Азия против Азии

Глобальная отсталость

“Я заявляю, что английская промышленная буржуазия в своем стремлении покрыть Индию железными дорогами руководствуется исключительно желанием удешевить доставку хлопка и другого сырья, необходимого для ее фабрик. Но раз только вы ввели машину в качестве средства передвижения в страну, обладающую железом и углем, вы не сможете помешать этой стране самой производить такие машины. Вы не можете поддерживать сети железных дорог в огромной стране, не организуя в ней тех производственных процессов, которые необходимы для удовлетворения непосредственных и текущих потребностей железнодорожного движения, а это повлечет за собой применение машин и в отраслях промышленности, непосредственно не связанных с железнодорожным транспортом. Железные дороги станут поэтому в Индии действительным предвестником современной промышленности. Это тем более верно, что жители Индии, по признанию самих английских властей, обладают особой способностью применяться к совершенно новым условиям труда и усваивать знания, необходимые для того, чтобы управлять машиной”.

Карл Маркс написал эти слова в 1853 году. Почти через сто лет историк экономики Томас Эштон заочно ответил ему в своей книге “Промышленная революция”: “Сегодня на равнинах Индии и Китая обитают люди, страдающие от голода и эпидемий, живущие жизнью ненамного лучше скота, с которым они разделяют тяжёлый труд днём и охапку сена ночью. Таковы азиатские стандарты, таковы тяготы отсутствия элементарной механизации, таковы печальные судьбы тех народов, которые быстро увеличиваются в числе, не пройдя через промышленную революцию”.

Неудивительно, что прогноз Маркса не сбылся. Удивительно, почему под британским владычеством Индия так и не испытала ничего, даже близко напоминающего переход к современному экономическому росту?

Старинная восточная загадка

Население Британской Индии составило 255 миллионов в 1870 году и 306 миллионов - в 1921. Это вдвое больше всего населения Африки в то время. Не меньше трёх четвертей жителей всей Британской империи обитало в Индии. Экспорт субконтинента был почти вдвое больше экспорта всей Африки южнее Сахары с её огромными природными богатствами. В 1860-1913 гг. объёмы торговли Индии со своей метрополией выросли втрое, сравнявшись с суммарными объёмами торговли Великобритании с Австралией, Южной Африкой и Китаем.

Расширение колониальных владений Её Величества во многом объяснялось стремлением защитить “жемчужину в короне Британской империи” - Британскую Индию - и обеспечить надёжную связь с ней. Южная Африка с Кейптауном, Египет с Суэцким каналом, Малайя с Сингапуром, Бирма, Афганистан и Тибет, Йемен и Маврикий, Сейшелы и Остров Святой Елены, даже Австралия, Месопотамия, Кения, Сомалиленд - установление британского владычества во всех этих регионах во многом объяснялось желанием сохранить контроль над Индией, обезопасив коммуникации и прикрыв рубежи Индостана. Даже Опиумные войны с Китаем потребовались британцам, чтобы обеспечить надёжный рынок сбыта индийского опиума. В колониальной политике каждый свой шаг Лондон старался сверять с Дели.

Отвлекаясь от темы, заметим, что удержание контроля над огромной Индией давалось британцам с удивительной лёгкостью. Двести миллионов человек подчинились нескольким десяткам тысяч англичан и шотландцев. Профессор Кембриджа Джон Роберт Сили в своей “Британской империи. Разделяй и властвуй” писал: “Нам остается признать, что могущество Англии покоится на армии, две трети которой для англичан только наемники. Эта поддержка может показаться слабой, особенно для такого обширного владения. Но мы должны обратить внимание на силу сопротивления, которую англичанам приходится преодолевать. В Индии мы видим население, которое по привычке и по долгой традиции совершенно пассивно, – население, так долго организованное иноземными военными правительствами, что самое понятие о сопротивлении им было утрачено. Мы находим население, лишенное всякого единства, с национальностями, лежащими слоями одна под другой, и с языками, вовсе непохожими, другими словами – население, не способное ни на какое общее дело. Я уже говорил, что, если бы это население имело хоть искру той корпоративной жизни, которая отличает нацию, его нельзя было бы сдержать той лапой, какой его сдерживает Англия. Однако нет никаких признаков, что в ближайшем будущем эта корпоративная жизнь в нем возродится, и потому британское правительство для мирного времени оказывается достаточно прочным. Оно во многих отношениях сильнее, чем было во время мятежа” конец сноски

Индия имела не только экономическое, но и чисто военное значение. Премьер-министр Солсбери определял Индию как “английскую казарму у восточных морей, откуда мы всегда можем призвать любое количество бесплатных солдат». И действительно, в годы Первой мировой войны больше миллиона индусов сражались на стороне Британии, усеяв трупами поля сражения от Танзании и Мессопотамии до Фландрии и Па-де-Кале.

И в эту огромную, такую важную и покорную страну британцы инвестировали 379 миллионов фунтов стерлингов. Для сравнения, инвестиции в Австралию и Новую Зеландию составили 416 миллионов, в Канаду и Ньюфаундленд - 515 миллионов, в Латинскую Америку - 757 миллионов, в США - 755 миллионов. Подушевые инвестиции в британские доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Ньюфаундленд), населённые почти исключительно европейцами, были примерно в сто раз выше, чем подушевые инвестиции в Британскую Индию.

Мало того, почти три четверти вложений в Британскую Индию были направлены на создание железнодорожной сети. Правительство гарантировало инвесторам минимальную доходность инвестиций в железные дороги и бесплатно предоставляло под них землю, в первую очередь из военно-стратегических соображений; помимо этого, железные дороги помогали бороться с голодом.

Полковник Констебль, служащий Восточно-Индийской железной дороги, в 1901 году констатировал, что только некоторые железные дороги в США могут сравниться по качеству с индийскими. Вряд ли это было пустым бахвальством: индийские дороги строились по самым строгим британским стандартам. К 1913 году протяжённость железнодорожной сети уступала только американской и российской, сравнявшись с немецкой и намного обогнав французскую и собственно британскую. При строительстве применялись самые современные технологии: так, для возведения моста через илистый Ганг приходилось забивать сваи в землю на 43 метра - мировой рекорд.

Сноска Качество американских железных дорог вообще было невысоко. Число смертей на железных дорогах на душу населения в США в начале XX века было примерно в шесть раз выше, чем в Англии, Германии и Австрии конец сноски

Но одни только железные дороги не могли сделать из Индии промышленного титана. Интенсивность использования железных дорог была ниже, чем в Европе и США, к тому же на индийских дорогах была выше доля пассажирских перевозок. Главным товаром, который перевозился в вагонах, вплоть до Первой мировой войны оставались хлопок и зерно; перевозка машин была большой редкостью. Для изготовления шпал нередко использовалась балтийская сосна - привести её из Европы было проще и дешевле, чем использовать местное дерево: в Индии не было даже достаточного числа лесопилок.

