Памяти генерала Лавра Георгиевича Корнилова.
151 год назад, 30-го августа 1870-го года в городе Усть-Каменогорске родился Лавр Георгиевич Корнилова - прославленный русский генерал, основатель Белого Движения и несостоявшийся избавитель России от большевизма.
Происходил будущий национальный герой из простой казачьей семьи. Его отец - Георгий Николаевич Корнилов был толмачем и письмоводителем, который завершил военную службу в чине подхорунжего. Мать - Прасковья Ильинична Хлыновская вопреки распространенным заблуждениям была дочерью потомственного казака, в ней текла польская и калмыцкая кровь, которой Лавр Георгиевич обязан своей внешностью.
Летом 1883-го года мать привезла 13-летнего Лавра в Омск, где в 1-м Сибирском кадетском корпусе началась его военная карьера. Корпус носил имя императора Александра Первого и являлся старейшим военным учебным заведением в Сибири.
Все претенденты на поступление проходили строгий отбор и сын простого казака попал туда только благодаря своему исключительному таланту. Поначалу его даже не хотели брать из-за незнания французского языка, но кто-то из генералов смог разглядеть в нем будущего полководца. Уже через пол года обучения Корнилов стал лучшим учеником, даже незнакомый до этого французский язык он выучил на отлично.
С детских лет Лавр Георгиевич имел невероятную харизму и был всеобщим любимцем. В 1889-м он окончил кадетский корпус и 29-го августа поступил в престижное Михайловского артиллерийское училище. Во время учебы он явно выделялся среди других юнкеров своими способностями и чистолюбием. В марте 1890-го года он стал училищным унтер-офицеров, а вскоре отметился весьма интересной историей.
Однажды кто-то из офицеров позволил себе бестактность в отношении юнкера Корнилова, но тот внезапно достойно ответил обидчику. Пораженный офицер, сделал резкое движение в сторону юнкера и увидел, как рука молодого Корнилова легла на эфес шпаги. Свидетелем происшествия стал начальник училища генерал Чернявский, который вмешался и отозвал офицера.
В 1892-м году, после окончания училища и дополнительного курса Лавр Георгиевич был произведен в подпоручики с правом выбора места дальнейшей службы. Однако вместо одного и гвардейских полков он выбрал Туркестанский военный округ, где быстро получил известность среди командования и сослуживцев.
В 1895-м году он поступил в Академию Генштаба, которую окончил в 1898-м году с малой золотой медалью и был произведен в капитаны, после чего по собственному желанию вернулся в Туркестан. За время учебы он женился на дочери титулярного советника Таисии Владимировне Марковиной и в следующем 1897-м году стал отцом.
Вскоре о молодом офицере заговорила вся Россия. Он проявил себя не только, как блестящий офицер, но и как, военный теоретик, а также писатель, исследователь и переводчик. Корнилов свободно говорил не только на 8 языках (в том числе французский, немецкий, английский, пушта, киргизский и монгольский), а также свободно изъяснялся на десятках восточных наречий.
Благодаря своей восточной внешности молодой офицер свободно проникал в места, которые были недоступны даже профессиональным разведчикам. Так вернувшись в округ после обучения в академии Генштаба, он по собственному желанию взял два выходных дня и провел разведку в афганской крепости Дейдади, где недавно англичане усовершенствовали оборонные форты, грозящие России неприятностями. Никто до этого не мог выполнить данное задание, но не имеющий специальных навыков разведки, 28-летний капитан Корнилов добровольно добыл необходимые командованию сведения.
Успехи молодого офицера не остались без внимания командования, в 1901-м году он получил свою первую военную награду - орден Святого Станислава 3-й степени, а в 1903-м году его мундир украсил орден Святой Анны 3-й степени. Помимо этого командование всячески отмечало выдающиеся труды Корнилова, о чем говорит быстрый карьерный рост казака.
В 1904-м году он недолго служил в Петербурге, но затем все же добился перевода на фронт русско-японской войны, где его талант и бесстрашие засияли новыми красками. Вы только вдумайтесь, немногие в наше время пожелают променять столичную службу и высокие приемы на окопную грязь и кровь, но Корнилов был бы не Корниловым, если бы остался в штабе.
Слава храброго командира навсегда осталась при Лавре Георгиевиче после его боевого крещения при Сандепу и героических действий при отходе под Мукденом, где бригада Корнилова прикрывала русские части. В деревне Вазые японцы настигли Корнилова и следовавшие вместе с ним остатки других русских частей. Все могло закончиться трагедией, но в решающий момент Лавр Георгиевич с шашкой в руках повел цепи в штыковую атаку и прорвал окружение.
