Одержимый шоу движется дальше (Перерождение). The Obsessive Shou Moves On. Глава 62. Экстра 2
Теперь Юнь Цинци был вполне доволен Ли Ин. Что бы он ни требовал, Ли Ин делал все возможное, чтобы удовлетворить его. Объятия и поцелуи, которые раньше были его любимыми, теперь стали почти обыденностью.
Из-за готовности Ли Хэна угодить, Юнь Цинци постепенно стала более охотно заботиться об этом ребенке. В конце концов, никто не любил хорошо воспитанных и милых детей.
Он начал приходить во дворец Цзяншань каждый день под предлогом того, что разделит бремя ухода за детьми с Ли Ин. На самом деле он любовался красотой своего мужа, наблюдая за очаровательным маленьким пельменем, и время от времени тайком ел немного тофу.
До того, как переродиться, он также думал о том, чтобы подождать, пока Ли Ин усыновит чьего-то ребенка; даже если это ему не понравится, он поможет ему хорошо воспитать ребенка, но он никогда не думал, что ребенок может быть таким послушным и его будет так легко воспитывать.
Юнь Цинци почувствовал себя очень счастливым, и огромное удовлетворение переполнило его сердце.
Но в такой жизни иногда случалось немного несчастья, и это были кошмары Ли Ин.
Юнь Цинци узнал, что Ли Ин все еще страдает от кошмаров месяц спустя после возвращения во дворец. Он и Ли Ин всегда любили прижиматься очень близко, когда спали, так что они могли чувствовать каждое движение друг друга.
Сначала он почувствовал только царапину на руке, боль передалась в мозг, и он проснулся в оцепенении. Он заметил, что лицо Ли Ин выглядело не так, но прежде чем он успел что-либо сказать, Ли Ин уже проснулся, обильно потея.
Сколько бы времени это ни заняло, он все равно не мог не испугаться, увидев черные, как дыры, глаза Ли Ина, когда проснулся от своего кошмара.
Он отреагировал немедленно и протянул руку, чтобы прикрыть глаза.
Мягкость его ладони почти мгновенно облегчила дискомфорт Ли Ина.
Ли Ин тяжело вздохнул. Его ресницы коснулись ладони Юнь Цинци, и он послушно закрыл глаза.
Юнь Цинци повернулся к нему, убрал ладонь и нежно помог ему сжать его стучащие виски. Поскольку он только что проснулся, его голос был уникальным, двусмысленным, и он был другого рода теплом в ушах Ли Ин.
«Все еще этот сон?» Он увидел, как дрогнули ресницы Ли Ин, и сказал: «Не открывай глаза».
Пальцы Ли Ина сжались, и он хрипло сказал: «Да».
Юнь Цинци поджала губы, поцеловала его в губы и сказала: «Теперь я в порядке, ты же чувствуешь это, да?»
«Эн», — ответил Ли Ин, но кожа между его бровями слабо пульсировала. Пальцы Юнь Цинци прошлись по его бровям. Подушечки его пальцев были мягкими и сильными, и он осторожно надавил на центр бровей Ли Ин, говоря: «Я простил тебя, не думай больше об этом».
Раньше о нем так заботился Юнь Цинци, а когда он бывал раздражителен из-за государственных дел, он также помогал ему облегчить его дискомфорт.
Даже если бы ему пришлось сделать это снова, Ли Ин все равно почувствовал бы боль. Несмотря ни на что, он подвел Юнь Цинци. Даже если бы ему пришлось заплатить больше, Юнь Цинци уже был убит им однажды.
Юнь Цинци наблюдал, как увлажняются его темные ресницы, и потерся кончиком своего носа о нос Ли Ина, его сердце на какое-то время стало мягким и болезненным: «Ну, все кончено, мне больше все равно, почему ты все еще терзаешь себя?»
Ли Ин почувствовал еще большую боль в сердце, перевернулся и прижал его к себе, тяжело уткнувшись лицом в грудь Юнь Цинци.
Он крепко обнимал талию Юнь Цинци, а Юнь Цинци обнимала его голову, нежно и осторожно проводя ладонями по длинным волосам Ли Ина.
Он редко видел уязвимую внешность Ли Ина, поэтому он дорожил им, поскольку тот был готов показать ему свою слабость, и это давало ему ощущение, что он нужен.
В противном случае он чувствовал бы себя всего лишь инструментом в руках Ли Ина, призванным приукрасить его жизнь, или просто придатком, который можно пристроить к себе.
«Иначе башня не будет построена».
«Она будет построена». Ли Ин умел сдерживать эмоции, и его тон стал спокойнее, хотя он все еще жаждал тепла объятий Юнь Цинци: «Когда строили башню, это было сделано только для того, чтобы из дворца можно было видеть цветущие персики во дворе».
«Я знаю, разве мы не прояснили этот вопрос?»
«Эн», — сказал Ли Ин. «В этой жизни я не могу позволить тебе сожалеть».
