День 149. Р-297 «Биробиджаниан шанд»*
Эти строки пишу с берегов приятного озерца напротив железнодорожной станции Лумку-Корань.
У старого еврея однажды спросили:
― Изя, никак не можем понять, объясни нам, в чём смысл? Ты покупаешь десяток яиц за 10 шекелей, отвариваешь их и продаёшь тот же десяток, только теперь уже отваренных яиц, за те же 10 шекелей?
Сделав удивлённые глаза, Изя ответил:
― Ну как же! А бульон?
Ночь на берегу небольшого озерца по дороге в Усов Балаган была прохладной.
Спал я без космического одеяла. Холод начал пробираться ко мне в спальник только под утро.
Небо было ясным. Солнце только-только показалось над линией горизонта. Воздух был холодным.
За ночь ветер сменился на попутно-боковой. Этот момент меня очень порадовал.
Когда немного растеплело, на улице стало очень приятно.
Среди лагерной рутины я задумался: «Интересно, а почему последние лагеря у меня выдаются такими спокойными и душевными?»
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать: «Да потому что пропали проклятые комары и прочая кровососущая нечисть».
Теперь мне ничто не мешало заниматься своими делами. Утро и вечер протекали у меня без лишней суеты. Я просто жил и наслаждался жизнью.
Выехал я около 12 часов. Ветер к этому времени успел смениться на встречно-боковой и заметно окреп.
Несмотря на яркое солнце, на улице было прохладно. Я надел длинные рукава, оставив голыми ноги.
Дни становятся всё более короткими прямо на моих глазах. Вот уже остался позади день осеннего равноденствия. Не желая жертвовать остальным, я невольно начал сокращать время своего пребывания в седле.
По плану, сегодня я хотел как можно ближе подъехать к Хабаровску, чтобы на следующий день неспешно посмотреть город и заночевать где-нибудь на его противоположной окраине.
На выезде из Биробиджана обочина на федеральной трассе вновь стала широкой, но счастье продлилось недолго, и довольно скоро обочина снова пропала.
На подъезде к Хабаровску трафик заметно возрос, и я всё чаще стал попадать в один ряд с пытающимися разъехаться фурами.
После нескольких опасных обгонов, я снова начал ехать по зеркалам ― почти так же, как это было с той стороны Байкала.
Вскоре я увидел, что когда-то и здесь обочина была широкой, но последние слои асфальта сообщили мне о том, что воровать в Еврейской автономной области начали довольно давно.
Даже там, где от обочины почти ничего не осталось, евреи умудрились положить новый слой асфальта так, чтобы максимально сэкономить, спрятав линию стыка старого и нового полотна под сплошной линией дорожной разметки. Такого я ещё нигде не встречал и, глядя на это крохоборство, почти сразу вспомнил анекдот из эпиграфа.
Я куртил педали, а новый слой асфальта казался мне прозрачным. Глядя на него, я вспомнил, как в школьной столовой на широкую тарелку нам накладывали картофельное пюре.
Когда я проезжал населённые пункты, вдоль дороги появлялись металлические отбойники. В селе Оль (да они даже буквы экономят!) они были очень длинными и выступали аж за белую боковую линию разметки. Дорога от этого делалась очень узкой, и я всерьёз опасался, что какой-нибудь невнимательный дальнобой размажет меня по металлу.
Если подводить итог, то с этой стороны Байкала над федеральной трассой ещё нигде так не издевались, как в Еврейской автономной области. Почти всегда я вынужден был находиться в постоянном напряжении и заслуженно ругал проклятых евреев самыми последними словами, стремясь как можно скорее покинуть их чёртову автономию.
В качестве разгрузки я заехал в довольно крупный посёлок под названием Смидо́вич.
На въезде меня встретили частные домики, а чуть позже началась городская застройка. Домики стали кирпичными и, преимущественно, двухэтажными.
Улочки показались мне вымершими. Через посёлок я ехал, словно через санаторий.
Когда я остановился, чтобы сфотографировать еврейский дворик, почти сразу услышал голос какой-то старушки, которая, оглашая, как минимум, пару ближайших малоэтажек, начала дежурно паниковать, противно растягивая гласные:
― Тут у нас чего-то фотографируют. Шпионы наверное!
Сначала мне послышалось «пионы», потому что я стоял рядом с клумбой, находящейся у дверей магазина, но когда я пригляделся к цветам повнимательней, пионов среди них не оказалось.
Ещё в Биробиджане я заметил более высокую, чем обычно, концентрацию магазинов со следующими названиями: «Ветеран», «Пенсионер», «Социальный».
Видимо, местный менталитет давал магазинам с такими названиями некоторое преимущество. И да, на улицах мне встречались люди, в основном, старшей возрастной группы.
Выехав на федеральную трассу, я остановился на обед посреди небольшого поля, и на меня тут же набросилась мошкара. В целом, мошки вели себя не так агрессивно, как в Астраханской области, но пара штук меня всё-таки укусила.
День был ветреным, на дворе стояла осень, и я с ужасом подумал: «А что же здесь творится в более благоприятное для мошкары время? Немудрено, что её здесь так много. Ведь с обеих сторон от автодороги на протяжении двух последних дней тянутся бесконечные болота».
Дорога была равнинной. Когда деревья отступали, передо мной открывались широкие виды, но ветер лупил с такой силой, что, сидя в седле, любоваться окружающими пейзажами у меня получалось плохо, и, когда становилось ну просто сногсшибательно красиво, я останавливался.
В течение дня моя высота колебалась от 40 до 60 метров над уровнем моря. Ниже я не опускался наверное с Прикаспийской низменности.
Сначала я планировал ставить лагерь в Партизанском, но до темноты дотянуть до него не смог, решив остановиться на озере напротив железнодорожной станции Лумку-Корань.
Озеро оказалось очень приятным и чистым. Его берега были каменистыми, а дно ― песчаным.
Когда я нашёл полянку для лагеря, почти стемнело. Посветив фонариком в воду, я увидел несколько небольших рыбёшек, и какое-то странное многоногое существо. Приглядевшись к нему повнимательней, я опознал в нём довольно крупного рака.
Живого рака в среде обитания я увидел впервые. Вопреки расхожему мнению, он двигался клешнями вперёд, пытаясь как можно быстрее покинуть световое пятно и спрятаться под ближайшую корягу.
Когда стемнело, на небе появились мелкие звёзды. Ярко светила стареющая луна.
Изо рта валил пар. Начинали подмерзать руки.