За этот подвиг Корнилов был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени и произведен в полковники, после чего последовали орден Святого Станислава 2-й степени и золотое Георгиевское оружие, которое ему вручили только в 1906-м году. Столь высокие награды говорят сами за себя. В том же 1906-м году он получил еще и мечи к ордену Святого Станислава. Такой получилась русско-японская война для Корнилова.
После завершения боевых действия на Дальнем Востоке его перевели на работу в Генеральный штаб, где он курировал военные вопросы в Азии, Индии и Китая. В августе 1906-го года ездил с заданием в Тифлис и Ташкент, знакомясь с ситуацией в армии на месте, а затем четыре года занимал должность военного агента в Китае, где также приспел в выполнении заданий.
Помимо военной службы Корнилов активно занимался научными работами, в 1906-м году он был избран действительным членом Императорского Русского географического общества, что говорит о его умственных и разносторонних способностях.
В 1913-м году Российская Империя широко отмечала 300-летие Дома Романовых, страна процветала и развивалась, но вскоре за всем этим благополучием начали виднеться пушки большой войны, грянувшей 1-го августа 1914-го года. После начала войны Корнилов был назначен командиром 48-й пехотной дивизии, которую позже за невиданное бесстрашие прозвали "стальной".
Противник приходил в ужас при встрече с дивизией Корнилова, а его прямой начальник генерал Брусилов страстно не любил боевого командира, стараясь избавиться от инициативного генерала. Лавр Георгиевич не жалел никого, в том числе себя и лично водил полки в атаку. В ответ подчиненные видя храбрость и личное присутствие Корнилова на поле боя, уважали его и любили.
Австрийский генерал Рафт сказал, что "Корнилов - не человек, а стихия", настолько он был поражен, когда небольшой отряд разведчиков во главе с русским генералом внезапно спустился с гор и захватил его вместе с 1200 солдатами.
Немало подвигов совершила "стальная" дивизия как при наступлении, так и в дни неудач, когда на самых тяжелых участках фронта ценой своих жизней корниловцы спасали основные силы. За успешные действия и беспримерную храбрость в январе 1915-го года Корнилов был произведен в генерал-лейтенанты, о нем заговорила вся Россия, но пик славы и всенародное обожание были еще впереди.
В апреле 1915-го года "стальная" дивизия генерала Корнилова вновь оказалась в самом пекле сражения, она прикрывала отступление обескровленной армии Брусилова и попала под убийственный удар превосходящих сил противника. Ценой тяжелых потерь Лавр Георгиевич смог спасти положение на фронте и уберег 3-ю армию от разгрома, но при этом был дважды ранен и попал в плен.
В том бою Корнилов возглавил один батальонов, в котором огнем противника перебило всех офицеров и повел его на прорыв, отвлекая внимание от остальных частей дивизии, которая в итоге смогла прорваться. От того батальона осталось всего 7 человек, с ними дважды раненный Лавр Георгиевич четыре дня бродил по лесу, после чего в бессознательном состоянии попал в плен к австриякам. Противник узнав прославленного генерала, выразил свое уважение и отправили его на излечение.
Тем временем командующий фронтом Иванов лично отправил Великому Князю Николаю Николаевичу доклад, в котором отмечал подвиги Корнилова и представлял его к ордену Святого Георгия 3-й степени. Этот доклад передали Николаю Второму, который 28-го апреля лично подписал указ о награждении высокой наградой. Через несколько месяцев Корнилова исключили из армии, но сам генерал не смирился с пленом и был уверен в своем скором возвращении.
После выздоровления Корнилов дважды безуспешно пытался бежать. Плохое самочувствие и расположение лагеря в центре чужой страны не позволили ему реализовать задуманное. В результате, пленного генерала перевели на более строгий режим и усилили охрану, но это им не помогло.
Лавр Георгиевич хитростью добился перевода в офицерский лагерь, где содержались пленные со слабым здоровьем и осуществлялся менее пристальный надзор. Для этого генерал пил много кофе и вызвал видимость проблем с сердцем.
В июле 1916-го года при помощи чешского помощника аптекаря Франтишека Мрняка и нескольких русских военнопленных Корнилов смог бежать. По дороге спутники Лавра Георгиевича были схвачены, а ему удалось добраться до румынской границы и вернуться в Россию.
В те дни имя Лавра Георгиевича не сходило с газетные полос, он стал по истине народным героем. Николай Второй лично принял Корнилова в Ставке и вручил ему орден Святого Георгия 3-й степени. Поздравляли героя действительно всем народом, духовенство, юнкера Михайловского юнкерского училища, в котором учился Корнилов, офицеры и многие други слали ему свои поздравления, а казаки родной станицы прислали нательный крест и образок, что важно среди казаков.
