27 августа бур вошёл в небольшую полость на глубине 20 метров. Работы были остановлены. Слесарь, заглянувший в трубу, увидел внизу тёмную жидкость. Приехавший в понедельник Дрейк застал необычное зрелище — слесарь дядюшка Билли с сыновьями охраняли целую батарею емкостей от баков до бочек, заполненных до краев нефтью. Приспособив к скважине обычный ручной насос, Дрейк приступил к тому, за что его многократно осмеивали - выкачиванию нефти. В тот же день пришел последний денежный перевод Таунсенда с приказом свернуть работы. Письмо запоздало, зато новости распространялись со скоростью лесного пожара: через пару дней население городка Тайтусвилль выросло в несколько раз. Началась первая в истории нефтяная лихорадка.

Добыча в Западной Пенсильвании быстро росла: от 450 000 баррелей в 1860 г. до 3 млн баррелей в 1862-м. Рынок не успевал поглощать растущие объемы нефти. Цена барреля, составлявшая в январе 1861 г. $10, опустилась до 50 центов к июню и до 10 центов к концу 1861 г. Вскоре спрос поднялся до уровня предложения, и к концу 1862 г. цены поднялись до $4 за баррель и затем к сентябрю 1863 г. до $7,25 за баррель. Менее чем за два года одна достопамятная скважина дала $15 000 прибыли на каждый вложенный доллар.

Война препятствовала поставкам скипидара с Юга, создавая острый дефицит камфина, дешевого осветительного масла, получаемого из скипидара. Когда Юг откололся, Север лишился доходов от продажи хлопка — одной из основных статей американского экспорта. Быстрый рост экспорта нефти в Европу компенсировал эти убытки и обеспечил новый крупный источник поступления валюты.

Уже в 1864 г. химик из Нью-Йорка описывал воздействие этого нового средства освещения: «Керосин в некотором смысле увеличил продолжительность жизни сельского населения, — писал он. — Те, кто из-за дороговизны или неэффективности китового жира привыкли ложиться спать сразу после захода солнца и проводить в постели почти половину своей жизни, теперь могли посвятить часть ночи чтению и другим развлечениям, в особенности зимой». В первой изданной книге, посвящённой нефти, писалось: «В качестве источника света нефть нельзя сравнить ни с чем: это свет новой эры. Это не лунный свет, а нечто подобное сильному, слепящему, прозрачному дневному свету, изгоняющему тьму... Горное масло дарит божественный свет - самый яркий и самый дешевый в мире свет, доступный королям и роялистам, республиканцам и демократам»

Самой удивительной была история местечка под названием Питхоул-Крик. Первая скважина была пробурена в январе 1865 г. в густом лесу; к июню там были четыре продуктивные скважины, которые давали 2000 баррелей в день — треть общей добычи в Нефтяном районе, и люди пробивались по дорогам, уже забитым телегами с бочками. «Вся округа, — говорил один очевидец, — смердела, как полк солдат, страдающих поносом». Спекуляции землей, казалось, не знали предела. Одна из ферм, практически ничего не стоившая всего несколько месяцев назад, была продана за $1,3 млн в июле 1865 г., а затем, в сентябре того же года, перепродана за $2 млн. В сентябре добыча в районе Питхоул-Крик достигла 6000 баррелей в день — две трети общей добычи Нефтяного района. И к тому времени прежде безвестная глухомань превратилась в город с населением 15 000 человек. New York Herald сообщала, что основными видами бизнеса в Питхоуле были спиртное и аренда, a The Nation добавляла: «С уверенностью можно утверждать, что в этом городке крепкого спиртного потребляется гораздо больше, чем в любом другом равном по размеру городе мира». Тем не менее Питхоул уже встал на путь респектабельности: там имелось два банка, два телеграфа, были своя газета, водопровод, пожарная команда, несколько пансионатов, контор и более 50 гостиниц, из которых как минимум три дотягивали по комфортности до столичного уровня, а почта обрабатывала около 5000 писем в день. Но через пару месяцев нефть исчезла так же быстро, как и появилась. Для жителей Питхоула это было сродни библейской чуме, и к январю 1866 г., всего год спустя после открытия месторождения нефти, тысячи людей покинули его в поисках новых возможностей. Город, который внезапно возник в глуши, опустел. Участок земли в Питхоуле, проданный в 1865 г. за $2 млн, в 1878-м пошел с аукциона за $4,36.

Нефть превращалась в королеву, а королеве нужен свой король.

КОРОЛЕВСТВО НЕФТИ

Однажды жарким летним днём 1865 года два старших партнера одной из самых преуспевающих нефтеперерабатывающих компаний Пенсильвании возобновили вечный спор о том, насколько быстро следует расширять свою деятельность. Более осторожный в этом вопросе Морис Кларк пригрозил выходом из предприятия, если его позиция будет проигнорирована, но, к его удивлению, другой партнер — а это был Джон Рокфеллер — не имел ничего против ухода Кларка. И бизнесмены приняли решение устроить между собой аукцион, с тем чтобы предложивший большую цену стал полновластным хозяином компании. И аукцион состоялся безотлагательно, прямо в конторе. Ставки начались с $500 и росли очень быстро. Вскоре Морис Кларк дошел до $72.000. Рокфеллер преспокойно предложил $72.500. И тут Кларк сдался.

Рокфеллер родился в семье мелкого коммивояжера. Позднее о рассказывал об отце: «Он часто торговался со мной и покупал у меня различные услуги. Он научил меня, как нужно покупать и продавать. Мой отец просто „натаскивал“ меня на обогащение!».

В семь лет Рокфеллер начал откармливать на продажу индюшек. С этого времени все свои расходы он записывал в небольшой книжечке, а с первой зарплаты купил большую бухгалтерскую книгу; в такие книги он будет записывать всё до мелочи на протяжении всей жизни. В 13 лет он ссудил соседскому фермеру 50 долларов под 7,5% годовых.

Закончив бухгалтерские курсы, он недолго проработал ассистентом бухгалтера в крошечной компании и даже сумел за считанные месяцы дослужить до управляющего. «Я начинал свое дело как бухгалтер, — говорил он позднее. — И я научился уважать цифры и данные, как бы малы они ни были». «Отец, — позже вспоминал Джон-младший, — никогда не оплачивал счет, пока не удостоверялся в правильности каждого пункта. Такую дотошность в мелочах некоторые считали скупостью, но для него самого это был просто жизненный принцип».

Позже один из бизнесменов так опишет Рокфеллера: “Он позволил каждому высказаться, в то время как сам сидел, откинувшись, не проронив ни слова. Но он, кажется, все запоминает, и когда начинает говорить, то расставляет все по местам .... Я полагаю, ему 140 лет — и, наверное, ему было лет сто, когда он родился”.

Как раз в это время английский предприниматель Джон Моррис Кларк искал компаньона с капиталом в 2000 долл. для создания совместного дела. На тот момент у Рокфеллера было скоплено 800 долл., недостающую сумму он занимает у отца под 10 % годовых, и в апреле 1857 года становится младшим партнёром компании «Кларк и Рочестер». Компания торговала сеном, зерном, мясом и другими товарами, а начавшаяся гражданская война сыграла ей на руку - воюющей армии Севера было нужно много продовольствия.

Довольно быстро партнёры переключились на добычу нефти, которая сулила куда как бОльшие барыши. После знаменательного “аукциона” он начал реализацию своего плана построения империи.

В 1870 г. пять человек с Рокфеллером и его партнёр Флеглером во главе основали Standard Oil Company. Такое название должно было подчеркнуть «стандартное качество продукта», на которое потребитель может полностью полагаться. В то время в продаже встречался керосин, качество которого варьировало очень сильно. Если керосин содержал слишком много легковоспламеняющихся компонентов, таких как бензин и лигроин, как иногда случалось, попытка зажечь его могла стать последним, что человек совершал в этой жизни.

Контролировать саму добычу Рокфеллер не собирался - это было бессмысленно и невозможно. 1870-е гг. были отмечены непрерывным ростом добычи. Нефтяники неоднократно пытались ограничить ее, но безуспешно. Нефть вытекала из переполненных резервуаров, покрывая землю черной пленкой. Избыток стал настолько большим и цены упали так низко, что сырую нефть уже некуда было девать — она стекала в реки и на соседние фермы. Был момент, когда цена упала до 48 центов за баррель — на 3 цента меньше, чем платили домохозяйки в Нефтяном районе за питьевую воду. Периодические попытки ограничить добычу неизменно проваливались. Бурильщики осваивали все новые и новые месторождения, что подрывало стабильность в отрасли. Более того, нефтяников было слишком много, чтобы вводить хоть какие-то разумные ограничения. По некоторым оценкам, в последней четверти XIX столетия в Нефтяном районе работало не менее 16 000 добывающих предприятий.