В 1868 году из 50.000 держателей акций индийских железных дорог индусами было 400 человек. Построенный в 1888 году роскошный Виктория-Терминус в Бомбее (он стал известен во всём мире благодаря фильму "Миллионер из трущоб") даже сегодня впечатляет своим размахом и красотой; вот только построен он был в городе, основное население которого состояло из бедняков и нищих, нередко страдающих от голода.

Виктория-Терминус, Мумбаи

В Индию не пришёл современный экономический рост. Рассчитанные Мэддисоном показатели подушевого ВВП для Индии наглядно это демонстрируют. К концу британского владычества, в 1947 году, средний индус вряд ли был намного богаче своего предка, жившего во времена Великих моголов. Первая железная дорога, на которой использовался паровой локомотив, была построена в Индии в 1837 году - раньше, чем в Германии и Нидерландах, и ненамного позже, чем во Франции, Бельгии и США. Но по уровню развития в 1913 году Индия отставала от мировых лидеров даже не в разы, а на порядки. Если в Британии с 1757 по 1914 гг. подушевой ВВП вырос в четыре-пять раз, то в Индии он увеличился от силы на 20 %.

Таблица 6.1. ВВП на душу, Индия, в долларах 1990 года

Источник: Проект Мэддисон, http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/home.htm

Таблица 6.2. ВВП на душу в странах мира в 1913 году, в долларах 1990 года

Источник: Проект Мэддисон, http://www.ggdc.net/maddison/maddison-project/home.htm

Ещё во второй половине XVIII века промышленные товары составляли больше половины индийского экспорта в Британию (в основном экспортировался текстиль). В 1814 доля доля упала до 15 %, в 1850 - до 3,7 %, а к 1870-м снизилась до статистической погрешности. Имитируя многие индийские практики и создавая оригинальные машины (самая известная - прялка Дженни), защищая собственную текстильную промышленность высокими пошлинами и даже прямыми запретами на импорт, британцы сначала вытеснили индийский текстиль со своего внутреннего рынка, а затем и нанесли сокрушительное поражение индусам (несколько сот тысяч ткачей умерли от голода, не сумев “вписаться в рынок”). Благодаря новой технике производительность труда английского рабочего была в 10-14 раз выше при использовании простой пряжи и в 200-300 раз - при использовании тонкой пряжи.

В 1814 году британцы экспортировали в Индию меньше миллиона метров тканей, в 1830 - пятьдесят миллионов, в 1890 - два миллиарда. Защитить на этот раз свою промышленность за счёт тарифов индусы не могли, поскольку тарифы определялись не ими, а их главными конкурентами - британцами.

Промышленного скачка не произошло ни в индуистских, ни в мусульманских регионах; ни в южных землях с тёмнокожими жителями, ни в северных с жителями смуглыми и белокожими. Даже в восточном Пенджабе, большая часть населения которого не относилась ни к исламу, ни к индуизму, не произошло индустриализации, хотя пенджабцы, жившие лучше своих южных соседей, были самой надёжной опорой британского колониального владычества. (И сегодня Пенджаб остаётся самым богатым и развитым штатом Индии, а преобладающая здесь этноконфессиональная группа - сикхи - считаются в Индии лучшими солдатами).

Нет особых сомнений, что британские чиновники - по крайней мере, многие из них - искренне хотели добиться экономического взлёта в своих колониях, в первую очередь в Индии. Для оправдания существования империи британцы любили поговорить о "цивилизаторской миссии". За время их правления площадь ирригируемых земель в Индии выросла в восемь раз, достигнув четверти от общей площади используемой сельскохозяйственной земли. Они занимались профилактикой малярии, раздавая населению хинин, и прививали индусов от оспы (чем сами индусы активно сопротивлялись, тем более что нередко вакцинация проводилась в условиях тотальной антисанитарии и была смертельно опасна сама по себе). Они развернули добычу угля, и к 1914 довели её до 16 миллионов тонн в год. В разы увеличилась доля грамотных. Страну покрыла сеть телеграфных проводов и почтовых станций.

Но индусы оставались всё такими же бедными, необразованными и бесправными, всё так же голодали и рано умирали. Индия, может, и начала добывать уголь (и по железным дорогам везти его в порты, а оттуда - по всему свету), но вот самой Индии от этого угля проку было мало: по объёмам выплавки стали Индия ещё в конце XIX века уступала… Люксембургу.

Сухие цифры статистики говорят не об индустриализации, а о деиндустриализации Индии при британском владычестве. В 1810 году в промышленном секторе в долине Ганга было занято, по разным оценкам, от 18 до 29 % рабочей силы - много даже по европейским меркам. К 1901 году эта доля снизилась до 8,5 %. За столетие под британским владычеством Индия прошла тот же путь, который прошла Британия - только в обратном направлении.

И если бы дело ограничивалось одной только Индией! Данные Байроха наглядно демонстрируют, как увеличивался разрыв между развитым и неразвитым ("развивающимся") мирами.

Таблица 6.3. Подушевые уровни индустриализации

уровень Великобритании в 1900 году = 100, границы 1913 года

Источник: P. Bairoch,

“International industrialization levels from 1750 to 1980”,

Journal of European Economic History, 1982.

Ещё в начале XIX века подушевой продукт в Азии ненамного уступал среднемировому и был вдвое ниже западноевропейского. В начале XX века ситуация полностью изменилась: разрыв со среднемировым уровнем стал более чем двукратным, с западноевропейским - пятикратным. В то время как средний житель США, живший и без того неплохо в 1820, стал почти впятеро богаче за сто лет, средний житель Индии или Китая вёл примерно тот же образ жизни, который вёл его прапрадед.

Таблица 6.4. Подушевой ВВП, в долларах 1990 года

Источник: A. Maddison, “The World Economy: Historical Statistics”, Paris: OECD, 2003.

Почему?

Лень - двигатель стагнации

Сегодня индус в нашем представлении нередко ассоциируется с профессией программиста. В конце концов, даже корпорацию Microsoft возглавляет индус. Среди всех этнических групп в население США индусы являются одной из самых богатых (или даже самой богатой - в зависимости от способа оценки).

Но в XIX веке британские колонизаторы считали, что индусы совершенно неспособны к техническому образованию.

В 1887 году в Телеграфном департаменте Индии на руководящих должностях из 97 человек не было ни одного индуса и только два человека не были этническими британцами. Среди квалифицированных работников Департамента насчитывалось 147 европейцев, 250 индусов и ещё 889 "евразийцев" (в основном метисов). На железных дорогах машинисты-индусы редко получали право управлять даже грузовыми поездами (на экспрессах машинисты будут исключительно европейцами до 1930-х гг.). Из полумиллиона работников железных дорог европейцы составляли всего один процент, но на верхних уровнях служебной иерархии практически все посты принадлежали выходцам из Великобритании, реже - метисам.