После окончательного выздоровления осенью 1916-го года Корнилов был назначен командиром корпуса на Юго-Западном фронте, но дни Российской Империи были уже сочтены. Вскоре грянул февральский переворот. Пытаясь спасти положение, Николай Второй назначил Корнилова командующим Петроградского военного округа, но было уже поздно и тот прибыл в столицу только после свержения царя.
В сложившихся условиях условиях анархии и преступной глупости политического руководства страны Корнилов уже мало, что мог сделать. Вместо наведения порядка ему пришлось арестовывать Царскую Семью, но можно ли его в этом винить? Давайте подробно разберем ситуацию.
В наши дни модно упрекать Корнилова в том, что он подчинился приказу Временного правительства. Однако критики явно не знают о печальной судьбе французской аристократии и том, что на момент так называемого ареста никакой охраны во дворце не было и каждая революционная сволочь могла беспрепятственно совершить преступление.
Корнилов был опытным офицером и разведчиком, своими действиями он обеспечил надежную охрану Царской Семье вместо пьяного сброда, который шатался в те дни по царским покоям.
Вспоминая о событиях ареста, Великий Князь Павел Александрович положительно оценил действия генерала Корнилова, аналогичного мнения были граф Бенкендорф и граф Апраксин (личный секретарь Александры Федоровны). Сама Императрица по ее словам была рада, что к ней пришел с этой неприятной миссией не один из хамоватых революционных комиссаров, а лучший царский генерал, сам перенесший заключение и отнесшийся со всем почтением.
Корнилов тяготился этой ролью, не нравилось ему и положение в военном округе, но он не мог отказаться от выполнения своего долга, он не мог бросить страну и армию, он не мог оставить людей, которые ему верили.
Второй наглой манипуляцией является рассказ о том, как Корнилов наградил унтер-офицера Кирпичникова, убившего капитана Лашкевича. Корнилов заведомо не знал, кого он награждает, об этом позаботились члены Временного правительства, хорошо знавшие, что генерал против приказа номер один и анархии в армии. Зимой 1918-го года этот самый Кирпичников был расстрелян по приказу полковника Добровольческой армии Кутепова.
Однако долго Корнилов оставаться в Петрограде не мог. Он не хотел быть молчаливым свидетелем позора, но никаких реальных полномочий для наведения порядка в столице у него не было. Предательский приказ за номером один превращал командующего округом в бессмысленный предмет.
В конце апреля 1917-го года Лавр Георгиевич попросил о переводе на фронт. Военный министр Гучков хотел назначить его командующим Северным фронтом, но затем уступил генералу Алексееву, который под угрозой собственной отставки выступил против. Главным аргументом Верховного Главнокомандующего был недостаток опыта Корнилова, который в итоге возглавил 8-ю армию.
Уже 19-го мая Корнилов отдал приказ о создании первого ударного отряда, который состоял из добровольцев и вскоре стал называться "Корниловским". Возглавил формирование и командование отрядом молодой капитан Митрофан Неженцев, ставший близким другом Лавра Георгиевича.
Во время летнего наступления только армия Корнилова смогла добиться успехов. В результате, немецкое командование было вынужденно признать свое положение на данном участке критическим, но недееспособность остальных частей нивелировала результаты 8-й армии.
После полного краха летнего наступления Керенский назначил Корнилова командующим Юго-Западным фронтом, а менее чем через две недели заменил им Брусилова на посту Верховного Главнокомандующего. После этого назначения у России появился шанс на избежание катастрофы, офицеры верили Корнилову и шли за ним.
В короткий срок Лавр Георгиевич подготовил план по спасению армии. Еще вступая в должность, он поставил Керенскому условия, согласно которым он должен был иметь полномочия для наведения порядка. Только смертная казнь могла остановить волну дезертирства и неповиновения, но председатель правительства поддержал генерала только на словах и дальше дело не пошло.
Керенский боялся популярного среди армии и народа Корнилова. Он даже не пригласил его на августовский съезд, который проходил в Москве с целью выработки стратегии выхода из катастрофического положения. Узнав об этом, Корнилов сам приехал и был встречен овациями. Он выступил с пламенной речью и представил свою программу, после чего Керенский понял шаткость своего положение.
Сложно сказать, когда именно авантюрный председатель правительства задумал свою провокацию в отношении Корнилова. Однако мы твердом можем утверждать, что никакого корниловского мятежа не было, а была попытка наведения порядка, а также спасения России от хаоса и захвата столицы германцами.