Той ночью они обнялись и уснули. У Юнь Цинци были некоторые медицинские навыки; хотя он и научился им, потому что Ли Ин хотел сделать его менее прилипчивым, было неплохо иметь некоторые полезные навыки.
В противном случае он не смог бы сделать успокаивающие благовония для Ли Ин. Но чтобы избежать ошибок, он отправился в Императорский госпиталь за советом, прежде чем осмелился применить это на практике.
Он сделал успокаивающие благовония и освежающие мешочки со специями, чтобы носить их. Когда он отдал их Ли Ину, он не забыл отправить такие же своему отцу и братьям и сказал им носить их с собой.
Даже у маленького пельменя Ли Хэна была своя доля.
Поскольку во дворце не было наложниц, все было мирно и тихо. Осенью Ли Ин наконец собрал достаточно доказательств, чтобы полностью уничтожить семью Чжан. Доказательства были подавляющими и неопровержимыми, и вся семья была приговорена к смертной казни.
Юнь Цинци не был у вдовствующей императрицы Чжан, но однажды ночью он увидел Ли Ин, возвращающегося из дворца Тайци. Он был одет в черное, и выражение его лица было безмятежным. Только когда он увидел Юнь Цинци, его выражение стало немного более ярким.
А на следующий день из дворца Тайцзы пришло известие о насильственной смерти вдовствующей императрицы. Ли Ин отнесся к этому очень спокойно и только тихо сказал ему: «Все будет в порядке».
Он посмертно почтил память своей родной матери и похоронил вдовствующую императрицу Чжан.
Раскрытие происхождения Сына Неба вызвало возмущение в Цзине. Откуда ни возьмись, появились слухи, что он подвергался насилию со стороны вдовствующей императрицы Чжан с детства. Люди сочувствовали императору. Семья Чжан полностью превратилась в уличную крысу, которой негде было спрятаться.
Юнь Цинци проверил отношение Ли Ина к этому вопросу, и в ответ получил вопрос: «Ты считаешь, что надо мной издевались в детстве?»
Юнь Цинци не думал, что Ли Ин выглядит именно так, но, возможно, он так и думал.
Он был очень параноидальным и чувствительным человеком, но Ли Ин всегда был мягким в своей предыдущей жизни. Даже если он иногда был холоден, пока это не касалось его сути, его было легко уговорить.
Юнь Цинци всегда считал, что человек с хорошим характером не может терпеть обиды. Если использовать его в качестве примера, если кто-то осмеливался что-то с ним сделать, он бы сражался насмерть, чтобы вернуть свое.
Он понял, что Ли Ин не хочет делиться с ним этими неприятными вещами, поэтому он не стал много спрашивать. В любом случае, жизнь длинная, и когда он захочет что-то сказать, он, естественно, скажет это.
Юнь Цинци не хотел намеренно выставлять напоказ свои шрамы; он знал, что у Ли Ин была своя гордость. Не то чтобы он одобрял Ли Ин, но с тех пор, как они помирились, он не чувствовал, что Ли Ин ему чем-то обязан. Поэтому он окажет своему партнеру максимальное уважение, чтобы не ставить под угрозу их будущее.
Он не хотел, чтобы из-за него Ли Ин стал скромным, покладистым и непохожим на себя.
Когда погода постепенно стала прохладнее, башня Цифэн была достроена, и кошмары Ли Ина стали частыми.
Он всегда мечтал о Юнь Цинци из своей прошлой жизни, вспоминая, как другой человек падал с вершины башни в лед и снег, в своих неподходящих ботинках и тонкой рубашке. Воспоминание о прекрасном и трагическом конце плавно превратилось в резкое и жестокое, и даже пережив это бесчисленное количество раз, он все равно дрожал всем телом.
После того, как Юнь Цинци просыпался несколько раз подряд, он обнаружил, что Ли Ин больше не осмеливается спать рядом с ним. Он был ошеломлен, а затем он проявил инициативу, чтобы приблизиться к Ли Ину или просто коснуться его руки и сцепить их десять пальцев, чтобы успокоить его.
Но однажды он прикоснулся к кровати рядом с собой, и простыни все еще хранили температуру тела Ли Ина, но самого Ли Ина рядом не было.
Юнь Цинци потер глаза, сел и позвал: «А Ин?»
Не получив ответа, Юнь Цинци встала с кровати и обнаружила, что дверь в комнату полузакрыта, а Ли Ин стоит во дворе.
Юнь Цинцы проследил за направлением своего взгляда и увидел знакомую башню Цифэн с ее изогнутыми карнизами, грациозно и красиво поднимающуюся в небо.
Ли Ин стоял неподвижно, выглядя очень неподвижно.
В прошлой жизни, когда он просыпался от кошмара, он часто смотрел на башню Цифэн вот так. Иногда, глядя на нее долгое время, он, казалось, впадал в транс.
Юнь Цинци открыла дверь и некоторое время смотрела на него, затем тихо вернулась в комнату, достала из изголовья кровати черную тканевую сумку и осторожно открыла ее, обнаружив внутри яркую ночную жемчужину.