В 1884 Королевская комиссия по техническому обучению в своём докладе объявила, что плачевное состояние естественно-научного и технического образования является причиной отставания Великобритании от соперников на континенте. Нехватка квалифицированных кадров не позволяет английской экономике сохранять былой отрыв от экономик Франции и Германии. Правительство сразу же принялось исправлять положение, и не только на самих Британских островах.

Раз за разом Министерство по делам Индии отсылало в Дели строгие приказы расширить систему профессиональных училищ и школ. Горячим сторонником расширения технического образования индусов стал маркиз Керзон, вице-король с 1899 по 1905 годы (тот самый, который у нас стал известен благодаря "ультиматуму Керзона"). Ультраконсерватор по взглядам, он считал, что без экономического развития Индия недолго будет оставаться британской колонией. Наконец, развития системы технической подготовки требовали индийские националисты, которые в это время начинали создавать свои первые организации.

Сноска Ещё в 1875 году мусульманский просветитель Саид Ахмад-хан основал Мусульманский англо-восточный колледж - первое высшее заведение в Индии, основанное индусом. Мусульмане в Индии XIX века, как и предыдущих веков, были привилегированной группой населения и больше других стремились получать европейское образование конец сноски

Но все эти благие намерения лондонских политиков, вице-короля и местных националистов сталкивались с молчаливым сопротивлением. Британские наместники, в основном получавшие гуманитарное образование в Оксфорде, не видели никакой особой нужды в обучении индусов техническим наукам. Британские предприниматели не хотели нанимать индусов на ответственные должности. И те, и другие раз за разом отчитывались в Лондон о невероятной лени и ненависти к ручному труду представителей высших, привилегированных каст, которые и были главными кандидатами на получение образования.

Поскольку получение навыков работы с техникой требовало физического контакта с техникой, родители из высших каст почти никогда не пытались обучать таким навыкам своих детей. Они с удовольствием были готовы учить их языкам или юриспруденции - такие науки не казались неподобающими для их высокого общественного статуса. Но отдавать своих отпрысков учиться рабочим или инженерным профессиям они отказывались наотрез. В 1894 из 548 тысяч учащихся индийских средних школ только 5.480 учились в школах технических - ровно один процент. В 1914 доля даже снизилась и составила уже 0,9 % от общего числа учащихся - меньше двенадцати тысяч из 1.325.000 учеников.

Такая же ситуация сложилась с высшим образованием. Доля студентов, обучающихся негуманитарным профессиям (инженерное дело, сельское хозяйство, медицина) упала с 8 % в 1894 до 6,8 % в 1914.

Таблица 6.5. Распределение студентов-индусов вузов по специальностям

Источник: D. R. Headrick, “The Tentacles of Progress: Technology Transfer in The Age of Imperialism, 1850-1914”, Oxford University Press, 1988.

Индусы не любили технику. Индусы вообще не любили изменения своего образа жизни. Они были готовы терпеть голод, нищеты, тяготы непомерных налогов, но могли восстать, если местный губернатор запрещал сожжение вдов вместе с умершими мужьями. Но и это ещё не всё. Индусы очень плохо выполняли даже простую, рутинную работу. Подробно эту тему изучил на примере индийской хлопчатобумажной промышленности профессор Калифорнийского университета Грегори Кларк в своей книге “Прощай, нищета”.

Производительность труда индусских рабочих в хлопчатобумажной промышленности, не требующей никаких особых технических навыков или образования, была в разы ниже, чем в Англии или США. И это при том, что ткацкие станки в Англии и в Индии были совершенно идентичными, а ткацкие фабрики в обеих странах возглавлялись одинаково квалифицированными английскими менеджерами!

В отчёте, составленном агентом министерства торговли США, указывалось: “одна из самых распространённых ошибок, совершаемых при выборе оборудования для Азии, делается в связи с системами, экономящими труд. Считается, что труд там столь дёшев, что нет нужды его экономить… Из-за крайней неэффективности азиатского труда опытные покупатели вкладывают большие средства в системы, экономящие труд”. То же самое писал Journal of the Textile Industry: “в Индии приходится нанимать трёх рабочих вместо одного на ланкаширских фабриках”. Эксперт по текстильной промышленности Арно Пирс отмечал: “труд в Индии, несомненно, находится на крайне низком уровне; возможно, только китайский труд обгоняет его по части неэффективности, расточительности и недисциплинированности”.

Приведём обширную цитату из Кларка.

“Производители явно назначали несложные трудовые задания из опасения снизить выработку на один станок в том случае, если рабочим придётся обслуживать несколько станков. Так, согласно показаниям одного промышленника, которые он давал в 1908 году Фабричной комиссии, “у них на одном ткацком станке работает по одному человеку, потому что, если приставить одного человека к двум станкам, производительность станка снизится на три восьмых. Лучше совсем остановить станок, чем поручить его человеку, работающему на другом станке”...

На обычных ткацких станках в Индии в начале XX века по-прежнему обычно работало по одному человеку по сравнению с одним рабочим на восемь аналогичных станков в США. Что касается автоматических станков, то в США приходилось по 20-30 таких станков на одного рабочего, однако на фабриках Buckingham and Carnatic mills каждый ткач работал лишь на трёх автоматических станках…

Для хлопчатобумажных фабрик в Англии было характерно раннее внедрение жёстких систем фабричной дисциплины. От рабочих -даже тех, которые трудились на сдельной основе - требовалось, чтобы они каждое утро приходили точно к открытию фабрики, находились при своих станках в течение всего рабочего дня и воздерживались от общения друг с другом на рабочих местах. Индийские фабрики по сравнению с английскими отличались слабой дисциплиной. Недисциплинированность и высокий уровень прогулов были характерны для них ещё в 1960-е гг…

В каждый конкретный день значительная доля рабочих не выходила на работу, а те, которые присутствовали, нередко могли по своей воле покидать цеха для того, чтобы поесть или покурить. На дворах фабрик размещались харчевни, цирюльни, питейные лавки. Родственники рабочих приносили им на фабрики еду в течение всего дня. Один управляющий даже утверждал, что типичный рабочий прямо на фабрике “умывается, моется, стирает одежду, курит, бреется, спит, ест и, как правило, окружён своими родственниками”... В правилах Madura Mill Company значилось, что любой рабочий, без разрешения отсутствовавший на фабрике не менее восьми дней, должен быть уволен или отстранён от работы....

Вышеприведённые факты служат серьёзным свидетельством в пользу того, что неспособность Индии осуществить индустриализацию под властью британцев в 1857-1947 гг., а затем и в период независимости в первую очередь объясняется проблемами, связанными с рабочей силой. Возможно, что социально обусловленная летаргия, в которой пребывали индийские рабочие, распространялась на всё общество: если бы всё дело сводилось к отсутствию толковых менеджеров и предпринимателей, ситуацию было бы достаточно легко исправить путём их заимствования за границей”.