Мало кто об этом знает, но после падения Риги противник располагался от Петрограда на расстоянии стремительного удара. Корнилов и Керенский это понимали. В результате, было решено отправить в столицу самый надежный корпус, которым командовал генерал Крымов. Верные части должны были навести порядок в потенциальной прифронтовой полосе и приготовиться к встрече внешнего противника.
Тем временем лидеры большевиков после провальной попытки захватить власть были арестованы или бежали. Что касается Корнилова, то он всячески с ними боролся. Будучи Верховным Главнокомандующим, он добивался ареста мятежников и наведения порядка.
Первоначально Керенский согласился с Корниловым и 7-го сентября корпус генерала Крымова двинулся на Петроград, но уже на следующий день все изменилось. Вечером 8-го сентября Керенский и Львов составили от имени генерала Корнилова провокационную записку, которую тот не писал.
В ночь на 9-е сентября Керенский собрал совещание, на котором предъявил фальшивую "записку Корнилова", подписал приказ о снятии Лавра Георгиевича с поста Верховного Главнокомандующего, потребовал чрезвычайных полномочий и отправил правительство в отставку.
В семь часов утра Корнилов получил телеграмму с обвинением в мятеже и требованием сложить с себя полномочия. Вначале он посчитал это провокацией, но затем понял, что оказался предан, обвинил Временное правительство в измене и отказался уходить в отставку.
На следующий день, пытаясь спасти Россию от гибели, он написал свое знаменитое воззвание:
"Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час её кончины… Тяжёлое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей родины. Все, у кого бьётся в груди русское сердце, все, кто верит в Бога - в храмы, молите Господа Бога о явлении величайшего чуда спасения родимой земли.
Я, генерал Корнилов, - сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ - путём победы над врагом - до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни".
К сожалению, обращение генерала не и получило широкого распространения и многие узнали о произошедшем только после его ареста. Оскорбленный обвинениями в измене генерал Крымов застрелился, а его корпус остановился на пути к Петрограду. "Союз офицеров армии и флота" ограничился протестом против отставки Корнилова, большинство генералов промолчали и только командующий Юго-Западным фронтом генерал Деникин вместе со своим окружением открыто обвинил Керенского в преступлении. Из гражданских лиц Корнилова пассивно поддержали Савинков и депутаты-кадеты, которые ушли в отставку.
11-го сентября Керенский отдал прямой приказ об аресте генерала Корнилова и его сторонников. Верные Лавру Георгиевичу части предлагали его защитить, они были готовы отдать а него жизнь, но сам генерал не захотел проливать кровь и приказал им сохранять спокойствие.
В результате, генерал Алексеев стремясь спасти жизни Корнилову и остальным противникам Керенского, был вынужден принять предложенную ему должность и затем произвести этот арест. По воспоминаниям очевидцев Корнилов и Алексеев тепло поговорили, но осадок остался и уже в Новочеркасске генералы практически не разговаривали, а посредником между ними был Деникин.
Группа арестантов во главе с Лавром Георгиевичем была заключена в Быхове, их поместили в здание школы, а остальные во главе с генералом Деникиным были отправлены в Бердичев, позже их также перевели в Быхов.
Корнилов мог рассчитывать на поддержку казаков, но атаман Каледин в это время был в поездке по станицам и до сих пор не известно, кто от его имени вел переписку с Корниловым. Этот факт как раз дал Керенскому возможность обвинить Каледина в измене, также коснулись эти обвинения атамана Дутова. Арестовать казачьих атаманов у Керенского не получилось, он даже признал свою неправоту и обещал извиниться, но слово свое не сдержал и таким образом лишил себя поддержки. Не даром Головин сказал, что 25-е августа породило 25-е октября.
После прихода большевиков к власти генерал Духонин своим последним приказом и ценой собственной жизни освободил Быховских пленников, которые в начале декабря уехали на Дон, где начали борьбу с большевиками.
Будучи опытным разведчиком, Корнилов добирался под видом старика, на ногах у него были стоптанные валенки и лишь немногие могли узнать в нем прославленного генерала. В Новочеркасск он прибыл 19-го декабря.
Будучи казаком, он твердо верил, что казаки не предадут, но те в большинстве устали и воевать не хотели. Формально атаман Каледин имел большие полномочия, но на самом деле был практически бессилен. Дон были готовы защищать всего полторы сотни казаков и несколько партизанских отрядов, в таких условиях помощь нужна была самому Каледину.
В январе 1918-го года Корнилов решил перебраться со своим штабом в Ростов, где расположился в особняке куца Парамонова. В настоящее время на стене этого дома располагается табличка с соответствующей информацией.
