Сегодня исполняется 200 лет со дня рождения А.Н. Островского
Творчество Островского неотделимо от понятия «русский театр». Репертуар второй половины 19 века регулярно пополнялся его новыми пьесами, всего драматургом было написано 47 пьес и переведено около 20 пьес зарубежных авторов. Критика реагировала его пьесы противоречиво, за одно и то же могли ругать, хвалить и недоуменно пожимать плечами. Одни славянофилы ценили национальный колорит, для других это было недостаточно «скрепоносно», так же делились и критики-западники – кто-то видел критику патриархальной старины и отсталости, а кто-то – осуждал автора за пристрастие к этой старине. Но эти пьесы не оставляли равнодушными ни критиков, ни зрителей, их ждали - чтобы снова ругать, хвалить и недоумевать.
В чем же секрет его творчества, почему и весь двадцатый век, и почти четверть двадцать первого со сцены все не сходят эти пьесы из жизни, казалось бы, отживших сословий – купцов, мещан, чиновников?
Как писал Добролюбов в посвященной Островскому статье «Темное царство», «деятельность общественная мало затронута в комедиях Островского, и это, без сомнения, потому, что сама гражданская жизнь наша, изобилующая формальностями всякого рода, почти не представляет примеров настоящей деятельности, в которой свободно и широко мог бы выразиться человек. Зато у Островского чрезвычайно полно и рельефно выставлены два рода отношений, к которым человек еще может у нас приложить душу свою,-- отношения семейные и отношения по имуществу».
Интриги, мошенничество, тяжбы, обман изощренный и обман простодушный – казалось бы, такие сюжеты привлекут зрителя не самого взыскательного, репертуар тогдашнего театра, особенно провинциального, состоял из спектаклей с говорящими за себя названиями, «большинство их составляли душераздирательные мелодрамы; «Сумасшествие от любви», «Тайна заброшенной хижины», «От преступления к преступлению», «Тридцать лет, или Жизнь игрока»» (А.Бруштейн, «Страницы прошлого», «Провинциальный театр»). Авторы этих пьес давно забыты, а Островский и его пьесы – нет. Наверное, дело в том, что все слабости и пороки, описанные Островским, принадлежат не картонным персонажам, а живым людям, хорошо известным автору и его зрителям. Он не выдумывал сюжеты (тогдашние ценители «экшена» ставили ему это в вину) и типажи, они окружали его помимо воли – молодой Александр Николаевич очень хотел быть литератором, но пришлось поступить на юридический факультет. Не закончив обучение, он устроился в суд и прослужил там восемь лет. Он видел истоки и развязки всевозможных конфликтов, отмечал комичное и трагичное в одном сюжете, мастерски воспроизводил диалоги, давая своим персонажам меткие и емкие речевые характеристики.
«Драматические коллизии и катастрофа в пьесах Островского все происходят вследствие столкновения двух партий -- старших и младших, богатых и бедных, своевольных и безответных», - отмечал в той же статье Добролюбов. И есть в мире героев этих пьес нечто, что оказывается сильнее авторитета отца семейства, богатства богача, капризов самодура – это власть Денег. Деньги, прямо и косвенно, фигурируют во многих названиях пьес: «Свои люди – сочтемся», «Бедная невеста», «Бедность не порок», «Бесприданница», «Доходное место», «Бешеные деньги», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Богатые невесты». Авторитет родителя, не подкрепленный деньгами, перестает подчинять себе, богатство может перейти к другому, самодурство тоже, оказывается, прямо зависит от возможности распоряжаться деньгами. Об этом говорят вполне открыто:
Серафима Карповна. Что я буду значить, когда у меня не будет денег? -- тогда я ничего не буду значить! Когда у меня не будет денег,-- я кого полюблю, а меня, напротив того, не будут любить. А когда у меня будут деньги,-- я кого полюблю, и меня будут любить, и мы будем счастливы... («Не сошлись характерами»)
Бальзаминов. Мне, маменька, все богатые невесты красавицами кажутся; я уж тут лица никак не разберу. («Женитьба Бальзаминова»)
В комедии такая прямота дает предсказуемо комический эффект, к этому привыкают, поэтому и в драме развитие событий, кажется, не предвещает беды:
Паратов. Хочу продать свою волюшку.
Огудалова. Понимаю: выгодно жениться хотите? А во сколько вы цените свою волюшку?
Паратов. Дешевле, тетенька, нельзя-с, расчету нет, себе дороже, сами знаете.
Что общего между пьесами Островского и сказками Андерсена? Неожиданное сравнение, но в нем есть смысл. Это общее – художественный прием «перевернутой образности», когда противопоставленные объекты (противопоставление может быть скрытым, неявным) меняются своими доминирующими признаками. В сказках Андерсена предметы наделены душой, кофейник страдает от неразделенной любви к сахарнице, разбитая бутылка с запиской моряка сокрушается о своей невыполненной миссии. И если великий сказочник использует этот прием открыто, то великий драматург подводит читателя (или зрителя) к этой замене постепенно – слова Паратова еще можно трактовать в переносном смысле, как шутку, но последняя сцена уже не оставляет сомнений, люди – это вещи, в самом прямом смысле слова:
Карандышев. ...Ну, если вы вещь, -- это другое дело. Вещь, конечно, принадлежит тому, кто ее выиграл, вещь и обижаться не может.
Лариса (глубоко оскорбленная). Вещь... да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек. Я сейчас убедилась в том, я испытала себя... я вещь! (С горячностью.) Наконец слово для меня найдено, вы нашли его...
Как ни странно, эти пьесы – и тексты, и постановки, и экранизации – до сих пор азартно обсуждаются людьми, причем не в узких театральных кругах, а на широких, всем доступных площадках (Лариса-бесприданница - куда ей работать? | ЭХ, ПРОКАЧУ! | Дзен (dzen.ru) И читать эти обсуждения довольно интересно, у каждого времени, каждого читателя и зрителя – свой собственный Островский, нет двух похожих. Этот автор великодушно предоставил нам такую возможность, давайте не будем ее упускать – читайте и смотрите эти пьесы, они почему-то все никак не могут устареть…