Рокфеллер намеревался установить контроль над нефтепереработкой и распределением. Железные дороги и переработчики должны были объединиться в картели и поделить рынки. При этом переработчики должны были получать не только скидки за доставку, но еще и отчисления с суммы полных тарифов, что будут платить переработчики, не входящие в картель. «Из всех способов подавления конкуренции, когда-либо задуманных группой американских промышленников, — писал один из биографов Рокфеллера, — этот был самым безжалостным»

Standard Oil не ограничилась скидками. Она стала использовать свое положение для получения своего рода откатов. Конкурирующая фирма могла платить перевозчику доллар за баррель нефти, отправленной в Нью-Йорк. А железнодорожная компания, обернув эти деньги, выплачивала 25 центов с этого доллара не ей, а ее конкуренту — Standard Oil.

Standard Oil снижала цены на рынке, вынуждая конкурента работать в убыток. Бывало, что Standard Oil организовывала «острую нехватку бочек», дабы надавить на непокорных переработчиков. В одной схватке, «стремясь покорить соперника», Генри Флеглер приказывал: «Если вы считаете, что он мало пропотел, накиньте на него еще одеял. Я лучше потеряю деньги, но не уступлю ему ни пинты нефти». Люди из Standard O il тайно работали через фирмы, которые казались независимыми, но на самом деле входили в группу Standard Oil. Многие переработчики и не догадывались, что их местные конкуренты, снижающие цены и давившие на них, были на самом деле частью растущей империи Рокфеллера. На всех этапах кампании люди из Standard использовали секретные коды для связи — сама Standard Oil именовалась «Угрюмый». Рокфеллер никогда не сомневался в необходимости обеспечения секретности своих операций. «Так оно и есть! — сказал он однажды. — Разве генерал Антанты вместе с приказом о наступлении присылает духовой оркестр, предупреждая неприятеля о том, что скоро начнется атака?» К 1879 г. война была фактически окончена. Standard Oil победила. Она контролировала 90% американских перерабатывающих мощностей, а также трубопроводы, систему хранилищ в Нефтяном районе и основные транспортные средства.

К середине 1880-х гг. всего три предприятия Standard Oil — в Кливленде, Филадельфии и Байоне, штат Нью-Джерси, — давали почти четверть всех мировых поставок керосина. Standard Oil никогда не упускала из виду вопросы себестоимости, которая подчас высчитывалась до одной тысячной. «Я взял за правило в делах подсчитывать все», — сказал однажды Рокфеллер. Используя собственные превосходные средства связи, Standard Oil всегда имела преимущества и играла на разнице цен в Нефтяном районе, Кливленде, Нью-Йорке, Филадельфии, в Антверпене и по всей Европе. Компания также использовала собственную уникальную систему разведки и шпионажа для сбора сведений о конкурентах и состоянии рынка. Она вела досье практически на каждого покупателя нефти в стране, отмечая, куда пошел каждый баррель, поставляемый независимыми дилерами, и где покупает керосин каждый бакалейщик от Мэна до Калифорнии.

В борьбе за рынки Рокфеллер и его партнёры не останавливались не перед чем. В начале 1890-х гг. группа независимых нефтепромышленников Пенсильвании организовала Producers & Refiners Oil Company. Сознавая, что у них нет никаких шансов противостоять «Старому дому», если они не смогут доставлять добытую в Нефтяном районе нефть к морскому побережью по конкурентоспособным ценам, они приступили к строительству своего собственного трубопровода. Строители были вынуждены отбивать вооруженные нападения железнодорожников, которые к тому же использовали в качестве оружия пар, кипяток и раскаленные угли из топок локомотивов.

Со своими конкурентами Рокфеллер расправлялся безжалостно, но с теми, кто был готов пойти на сотрудничество, он всегда был готов договариваться. Standard Oil была не строго иерархичной корпорацией, а трестом, в котором центральные органы лишь координировали работу многочисленных компаний, разбросанных по всей стране. Независимые предприниматели входили в Исполнительный комитет Standard, заседавший на верхнем этаже в здании по адресу Бродвей, 26 (письма к руководству Standard направлялись по адресу "Бродвей, 26, джентльменам на верхнем этаже"). «Эти люди намного умнее меня, — говорил законодательному собранию штата Нью-Йорк Уильям Вандербильт из New York Central Railroad. — Я никогда не сталкивался с людьми столь умными и компетентными в своем бизнесе, как они".

Интересно, что наследник Рокфеллера на посту главы Standard Oil Джон Арчболд на заре своей карьеры был секретарём нефтяной биржи в Пенсильвании и активно клеймил Рокфеллера за его действия по монополизации рынка, но затем перешёл на сторону своего врага и вскоре стал его ближайшим помощником. Как человек, лишённый эмоций, Рокфеллер интересовался исключительно профессиональным качествами своих врагов и друзей - и с удовольствием был готов превратить первых во вторых

В январе 1895 г. сотрудник Рокфеллера Джозеф Сип положил конец эпохе нефтяных бирж своим историческим документом «Вниманию производителей нефти». Он объявил, что сделки на биржах более «не являются приемлемым индикатором стоимости продукта». С этого момента, провозгласил он, во всех торговых сделках «цены будут настолько высоки, насколько это продиктовано положением на мировых рынках, и эта цена совершенно не обязательно будет совпадать с предлагаемой на бирже». И добавил: «Ежедневные котировки будут диктоваться из этого офиса». И как покупатель, и как владелец от 80 до 90% нефти Пенсильвании и месторождения Лайма-Индиана, Сип и Standard Oil теперь определяли цену на сырую американскую нефть, увязывая ее со спросом и предложением.

«Мы достигли невиданного в истории успеха, наше имя известно во всем мире, но нашему публичному имиджу трудно позавидовать, — писал один из партнёров Рокфеллеру в 1887 г. — Мы олицетворяем зло, бессердечие, жестокость (думается, это несправедливо)... Это не очень приятно писать, ибо я дорожу честным именем в деловой жизни».

Но, как учит нас реклама, имидж - всё.

ИМПЕРИЯ ПОД УДАРОМ

Standard отлично понимала, что ей требуется политическая защита. Компания платила одному сенатору-республиканцу от Огайо содержание - в 1900 г. оно составило $44 500. И она предусмотрительно предоставила кредит влиятельному сенатору от Техаса, которому понадобились деньги для покупки ранчо на шести тысячах акров неподалеку от Далласа. Компания основывала или покупала «слепых тигров» — компании, которые для окружающих выглядели как совершенно независимые дистрибьюторы, но на деле таковыми не были. Например, в 1901 г. в штате Миссури была образована компания по сбыту нефтепродуктов Republic Oil. Ее реклама пестрела фразами «не трест», «монополия» и «совершенно независимая». Но отчетность этой компании тайно направлялась в Нью-Йорк на Нью-стрит, 75, куда, оказывается, был черный ход с Бродвея, 26.

Standard находилась под постоянным прессингом со стороны властей. В 1892 г. в ответ на решение суда в Огайо трест был ликвидирован, а акции распределены между 20 компаниями. Но контрольные пакеты сохранились у тех же владельцев. Компании были объединены в Standard Oil Interests. В рамках такой организации вместо заседаний исполнительного комитета на Бродвее, 26, стали проводиться неофициальные встречи президентов различных фирм, входящих в Standard Oil Interests. Интересно, что даже после того, как Рокфеллер отошёл от дел, он сохранил пост генерального директора. Один из старших директоров Х.Х. Роджерс в частной беседе дал совершенно иное объяснение: «Мы сказали ему, что он должен сохранить свой пост. Против нас продолжались судебные тяжбы, и поэтому если кому-то из нас доведется попасть в тюрьму, ему придется сесть вместе с нами!».

Но “гробовщиком” Standard суждено было стать не могущественным сенаторам, губернаторам и судьям, а журналистке. Её звали Айда Тарбелл. Её отец был простым нефтедобытчиком из Пенсильвании, и молодая Айда с детства научилась ненавидеть господина Рокфеллера и его детище. В колледже она изучала биологию и была единственной женщиной в группе из 41 человека. Став журналистом и пожив в Париже, она наконец устроилась на работу в журнал “разгребателей грязи” - так тогда называли журналистов-расследователей - McClure’s.

В январе 1902 года Айда нашла себе союзника - Генри Роджерса, одного из топ-менеджеров Standard, талантливого изобретателя (он первым построил магистральный нефтепровод) и бизнесмена, имевшего интересы повсюду от железных дорог до медных месторождений. Мотивы Роджерса до сих пор неизвестны. Возможно, он надеялся, что Тарбелл напишет комплиментарную историю Standard Oil. По другой версии, он сильно поссорился с Рокфеллером. Как бы то ни было, он очаровал немолодую журналистку. "Он был самым замечательным пиратом из всех, кто когда-либо поднимал свой флаг на Уолл-стрит" - писала она позднее.