В феврале был оставлен Таганрог, теперь толпы красных рвались к Ростову, не лучшее положение было и на Новочеркасском направлении. Корнилов и его окружение понимали, что удержать Дон попросту невозможно. В ночь на 11-е февраля Лавр Георгиевич сообщил атаману Каледину о решении оставить позиции и уйти в поход.
Днем 11-го февраля атаман собрал совещание и объявил о том, что слагает с себя полномочия. В перерыве между заседаниями прозвучал роковой выстрел. С третьей попытки убийцы оборвали жизнь Алексея Максимовича (версия самоубийства выглядит несостоятельно).
После смерти Каледина новый Войсковой атаман генерал Назаров уговорил Корнилова дать казакам еще один шанс и не покидать их территорию. Однако первоначальный подъем вскоре иссяк и в ночь на 23-е февраля части Добровольческой армии были вынуждены начать поход.
С тяжелым сердцем Лавр Георгиевич уводил в степи горстку людей, численность которых не превышала два батальона, это было все, что осталось от некогда великой русской армии и от России. Они шли в неравный бой за поруганную честь русской армии, за гибнущую Россию, а впереди верхом на коне вел их на подвиг генерал, чье имя было известно всему миру, звали его Лавр Георгиевич Корнилов.
После долгих обсуждений было решено идти на Кубань, где еще находились кубанское правительство и небольшой казачий отряд, именуемый Кубанской армией. Там Корнилов надеялся получить поддержку и новые силы для борьбы.
В те роковые дни никто не говорил о победе, речь шла о духовном подвиге и жертве, которая должна была привести к прозрению народа. В условиях постоянного численного превосходства противника генерал Корнилов всегда был впереди, отчаянными ударами он лично решал исход сражений, как это было в бою под Кореновской.
К Екатеринодару Добровольческая армия прибыть не успела, в середине марта город оставлен госткой кубанцев и теперь корниловцам было идти некуда. Генерал решил увести людей в горы, пополниться за счет местных черкесов и после непродолжительного отдыха отбить Екатеринодар.
В ауле Шанжи Добровольческая армия соединилась с Кубанской армией молодого генерала Покровского, который после недолгих споров подчинился Корнилову. Затем последовал знаменитый ледяной переход к станице Ново-Дмитровской, переправа бригады генерала Маркова вброд через замершую реку и ночной бой. Именно благодаря этим событиям Первый Кубанский поход стали называть Ледяным.
9-го апреля Добровольческая армия начала переправляться через Кубань, освободила станицу Елизаветинскую и вступила в бой с красными на подступах к Екатеринодару. Не имея приказа брать город, генерал Богаевский не решился с горсткой людей атаковать город. Возможно, что это был шанс, но Корнилов все одобрил действия генерала.
Уже в ночь на 10-е апреля начался штурм города. Бригада Богаевского первой бросилась на противника и буквально загнала его на окраины Екатеринодара, но дальше продвинуться было невозможно.
На следующий день бригада Маркова полностью переправилась и началась атака по всему фронту. Однако силы были слишком не равны, генералу Маркову отчаянным лобовым ударом удалось взять артиллерийские казармы, но 2-я бригада Богавеского была уже обескровлена и не смогла поддержать атаку на своем участке фронта.
Уже вечером узнав об успешном наступлении Офицерского полка, Неженцев поднял в атаку свой поредевший Корниловский полк и 1-й батальон Партизанского полка, но встреченные шквальным огнем, цепи снова залегли. Полковник стоя на кургане, хорошо видел происходящее внизу. Тогда он решительной походкой сбежал к лежащим цепям и увлекая их за собой, бросился в атаку с криком:
В следующую секунду 32-летний Митрофан Осипович Неженцев рухнул на землю, получив тяжелое пулевое ранение в голову. Превозмогая сильную боль, он поднялся, сделал еще несколько шагов и упал снова, на этот раз он уже не мог встать - вторя пуля сразила его наповал. Потрясенные смерть любимого командира, корниловцы сгрудились вокруг его тела.
Только ночью Казановичу (он был ранен еще в первый день штурма и за свою стойкость был прозвал тараном армии) удалось прорваться в город, не встречая никакого сопротивления, он дошел до самого центра, но связи с Марковым у него не было и 1-я бригада его не поддержала. Прорвавшись обратно, генерал сообщил о своем рейде. Марков предложил повторить попытку взятия города, но было уже слишком поздно, заканчивались патроны, было слишком много раненных и убитых.