Как мы увидим позднее, японские рабочие поначалу, во второй половине XIX века, работали ничуть не лучше индийских. Но за сто лет производительность труда японского рабочего сравнялась с производительностью англичанина или американца - по крайней мере, при использовании одинакового оборудования. А вот индус продолжал работать всё так же плохо. Больше того, за сотню лет в Индии произошла деградация промышленного производства: если в начале XX века на фабриках производилась треть всего индийского текстиля, то к концу века - немногим больше шести процентов! Остальная ткань производилась на частных механических и ручных станках. Если фабричное производство ткани за сто лет в Индии выросла вчетверо, то производство на примитивных ручных станках - в десять раз, и к 1997 году вчетверо опережало по объёмам производство фабричное. Даже просто представить массовое производство тканей на ручных станках в Японии конца XX века невозможно. Потрясающее различие в траекториях развития двух азиатских стран!

Таблица 6.6. Производительность труда в хлопчатобумажной промышленности

Источник: G. Clark, “A Farewell to Alms: A Brief Economic History of the World”, Princeton University Press, 2007

А как иначе

Карта индийских железных дорог в 1909 году.

Удивительно, но такая обширная железнодорожная сеть была проложена в стране, подавляющее большинство населения которой продолжало жить в Средневековье

Историю Индии времён британского владычества часто сравнивают с историей Японии после "открытия" миру и Революции Мэйдзи. За полвека своей стремительной индустриализации японцы вышли на уровень развития, которого Индия сможет достичь только во второй половине XX века (а по некоторым параметрам - например, по доле грамотных - не достигла до сих пор). Европейское образование проникло в Японию намного позже, чем в Индию. Тем не менее, в начале XX века на японских железных дорогах почти не осталось европейских специалистов, а в Индии почти все квалифицированные работники вплоть до 1930-х гг. оставались этническими британцами.

Известный американский исследователь, специалист по истории аграрных экономик Даниель Торнер писал: "Ориентация индийской экономической жизни на зарубежные рынки и расточительное использование ограниченных ресурсов резко констрастирует с внутренней ориентацией японской экономики и постепенным, осторожным взращиванием национального капитала... различия в железнодорожной политике со всей очевидностью иллюстрирует это различие между страной, самостоятельно управляющей своими делами, и страной, управляемой внешней силой".

Но, возможно, корректнее сравнивать Индию с другой огромной страной - Китаем. Хотя Поднебесная была богаче и населённее Индии, общая протяжённость её железных дорог к началу Первой мировой войны была в несколько раз меньше. “Внутренняя ориентация” не помогла китайцам построить экономику, сравнимую по успешности не то что с японской, но даже с колониальной индийской: по оценкам Мэдиссона, валовой продукт в Китае в начале XX века был даже ниже индийского.

Чем можно объяснить удивительную неготовность Индии и Китая к изменениям и развитию и, напротив, удивительную готовность Японии к ним же? Могла ли принципиально другая политика британских колонизаторов обеспечить Индии экономический взлёт? Или существовавший способ правления был и без того оптимален, и за свои сегодняшние успехи Индия должна благодарить именно его? Сегодня мы знаем, как хорошо индусы могут разбираться в технике и естественных науках. Но почему сто с лишним лет назад техническое образование вызывало у них презрение?

Конечно, огромную роль в консервации индийской отсталости играла культура индусов. Но была ли культура сама по себе приговором? Существовала ли политика, которая помогла бы Индии выйти на принципиально иную траекторию развитию?

Если бы британским властям удалось в разы увеличить охват населения начальным образованием - пусть даже если бы это образование сводилось к обучению грамоте и счёту - помогло бы это Индии вырваться из ловушки стагнации? Ответ далеко не столь очевиден, как может показаться. В постколониальную эру, в 1960-1980-х гг., во многих африканских странах быстрое увеличение доли детей, посещающих школу, сопровождалось быстрым и устойчивым падением показателей подушевого валового продукта.

Может быть, индусам помогла бы активная государственная политика - субсидии для новых производств, высокие таможенные ставки для товаров из стран-конкурентов? Может быть, для Индии стало губительным стремление британцев строить по всему свету “империю свободной торговли”, в то время как другие страны защищали свои рынки протекционистскими барьерами? (О протекционизме мы говорим в следующей главе нашего рассказа). Может быть, Британской Индии был необходим тот самый big push, о котором мы уже говорили? И снова ответ оказывается неочевидным. Истории известно немало примеров стран, которые, отгородившись от мира таможнями и развернув программы импортозамещения, оказывались у разбитого корыта с бедной, примитивной и отсталой экономикой.

А может быть, дело в отсутствии доброй воли? Что если за красивыми словами о цивилизаторской роли скрывалось простое нежелание англичан помогать развитию своей самой большой колонии?

Возможно, свою роль сыграли, как бы парадоксально это ни звучало, высокие британские стандарты. Британские железнодорожные инженеры, переезжая из Индии в США, были шокированы примитивностью и отсталостью американских железных дорог. (В США на некоторых участках использовали деревянные рельсы с железной полосой). В самой Индии колониальные власти требовали поддержания на железных дорогах высоких британских стандартов организации движения. То же было справедливо и для ткацких фабрик: на них использовалось ровно то же оборудование, что и на ткацких фабриках в Англии. У индийских рабочих не было возможности так называемого learning-by-doing, “обучения в процессе работы”: они должны были сразу приспосабливаться к лучшей в мире технике. Возможно, если бы индийские железные дороги строили американцы, а ткацкие фабрики - японцы, промышленное развитие Индии пошло бы по совершенно иному пути.

Дэйрон Аджемоглу из MIT и Фабрицио Зилиботти из Йеля опубликовали в 2001 году работу “Различия в производительности” (“Productivity differences”) [1]. В ней они предложили оригинальный взгляд на проблему отсталости развивающихся стран. Большинство новых технологий в современном мире создаётся в развитых странах для развитых стран. Применение этих технологий в странах развивающихся оказывается неэффективно - в первую голову из-за того, что структура рабочей кардинально отличается от структуры рабочей силы в странах - источниках технологий. В свою очередь, создание ноу-хау, подходящих для бедных стран с их низкоквалифицированной, но зато дешёвой рабочей силой сталкивается с целым рядом проблем - отсутствием у бедных стран возможностей для создания новых технологий, плохая защита прав собственности, делающая эти страны “неинтересными” для лидеров технического прогресса, и так далее.

Заодно упомянем ещё одно исследование - недавнюю работу стэнфордского профессора Питер Цайтса “Do Local Institutions Affect All Foreign Investors in the Same Way? Evidence from the Interwar Chinese Textile Industry” [2] . Автор проанализировал состояние ткацкой промышленности Китая в период между двумя мировыми войнами. Оказалось, что фабрики, открытые японскими инвесторами, работали намного эффективнее, чем производства, принадлежащие британцам. Японские менеджеры намного лучше умели работать с китайской рабочей силой; в отличие от британцев, им не составляло труда приспособиться к китайской культуре и китайским институтам - в отличие от британцев

Даже самый поверхностный, самый краткий ответ на все указанные выше вопросы потребует отдельной главы. Наша задача - не пытаться объяснить весь ход мировой истории, а нарисовать картину мира в канун Первой мировой войны. Мы продолжим выполнение этой задачи, дополнив нашу картину ещё одним фрагментом - фрагментом под названием “Япония”.