Интересно, что Роджерс был самым близким другом Марка Твена.

Тщательно подготовленные статьи два года выходили в журнале, а затем были изданы единой книгой. Эта книга, "The History of the Standard Oil Company", стала самой известной книгой в истории американского бизнеса. Об этой книге, да и вообще об истории падения Standard, стоит поговорить отдельно. Пока что скажем, что книга имела эффект разоравшейся бомбы. Бесчисленные махинации, мошенничества, подкуп политиков, демпинг, сговоры, выбивание скидок - всё это поразило читателей. "Господин Рокфеллер систематически играет краплеными картами, и очень сомнительно, что он начиная с 1872 г. хотя бы раз честно стартовал в гонках с конкурентами" - писала Тарбелл.

Возможно, это не стало бы смертельным ударом для великой компании, чьи щупальца охватили всю страну. Возможно - если бы не одна ошибка: перед выборами 1904 года Standard Oil сделала пожертвование в $100.000 в пользу республиканской кампании. Демократы напоминали об этом избирателям при каждом удобном случае, и для могущественного президента-республиканцы Теодора Рузвельта (дальнего родственника Франклина Делано) борьба с компанией теперь была вопросом политического выживания.

«Эти люди противодействовали любым мерам по обеспечению справедливого ведения бизнеса, которые принимались за последние шесть лет», — публично заявлял Рузвельт. В частной беседе он говорил своему министру юстиции, что директора Standard Oil являются «крупнейшими преступниками в стране». Военное ведомство объявило, что оно не будет больше покупать нефтепродукты у корпорации. Стараясь не отставать, вечный кандидат от демократов на президентских выборах Уильям Брайан заявил, что самым лучшим благом для страны было бы посадить Рокфеллера в тюрьму.

Сам Рокфеллер относился к истории стоически. «Многое изменилось, скажу я вам, говорил он своему знакомому. - С того времени, когда и вы, и я были мальчишками. Мир полон социалистов и анархистов, и как только человек добьется успеха в каком-либо бизнесе, они тут же набрасываются на него с осуждениями».

В 1906 году федеральный суд в Сент-Луисе начал рассмотрение иска от правительства Рузвельта против Standard Oil: истец требовал расчленения компании на основании антимонопольного Закона Шермана 1890 года, запрещавшего монопольный сговор на рынке. За два года в судебном заседании показания успели дать 444 свидетеля, а весь протокол занял 14495 страниц. Итоговое решение было вынесено через пять лет уже Верховным судом. «Любой незаинтересованный человек, - вещал председатель Верховного суда, - неизбежно придет к неопровержимому заключению, что сам дух коммерческого развития и организации... вскоре породил намерение и потребность лишить других... их права торговать и таким образом добиться господства, что и являлось его целью».

Standard Oil по решению суда была разделена на восемь независимых частей: сговор между ними теперь был федеральным преступлением. Поменяв названия на протяжении своей истории, они снова стали всемирно известными: Exxon, Mobil, Conoco, Chevron. Интересно, что после “расчленения дракона” стоимость акций появившихся независимых компаний быстро выросла в два-три раза. (Это ставит под сомнение тезис о том, что Standard была монополией, наживавшейся на потребителях; вообще история Standard заслуживает отдельной статьи). В результате Рокфеллер, которому достался самый большой пакет акций новых компаний, стал самым богатым человеком на планете и первым в истории долларовым миллиардером (сегодня его состояние равнялось бы 25 миллиардам долларов, но в то время эта сумма была равна одной сороковой американского годового ВВП; в наши дни человек с таким состоянием “стоил” бы полтриллиона долларов и смог бы с запасом обогнать Безоса, Гейтса, Баффета, Цукерберга вместе взятых). Правда, свои деньги Рокфеллер быстро “терял”, тратя их на благотворительность: основанный им Чикагский университет стал четвёртым в мире по числу Нобелевских премий, а Рокфеллеровский медицинский университет стал мировым лидером по числу Нобелевских премий по физиологии и медицине.

Поскольку с начала 1890-х гг. Standard не существовала в виде единой компании, формально первой корпорацией с капитализацией (общей стоимостью всех акций) более миллиарда долларов стала U.S.Steel другого магната - Джона Моргана. На самом деле Standard к началу XX века оказалась настолько могущественной и дорогой, что сравнивать её можно было разве что с Ост-Индийской компанией, покорившей Индию (кстати, Рокфеллер не напоминает вам Катлера Беккета из Пиратов Карибского моря?) или империей Круппа, вооружившей немецкую армию для двух мировых войн. Главный наследник корпорации, Standard Oil of New Jersey, превратившийся после долгой эпохи поглощений и слияний в ExxonMobil, семь лет назад вновь смогла стать самой дорогой компанией в мире - лишь для того, чтобы через год снова утратить лидерство (1). Навсегда ли?

А ещё Рокфеллер понимал толк в архитектуре

(это предложение профинансировано Мисакой Микотовой)

НЕФТЬ ВЫХОДИТ НА ПРОСТОРЫ

В 1893 году в техасском городке Корсикана муниципалитет начал бурить скважину для поиска воды. Воду не нашли, зато нашли нефть. Американские нефтяники, задавленные в других регионах мощью Standard Oil, начали присматриваться к Техасу. Одну из скважин бурили у холма Спиндлтоп, недалеко от побережья Мексиканского залива. Этому названию суждено было стало нарицательным. 10 января 1901 года произошло незабываемое событие: из скважины с большой силой начала бить грязь. В течение нескольких секунд бурильную колонну весом 6 т выбило из скважины, она пробила верхнюю часть буровой вышки и разлетелась на части в местах стыков. Затем снова воцарилась тишина. Едва буровики начали разбирать обломки, из скважины вновь началось извержение грязи, сначала сопровождавшееся громом, похожим на пушечный, а затем — долгим оглушительным ревом. Из скважины пошел газ, а потом под усиливающимся напором — нефть, зеленая и тяжелая, выбрасывая в небо камни на высоту сотен футов. Она фонтанировала все сильнее и сильнее, поднимаясь на высоту в две буровые вышки, и падала на землю.

Скважина, получившая наименование «Лукас-1», давала не 50, а целых 75 000 баррелей в день. В Бомонте отчетливо слышался рев; некоторые жители думали, что наступил конец света. Это было что-то невиданное — за исключением, возможно, «нефтяных фонтанов» Баку. В Соединенных Штатах это явление назвали «фонтанирующая скважина». Новость сперва всколыхнула всю страну, а вскоре и весь мир. Начался техасский нефтяной бум.

Сразу же началась бешеная драка за право аренды, и некоторые участки продавались, а затем перепродавались по все более высоким ценам. Одна сборщица мусора была ошарашена, получив за принадлежавший ей выгон для свиней $35 000. И земля, стоившая два года назад менее $10 за акр, продавалась по 900 000. Только в одно воскресное утро поезда высадили в Бомонте около 15 000 человек, которые пешком, через грязь и липкий ил тащились на холм, чтобы увидеть это новое чудо света. Сообщалось, что свыше 16 000 человек жили на самом холме в палатках. За несколько месяцев население Бомонта выросло с 10 000 до 50 000. Однажды из местной речки было выловлено 16 жертв ночных разборок с перерезанным горлом. Скважины Спиндлтопа очень скоро насытили рынок нефтью. К середине лета 1901 г. ее цена упала до 3 центов за баррель, для сравнения — кружка воды стоила 5 центов.

Техасская нефть, будучи плохим сырьем для освещения, очень хорошо подходила для переработки в мазут, использовавшийся в качестве топлива на судах. В Техасе зародились будущие гиганты, неподконтрольные спруту Standard Oil - Texaco, Gulf и Sun (занятно, что первые две из них будут поглощены одним из наследников детища Рокфеллера - Standard Oil California, ныне Chevron - уже в конце XX века). На фоне техасского бума Standard уступила позиции абсолютного лидера. Ее доля в нефтепереработке упала с 90% в 1880-м до лишь 60-65% в 1911 г. “Взгляните на то, что происходит сейчас, — на Россию и Техас, — жаловался директор Standard Х. Роджерс. в самом начале века. — Кажется, что их запасам нефти нет конца. Как мы можем это контролировать? Получается, что кто-то держит Standard Oil Company за горло”.

Кто же это был?

ВЗЛЁТ И ПАДЕНИЕ ДВУГЛАВОГО ОРЛА

На протяжении 1870-х и 1880-х гг. больше половины произведенного в Америке керосина шло в другие страны. Керосин занимал четвертое место среди статей экспорта США и первое — среди промышленных товаров. В общей сложности не менее 90% экспортировавшегося керосина проходило через Standard. Но сами американцы понимали, что так будет не всегда. В отчете 1874 Пенсильванского геологического комитета мимоходом отмечалось, что вряд ли «буровые работы в других странах... завершатся обнаружением нефти» и этот вопрос вряд ли «сможет когда-нибудь представлять для нас интерес».