Башня Цифэн имела шесть летящих карнизов. Только один конкретный карниз можно было увидеть из дворца Чаоян. Юнь Цинци не знал многого о перспективе других дворцов, но он знал, что карнизы, которые можно было увидеть из дворца Цзяншань, были не такими, как те, которые он видел во дворце Чаоян.
Через два дня Ли Ин снова проснулся от кошмара. Он не потревожил Юнь Цинци, но вытер холодный пот со лба и некоторое время смотрел на своего господина-императрицу в изумлении.
Успокаивающий аромат, созданный руками Юнь Цинци, витал в комнате, и этот запах успокаивал, но Ли Ин всегда чувствовал себя ошеломленным, как будто все это было неправдой, и ему просто мерещилось.
Он привычно откинул одеяло и встал с кровати, чтобы посмотреть на карниз башни Цифэн.
Когда Юнь Цинци сказал, что остановит строительство, Ли Ин подумал, что его это устроит, но когда крыша была построена, он понял, что она слишком знакома, настолько знакома, что он не мог не почувствовать страха, словно снова оказался в мире, где потерял Юнь Цинци и не мог изменить финал.
Если это возможно, он бы никогда в жизни не хотел снова увидеть башню Цифэн.
Но он не знал, как рассказать об этом Юнь Цинци.
Он также знал, что для строительства башни потребуется много рабочей силы и материальных ресурсов, и даже если он был Сыном Неба, он не должен был делать такие вещи по прихоти.
Он открыл знакомые дворцовые ворота и вдруг услышал снаружи шепот дворцового слуги: «Посмотри, что там висит?»
«Она очень яркая, это ночная жемчужина?»
Когда Ли Ин вышел, все молчали, не смея издать ни звука.
Сын Неба, одетый в темную рубашку, дошел до двора, остановился на знакомом месте и поднял голову, чтобы посмотреть.
Очевидно, это были по-прежнему карнизы, карнизы, которые заставляли его паниковать, пока он не видел Юнь Цинци, но они внезапно изменили свой вид.
Там висела круглая стеклянная лампа. В такой холодный зимний день, на таком высоком карнизе, очевидно, было невозможно, чтобы в ней горела свеча.
В нем была ночная жемчужина, и она ярко сияла среди ночи, словно маленькая луна, слегка покачиваясь на ветру.
Вероятно, под стеклянной лампой висели колокольчики, и когда дул ветер, до его ушей доносился звенящий звук, словно голос феи на девятом небе, и это мгновенно приводило его в чувство.
Это не было иллюзией, он действительно переродился; и даже если башня была точно такой же, как в его предыдущей жизни, это был уже не мир его предыдущей жизни.
Кто-то использовал эту стеклянную лампу, светящуюся в темноте, чтобы полностью отличить свою прошлую жизнь от настоящей.
Это была маленькая луна, повешенная специально для него и принадлежавшая только ему.
Сердце Ли Ина дрогнуло. Он резко обернулся и зашагал обратно во дворец. Юнь Цинци на кровати привычно переворачивался, а его белая рука касалась простыней.
В замешательстве он понял, что Ли Ин, должно быть, снова вышел. Как только он приоткрыл глаза, его пальцы были схвачены другой рукой, и человек, у которого был легкий холодок, зарылся в него и взял его на руки.
Юнь Цинци что-то напевал, затем его полуоткрытые глаза снова закрылись, и он тихо спросил: «Ты снова отсутствовал?»
«Эн», — Ли Ин крепко обнял его и прошептал: «Я увидел застекленную лампу, висящую на карнизе башни».
Ли Ин крепко поцеловала его в губы.
У не проснувшегося Юнь Цинци были мягкие губы и мягкий характер. Даже его напевание было мягким. Ли Ин сдержался и отпустил его, сказав хриплым голосом: «А Ци».
«Ты всегда будешь так хорошо ко мне относиться?»
Глаза Юнь Цинци поползли вверх, он не мог перестать смеяться и медленно сказал: «Это зависит от твоего выступления».
«Тогда я всегда буду тебе нравиться?»
«Ох», — Юнь Цинци заметила его беспокойство, тут же открыла глаза и нежно поцеловала его: «Конечно, я так и сделаю».
Юнь Цинци всегда был очень ласковым человеком, которому никогда не надоедало есть то, что он любил; а люди, которые ему нравились, оставались с ним и через всю жизнь.
Ли Ин опустил голову, его влажные глаза уткнулись в лоб Юнь Цинци, и он взмолился голосом, полным тоски: «Скажи, что любишь меня».
Лицо Юнь Цинци стало еще милее. Он снова поцеловал Ли Ин и сказал мягко и липко: «Я, люблю, А, Ин».
Ли Ин приложил все усилия, чтобы крепко обнять его. Он уткнулся лицом в шею Юнь Цинци, дыша глубоко и жадно.
Больше всего мне нравится А Си.
Спасибо за твою готовность спасти меня, простить меня и полюбить меня.