Вверх, до самых высот

«Существует четыре типа экономик: развитые, развивающиеся, Аргентина и Япония»

Саймон Кузнец, лауреат Нобелевской премии по экономике

Средневековье в XIX веке

Япония в середине 19-го века не была такой уж безнадёжно отсталой страной. Удивительно, но японские математики открыли принципы интегрального ненамного позже Ньютона, но свитки со своими вычислениями местные учёные предпочитали приносить в дар богам, просто оставляя их в храмах.

Желающим побольше узнать об этой удивительной традиции можно посоветовать замечательную книжку “Священная математика” Ф. Хидэтоси и Т. Ротмана, вышедшую в издательстве Принстонского университета в 2008 году

Японский математический трактат, 1795.

Читателю трактата предлагается найти объём фигур

На рубеже XVI и XVII веков к власти в Японии пришла династия сёгунов Токугава; первый сёгун этой династии по имени Иэясу смог покончить с бесконечными междоусобицами и объединить под своей властью всю Страну Восходящего Солнца. Токугава оказались достаточно сильны, чтобы на протяжении двух с половиной веков удерживать страну от гражданских войн и поддерживать в ней порядок, но недостаточно сильны, чтобы полностью подчинить себе изолированные друг от друга проливами, реками и горными хребтами провинции. (Япония - не такая и маленькая страна: даже без учёта Хоккайдо и Окинавы, колонизованных японцами уже в XIX веке, её площадь ненамного уступает площади нынешней Германии, а территория разделена между шестью с лишним тысячами островов).

Местные князья - даймё - соревновались друг с другом за влияние и деньги. В Японии сложилась ситуация, чем то напоминающая американский федерализм (о нём мы говорили в предыдущей главе). С одной стороны, даймё должны были играть по правилам, которые устанавливались в “федеральном центре” - Токио. С другой стороны, у них было достаточно свободы манёвра, чтобы стимулировать экономическое развитие в своих княжествах - и передавать по наследству земли не ограбленными и разорённые бесчисленными поборами, а цветущими и стабильными. Эрик Джонс в своей знаменитой книге “Европейское чудо”, пытаясь объяснить, почему только Японии удалось эффективно скопировать европейские институты, писал: “экономический рост возник из-за того, что под строгой внешностью абсолютизма режим оказался на удивление слабым…. Несмотря на жесткость форм и показную стабильность в высокой политике, фактическая власть аристократов при Токугава выросла”.

Феодальная раздробленность в Японии эпохи Токугава

Даймё было очень важно удерживать в своих землях умелых ремесленников и богатых торговцев, а для этого приходилось с уважением относиться к правам собственности и строго следить за выполнением законов. Неудивительно, что, как считается, первые фьючерсы появились именно в Японии в XVIII веке - тогда это были фьючерсы на рис. (Справедливости ради, некоторые исследователи считают, что называть их фьючерсами в нынешнем смысле слова некорректно).

В сносках: фьючерс - это обязательство двух сторон заключить определённый контракт в будущем по заранее фиксированной цене. Например, две стороны могут договориться о купле-продаже миллиона баррелей нефти за 50 миллионов долларов через три месяца. Следует отделять фьючерс от опциона: опцион даёт право, а не обязанность заключить контракт в будущем по фиксированной цене. Иными словами, в случае фьючерса, чтобы сделка была отменена, с отменой должны согласиться обе стороны; в случае опциона достаточно, чтобы от сделки отказался владелец опциона.

И фьючерс, и опцион являются инструментами переноса риска: они позволяют избавиться от неопределённости тому, для кого эта неопределённость опасна. Например, фермер, покупая фьючерс на поставку своего зерна в будущем, может понести потери, если цена зерна окажется выше фьючерсной; зато если она окажется ниже, фермер выиграет и сможет расплатиться с долгами, закупить семенной фонд для того, чтобы засеять поле, и так далее.

Надо учитывать, что для одной из сторон исполнение фьючерса в любом случае будет невыгодным - если только реальная цена не окажется в точности такой же, что и фьючерсная.

Существование и фьючерса, и опциона возможно только в случае, если права собственности чётко определены и защищены, иначе один из заключающих договор может просто отказаться от выполнения невыгодных для себя условий конец сноски

В стране стремительно развивалась школьная система: к середине XIX века грамотность в Японии была выше, чем в некоторых европейских странах. В 1700 году в Эдо (Токио) жил, вероятно, миллион человек, и этот город был самым большим на планете (за триста лет всё вернулось на круги своя: сегодня Большой Токио снова самый населённый мегаполис мира). Японское общество было практически избавлено от массовых эпидемий. Несмотря на относительную бедность страны, массовый голод оставался редкостью. C 1700 по 1850 годы население практически не менялось, оставаясь на уровне 30 миллионов человек. Такой стабильности способствовали жёсткие ограничения на рождаемость. Нередко правом завести семью обладал только старший сын, он же наследник семьи; остальным приходилось… терпеть. Дополнительным элементом контроля был привычный для Азии инфантицид.

Успехи Японии впечатляют Митио Морисима в его знаменитой книге “Почему у Японии получилось”: “Удивительно, но в отличие от случаев интенсивного роста… в мире Древнего Средиземноморья и в Китае эпохи Сун, которые были основаны на политике, которую сегодня назвали бы “открытостью”, интенсивный рост, который происходил в течение сёгуната Токугава, происходил в период, когда Япония замкнулась в себе”.

Отдельного внимания заслуживает чистоплотность японцев. Даже в 17-м веке в такой развитой стране, как Англия, царила сплошная антисанитария. В сельских домах пол застилали соломой, которая быстро пропитывалась мочой - выходить на улицу считалось необязательным. Подвалы городских домов часто бывали залиты нечистотами - это мало кого волновало. В знаменитом театре “Глобус”, где Шекспир ставил свои (ну или не совсем свои) пьесы, отхожие места не были предусмотрены, и зрители обычно избавлялись от лишнего веса прямо на лестнице. В королевских дворцах обычно присутствовали специальные слуги с горшками, готовые предоставить свои услуги любому аристократу там, где ему будет удобно. Сидя на горшке, Король-Солнце Людовик XIV начинал с утра приём посетителей.

В отличие от бледнолицых варваров из Западной Европы, жители Страны Восходящего Солнца отправляли свои естественные потребности исключительно в специально отведённых для этого местах, а полученные естественные удобрения тщательно собирались и использовались в качестве удобрений - плодородной земли на островах было мало, и для повышения урожайности годились любые средства. Скромные дома поддерживались в истинно японской чистоте. В сравнении с другими странами, массовые эпидемии в Японии были огромной редкостью: связи с внешним миром были ограничены, а бытовая чистота не позволяла болезням распространяться по островам.