Ещё в XIII в. Марко Поло записал услышанные им сведения об источнике в районе Баку, который давал непригодное для пищи масло, которое при этом «годилось для поддержания огня», а также использовалось как средство от чесотки верблюдов. Баку был территорией, где находились «вечные столбы огня», обожествляемого зороастрийцами.

В конце XIX века на место богов пришли шведы - братья Нобель. Людвиг Нобель был сыном Эммануэля Нобеля, талантливого шведского изобретателя, эмигрировавшего в 1837 г. в Россию, где военная верхушка одобрительно приняла его изобретение — подводную мину. Людвиг сумел построить крупный оружейный концерн, выполнявший заказы русского правительства.

Вскоре после русско-турецкой войны 1870-71 гг. Людвиг получил крупный контракт на производство винтовок для российского правительства. Для ружейных лож ему нужно было дерево, и в поисках поставщика ореховой древесины на внутреннем рынке он послал своего брата Роберта на юг, на Кавказ. В марте 1873 г. путешествие привело Роберта в Баку. Не посоветовавшись с братом, Роберт взял 25 000 рублей, «ореховые деньги», которые Людвиг выдал ему на покупку древесины, и приобрел на них небольшой нефтеперегонный завод. С этого времени на место выкапываемых вручную колодцев, которые на Апшероне рыли с незапамятных времён, приходят скважины, насосы, трубопроводы и заводы.

Завод Нобеля в Баку, 19 век

Людвиг прилагал все усилия к тому, чтобы его бакинский нефтеперегонный завод был в числе самых передовых и технически оснащенных в мире. В его компании впервые в истории нефтедобычи была введена штатная должность геолога-нефтяника. Впервые на Каспии был построен специализированный танк “Зороастр”. Объем добычи сырой нефти в России, составлявший в 1874 г. 600 000 баррелей, десятилетие спустя достиг 10,8 млн, что равнялось почти трети от объема добычи в Америке.

После открытия в 1883 году Закавказской железной дороги бакинская нефть потекла на мировые рынки. Но проблемы никуда не исчезли. Для того чтобы попасть на Балтийское море, было необходимо преодолеть «2000 миль по западной части России то по внутреннему водному пути, то по железной дороге». Ситуация усугублялась еще и тем, что суровые зимние условия делали невозможной транспортировку нефти по Каспию с октября по март, в результате чего многие нефтеперерабатывающие предприятия просто закрывались на полгода. Даже внутри империи некоторые районы оставались труднодоступными — например, было дешевле импортировать керосин в Тифлис из Америки за 8000 миль, чем доставлять его из Баку, что был на расстоянии 341 мили к востоку.

В поисках альтернативы северному маршруту, монополизированному Нобелями, два других нефтепромышленника — Бунге и Палашковский — добились согласия правительства на строительство железной дороги из Баку на запад через Кавказ к Батуму, порту на Черном море, который был включен в состав России в 1877 г. в результате войны с Турцией. Но в самый разгар строительства цены на нефть упали, и Бунге с Палашковским остались без средств. Они оказались в отчаянном положении. Помощь пришла от Ротшильдов, французской ветви семьи, которая имела опыт финансирования не только правительств, войн и различных отраслей промышленности, но и строительства нескольких европейских железных дорог. Семья владела нефтеперерабатывающим заводом в Фиуме, на побережье Адриатического моря, и поэтому была заинтересована в покупке дешевой российской нефти. Они выделили средства на завершение строительства железной дороги, начатого Бунге и Палашковским, в обмен на закладные их нефтяного бизнеса в России. Ротшильды также договорились о гарантированных поставках российской нефти в Европу по выгодным для них ценам.

Всего за период с 1879 по 1888 г. объем нефтедобычи в России увеличился в десять раз, достигнув 23 млн баррелей, т .е . более 4/5 от объема добычи в Америке. В ноябре 1885 г. Standard снизила цены на европейских рынках — подобно тому как это было в ходе конкурентной борьбы в Соединенных Штатах. Агенты компании на местах стали распространять в европейских странах слухи о низком качестве и опасности российского керосина. Кроме того, они прибегли к саботажу и подкупу. Несмотря на яростное наступление Standard, Нобель и Ротшильды наносили мощные контрудары и добивались успеха, а руководители Standard с ужасом наблюдали за тем, как область, которую они назвали «Зона русской конкуренции», расползалась по карте.

Отчасти стимулирование добычи нефти царским правительством было результатом нехватки угля в России. У империи не было столь легкодоступных угольных месторождений, как у англичан в Уэльсе, у немцев в Рейнланде или у американцев в Пенсильвании. Отчасти будущее падение темпов роста нефтедобычи объяснялось именно тем, что в России научились добывать много угля: с конца 90-х гг. XIX века до начала Первой мировой добыча угля - на Донбассе, в Польше и на быстро осваиваемом Кузбассе - в Российской империи выросла втрое, с 11 до 30 млн тонн угля.

На протяжении 1890-х гг. шла непрекращающаяся борьба четырех главных соперников — Standard Oil, Ротшильдов, Нобелей и альянса независимых российских нефтепромышленников. То они вели жестокие битвы за рынки, снижали цены, стараясь продавать дешевле конкурентов; то обхаживали друг друга, пытаясь договориться о разделе мировых рынков; то вдруг рассматривали возможность слияния и поглощения.

В 1892 и 1893 гг. Нобели, Ротшильды и Standard были близки к тому, чтобы организовать единую мировую систему нефтедобычи, разделив ее между собой. «По моему мнению, — отмечал М . Арон, представлявший на переговорах интересы Ротшильдов, — кризис подходит к концу, поскольку все и в Америке, и в России до смерти устали от этой затянувшейся борьбы». 1895 г. было подписано долгожданное соглашение о союзе с Ротшильдами и Нобелями «от имени нефтяной промышленности США» и «от имени нефтяной промышленности России». Американцам доставалось 75% мирового экспорта, а русским — 25%. Но соглашение так и не вступило в силу из-за негативного отношения российского правительства: четверти Петербургу было недостаточно. Standard ответила новыми демпинговыми кампаниями.

К началу XX века нефтедобыча вышла далеко за пределы Апшеронского полуострова. Шла быстрая разработка новых провинций - Грозненской в Терской области, Майкопской на Кубани. Добыча нефти на Русском Севере (Ухта) и в Сибири (Иркутск), начавшаяся кустарным способом ещё в XVIII веке, понемногу становилась на промышленные рельсы. Начиналась разработка месторождений в Казахстане, активно велись геологоразведочные работы в Поволжье. В 1903 году в России был построен первый в истории корабль с дизельным двигателем - танкер "Вандал". Инженер Шухов в 1891 году создал первую в мире установку для термического крекинга нефти (позволяет извлекать из нефти автомобильный бензин). На Нобеля работал инженер Ландау, отец будущего нобелевского лауреата Льва Ландау. В 1843 году в Баку жило две тысячи человек, в 1913 - двести тысяч; город называли "Парижем Востока".

Теплоход "Вандал"

Борьба закончилась нокаутом одного из игроков. В 1905 году, после начала Первой русской революции, Баку на год превратился в Париж образца 1871 года. 6 февраля, после убийства рабочего-мусульманина в центре Баку, начались армянские погромы, вылившиеся в итоге в пятидневную взаимную резню. Революционеры (в том числе молодой социал-демократ Иосиф Джугашвили) активно вооружали все стороны. Японцы переправляли армянским националистам из Дашнакцутюна винтовки (один из пароходов под названием "Сириус" с английскими винтовками, купленными на японские деньги, был перехвачен пограничной стражей во время разгрузки у порта Поти на черноморском побережье). Баку оказался на поверье "пороховой бочкой": в нём жили бок о бок армяне, азербайджанцы, нищие персидские гастарбайтеры, русские, евреи, немцы, шведы, эстонцы, туркмены - и, как выяснилось, никакой дружбы народов между ними не было.

«Пламя горящих буровых вышек и нефтяных скважин тонуло в дымовой завесе, нависшей над этим адом, — напишет один из тех, кому удалось спастись. — Впервые в жизни я понял, что такое “ад кромешный”. Люди выползали или выбегали из огня только для того, чтобы погибнуть под пулями... Я думал, что увиденные мною сцены могут смело соперничать с последними днями Помпеи. Но ко всему, что можно было увидеть в Помпеях, нужно добавить свист ружейных и револьверных пуль, жуткий грохот взрывающихся резервуаров с нефтью, яростные вопли убийц и предсмертные крики их жертв». Дым был настолько густым, что даже в два часа пополудни не было видно солнца. После этого, словно в подтверждение наступления конца света, весь район содрогнулся от ужасного землетрясения. Известия из Баку произвели глубокое впечатление на остальной мир. Кроме того, впервые вспышка насилия прервала поток нефти, создав реальную угрозу обесценивания инвестиций. Standard Oil поспешила воспользоваться беспорядками в России — она быстро и успешно отвоевала для американского керосина восточноазиатские рынки, потерянные в борьбе с российской нефтью. Что касается самой российской промышленности, то результат был страшным: две трети от общего числа нефтяных скважин было уничтожено, а экспорт оказался сведен к нулю (2).

