О причинах Булавинского восстания.
(Краткое содержание доклада, прочитанного в годовщину смерти Атамана Булавина. Прага, 24 мая 1935 года.)
Одним из важных моментов, предшествовавших булавинскому восстанию и отчасти предопределивших его, нужно считать конфликт между Доном и Москвой по вопросу о казачьих монастырях, расположенных как раз по границе между их землями.
Монастырей этих было три — Черниев-Никольский, основанный в 1573 году, Троицкий — Борщев, основанный в 1615 году Покровский (женский), основанный в 1623 году. Все эти монастыри были основаны Донскими Казаками, постригавшимися разновременно в монахи. Помимо убежища для самих монахов, эти монастыри служили приютом и для увечных воинов,—Казаков, которых, принимая во внимание боевую жизнь Казачества, всегда было не мало.
До 1671 года монастыри эти ни в какой степени не были зависимы от московских учреждений и пользовались полной экстерриториальностью, имея административную связь с Донской властью.
Но положение резко изменилось с того момента, когда Дон, под давлением Москвы и своей старшины, присягнул царю. Московская власть уведомила Дон, что отныне Казаки не могут вмешиваться в жизнь монастырей.
Одновременно с этим, почувствовав отсутствие у монастырей опоры у Донских Казаков, мужики например, жители города Кортояка, разорили вотчину ближайшего казачьего монастыря. По этому поводу Игуменья Ульяна обратилась с жалобой в Донской Войсковой Круг, который, в свою очередь сделал соответствующее представление перед Московской властью. Кончилось это тем, что Игуменью Ульяну, за это самое обращение к Донскому Кругу сослали в Северский монастырь, где и приняла она мученический конец.
Подобная же история повторилась с Борщевским монастырем: монастырского казначея и семь монахов избили плетьми и сослали в Вологодский монастырь, а дьячка, писавшего челобитную в Донской Круг, с женою и детьми и четырьмя монахами избив кнутами, сослали в Холмогорский монастырь, где они все были уморены голодом.
Эта репрессии были первыми актами в стремлении Москвы уничтожить Донскую епархию и подчинить Казачью церковь Москве, чтобы через служителей религия проводить ассимиляционную политику в отношении казачества.
Само собою разумеется, такие очевидные мероприятия не могли не вызывать острого чувства обиды в душах Казаков.
Это настроение ещё больше обострялось событиями во внутренней общественной жизни Донского Казачества. Вплоть до 1709 года в области внутренней жизни, Дон продолжал быть самоуправляющимся политическим организмом. Но приблизительно с первой четверги 17 — го столетия Войсковой Круг стал ареной борьбы двух казачьих партий; партий старшинской, иначе называвшейся московской, которая состояла преимущественно из лиц, обласканных Москвой, всегда защищала интересы Москвы и опиралась на неё, и партией независимости Дона, иначе называвшейся казачьей партией, которая, во всех случаях столкновения московских и донских интересов, защищала принцип давления последних над первыми.
С течением времени, борьбе эта все больше обострялась, стороны на занятых позициях крепли и все дальше расходились. Московская партия не упускала случая жаловаться на своих противников в Москву и выклянчивать себе всяческую помощь. Такое внутреннее расслоение казачьей общественности, в которой одна сторона опиралась на внешний фактор, нужно рассматривать как второй важный момент, который предопределил неизбежность бурной реакции.
Третьим важным моментом, способствовавшим обострению чувств и настроений, оказался вопрос о возведении Москвой крепостей с русскими гарнизонами на территории Дона. Так, например, Дон воспротивился намерениям Москвы построить крепости на Казачьем-Ерике и на Каланчинском протоке. Москва видела, что для закрепления Дона за Россией, кроме привлечения на свою сторону старшины и церкви, необходима еще и наличие на Дону сильных военных очагов и желала приступить к возведению крепостей в стратегически выгодных пунктах. Донские Казаки смутно чувствовали значение всех этих мероприятий, предвидели их результат и всеми силами противились проведению их.
Ко всем этим перечисленным моментам в 1703 году присоединился ещё один, который так же вызывал среди казаков много толков, разговоров и отпор. Это — попытка царя Петра 1 провести на Дону поголовную перепись. Однако, присланные из Москвы чиновники (Пушкин и Кологривов) не смогли выполнить свою миссию.
Налицо было явление, когда Дон формально, путём, сложения присяги, подчинившийся Москве, фактически не давал центральной власти возможности провести ни одного более или менее важного мероприятия.
Из этого ясно что такое положение продолжаться долго не могло и что оно должно было, рано или поздно, привести стороны к крупному столкновению. Нужен был только какой-нибудь сильный толчок.
Таким толчком и послужил конфликт по вопросу о казачьих солеварнях у городка Бахнута. Эти солеварни были источником значительного благосостояния бахмутских Казаков. Соль являлась предметом вывоза в Россию.
Ясно поэтому, что когда российские мужики, поддерживаемые командирами пограничных русских полков, посягнули на казачье добро, а за ними и само московское правительство наложило свою руку на этот источник казачьего богатства, и без того натянутое настроение пограничных с Россией Казаков разрядилось актом открытого противодействия, который и дал толчок Булавинскому восстанию.
Таким образом, те казачьи историки, которые Булавинское восстание ограничивают только вопросом о Бахмутских солеварнях, и этим хотят объяснить все движения частным случаем хозяйственного характера, грубо ошибаются, или сознательно передергивают.
Борьба у бахмутских солеварен явилась только толчком, который разрядил сгущенную атмосферу, насыщенную еще до этого момента электричеством в результате целого ряда столкновения интересов Дона и Москвы, а главное желанием большинства населения Дона быть самостоятельным и слишком поспешными и чересчур явными и обидными для казачьей психики закабалительскими мероприятиями Петра 1.
Журнал "Казакия"
Номер выпуска: 3-4
Год выпуска: 1936 год, март.
Источник:
группа Скифия.