От голландских торговцев в Японию постепенно проникали европейские технологии (их называли “рангаку”, “голландские науки”). После 1803 года все ограничения на распространение европейских знаний были окончательно сняты, и японцы с увлечением начали покупать и копировать микроскопы, механические часы, медицинские трактаты и тому подобные западные сокровища.

Японский трактат 1774 года с описанием устройства микроскопа

Впрочем, "модерновость" Японии при Токугава не стоит преувеличивать. В обществе царили конфуцианские принципы, и к предпринимателям относились с подозрением и презрением. Торговцы считались низшим сословием - в общественной иерархии они уступали не только самураям, но даже ремесленникам и фермерам: нищий крестьянин мог пользоваться бОльшим уважением, чем богатый торговец. Не стоит преувеличивать и готовность даймё способствовать экономическому развитию: они нередко устанавливали высокие пошлины на ввоз товаров в свои княжества, а то и вовсе запрещали импорт. Права собственности на землю были серьёзно ограничены. И, что важнее всего - в стране до 1856 года не было ни одной мало-мальски современной фабрики или завода. Наконец, в 1832 году, после долгого перерыва, в Японии начинается страшный голод - самый страшный за всю историю; жертвами голода становятся миллионы человек.

Отсталость Японии была во многом добровольной. В 16-м веке страна активно торговала с Португалией и Голландией; европейские миссионеры даже обратили несколько сот тысяч японцев в христианство. Используя импортируемое из Европы огнестрельное оружие, сёгуны Токугава смогли объединить Японию под своей власть. Установив своё правление, они почти вырезали христиан и практически закрыли страну для международной торговли. Вопреки сложившемуся представлению, использование самого огнестрельного оружия, проложившего путь к власти для Токугава, не было запрещено - так называемые “танегасима”, реплики португальских мушкетов XVI века, продолжали производиться и использоваться, но их применение было ограничено охотой и упражнениями в стрельбе. Япония погрузилась в сон.

Процессия в Эдо в эпоху Токугава

Пять тысяч против тридцати миллионов

С 1637 года и до середины XIX века привилегией торговать с Японией из всех страна Запада обладали только голландцы. В благодарность за роль голландских кальвинистов в подавлении Симабарского восстания японцев-католиков сёгуны позволили их кораблям дважды в год заходить в японские порты. Появление у своих берегов кораблей любых других европейских держав японцы воспринимали со страшным неудовольствием: указ 1825 года даже требовал открывать огонь по любому подошедшему близко к островам кораблю.

Но в 1853 году в гавань Нагасаки прибыли “чёрные корабли” - американские пароходофрегаты командора Мэтью Перри, испускающие из своих труб клубы чёрного дыма. Вооружены они были мощными бомбическими пушками - через год эти пушки позволят Нахимову за несколько часов уничтожить турецкий флот в бухте Синопа. Противопоставить американским бомбам японцам было нечего. Созванное впервые за два века Всеяпонское собрание - нечто вроде феодального парламента - вынуждено было согласиться на все условия американцев и “открыть” страну для международной торговли. Очень скоро аналогичные уступки были сделаны всем великим державам.

Так несколько тысяч американских моряков изменили судьбу огромной страны.

Флот командора Перри

Реакцией на эту угрозу стала Реставрация Мэйдзи. Интересно, что поначалу главным двигателем изменений был сёгунат, а император, напротив, им противился. В 1863 император Комэй приказал отменить все соглашения с “варварами” и изгнать их из страны; сёгун отказался подчиниться императорскому указу, а британская эскадра даже подвергла мощному обстрелу Кагосиму - столицу влиятельного южного княжества Сацума и другой крупный порт Симоносеки.

Напряжение внутри японского общества возрастало, на окраинах начинались восстания. В 1866 Япония получила одновременно и нового императора - Мэйдзи - и нового (как оказалось, последнего) сёгуна Ёсинобу. Токугава отлично понимали, что стране необходимы перемены, и хотели реформировать систему власти, превратив императора в конституционного монарха по европейскому образцу, а за собой оставив позицию первых министров, фактически осуществляющих власть в стране. Вот только сам император был не согласен с такой идеей и через год издал Указ о реставрации императорского правления, упразднив сёгунат и вернув себе всю власть.

Последовавшая гражданская Война Босин (“Война года Дракона”) была не столько дракой между сторонниками прогресса и консерваторами (как её часто воспринимают), а сторонниками тех, кто желал выбрать в качестве японского “покровителя” Францию, и тех, кто видел в качестве образца Великобританию. Стоит присмотреться к этой войне повнимательнее.

Сёгуны делали ставку на французов. Галлы считались лучшими воинами Европы ещё со времён Наполеоновских войн, но и после 1815 года французы не раз доказывали превосходные качества своей армии - в Испании, в Алжире, в Мексике, в Крыму, в войне с Австрией за независимость Италии. До катастрофы под Седаном оставалось ещё несколько лет. Значительная часть 15-тысячной армии Токугава обучалась французскими офицерами и вооружалась французскими винтовками. Сегун выглядел сторонником модернизации и открытости - в противовес ретрограду-императору, и неудивительно, что в начале войны великие державы признавали именно сёгуна единственным законным правителем Японии. Наконец, сёгун контролировал Эдо (нынешний Токио) - самый большой город Японии.

Войска сегуна бегут после поражения, нанесённого верными императору силами при Тоба-Фусими

Пятнадцатилетний император Мэйдзи и его английские советники сделали ставку не на количество, а на качество. Они сформировали небольшую - всего пять тысяч человек - но очень боеспособную, хорошо организованную и вооружённую исключительно новейшей военной техникой армию. Основу армии составили самураи Сацумы, которые дрались не только за священную фигуру императора, но и за собственное будущее - эти выходцы из бедного южного княжества рассчитывали в случае победы занять место существующей элиты. Уже в 1877 году сацумцы поймут, что превращать их всех в аристократов император не собирается, и поднимут восстание, но его с лёгкостью подавит новая императорская армия.

В результат в первой и самой главной битве войны - сражении при Тоба-Фусими - армия сёгуна, несмотря на трёхкратное превосходство, будет разгромлена. Маленькая, но отлично оснащённая и боеспособная армия под командованием Сайго Такамори разбила армию Ёсинобу Токугава, в которой часть солдат стреляла из французских винтовок, часть оставалась с архаичными копьями и мечами, единое командование не было налажено и феодалы пытались вести каждый свою битву. (Сайго через девять лет поднимет то самое Сацумское восстание против императорской власти и после его поражения сделает сэппуку).

После этого война свелась к “зачистке” территории. Пятидесятитысячная армия аморфного “Северного союза” была разгромлена императорскими войсками по частям. Французы до последнего поддерживали повстанцев, но переломить ход войны не могли.