Если в начале XX века на Россию приходилось около половины мировой добычи, то к 1913 году на неё не приходилось и одной пятой. Добыча в Баку стагнировала, а освоение новых месторождений шло медленно. Инвесторы, помня о бакинском опыте, не решались вкладывать большие деньги в далёкую неспокойную Фергану, в Чечню, где после 1905 года по горам ходили шайки разбойников, и в нефтяные месторождения северной Камчатки - южная только что досталась японцам. Быстрый рост нефтедобычи наблюдался только на Кубани (Майкопские прииски) и на Эмбе (Уральская губерния, ныне Западный Казахстан): в обеих областях, благодаря казачьему населению, 1905-7 гг. прошли относительно спокойно.

В 1912 году Ротшильды уходят из капитала объединённой компании "Нобмазут": эту компанию они создали в конце 19 века, решив, что с Нобелями лучше не воевать, а сотрудничать. (Французские банкиры занимались внешней торговлей, шведские инженеры - производством). Их место занимает могущественная британо-голландская Royal Dutch Shell, к этому времени сумевшая почти полностью вытеснить Standard Oil из Восточного полушария. Отчасти это было отражением изменения международной политики: ослабленная революцией и войной с Япония Россия, в 1907 году заключив договор с Британией о разделе сфер влияния в Азии и отказавшись от своих амбиций в этой части света, теперь соглашалась передать в руки Лондона и свою нефтяную внешнеторговую политику. Если в начале XX века Standard быстро уступала мировые рынки русской нефти, то теперь она плотно закрепилась на Дальнем Востоке и в Западной Европе, отбив назад утерянные два десятилетия назад позиции.

Royal Dutch Shell, образованная в самом начале века после слияния английских нефтетрейдеров, шотландских нефтедобытчиков, работавших в Бирме, и голландских предпринимателей, искавших нефть в Индокитае, на Борнео (Индонезия была голландской колонией с XVII века), за считанные годы превратилась в одну из сильнейших корпораций на свете. «Если бы три года назад Standard попыталась уничтожить нас, ей бы это удалось», — говорил директор RDS, легендарный Генри Детердинг в 1910 г. В 1903 году на Борнео наконец смогли начать промышленную добычу нефти, и теперь английский флот мог не бояться остаться на веки у причальных стенок в случае прекращения поставок из России и США.

Отыскалась нефть и в Европе. За первое десятилетие XX в. объем добычи в Румынии вырос в семь раз. Deutsche Bank и его румынское дочернее предприятие по добыче нефти образовали в 1906 г. совместно с Нобелями и Ротшильдами Европейский нефтяной союз (ЕНС). В течение двух следующих лет ЕНС удалось заключить с дистрибьюторами Standard Oil соглашения о разделе рынков во всей Европе, в результате чего ЕНС получил от 20 до 25% на разных рынках, а остальное отошло к Standard Oil. Сходное соглашение о разделе рынков было разработано и для Британии.

Но самые важные события для будущего нефтяной промышленности происходили в это время в неприметном и всеми забытом месте - на берегах Персидского залива.

ЛОРД И АДМИРАЛ

До 1911 года молодой политик Уинстон Черчилль, прославившийся в качестве военного корреспондента на англо-бурской войне, был сторонником ограничения военных расходов. Всё изменилось за одну неделю в 1911 году.

Весной того года в окрестностях столицы Марокко - Фесе - вспыхнуло восстание. Под предлогом защиты своих граждан французы оккупировали город и начали подготавливать занятие всей страны.

Несколькими годами раньше Франция и Германия уже успели схлестнуться в борьбе за Марокко - так называемом "Танжерском кризисе". Тогда немцы, оказавшись в дипломатической изоляции, подписали соглашение, по которому Марокко не должно было достаться ни одному из европейских государств. Теперь французы были явно готовы нарушить договор.

Немецкая пресса заходилась в ярости. Официальный Берлин хранил молчание, пока 1 июля мир не облетела новость: в марокканский порт Агадир вошла немецкая канонерка "Пантера". "Прыжок Пантеры" поставил мир на грань войны: это был прямой вызов французам, перчатка, брошенная в лицо.

В конфликт вмешался Лондон. По поручению правительства канцлер казначейства Ллойд Джордж заявил, что Англия не позволит решать этот вопрос без её участия. «Если нам будет навязана ситуация, при которой мир может быть сохранён только путём отказа от той значительной и благотворной роли, которую Великобритания завоевала себе столетиями героизма и успехов; если Великобританию в вопросах, затрагивающих её жизненные интересы, будут третировать так, точно она больше не имеет никакого значения в семье народов, тогда — я подчёркиваю это — мир, купленный такой ценой, явился бы унижением, невыносимым для такой великой страны, как наша»

Кризис вызвал резкий рост милитаризма по всей Западной Европе. Германские газеты были наполнены призывами показать наконец французам, где их место. Известие канцлера о достигнутой с Парижем договорённости - Марокко признавалось французским протекторатом, а немцам взамен доставалась небольшая территория во Французском Конго - в Рейхстаге встретили гробовым молчанием.

«Все достояние нации и нашей империи, — говорил Черчилль, — все сокровища, собранные за века жертв и свершений, будут утрачены и полностью уничтожены, если ослабнет наше господство на море». Его правило в течение трех лет, предшествовавших Первой мировой войне, было простым: «Я готовился к нападению Германии, как если бы оно произошло на следующий день». Его союзником в борьбе стал адмирал Фишер, бывший Первый лорд Адмиралтейства, который только что вышел в отставку.

Фишера называли “Крёстным отцом британского флота”. По замечанию одного современника, он был «Макиавелли и ребенком в одном лице, полон энергии, энтузиазма и силы убеждения», подавлял всех, с кем имел дело. Однажды после горячего спора с Фишером сам король Эдуард VII сказал адмиралу: «Перестаньте трясти кулаком перед моим носом» (они были друзьями со времён совместной службы). Коренастый сын плантатора с Цейлона, он обладал взглядом удава и чертами лица, выдававшими смешанное происхождение (сам он объяснял свою жёлтую кожу перенесённой малярией; со своей официальной матерью он никогда не встречался после 15 лет). Впервые Фишер участвовал в бою в 16 лет во время Опиумной войны с Китаем, он считался экспертом во всех технических аспектах морских вооружений. Черчилль называл его «настоящим кладезем знаний и генератором идей». Один из авторов японской морской стратегии в Русско-японской войне, человек, ввёдший в состав флота “Дредноута” (о нём я уже писал), торпедный катер и турбинные силовые установки, горячий сторонник теории “морской мощи” американского адмирала Мэхена, считавшего господство на море ключом к победе в войне с начала XVIII века и в будущем - этот человек был, возможно, одним из самых выдающихся государственных деятелей своего времени.

На парадных портретах черты лица Фишера "европеизировали"

Фишер был автором концепции “геостратегических точек” - мест на карте мира, контроль над которыми был жизненно важным для Британской империи. Вот список:

• Ормузский пролив (выход из Персидского залива)
• Малаккский пролив (Сингапур)
• Баб-эль-Мандебский пролив (выход из Красного моря)
• Панамский канал
• Суэцкий канал
• Босфор и Дарданеллы
• Гибралтарский пролив
• Мыс Горн (южное окончание Южной Америки)
• Мыс Доброй Надежды (южное окончание Африки)

К 1910 году Фишер стал главным другом мазута. «Жидкое топливо, — писал он еще в 1901 г., — произведет настоящую революцию в военно-морской стратегии. Это дело чрезвычайной государственной важности». Он понимал, что в результате перевода флота с угля на жидкое топливо можно будет добиться большей скорости, большей эффективности и маневренности. “Если пароход может сэкономить 78% топлива и высвободить 30% полезной площади за счет применения двигателя внутреннего сгорания, а к тому же практически избавиться от механиков и кочегаров, то все это показывает, какие огромные перемены нас ожидают, если мы перейдем на жидкое топливо!» «Для британских посудин наступят чудесные времена, когда моря будут бороздить американские линкоры на жидком топливе, а германский линкор утрет нос нашим “черепахам”!». Фанатизм Фишера превосходил все возможные границы. Он писал: «у немцев при проведении экспериментов с двигателями на жидком топливе погибло 15 человек, а у нас ни одного! А один английский политик, полный дурак, сказал мне на днях, что, по его мнению, это делает нам честь».