Узнав о смерти Неженцева, генерал Корнилов был потрясен потерей. Лавр Георгиевич как-то по-старчески наклонился над ним, из глаз боевого генерала полились слезы. Он по-отцовски он провожал в последний путь своего боевого друга и соратника. Все знали про их дружеские отношения. Митрофан Осипович был искренне верен Корнилову, это он среди всеобщего предательства и трусости первым пожелал сформировать Корниловский ударный полк, это он был готов до конца идти за Лавром Георгиевичем и вот его не стало.
Потрясенный его смертью, Корнилов все время повторял:
- Неженцев убит, какая потеря…
В его голосе играли нотки безнадежности, а на лице пролегла складка особенной гречи, но не стоит думать, что генерал перестал верить в победу. Нет, такие как Корнилов никогда не опускали руки, он скорее был готов пустить себе пулю в лоб, чем прекратить штурм. 12-го апреля состоялось совещание, на котором Корнилов практически в полном одиночестве настаивал на взятии Екатеринодара. Против был даже сам генерал Марков, поддержал - только генерал Алексеев, но попросил дать день отдыха, так и было решено.
Ранним утром 13-го апреля на ферме, где располагался штаб Добровольческой армии, было тихо. Всю ночь командующий не спал, он сидел за простым деревянным столом и молча смотрел на завешенное циновкой окно, выходящее в сторону позиций большевиков.
Смерть полковника Неженцева его сильно подкосила. Генерал понимал, что на следующий день еще многие погибнут, но не мог отказаться от выполнения долга. Он нес свой крест до конца, чего ждал и от своего окружения, от своих верных добровольцев, принося в жертву во спасение беспамятствующей России самое дорогое.
Под утро адьютант Корнилова поручик Текинского полка Хан Резак-Бей Хаджиев зашел в команду к Лавру Георгиевичу, принеся ему чай. Он хотел хоть как-то подбодрить своего генерала, тот поднял голову и посмотрел измученными, покрасневшими глазами на верного офицера. Его глаза были неестественно открыты и блестели, кожа от бессонницы и усталости стала еще более желтой, а взгляд был настолько скорбные и уставшим, что повидавший в своей жизни многое, поручик на мгновение отшатнулся. Ему вдруг показалось, что он видит на лице Корнилова предсмертную пыль. Пытаясь не думать об этом, адьютант поставил на стол стакан с чаем и вышел из комнаты, а генерал остался сидеть, продолжая смотреть в никуда своим словно ничего не видящем взглядом.
Только в шестом часу утра Лавр Георгиевич вышел из комнаты, по дороге его встретил генерал Казанович, который поздоровался с ним и спросил о дальнейших указаниях, на что тот ответил:
На прощание в числе других офицеров и генералов Казанович еще раз попросил командующего перенести штаб в более безопасное место, на что тот лишь устало покивал головой и сказал:
- Теперь уже не стоит, завтра штурм.
В 6 часов утра состоялось последнее прощание с убитыми за первые дня штурма Екатеринодара, а также с павшими ранее при переправе через Кубань и в бою у станицы Елизаветинской.
Лицо Корнилова было мрачным. Он обошел подводы с погибшими, мучительно вглядываясь в их лица. Особенно долго он стоял у тела Митрофана Неженцева, прощаясь с ним словно с родным сыном. Эта смерть подействовала на командующего очень тяжело, о чем я выше уже не раз писал, приводя свидетельства тех, кто лично знал Лавра Георгиевича и был очевидцем его последних дней. После прощания генерал вернулся в здание штаба, он прошел в свой крошечный кабинет и сел за деревянный стол, ожидая докладов от генералов своего штаба и командиров бригад Добровольческой армии.
Первым прибыл генерал Богаевский, он сообщил командующему о состоянии своей пехотной бригады, которая поредела больше других.
Африкан Петрович застал Корнилова сидящим на скамье, он по прежнему смотрел в завешенное циновкой окно и молчал. Это молчание было тяжелым, а выражение лица говорило окружающим куда больше, чем все слова русского языка.
Богаевский много лет спустя, уже находясь в эмиграции, так вспоминал свой последний разговор с командующим за минуты до его смерти:
"Лавр Георгиевич сидел на скамье, лицом к закрытому циновкой окну, выходившему на сторону противника. Перед ним стоял простой деревянный стол, на котором лежала развернутая карта окрестностей Екатеринодара и стоял стакан чая. Корнилов был задумчив и сумрачен. Видно было, что он плохо спал эту ночь, да это и понятно. Смерть Неженцева и тяжелые известия с фронта, видимо, не давали ему покоя.