И снова судьбы страны решил небольшой военный отряд. Несколько тысяч отлично оснащённых, вооружённых, обученных и мотивированных солдат позволили императорскому двору добиться власти над тридцатимиллионной страной, раскинувшейся на шести тысячах островов. Иногда горстка штыков решает судьбу огромной страны - и Япония тому хороший пример.

Французские и японские офицеры на Хоккайдо в 1869 году. Переиграть англичан французам не удастся, последний оплот сторонников сёгуната - Республика Эдзо - падёт, и Япония на много десятилетий окажется в британской сфере влияния

Реставрация модернизации

Выполнять обещания о возвращении к “старым порядкам” императорский двор не собирался. Напротив, реформы получили новый импульс. Старые княжества (ханы) будут ликвидированы и заменены префектурами. Сословные привилегии отменены, все жители уравнены в правах, и самураям даже запретили носить с собой мечи. (Справедливости ради, само деление на сословие сохранялось вплоть до 1940-х гг.). Самурайские восстания жестоко подавлялись новой императорской армией, сформированной на основе всеобщей воинской повинности, и даже многие офицеры в этой новой армии не принадлежали к знати, а были вчерашними крестьянами, обязанными своими карьерами исключительно императору. Было быстро введено всеобщее среднее образование, талантливых выпускников отправляли в Европу и США, а основанный в 1877 году Токийский университет должен был стать кузницей кадров для высшей бюрократии империи (и свою задачу университет выполнил - за 140 лет 17 выпускников стали премьер-министрами). Даже стиль одежды был изменён с традиционного на европейский.

Начавшаяся после реставрации индустриализация обладала настолько ярко выраженными дирижистскими чертами, что рядом с ней меркли даже усилия Кольбера и Фридриха Великого. В Англии были куплены броненосные корабли. В городах появились газовые фонари и трамвайные линии. Права частной собственности были распространены на землю. По всей стране государство строило фабрики, заводы, верфи, железные дороги, арсеналы, даже трамвайные линии и системы газового освещения. Привлекались европейские специалисты и закупалось европейское оборудование. Новые производства, построенные государством, должны были стать образцом для частных предпринимателей; обычно через несколько лет работы они приватизировались - строить социализм японцы не намеревались.

Одновременно проводилась модернизация армии. Для борьбы с сёгуном император смог собрать пять тысяч хорошо оснащённых солдат; уже через тридцать лет армия мирного времени перевалит за 150 тысяч, и впятеро больше будут числиться в резерве. Закупать броненосцы планировал ещё сёгун - Токугава намеревался приобрести целый флот у американцев, союзников французов. Император начал покупать бронированные корабли у Владычицы морей - Британии, которая теперь служила покровительницей Японии. Национальный лозунг звучал так: “богатая страна с сильной армией”.

Император Мэйдзи шуток не любил, а Японию любил

Следуя опыту своих британских учителей, на первых этапах индустриализации японцы делали ставку на текстиль. Очень грубо можно сказать, что импорт оборудования, технологий и военной техники финансировался экспортом шёлка - товара дорого, но требующего очень трудозатратного производства. Каждый новый броненосец, каждый новый современный завод стоили многих десятков и сотен миллионов часов кропотливого, однообразного, утомительного труда простых японцев.

Таблица 6.7. Годовое производство, Япония

Источник: K. Yamamura, “Success ill gotten? The Role of Meiji Militarism in Japan's Technological Progress”, The Journal of Economic History, 1977.

И всё же по-настоящему японская индустриализация развернулась только в конце века, когда в стране накопилась критическая масса капитала, технологий и квалифицированных кадров. Ещё в 1893 году на ткацких фабриках трудилось всего 25 тысяч человек - немногим больше одной десятой процента от общей рабочей силы, но производили ткачи треть всей фабричной продукции Японии. Всё промышленное производство давало всего-навсего 3 % национального дохода. Остальные 97 % формировались за счёт традиционных ремесленных производств, сельского хозяйства и торговли. Какими бы блестящими ни выглядели успехи японской модернизации, ещё в конце XIX века Япония была страной отсталой и примитивной.

Занятно отметить, что на заре модернизации японские работники отнюдь не отличались выдающейся работоспособностью или прилежностью. Японские ткацкие фабрики требовали вчетверо больше работников, чем одинаково оснащённые американские, и продукции выпускали столько же. Здесь японцы удивительно напоминали индусов. Что по-настоящему удивительно - так это то, что японский промышленный выпуск рос несмотря на такую неэффективность труда. Возможно, без активной промышленной политики японского государства, направленной на кропотливое, терпеливое создание национального промышленного капитала, Японию постигла бы та же участь, что и Индию.

Настоящий импульс развитию японской промышленности обеспечила милитаризация. Государственные арсеналы, на которых трудилось всего нескольких тысяч рабочих, чем на ткацких фабриках, стали проводниками западных технологий в стране - к примеру, долгое время только на них удавалось внедрить доменные печи западного образца: трудовая культура и подготовка кадров на частных заводах не позволяли перенять опыт государственных предприятий почти целое десятилетий. Оборудование для первой собственно японской текстильной фабрики построил военный арсенал в Осаке.

Рост промышленного выпуска стал по-настоящему заметным после 1893, когда Япония начала всерьёз готовиться к заморским войнам (о них мы рассказываем ниже). Треть капитальных инвестиций приходилась на долю государства. Японская металлургия и машиностроение существовали почти исключительно благодаря заказам армии и флота.

С другой стороны, в 1885-1915 гг. государственные расходы составляли всего 10 % ВВП - немного даже по тогдашним меркам. Государство всеми силами стимулировало развитие частного бизнеса. Вплоть до начала XX века Японию не касались бушевавшие в Европе и Новом Свете волны протекционизма - страна оставалась открытой для внешней торговли (не совсем добровольно - торговые договора, подписанные сразу после прибытия “чёрных кораблей”, продолжали действовать).

Споры о том, помогло ли или помешало государственное вмешательство быстрому росту японской промышленности в первые десятилетия эпохи Мэйдзи, продолжаются до сих пор и вряд ли когда-нибудь прекратятся. Сторонники свободного рынка указывают на то, что слова о “направлении” промышленности по верному пути обычно оставались словами, и ключевую роль в экономическом развитии играли частные предприниматели. Государственные инвестиции шли в основном в отрасли, необходимые для перевооружения армии и флота, и мало влияли на экономическое положение в целом. Сторонники дирижизма считают, что создаваемые государством производства служили тем локомотивом, который вытаскивал Японию из трясины отсталости. И вновь мы не будем пытаться разрешить этот спор на страницах нашего рассказа.

Несмотря на все достижения, даже через полвека после начала модернизации Япония всё ещё оставалась отсталой страной - по крайней мере, в сравнении с лидерами Западной Европы.

Таблица 6.8. Подушевые уровни индустриализации

Источник: P. Bairoch, “Europe`s Gross National Product: 1800-1975”,

Journal of European Economic History, 1976.

