Лексический спесишизм

Общепринятое употребление английского закрепляет спесишизм, который является отказом предоставить нечеловеческим животным равное уважение и отношение. Как расизм или сексизм, спесишизм является формой предубеждений, поддерживаемых в частности тенденциозными, заведомо ложными словами. Однако, несмотря на то, что расистские оскорбления справедливо вызывают осуждение, людини постоянно используют, не замечая, спесишистский язык. В отличие от сексистского языка, спесишистский язык продолжает оставаться социально приемлемым даже для людинь, которые считают себя прогрессивными. Спесишизм пронизывает наш язык, от академического жаргона до уличного сленга. Рассматриваемые в связи с бедственным положением нечеловеческих существ, слова поэтессы-феминистки Адриенны Рич выражают ужасный абсолют: "это язык угнетателя".

Использование спесишизма принижает или же обесценивает полностью нечеловеческих животных. К примеру, когда мы называем животных «оно», мы стираем их пол и относим их к неодушевленным предметам. Обозначение животных как «что-то» (вместо «кто-то») стирает их способность чувствовать и индивидуальность. Чистый спесишизм заставляет людинь говорить по отношению к персонам в коме «кто», а к обладающим сознанием свиньям «что».

Нынешний обычай поддерживает ложную дихотомию между человеком и нечеловеческими животными. Отдельные лексиконы предполагают некую противоположность, противопоставленность нечеловеческого и человеческого поведения и атрибутов. Мы едим, но другие животные питаются. Женщина беременна или кормит своих детей; нечеловеческое млекопитающее вынашивает или кормит грудью. Мертвый человек - это труп, мертвый нечеловек - туша или мясо.

Повседневная речь отрицает близость, родство человека и нечеловеческих животных. Мы не животные, приматы или обезьяны. Когда мы признаем себя животными, мы называем других животных "низшими" или "недочеловеками". Словарные определения человека преувеличивают человеческую уникальность и представляют типичные для люд/инь характеристики (например, вербальные способности) как знаки превосходства, особенно высокого интеллекта.

Эпитеты, отсылающие к нечеловеческим животным, а также имена животных используются как оскорбления людинь, вызывая презрение, неуважение к другим видам: крысам, червякам, гадюкам, гусям. Само слово "животное" несет в себе осуждение. Человек же, напротив, означает все достойное. Подобно высказыванию о том, что женщина имеет «ум мужчины», замечание о том, что нечеловеческое существо «почти как человек», считается похвалой. Оба снисходительны.

Гордясь «человеческой добротой», наш вид относится к нечеловеческим животным крайне несправедливо и жестоко. Прямо или косвенно, большинство людинь участвуют в насилии над животными, особенно в их рабстве и убийстве. До сих пор наш язык поддерживает предубеждение о том, что людини должны употреблять «продукты», полученные из нечеловеческих тел. Будто бы у нас есть зубы и пищеварительный тракт, характерные для хищников, глупое клише ставит нас на «вершину пищевой цепи».

Для спесишисток/ов убийство является убийством только в том случае, если жертва – человек. В животноводстве и множестве других форм институциализированного спесишизма нечеловеческие животные без преувеличения являются рабами: их держат в рабстве как собственность. Но немного людинь говорят о рабстве животных. Многие, кто с готовностью осуждают человеческие жертвы как «ужасные» и «злые», считают морально-ориентированный язык сенсационным или чрезмерно эмоциональным, когда он применяется к злодеяниям против нечеловеческих существ. Они предпочитают выражать нечеловеческую эксплуатацию и убийства в кулинарных, развлекательных или других неморалистических терминах, дистанцирующих от этической оценки и анализа поступков. Таким образом они избегают признания безнравственности своих действий. Среди прочего, нацистские вивисекторы использовали количественный язык экспериментов для человеческой, а также нечеловеческой вивисекции. Рабовладельцы использовали экономический язык сельского хозяйства для обозначения нечеловеческого и человеческого порабощения. Почему такой морально отстраненный язык считается оскорбительным и гротескным только в отношении человеческих жертв?

СМИ редко признают нечеловеческие страдания. Только человеческие несчастья собирают такие сильные слова, как трагедия и ужас. Когда в Америке тысячи сельскохозяйственных животных, оставленные под палящим солнцем на выжженной земле, умирали от жары и нехватки воды, репортерки отмечали потери, «понесенные» их поработителями.

Унизительные слова сводят к минимуму нечеловеческие страдания и смерть. Как сказано в заголовке нью-йоркского журнала, антиивисекционистки «выступают против опытов на любом существе - даже мыши». Это слово «даже» ставит мышь ниже человека по чувствительности и важности. Нет оснований полагать, что мыши испытывают лишения и боль менее остро, чем мы, или меньше ценят свою жизнь, но наш язык исключает их из морального рассмотрения, восприятия. Какая разница, если миллионы крыс и мышей страдают и умирают в вивисекции каждый год? Они «всего лишь грызуны». Какое это имеет значение, что миллиарды куриц живут в мучениях и страданиях, пока не умрут от боли и страха? Они «просто курицы».

Ещё больше опровергая виктимизацию, язык спесишистской эксплуатации делает живых животных бессмысленными и безжизненными. Это «посевы», «запасы», охотничьи «трофеи» и «инструменты для вивисекции».

Ярлыки категорий, порождённые эксплуатацией животных, подразумевают, что нечеловеческие существа существуют для нашего использования. Словосочетание «пушной зверь» помечает нечеловеческое животное потенциальной шкурой. Фраза «цирковые животные» предполагает некую природную категорию, включающую в себя тигров-прыгунов и танцующих медведей, нечеловеческих животных «циркового» типа. Словесный трюк заставляет исчезнуть лишения и насилие.

Зло собирает эвфемизмы. За тысячелетия спесишизм составил изрядный том. Управление дикой природой санкционирует бюрократизированное убийство диких нечеловеческих животных. «Кожа» («leather» на англ.) и «свинина» служат удобным кодом для кожи («skin» на англ) и плоти, тела. «Приручение» смягчает боль и мучения, которые стоят неволей, порабощением и принудительным размножением.

Положительные слова восхваляют безжалостные генетические манипуляции людинь с другими видами. Лошади, выведенные для скачек, являются "чистокровными". Как бы ни страдали от физических заболеваний собаки, выведенные для человеческого удовольствия и использования, являются "чистокровными", в то время как более приспособленные непородистые собаки - это "дворняги".

С помощью комплиментарного самоописания людини оправдывают себя в своих проступках. Порабощение и резня в пищевой промышленности причиняют колоссальные страдания и смерть. Однако потребитель_ницы мяса, яиц и молока причисляют себя к "любительницам животных".

В настоящее время вводящий в заблуждение язык оправдывает и скрывает институциализированное насилие над нечеловеческими животными. Честными, непредвзятыми словами мы можем предоставить им свободу и уважение, которые по праву принадлежат им.

Перевод авторской статьи из журнала «English Today» (Vol. 19, No. 1 (2003)) Джоан Дунайер
Переводила: Anima Sad