Он предложил мне сесть рядом с собой и рассказать то, что я видел. Невесел был мой доклад. Упорство противника, видимо, получившего значительное подкрепление, огромные потери у нас, смерть командира Корниловского полка, недостаток патронов, истощение резервов... Мой рассказ продолжался около получаса. Корнилов молча выслушал меня, задал несколько вопросов и, отпустив меня, мрачно углубился в изучение карт. Его последние слова, сказанные как бы про себя, были:
«А все-таки атаковать Екатеринодар необходимо: другого выхода нет...»"
После этого разговора Богаевский вышел в соседнюю комнату, где был расположен персонал перевязочного пункта. Здесь же сидел за устраним чаем генерал Казанович, он разговаривал с сестрами милосердия. Едва Африкан Петрович заговорил с ними, как раздался страшный грохот, комната наполнилась едким дымом и пылью от обшарпанных взрывом стен, но шли они не через окно с улицы, а из соседней комнаты, где находился командующий. В едином порыве все бросились к нему, понимая, что случилось непоправимое, они еще надеялись на чудо, но оно не произошло.
Первыми в команду вбежали генерал Казанович и подпоручик Долинский - один из адьютантов генерала Корнилова.
Дверь в комнату была почти оторванна взрывом и едва висела на одной петли, а сама комната была затянула густым дымом и гарью. Вбежавшие офицеры, вначале даже ничего не увидели, но затем услышали слабый стон, исходящий из угла. Лавр Георгиевич был еще жив, он лежал с закрытыми глазами под слоем штукатурки, которая обвалился прямо на него после взрыва гранаты, пробившей стену у самого пола и разорвавшейся после удара о противоположную стену, расположенную позади сидевшего в это время за столом командующего. Его голову поддерживал адьютант Хаджиев.
Генерал избежал ранения многочисленными осколками, разорвавшейся орудийной гранаты, но взрывной волной был подброшен к потолку и ударен с размаху о печь. Из небольшой раны на левом виске командующего сочилась кровь, испачкав его одежду. Шаровары были разорваны, а правая нога вся в крови. Потом его ближайшее окружение, верные офицеры-добровольцы и конвой разберут фрагменты шаровар на вечную память о любимом генерале, ставшем им родным отцом.
Комната и все здание штаба мгновенно заполнилось людьми. В ужасе они сбегались сюда, пытаясь увидеть командующего. Сразу появились носилки, генералы и офицеры заботливо уложили на них Корнилова и вынесли во двор, пытаясь укрыть в сарае. Вокруг рвались снаряды и небольшой сарай не мог спасти раненного генерала от их разрывов, напротив в случае попадания он стал бы братским костром для всех, кто в нем находился. Тогда еще стоявший на крыльце штаба, Богаевский распорядился перенести носилки с телом раненного под укрытие террасы, защищенной крутым берегом.
Лицо командующего обмыли от пыли, ему было тяжело дышать, с каждым вздохом его дыхание слабело. Лавр Георгиевич уже практически не мог говорить, он умирал. Вокруг него стояли генералы Казанович и Романовский, а также доктор, сестра милосердия и несколько офицеров. Они наклонились к командующему, чтобы слышать его слабеющее дыхание, которое уже начало прерываться.
Вскоре на берег Кубани прибежал и генерал Богаевский. Он задержался в штабе, вырвав трубку телефона у одного из штабных офицеров, который в панике спешно кричал, что генерал Корнилов убит, он успел об этом сообщить Маркову и скорее всего еще кому-то из офицеров.
И, если Сергею Леонидовичу надо было знать о скорбной вести, то от остальных ее требовалось скрывать во избежание распространения информации на передовой, которая немедленно повлекла бы за собой всеобщее чувство обреченности и возможно даже панику. В таком случае большевики могли легко смять обескровленные части Добровольческой и все закончилось бы плачевно для Белого движения. Богаевский это понимал, поэтому сразу запретил говорить о случившемся и выйдя на улицу, распорядился, чтобы Казанович немедленно отправился с Партизанским полком на левый фланг 2-й пехотной бригады, занимаемый Корниловский полком, который был наиболее близок к командующему.
Тем временем Лавр Георгиевич умирал, Богаевский успел застать его живым, но дыхание Корнилова было уже едва слышно. Доктор наклонился над ним и приоткрыл глаз, после чего тихо прошептал:
- Кончается.
Богаевский так вспоминал эти страшные последние секунды в жизни того, кто собрал и сплотил вокруг себя немногих верных чести и долгу, кто стал символом борьбы с беззаконием, предательством и всеобщим безумством, кто стал властью и торжеством справедливости в эпоху безвластия и тотальной лжи:
- Ещё один вздох и Корнилова не стало. Кто-то сложил ему руки на груди крестом. Совершенно случайно я опустил руку в карман пальто и нашёл там маленький крестик, машинально сделанный мною из восковой свечи во время последнего Военного Совета. Я вложил этот крестик в уже похолодевшие руки.