Примечание: относительно низкие темпы роста уровня индустриализации в Японии в 1880-1900 объясняется не столько низкими темпами роста в целом, сколько высокими темпами роста численности населения.

Как это часто бывает, быстрая модернизация Японии осуществлялась за счёт населения: реальное потребление начало быстро расти только в самом XIX века. До этого плоды экономического роста тратились на развитие промышленности и перевооружение армии и флота. Как и в других странах, переходящих к современному экономическому росту - например, как в той же Британии - поначалу плоды развития пожинала элита, а не простые работники.

Таблица 6.9. Отношение среднего уровня реальных зарплат в Японии к среднему уровню реальных зарплат в Великобритании, процентов

Источник: J. G. Williamson,

“The Impact Of Globalization On Pre-industrial, Technologically Quiescent Economies”, NBER, 1999.

Но даже если модернизация Японии не была такой быстрой, как принято считать, она всё-таки была истинным чудом.

Гэнро - советники императора Мэйдзи, “отцы-основатели” современной Японии

Империя Восходящего Солнца

Но японцы не намерены были тихо сидеть на своих островах и дожидаться, когда их экономика достигнет уровня развития Великобритании или США. Они собирались копировать европейцев во всём: не только в одежде и технологиях, но и в колониальных завоеваниях.

На японской гравюре Мэйдзи объявляет о принятии конституции в 1889 году.

Японцам очень хотелось считать себя похожими на европейцев даже внешне.

После нескольких небольших кампаний (карательная экспедиция на Тайвань, подавление Сацумского восстания, присоединение Окинавы) японская армия в 1895 прошла через своё первое настоящее испытание- войну с Китаем. Поднебесная тоже пыталась модернизироваться, построить современную промышленность, армию и флот, но у китайцев всё получалось намного медленнее, чем у их островных соседей.

Огромный Китай, население которого во много раз превосходило население Японии, был раздроблен и ослаблен внутренними противоречиями. Значительная часть правящей элиты до сих пор состояла из маньчжур, захвативших империю ещё в XVII веке. Власть центрального правительства была по-настоящему сильной только в Пекине и его окрестностях; наместники южных провинций открыто заявляли, что они не собираются воевать с японцами.

В окрестностях Сеула и Пхеньяна, там, где сегодня сотни тысяч солдат готовятся к самой масштабной войне со времён Второй мировой, произошли основные сражения японо-китайской войны. Под стенами нынешней столицы КНДР японцы убили, ранили и взяли в плен десять тысяч китайцев, потеряв убитыми сто пять человек. Победа в войне была бесспорной. Теперь Японская империя стала настоящей империей: ей достались Тайвань, протекторат над Кореей (окончательно она будет присоединена в 1910) и Ляодунский полуостров.

Обезглавливание китайских военнопленных. Законы войны японцев мало интересовали

Следующая война была намного более сложной и опасной - война с Россией. Уже в октябре 1904, через полгода после начала войны, некоторые дивизии рапортовали о практически полном отсутствии амуниции - и Генеральный штаб ничем не мог им помочь. Под стенами Порт-Артура японцы положили сто тысяч человек - пехотинцы шли прямо по минным полям. прямиком на изрыгающие огонь пулемёты. Адмирал Того, ведя свои корабли против русского флота в Цусимском проливе, почти не верил в победу и готовился погибнуть с честью. Положение с финансами было настолько тяжёлым, что к концу 1905 года страна фактически стояла на грани банкротства.

Но японцам везло. В Порт-Артуре и при Цусиме им удалось уничтожить практически все основные силы русского флота. Нерешительный генерал Куропаткин после отступления при Мукдене не решался проводить наступления. Война стоила Японии четверти миллиона убитыми и ранеными и колоссального перенапряжения сил. Сложно сомневаться, что если бы в России не случилось революции, японским войскам на континенте пришлось бы очень плохо. Трофеи японцев по итогам Портсмутского мира были настолько мизерными, что в Токио начался настоящий бунт. Беспорядки будут сотрясать Японию на протяжении тринадцати лет (в одном только Токио было девять восстаний) и окончательно прекратятся только после победы в Первой мировой войне.

Гибель командующего Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала С. О. Макарова с броненосцем “Петропавловск”. Японская гравюра

Действительно, Япония участвовала в мировой войне на стороне Антанты. Русским даже пришлось исключить из песни “Варяг” куплет про “желтолицых чертей”, чтобы не обижать нового союзника. Японцы захватили несколько германских островных колоний в Тихом океане и взяли главную немецкую цитадель на Тихом океане - город-крепость Циндао. (Интересно, что перед самым началом войны кайзер Вильгельм говорил: “... для меня сдача Циндао японцам будет бОльшим позором, чем сдача Берлина русским”). На этом участие японцев в войне и закончилось. Поначалу рассматривалась возможность посылки миллиона японских солдат в Европу, но в итоге ограничились посылкой нескольких боевых кораблей в Средиземноморье и поставками японских винтовок для русской армии.

В первой в мире штурмовой винтовке - автомате Фёдорова - использовался не тяжёлый русский, а лёгкий японский винтовочный патрон; к исходу первого года войны каждый десятый солдат в русской армии был вооружён японской “Арисакой”

К концу Первой мировой войны Япония имела четвёртую по силе армию на планете и третий по мощи флот. Понадобилось всего полвека, чтобы Япония превратилась из средневековой страны в одну из великих держав XX века.

Выводы

Вдумчивый читатель (а какой ещё читатель отважится читать эти огромные тексты?) задаст в этом месте вопрос: а зачем вообще Японии уделено в рассказе столько внимания, если она в эту эпоху так и не сыграла решающую роль в изменении международного баланса сил?

До 1868 года Япония была отсталой средневековой феодальной страной, участью которой должно было стать превращение в ещё одну европейскую колонию. Спустя полвека, в 1918 году, Япония стала державой номер четыре в мире (после Великобритании, США и Франции). В прекрасном новом мире не нашлось места ни для немцев, ни для русских - зато нашлось для японцев. Для тех самых японцев, которых русский император Николай, немецкий кайзер Вильгельм и английский наследник принц Георг называли в личной переписке “apps” (обезьянами; будучи родственниками, монархи вели переписку на английском).

История Японии - отличный пример того, насколько гибкой может быть расстановка сил в мире, как стремительно может одна из стран нарастить свои силы и возможности. История Японии - хорошая иллюстрация того, как тесно связаны внутренняя и внешняя политика, экономика и военный потенциал и как быстро всё может измениться, если элиты готовы работать ради будущего своей страны, а не ради собственных интересов.

“Большая волна”

Кацусики Хокусай, 1830, из серии гравюр “36 видов Фудзи”

Ссылки

[1] economics.mit.edu/files/5690

[2]

https://pdfs.semanticscholar.org/c3f4/4e0bce368f460fa9d4beb11c12a3ce2539d2.pdf