📅24 мая 1905 года - день рождения писателя Михаила Александровича Шолохова.

24 мая 1905 года родился Михаил Александрович Шолохов - советский писатель, получивший признание и известность как в своей стране, так и за рубежом. Его творчество, давно ставшее частью мировой литературы, несмотря на неиссякающий интерес к нему читателей и литературоведов, до сих пор вызывает множество вопросов. Сам ли Шолохов написал «Тихий Дон»? Почему последние двадцать лет он ничего не писал? Роман «Поднятая целина» - это компромисс или честный взгляд на события коллективизации? И еще много других вопросов, но попробуем разобраться с основными. Сомнения в авторстве своего главного, самого известного произведения, за которое Шолохов получил Нобелевскую премию – «Тихий Дон», вызваны тем, что он не был прямым участником описанных в этом романе событий, а писать его начал очень рано, в двадцать лет. Писатель родился в 1905 году, учился в гимназии, но закончить обучение не успел из-за гражданской войны. Он рано начал работать и, переменив множество занятий и должностей, оказался в Москве. Продолжить образование на рабфаке не получилось, пришлось заниматься самообразованием. Он посещает занятия литературного кружка «Молодая гвардия», пробует писать. В 23-м году напечатаны его первые пробы пера в жанре газетного фельетона. «Зацепиться» в Москве не удалось по бытовым причинам, и начинающий писатель возвращается на родину – в станицу Каргинскую. Там он продолжает писать, и в 26-м году выходит сборник «Лазоревая степь. Донские рассказы». Эти рассказы, тяжелые, отражающие весь драматизм происходящего в те годы событий, почему-то не вызвали удивления по поводу того, что написаны они двадцатилетним автором. Герои этих рассказов – самые разные люди, по-разному вовлеченные в эти события. Старики («Лазоревая степь»), женщины («Двухмужняя», «Шибалково семя»), дети («Нахаленок», «Алешкино сердце»), и даже – жеребенок, яркая и трогательная зарисовка на фоне совсем не пасторальных картин гражданской войны («Жеребенок»). Семьи, на которых веками держался патриархальный уклад, не только разрушаются под натиском катаклизмов – война, голод, болезни - но и сами себя уничтожают («Червоточина», «Бахчевник», «Семейный человек»). Что придет на смену уничтоженному обществу, какое будет новое? Об этом размышляет не просто молодой, а очень юный писатель. Многие сюжетные линии, намеченные в этих рассказах, получили дальнейшее развитие в романе, начатом тогда же, в середине двадцатых годов. В 1928 году готовы и выходят две первые книги «Тихого Дона». Над продолжением писатель будет работать в течении последующих четырнадцати лет, третья и четвертая книги выйдут в 1940-м году. Так будет создан самый длинный русский роман ХХ века, по охвату событий и поднятых тем, по числу персонажей и характеров он сопоставим с «Войной и миром» Толстого. Но по неоднозначности и многочисленности толкований позиции автора на описанные события, остроте полемики вокруг него, этот роман, наверное, вырвался вперед по сравнению с эпопеей Толстого. События в те годы развивались стремительно, и, несмотря на незавершенный первый роман, нужно было реагировать на новые вызовы – на Дону, как и по всей стране, начиналась коллективизация. Уже по первым рассказам Шолохова было понятно, что этот автор не ищет легких путей и простых ответов. Так же, как и «Тихий Дон», «Поднятая целина» - роман полемичный, и его толковали по-разному. Первый том вышел в 1932-м году, второй – в 1959-м. На осмысление происходящего потребовалось больше двадцати лет. Как вспоминал сам Шолохов, «я писал «Поднятую целину» по горячим следам событий, в 1930 году, когда ещё были свежи воспоминания о событиях, происходивших в деревне и коренным образом перевернувших её: ликвидация кулачества как класса, сплошная коллективизация, массовое движение крестьянства в колхозы». Да, писатель не мог не писать о том, что видел, но он не только наблюдал и создавал художественные образы - тогда было трудно, если вообще возможно, оставаться созерцателем. Пассивность тоже, оказывается, была поступком, от которого зависела жизнь других людей. Михаил Шолохов хорошо это понимал, и еще одна сторона его жизни, помимо творчества – это активная вовлеченность во все происходящее. Кроме художественных произведений нам осталась его переписка. В частности, многочисленные письма Сталину. В 1933 году он писал:«…Исключение из партии, арест и голод грозили всякому коммунисту, который не проявлял достаточной «активности» по части применения репрессий, т. к. в понимании Овчинникова и Шарапова только эти методы должны были давать хлеб. И большинство терроризированных коммунистов потеряли чувство меры в применении репрессий…Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти……Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины». С