В этот момент стрелки часов застыли на 7.30, с момента попадания гранаты в здание штаба прошло всего десять минут, которые решили все, повиснув в воздухе и на душе добровольцев словно невидимый камень. Громкие рыдания сотрясали боевых офицеров и генералов, прошедших все, что только мог вынести человек.
Они понимали, что все кончено, погиб тот, кто вел их за собой, кто был лидером и вождем маленькой армии обреченных. Когда он был жив, то казалось, что с ним все возможно и вот его уже нет. Эта новость потрясла всех, ее пытались скрыть от частей, находящихся на передовой, но она стремительно расползалась. Люди плакали, не обращая внимания на свистящие пули и рвущиеся вокруг снаряды. Винтовки валились из рук добровольцев, повидавших на своем веку.
Через несколько минут, буквально загоняя лошадь, на ферму прискакал генерал Марков, он бросился к телу уже мертвого Лавра Георгиевича и долго не отходил от него, прощаясь с другом и боевым товарищем. Здесь же был Антон Иванович Деникин, принявший на себя командование Добровольческой армией, он остался в штабе, а Сергей Леонидович вернулся к частям на передовую.
Корнилов не оставлял приказа о приемнике на случай своей смерти, но все как-то сразу согласились, не возражая против кандидатуры Деникина. В тот момент думали только о смерти командующего и дальнейшей судьбе армии, которая представлялась им без него трагической и безнадежной. Нет, никто не собирался сдаваться, напротив они были готовы умереть за общее дело, за идею, обеднившую их вместе.
Кто знает, чем закончилась бы эта война, если бы не роковой снаряд, разорвавшийся рано утром 13-го апреля на ферме под Екатеринодаром. В Корнилова верили, где был он - там была победа, сколько раз в решающий момент, когда казалось, что все кончен, он появлялся на своем белом коне и обращал врага в бегство. Теперь же вместе с его гибелью таяла надежда, но оставалась память, любовь к герою и ненависть к тем, кто предал и растоптал Россию.
Однако даже после смерти Лавр Георгиевич в последний раз спас своих добровольцев, задержал большевицкие орды и позволил обескровленной горстке обреченных людей выскользнуть из кольца.
Дело в том, что после занятия колонии Ганчбау большевики принялись искать мифическое золото, которое добровольце якобы закопали в земле, но нашли два свежих захоронения, в гробах были тела Корнилова и полковника Неженцева - его близкого друга и соратника, который был генералу словно сын.
Долго большевики глумились над телом генерала, его раздели, били прикладами, пинали, кололи штыками, а потом отвели в Екатеринодар, где продолжили глумление, после чего сожгли на бойне для скота. Но этого времени хватило для того, чтобы добровольцы под командованием генерала Маркова вырвались из тесного кольца и ушли от неминуемой гибели.
После освобождения Екатеринодара летом 1918-го года добровольцы узнали о том, что большевики сделали с телом их командующего. Они отслужили панихиду и устроили символическую могилу, рядом с которой осенью того же года упокоилась супруга генерала. После повторного прихода большевиков могилы были вновь уничтожены.
В 1919-м году на Юге России была организована выставка памяти генерала Корнилова, а известный донской журналист Вениамин Краснушкин написал биографическую книгу о Лавре Георгиевиче. Помимо этого в Омске планировалось открытие памятника, но реализовать замысел не успели.
Уже в 90-е годы на средства казаков, проживающих зарубежом, не далеко от места гибели Лавра Георгиевича появилась появилась его символическая могила с белой фуражкой из камня, а рядом были установлены плиты с именами павших добровольцев. В последующие годы мемориал часто подвергался нападению вандалов. Потомки палачей страшно боятся даже мертвых героев.
И все же память Лавра Георгиевича жива, в 2013-м году недалеко от сохранившегося домика, в котором был убит Корнилов, состоялось открытие памятника Корнилову, который изображен в полный рост. Планируется открытие музея и уже частично сделан мемориальный парк.
Кроме этого регулярно выходят книги о генерале Корнилове, а год назад в рамках моего культурно-исторического проекта "Забытая Россия" состоялся вечер памяти, таким образом им Лавра Георгиевича Корнилова не забыто и возвращается к забывчивым народам истерзанной России.
Царствие небесное и вечная память генералу Корнилову!
Основатель и руководитель культурно-исторического проекта "Забытая Россия"
Денис Романов.
https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=3027291230923765&id=100009287548139