Наконец, после нескольких лет борьбы, в конце 1912 года было начато строительство пяти новых линкоров типа “Куин Элизабет”. В своей предыдущей статье я уже рассказывал, как британцы дважды меняли правила игры, создавая боевые корабли невиданной ради мощи - “Ройял Соверейн”, заложенный в 1889 году, и “Дредноут” в 1904. “Куин Элизабет” тоже стала поворотной точкой. Обладая самыми мощными орудиями на планете калибром 381 мм, выстреливающие снарядами весом почти в тонну (европейские государства продолжали строить корабли с 305-мм орудиями со снарядами вдвое легче) и бронёй, сравнимой только с бронёй новейших немецких дредноутов, “Королева” в то же время была способна развивать скорость в 24 узла - на 2-3 узла быстрее своих аналогов. Эти корабли, прослужившие в английском флоте до 1947 года, стали образцом для дальнейшего развития линейных кораблей во всём мире. А главным их “секретом” была энергетическая установка - турбины, работающие исключительно на нефти.

Иронично, что одной из последних операций головного корабля серии - собственно “Куин Элизабет” - был обстрел захваченных японцами в Индокитае нефтеперерабатывающих заводов под конец Второй мировой войны

Больше не требовалось задействовать всю команду судна для быстрой загрузки угля в порту - работы, после которой люди по несколько дней не могли нормально дышать из-за усталости и угольной пыли, забивающей нос и лёгкие. Вдвое сократилось число кочегаров, резко снизился объём и вес силовой установки, меньше топлива приходилось таскать на себе для дальних походов (последнее было тем более важно для “Владычицы морей”). «После этого “судьбоносного шага”, — писал Черчилль, — самые лучшие и основные корабли нашего военно-морского флота были переведены на жидкое топливо, и на другое топливо уже не были рассчитаны».

Однако всё было не так просто. На Британских островах не было месторождений нефти. «Для того чтобы дополнительно построить сколько-нибудь значимое количество кораблей на жидком топливе, необходимо было сделать нефть краеугольным камнем нашей стратегии обеспечения превосходства на море. Но на наших островах так и не было найдено достаточных запасов нефти. Если она понадобится, то нам придется доставлять ее по морю из дальних стран и в мирное, и в военное время. С другой стороны, у нас были самые большие запасы самого лучшего в мире топочного угля, причем в полной безопасности на нашей же территории. Бесповоротно перевести военно-морской флот на жидкое топливо в таких условиях было все равно что “бороться с морем проблем”. Но если преодолеть эти трудности и опасности, то мы смогли бы вывести мощь и эффективность военно-морского флота на более высокий уровень, получив лучшие корабли, лучшие команды, большую экономию, более высокую боевую мощь». Действительно, главные противники британцев - немцы - не решались строить корабли с исключительно нефтяным отоплением по стратегическим соображениям. Русские в том же 1911 году развернули огромную программу строительства лучших в мире эсминцев “Новик” с чисто нефтяным отоплением и огромной скоростью, но и они не стали переводить весь флот на нефть - в том числе потому, что находившийся далеко на юге, за Кавказским хребтом, у самой границы Баку воспринимался адмиралами как не самый надёжный поставщик топлива. В общем, новый английский флот требовал новой геостратегии. Сам Фишер говорил: “Кто владеет нефтью, тот владеет миром”. И нефть нашлась.

ПЕРСИДСКИЕ ПИСЬМА

Ещё в 1903 году, отдыхая на водах в Чехии, Фишер познакомился с промышленником Д`Арси. Англичанин с французской фамилией, адвокат, разбогатевший на золотых приисках Австралии, Д'Арси по настоянию бывшего посла Британии в Персии ещё в 1901 г. заключил с персидским шахом Музаффар од-Дин историческое соглашение. Шах получил £20 000 наличными, еще столько же в виде акций, а также 16% от «годовой чистой прибыли». В свою очередь д’Арси получил концессию на добычу нефти, охватывавшую 3/4 страны, сроком на 60 лет.

Британского посла волновала не нефть сама по себе, а “Большая игра” - противостояние Британской и Российской империй в Азии. Россия стремилась добиться присутствия своего военно-морского флота в Персидском заливе, так как экономика Персии была в значительной степени интегрирована с российской. Шах Музаффар од-Дин был, по словам английского посла Хардинга, «лишь престарелым ребенком», а «персидская монархия была старым, плохо управляемым имением, готовым сразу же продаться той иностранной державе, которая предложит наибольшую цену или как следует напугает его выродившихся и беззащитных правителей». Хардинг опасался, что этой иностранной державой может оказаться Россия, так как «шах и его министры находились в состоянии полной вассальной зависимости от России из-за собственного сумасбродства и глупости». Русские были не слишком озабочены экономической стороной взаимоотношений — один российский чиновник заявил: «Какой может быть доход от торговли с семью или восемью миллионами ленивых оборванцев?»

Опасения англичан по поводу русской экспансии в Персию имели очень давние корни. Ещё Карл Маркс, ярый ненавистник Российской империи и защитник английских интересов в годы Крымской войны, писал: “Если бы Россия наряду с Карсом - этой богатейшей и наиболее освоенной частью Армении - овладела еще и Батумом, она была бы в состоянии прервать торговлю между Англией и Персией, идущую через Трапезунд… Существует забавный анекдот о двух персидских естествоиспытателях, исследовавших медведя. Один из них, никогда не видавший подобного животного, спросил, рождает ли оно живых детенышей или же кладет яйца. Второй, более осведомленный, ответил: «Это животное на все способно». Русский медведь несомненно способен на все, в особенности когда он знает, что другие звери, с которыми ему приходится иметь дело, ни на что не способны” (3)(4).

Кстати, существует версия, согласно которой участие Англии в Крымской войне - участие, на полвека превратившее Лондон и Петербург в непримиримых врагов - также было связано с экспансией России в Персию. Английский посол Мюррей писал премьер-министру Пальмерстону: «Николай I меняет в Персии дипломатов на тех, кто знает индийские языки. Это явно подготовка к вторжению. Русские вооружают персидскую армию. Проливы — это просто отвлечение нашего внимания. Главная цель — Герат, Афганистан и, как следствие, — Индия» (5).

В 1872 г., а затем и в 1889 г. барон Юлиус де Рейтер, основатель ведущего информационного агентства мира, уже приобретал персидские концессии, которые включали, помимо прочего, добычу нефти. Но концессии вызвали волну протестов в самой Персии и ощутимое сопротивление со стороны Российской империи и потребовали больших расходов при бессистемных и неудачных попытках найти нефть. В конечном счете концессии были аннулированы.

С самого начала д’Арси, стремясь не повторить ошибок предшественника, сознательно исключил из предполагавшейся концессии пять северных, ближайших к России, провинций, чтобы «не давать России повода для обиды». Но соперничество Великобритании и России на этом не закончилось. Русские теперь пытались построить трубопровод от Баку до Персидского залива, который не только увеличил бы объемы экспорта российского керосина на рынки Индии и Азии в целом, но и , что гораздо важнее, способствовал бы усилению стратегического влияния и мощи России в Персии, в регионе Персидского залива вплоть до берегов Индийского океана. Британцы резко возражали против этого проекта, причем как в Тегеране, так и в Петербурге. Посол в Тегеране Хардинг предупреждал, что «нелепая», по его словам, концессия на строительство трубопровода, даже если он не будет никогда построен, «даст повод для того, чтобы наводнить всю южную Персию изыскателями, инженерами и охраняющими их казаками, тайно готовящими оккупацию». Британское противодействие сыграло свою роль — трубопровод не был построен (6).

Д`Арси, понимая значение нефти на Ближнем Востоке, пытался получить займ у британского правительства - и получил отказ. Но стоило ему войти в контакт с парижскими Ротшильдами, владевшими долей в бакинской нефти, как чиновники в Лондоне заволновались. Отказ министерства финансов в займе д’Арси казался министерству иностранных дел крайне недальновидным шагом, и лорд Лэнсдаун выразил свою озабоченность, заявив: «Существует угроза того, что нефтяная концессия в Персии попадет в руки русских». Посол в Тегеране Хардинг, высказывая аналогичное мнение, предупреждал, что русские вполне могут захватить контроль над концессией и воспользоваться ею для расширения зоны своего влияния, что приведет к тяжелым политическим осложнениям. Он доказывал, что контрольный пакет концессии необходимо любой ценой сохранить в британских руках.

Партнёром министерство финансов назначило шотландскую компанию Burham, занимавшуюся мелкой добычей нефти в Бирме. Стоявшая перед д’Арси задача была очень сложной. Каждую деталь оборудования приходилось доставлять морем до Басры, что на побережье Персидского залива, затем 300 миль вверх по реке Тигр до Багдада, а потом на мулах через Месопотамскую равнину и горы. Эта сложная работа была поручена молодому инженеру Джону Рейнолдсу.