приветом М. Шолохов. Ст. Вешенская СКК4 апреля 1933 г.» Был и ответ: «И. В. Сталин — М. А. Шолохову 16 апреля 1933 г. Молния Станица Вешенская Вешенского района Северо-Кавказского края Михаилу Шолохову Ваше письмо получил пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру. Сталин». Ответ Шолохова: «…по одному Вешенскому району осуждено за хлеб около 1700 человек. Теперь семьи их высылают на север… После Вашей телеграммы я ожил и воспрянул духом. До этого было очень плохо. Письмо к Вам – единственное, что я написал с ноября прошлого года. Для творческой работы последние полгода были вычеркнуты. Зато сейчас буду работать с удесятеренной энергией». Конкретные имена, конкретные цифры, голословным утверждениям здесь нет места. За этими цифрами и именами – погруженность в происходящее, участие не на словах, а на деле. Эти обращения были не единственными. Письма, достаточно напряженные, с ответами и без ответов, на адрес высшего руководства шли постоянно – он заступался за многих, не только за крестьян. Потом была война и работа военным корреспондентом. От этого периода в творчестве осталось много очерков, записей разговоров со встреченными на фронтовых дорогах людьми. Писатель не использовал готовые шаблоны, он постоянно изучал людей, замечал появление новых характеров в новых обстоятельствах. Вот, например, интересная запись беседы со стариком в освобожденной после оккупации деревне. Старик рассказывает о зверствах оккупантов, убийствах и мародерстве.«— Хороша армия! — воскликнул присутствовавший при разговоре молодой веснущатый и веселый лейтенант.— Нету у них армии! — строго сказал старик. — Раньше, может, была, а сейчас нету. Не видал. Сам я служил в армии. В японской войне участвовал, с папашами нынешних немцев воевал, знаю армейский порядок, но такого, извините, не видал…. А вы говорите — армия. Какая же это армия, когда все они как будто из одной тюрьмы выпущенные?— Вы, папаша, конечно, правы, но у них тоже есть идея, за которую они воюют.» Старик возражает, объясняя свое понимание «идеи» - связанное исключительно с созиданием, приводит в пример довоенные разговоры об «идее насчет» пасеки, мельницы, плотины, «да мало ли еще чего по хозяйству». Переработанные фронтовые впечатления воплотились позднее в повесть «Судьба человека» (1956) и неоконченный роман «Они сражались за Родину» (1942-44, 1949, 1969).В 1959 году выходит вторая часть «Поднятой целины». Главный вопрос, который поднимают, обсуждая это произведение – насколько автору пришлось идти на компромиссы, описывая процесс коллективизации, смягчать драматизм реальных событий? Уже прошел ХХ съезд, где осудили все многочисленные перегибы, писать о них было можно, но этот роман не стал в этом плане сенсацией и остался для искателей полной ясности неоднозначным. Сам Шолохов так говорил об этом В 1954 году: «Понятно и ясно было только одно: старая деревня... не могла не только дальше развиваться, она просто не могла существовать в своих старых формах... она не могла развиться в крупные, мощные хозяйства, которые только и могли бы приобретать и применять машины для обработки земли. Та старая деревня неизбежно стала бы трагическим тормозом в развитии всей экономики нашей страны». Возможно, что автор опасался того, что частность будет принята за правило, и идея общественного землепользования будет намертво связано с жестокостью по отношению к крестьянам, а он видел своими глазами и другие процессы – переживания колхозников за разоренное во время войны хозяйство (как бы «ничье»), их самоотверженный труд и достаточно быстрое восстановление сельского хозяйства в послевоенный период. В 1965 году в своей речи на вручении ему Нобелевской премии писатель говорил: «Человечество не раздроблено на сонм одиночек, индивидуумов, плавающих как бы в состоянии невесомости, подобно космонавтам, вышедшим за пределы земного притяжения. Мы живем на земле, подчиняемся земным законам, и, как говорится в Евангелии, дню нашему довлеет злоба его, его заботы и требования, его надежды на лучшее завтра. Гигантские слои населения Земли движимы едиными стремлениями, живут общими интересами, в гораздо большей степени объединяющими их, нежели разъединяющими. Это люди труда, те, кто своими руками и мозгом создает все. Я принадлежу к числу тех писателей, которые видят для себя высшую честь и высшую свободу в ничем не стесняемой возможности служить своим пером трудовому народу». Интересно сформулировано обоснование этой награды: «за художественную силу и целостность, с которыми в своей эпопее о Доне он выразил исторический этап в жизни русского народа». Так все-таки, что это было (силу, кажется, никто не оспаривал) – противоречивость или целостность? Я за второе.