Работы велись больше года - без особых успехов. 14 мая 1908 г. из Глазго Рейнолдсу была послана депеша о том, что проект завершен или близок к завершению, поэтому надо быть готовым к отъезду. Рейнолдсу поручалось довести бурение двух скважин в Мосджеде-Солейман до глубины 1600 футов. Если и тут никакой нефти найдено не будет, то Рейнолдсу предписывалось «отказаться от дальнейших работ, законсервировать скважины и перевезти как можно больше оборудования в Мохаммеру», а оттуда отправить его морем в Бирму.

26 мая утром из одной из скважин ударил двадцатиметровый фонтан нефти. В этот же день лейтенант Уилсон из охраны месторождения отправил в Англию рапорт об этом событии. По рассказам, это сообщение гласило (в зашифрованном виде): «См. Псалом 103, стих 15». В этом месте Библии были следующие слова: « ...и елей, от которого блистает лице его ...». Примерно через три недели Рейнолдс наконец получил письмо из Burmah Oil, отправленное 14 мая, в котором ему предписывалось свернуть работы. Как эхо, оно поразительно напоминало письмо полувековой давности полковнику Дрейку о прекращении работ в Тайтусвиле, пришедшее, когда он уже обнаружил нефть. На этот раз, к моменту получения долгожданного письма, Рейнольдс уже успел отправить в Глазго телеграмму, в которой саркастически писал: «Инструкции, которые, по вашим словам, были мне отправлены, вероятно, придется изменить в связи с тем, что найдена нефть, и поэтому я вряд ли стану выполнять их, когда получу».

От месторождения к Персидскому заливу был проложен нефтепровод, и на узком полуострове Абадан выстроили нефтеперерабатывающий завод. А через два года, 17 июня 1914 г., Первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль внес на рассмотрение палаты общин исторический законопроект. Он включал в себя два основных положения: во-первых, правительство инвестировало в развитие Англо-персидской компании £2,2 млн и взамен приобретало 51% акционерного капитала компании; во-вторых, оно назначало двух директоров в совет компании. Они имели право вето по контрактам на поставку топлива для адмиралтейства и главным политическим вопросам, но не в отношении коммерческой деятельности. Другой договор был составлен отдельно и должен был держаться в секрете: это был контракт на поставку адмиралтейству топлива сроком на 21 год. Условия были очень привлекательны, и, кроме того, британский военно-морской флот получал выплаты из прибыли компании.

Современная карта нефтяных месторождений Ирана

Уже через месяц эта сделка очень пригодится Британии.

НЕФТЬ ИДЁТ НА ФРОНТ

Генерал Галлиени вышел в отставку в апреле 1914 года: он был уже смертельно болен, да и тридцать с лишним лет службы в колониальных войсках брали своё. Когда началась Первая мировая, старого больного генерала назначили на должность в глубоком тылу - комендант Парижа. Через четыре дня после назначения он получил страшную новость: немцы, совершавшие в соответствии с “Планом Шлиффена” обходной манёвр через Бельгию, уже стоят в Компьене, в семидесяти километрах от французской столицы, и отделяют их только слабые заслоны быстро отступающих британских экспедиционных сил.

“Большие бульвары опустели, витрины магазинов закрылись ставнями, исчезли автобусы, трамваи, такси и извозчики. Вместо них через площадь Согласия к Восточному вокзалу гнали стада овец. Освободившись от уличного движения, площади и проспекты представали во всем своем великолепии. Большинство газет перестали выходить, те, что уцелели, сиротливо глядели одностраничными выпусками сквозь стекла журнальных киосков. Пропали туристы, в «Рице» никто не жил, в «Морисе» разместился госпиталь. Впервые за свою историю Париж в августе стал французским — и молчаливым. Сияло солнце, в его лучах сверкали фонтаны Рон-Пуа, деревья стояли в зелени, мимо спокойно несла свои воды Сена, и лишь яркие флаги союзных держав оживляли светлосерую красоту самого прекрасного в мире города” - так описывала Париж в эти дни Барбара Такман в своих “Августовских пушках”. Французский главнокомандующий генерал Жоффр приказал отвести войска на юг, за Сену. Парижу предстояло остаться один на один с наступающим врагом.

И в этот момент старый генерал Клук, дравшийся ещё с австрийцами в 1866 году, совершил ошибку: он развернул свою 1-ю армию, стремясь добить отступающих англичан вместо взятия Парижа. Галлиени не собирался инспектировать рытьё окопов в пригородах. 3 сентября, получив данные авиаразведки, он потребовал у Жоффра разрешения нанести удар небольшими находившимися в его распоряжении силами (четыре резервные дивизии и несколько кадровых полков из Марокко и Алжира) нанести удар во фланг немцам.

Немецкие солдаты были изнурены двумя неделями маршей по 40 км в день, но это были отборные кадровые части германской армии. Быстро перебрасывая части против 6-й армии Галлиени, он за два дня смог фактически нанести поражение французам. Англичане всё так же оставались пассивными: за два дня “наступления” они потеряли семь человек.

У Галлиени оставались последние резервы, но не было возможности доставить их на фронт. Он приказал собрать на площади перед Домом Инвалидов, где находился его штаб, все парижские такси. Больше тысячи машин с включёнными счётчикам (по счётчикам Галлиени потом заплатит всё до сантима) доставили резервы - около дивизии на фронт. Соломинка переломила хребет верблюда. 8 сентября солдаты 6-й армии начали отчаянное наступление по полям золотящейся спелой пшеницы. Немцы отступили, Париж был спасён, план Шлиффена провалился, а война вместо двух месяцев, которые ожидали все стороны, затянулась на четыре года и охватила весь мир.

Сам Галлиени писал в мемуарах, что “роль такси многие преувеличивали”. Большинство солдат прибыли к фронту в грузовиках и по железной дороге, и по железной дороге пришла вся артиллерия. Роль такси была скорее пропагандистской, она символизировала единство французского общество перед лицом угрозы, называемого Union Sacree. Но важнее было другое: двигатель внутреннего сгорания впервые обеспечил победу в сражении.

В следующий раз грузовики покажут себя во всей красе уже в Верденской битве. Немецкое командование, обрушив страшный удар на одну из ключевых крепостей в системе французской обороны, сумели вновь поставить французов на грань развала фронта. (Форт Дуомон немцы взяли за четыре дня, французы будут отбивать его пять месяцев). Но маршал Петен немедленно мобилизовал тысячи грузовиков и обеспечил переброску под Верден двухсот тысяч солдат и остановил немецкое наступление.

Одним из оставленных на поле боя будет молодой капитан Шарль де Голль. Он выживет, переживёт плен, и написанные в межвоенье книги, в которых он будет отстаивать решающую роль механизированных соединений в будущей войне, де Голль посвятит маршалу Петену.

К концу войны только в британской армии будет насчитываться 56 тысяч грузовиков, 23 тысячи легковушек и 34 тысячи мотоциклов; во французской армии автомобилей было больше, а США поставили во Францию за год 50 тысяч грузовиков. У немцев число грузовиков исчислялось не десятками тысяч, а тысячами. Сказывался дефицит топлива, нехватка машиностроительных мощностей и главное - дефицит резины, из-за которой колёса немецких грузовиков имели не шины, а стальные ободы (можно догадаться, каково было людям внутри и как быстро ломалась подвеска). Но главная причина была простой: у немцев, в отличие от союзников, не было нефти, а значит - и бензина. Как заметил один французский экономист, победа Антанты в войне во многом была победой грузовика над локомотивом (7).

Грузовик мог доставить солдата к полю боя, но на самом поле солдат оставался всё таким же беззащитным перед пулями, осколками и колючей проволокой. Выход придумал английский офицер Эрнест Суинтон, бывший официальным историографом Русско-японской войны (и ещё в то время, при Порт-Артуре, увидевший, какие потери может понести пехота, наступающая на подготовленные позиции современной армии). Однажды в июле он получил письмо от своего друга, инженера в Южной Африке, познакомившегося с американским трактором. Суинтон загорелся идеей построить бронированный трактор, способный прорвать вражеские линии укреплений. Сухопутное командование его идея не заинтересовала, зато заинтересовало всё того же Первого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля, который только что вернулся из Бельгии, где командовал обороной Антверпена. Был создан орган с забавным названием “Комитет по сухопутным кораблям Королевской морской авиации”. Большинство членов комитета были морскими офицерами, и это сказалось на конструкции корабля - первоначально орудия устанавливались не в башне, а бортовых казематах-спонсонах.

К 15 сентября 1916 года битва на Сомме шла уже два с половиной месяца, и бесконечное наступление англо-французских войск захлёбывалось в крови. Потому-то появившиеся на фронте 32 новых танка были сразу брошены в бой. Половина танков застряла в грязи и воронках от снарядов, но остальные сумели совершить чудо: за день захватить 5 км вглубь немецких позиций. Немцев при виде бронированных коробок (англичане писали на бортах “Мы все в этой штуке!”) охватила паника. Согласно легенде, немецкий солдат, увидевший танк первым, закричал “Дьявол идёт!”.

Знаменитый английский поэт, герой войны Зигфрид Сассун писал о танках:

«Отражена на лицах лишь растерянность.

Беги на смерть, спеши на смерть, на смерть ползи...

Грохочет пульс, скрежещет сталь, в грязи

Надежда тонет... Боже, помоги».

К концу войны британцы выпустили 2400 танков, французы - наполовину больше (немцы - всего двадцать машин). К 1918 появились все типы бронетехники, которые существуют до сих пор: САУ, БМП и даже бронированные подвозчики боеприпасов (8).

Если в начале войны нефть не играла большой роли в стратегических планах, то к 1918 году война без неё стала невозможна. “Хороший спорт, но в армии они ни к чему” - писал (будущий) маршал Фош о самолётах перед войной. К концу войны так не сказал бы уже никто. Германия и Австро-Венгрия за четыре года успели произвести 54 тысячи самолётов, их противники - втрое больше (9). К концу войну в авиации союзников состояло десять тысяч боевых машин. Немецкие “Готы” бомбили Лондон, а британцы готовили огромные бомбардировщики для атаки Берлина. В Великобритании, где массовая мобилизация изъяла рабочие руки из сельского хозяйства, и без того неспособного прокормить даже половину населения в мирные годы, были созданы первые МТС - машинно-тракторные станции, обеспечивающие механизированную запашку земли. (Потом они будут скопированы в годы коллективизации в СССР). Немецкий флот, продолжавший ходить на угле, в отсутствии угольных станций, разбросанных по всему миру, был обречён на стояние в базах - разбить превосходящий флот британцев в Северном море немцам было не под силу, а дальние морские рейды были невозможны для кораблей с угольным питанием двигателей. Зато в море вышли немецкие дизельные подлодки, пытавшиеся прервать поставки еды в Британию и вывести её из войны.

«Сейчас проблема нефти важнее любой другой, — предупреждал летом 1917 года, на пике подводной войны, палату общин Уолтер Лонг, министр по делам колоний. — Вы можете располагать людьми, снаряжением и деньгами, но без нефти, которая теперь стала величайшей движущей силой, все ваши преимущества мало чего стоят». 15 декабря 1917 г. Клемансо обратился с требованием к американскому президенту Вудро Вильсону немедленно предоставить дополнительные танкеры емкостью 100 000 т. Заявляя, что бензин, «как кровь, важен для надвигающихся сражений», он сообщал Вильсону, что «срыв поставок бензина вызовет неминуемый паралич наших армий». И зловеще добавил, что дефицит способен даже «принудить нас к миру на невыгодных для союзников условиях». Вильсон откликнулся, и необходимые суда были предоставлены.

США вступили в войну, имея 65% мирового производства - 266 миллионов баррелей в 1914 году. К 1917 году они довели долю до 67% при 335 млн бочек, но, что удивительно, этого количества уже остро не хватало. Число автомобилей в США выросло вдвое с 1916 по 1918 годы. Нефтянка потребляла двенадцатую часть выпуска американской чёрной металлургии, её работники были освобождены от призыва, и тем не менее спрос на нефть как в самих США, так и в воюющей Европе еле-еле удавалось закрывать за счёт импорта из Мексики (о мексиканской нефтяной эпопее мы ещё поговорим). Времена, когда техасские нефтяники не знали, куда девать бьющую из-под земли нефть, быстро забывались.

Впервые вопрос нефти стал влиять на стратегию войны. Стремясь защитить свои месторождения в Персии, англичане начали военную кампанию в Месопотамии: из очередного колониального завоевания эта кампания превратилась в тяжёлую четырёхлетнуюю войну, в ходе которой британская армия потерпела одно из самых тяжёлых поражений в своей истории (капитуляция в Эль-Куте). Неожиданно одной из ключевых точек на карте Европы стал богом забытый румынский Плоешти - центр нефтяной добычи страны. «Как я теперь ясно вижу, мы не сможем существовать, не говоря уже о том, чтобы выиграть войну, без румынских хлеба и нефти», — сказал генерал Эрих Людендорф, руководитель военных операций Германии. Два года союзники и немцы пытались перетянуть Румынию на свою сторону, но в конечном счёте предложение первых - передать находящуюся под контролем Венгрии Трансильванию - оказалось соблазнительнее предложения вторых (отдать румынам после войны русскую Бессарабию). После успеха Брусиловского наступления Румыния объявила войну Германии и Австро-Венгрии - и была за несколько месяцев оккупирована их объединённой армией: румынские дивизии (в отличие от болгарских) оказались совершенно небоеспособными. Уничтожением нефтяных скважин занялся один из лучших инженеров союзников полковник Джон Нортон-Гриффитс, прославившийся как “Имперский Джек” (он строил сотни объектов по всей Британской империи) и “человек-обезьяна” (за свою ловкость и за то, что в Африке съел обезьяну). Когда 5 декабря 1916 года немецкая кавалерия прорвалась в Плоешти, всю нефтяную долину пожирал огонь.

Хотя частично немцам всё же удалось восстановить добычу в Плоешти, этой нефти было совершенно недостаточно. Последней надеждой оставался Баку. После заключения с большевиками сепаратного Брестского мира немцы договорились с Лениным о поставках нефти из Закавказья. Однако турки, в то время союзники Германии и Австрии, уже начали наступление на Баку. Опасаясь, что успех союзника приведет к бессмысленному уничтожению нефтяных месторождений, Германия обещала большевикам сдержать турок — в обмен на нефть. «Разумеется, мы согласны», — сказал Ленин. Иосиф Сталин, к тому времени один из руководителей большевиков, послал телеграмму с соответствующим приказом Бакинской коммуне, контролировавшей город. Но местные большевики не согласились. «Ни в победе, ни в поражении мы не дадим германским грабителям ни капли нефти, добытой нашим трудом», — ответили они.

В конце-концов в Баку высадился прибывший из Персии британский экспедиционный корпус, уничтоживший местную нефтеперерабатывающую промышленность. После ухода англичан турки всё же взяли город, и в нём снова началась резня. Ни о какой бакинской нефти немцам больше нельзя было и мечтать.

К осени 1918 года ситуация с нефтью в Рейхе стала катастрофической. По оценкам, смазочных масел хватало на 6-7 месяцев, нефти - на пару месяцев: после этого промышленность, флот и механизированные колонны на фронте должны были остановиться. Катастрофическая нехватка топлива не позволяла подвозить скудные запасы продуктов питания к линии фронта, и правый фланг германской армии, расположенный дальше всего от германской довоенной границы, начинал буквально голодать (об этом я уже писал). 11 ноября в 11 часов дня пушки и пулемёты по всему Западному фронту стихли: Германия подписала перемирие.

На торжественном ужине Межсоюзнической конференции по нефти в Лондоне, собравшейся вскоре после окончания войны, лорд Керзон заявил: «Дело союзников плыло к победе на нефтяной волне». Сенатор Беранже, директор французского Генерального нефтяного комитета, был еще красноречивее: «“кровь земли” была “кровью победы” ... Германия слишком полагалась на свое преимущество в чугуне и угле и проглядела наше преимущество в нефти». Беранже тогда же сказал пророческие слова: «Нефть была кровью войны, теперь ей предстоит стать кровью мира. Сейчас, в первые мирные дни, наше гражданское население, наша промышленность, наша торговля, наши фермеры — все просят больше нефти, еще больше нефти, больше бензина, еще больше бензина». Затем он перешел на английский язык, чтобы подчеркнуть основную мысль: «Больше нефти, еще больше нефти!».

В мире появился новый владыка.

ССЫЛКИ

(1) https://www.kommersant.ru/doc/2114757

(2) https://e-minbar.com/issledovaniya/pozhary-na-bakinskih-promyslah

(3) https://www.informaxinc.ru/lib/marx/09.html

(4) https://vtoraya-literatura.com/pdf/n_n_marx_o_rossii_1972__ocr.pdf

(5) https://warhead.su/2019/10/11/britanskaya-pozitsiya-chego-hoteli-anglichane-ot-krymskoy-voyny

(6) Briton Cooper Busch, Britain and the Persian Gulf (Berkeley: University of California Press, 1967)

(7) Francis Delaisi, Oil: Its Influence on Politics, traits. C Leonard Leese (London: Labour Publishing and George Allen and Unwin, 1922

(8) https://www.amazon.com/Tanks-Trenches-First-Accounts-Warfare/dp/0752449362

(9) http://www.theaerodrome.com/aircraft/statistics.php