День 166. Три диктатуры ― три страны: Россия, Китай и Северная Корея
Эти строки пишу из Loft-хостела во Владивостоке.
Ночь на берегу безымянного озера в Хасане была ветреной и относительно тёплой.
Проснулся я в 7:22. На противоположном берегу сквозь тучи начало проглядывать только-только оторвавшееся от линии горизонта солнце.
Перед рассветом ветер на некоторое время полностью затих, а потом начал задувать с новой силой.
Осмотревшись, я отметил вокруг себя большое количество наблюдательных вышек и постарался лишний раз не маячить. Вроде бы ничего такого не произошло, но я ещё раз убедился в том, что внешняя обстановка, порой, оказывает очень сильное влияние на внутренние процессы.
Утро в Хасане запомнилось мне тем, что где-то в районе Чёрных гор снова бахало.
Когда от взрывов содрогалась земля, собаки начинали жалобно выть и скулить. Мне показалось, что стоило только спустить их с цепей, как в первобытном страхе они без оглядки умчались бы куда-то вдаль, за горизонт, и больше их никто и никогда бы уже не увидел.
Даже несмотря на достаточно сильный ветер, на улице было по-летнему тепло.
Поздним вечером, листая интернет, я наткнулся на многочисленные фотографии одной из местных достопримечательностей — китайской наблюдательной башни. Она была где-то совсем рядом, но я так и не смог разглядеть её из лагеря.
Стоило мне немного отъехать от своей полянки, как я с удивлением обнаружил, что эта огромная башня всё время находилась примерно в сотне метров прямо у меня за спиной.
Я держал курс на Мост Дружбы — единственную сухопутную транспортную артерию, связывающую нас с Северной Кореей.
Судя по данным Викимапии, где-то совсем рядом должны были располагаться пограничный пост и здание ФСБ. Вращая педали, я чувствовал себя так, словно ехал сдаваться федеральным властям.
Пограничный пост состоял из двух частей. Первая располагалась в нескольких десятках метров от второй, и, несмотря на присутствие предупреждающих табличек, сообщавших об обязательности пропусков, показалась мне заброшенной.
Вторая часть отличалась от первой лишь тем, что стоило мне приблизиться к шлагбауму, как в паре десятков метров от меня показался человек в форме.
Когда я попытался проехать мимо шлагбаума, чтобы поскорее приблизиться к пограничнику, он сделал очень серьёзное лицо и, указав на табличку, громко на меня прикрикнул.
Подобное выражение лица я уже видел на российском пункте пропуска в Казахстан. Тогда я слишком сильно приблизился к белой полоске, нарисованной на земле, и на меня повесили «попытку прорыва», назначив разъяснительную беседу.
В этот раз белой черты на земле не было, но, услышав голос пограничника, я остановился, как вкопанный. Видимо, на пункте пропуска в Северную Корею черта была воображаемой, но я ясно почувствовал, что она существует и, вполне возможно, ценится здесь дороже жизни.
Пограничник оказался довольно общительным и доброжелательным. Из нашего разговора я узнал, что к Монументу трёх границ я смогу попасть беспрепятственно (нужную отворотку я уже пропустил), а для того, чтобы увидеть Мост Дружбы и хотя бы одним глазком взглянуть на корейцев, мне придётся объехать сопку с другой стороны.
Поблагодарив пограничника, я отправился к Монументу.
С Мостом Дружбы было всё не так просто. Склоны приграничной сопки, стоящей на самом берегу реки Туманной, обросли воинскими частями и режимными территориями.
Чтобы попасть на общедоступный склон, мне пришлось проехать через весь Хасан, выехать на трассу, а затем свернуть на узкую второстепенную дорожку, ведущую в противоположном направлении от посёлка.
На склоне сопки выбитыми глазницами окон на меня смотрели заброшенные дома покинутого военного городка. На вершине возвышались беспризорные наблюдательные вышки. Вдоль дороги то и дело встречались заброшенные деревенские домики.
Окружающая обстановка была депрессивной. Вокруг царили разруха и тлен, но ясный день и жаркое южное солнце, поставленные на противоположную чашу весов, без труда вытягивали меня из этой гнетущей атмосферы, не давая окончательно задохнуться.
На сопку я поднялся, не слезая с велосипеда.
Начитавшись всякого желтизны, которая плотно оккупировала топы Гугла, я всерьёз опасался, что со стороны Северной Кореи могу открыть автоматный огонь по какой-нибудь надуманной причине, и, чтобы избежать обострения межгосударственных отношений, меня будут вынуждены по-тихому закопать прямо на высоком берегу Туманной.
Терять было нечего, и я выбрался из добрых вездесущих кустов в поисках полянки с хорошим видом на сопредельные государства. Чувствовать себя более ли менее расслабленно мне помогли натоптанные тропинки и благословение пограничника, который остался стоять на своём посту где-то внизу, совсем недалеко от меня.
Мост Дружбы находился в нескольких десятках метров от меня и был виден, как на ладони.
Никаких красных перил, про которые упоминалось в прочитанной мною статье, я не увидел. Как и рельсы, металлические конструкции моста были ржавыми,. Они делали всё сооружение похожим на какую-то старую рухлядь.
Побродив по нашему берегу Туманной, на корейской стороне я увидел распаханные поля и аккуратные одноэтажные домики, а когда немного пригляделся, смог разглядеть и корейцев.
Облачённые в чёрные одежды, напоминающие кимоно, они чинно и организованно, как будто строем, двигались по межам, разделявшим поля. Чуть позже, я увидел кого-то в красном, почему-то подумав, что это обязательно должен был быть автоматчик. Какие-то шальные мысли подсказывали мне, что он присматривал за полевыми работниками, чтобы у них не возникало даже мысли переметнуться на другую сторону от границы.
На китайской стороне возвышалась лишь одинокая башня. Вдалеке виднелись какие-то строения непонятного назначения.
Если говорить в целом, на стыке границ Китай выглядел пустынным и настороженным, Северная Корея — аграрной, освоенной и ухоженной, а Россия — настороженной и полуразрушенной, как будто не успела оправиться после недавней войны.
Стоя на границе 3-х стран, я понял, что за долгие месяцы путешествия полуразрушенность нашей страны стала для меня уже какой-то привычной. Парадоксальным было то, что для того, чтобы выглядеть подобным образом, нашей многострадальной Родине не были нужны ни внешние враги, ни вооружённые конфликты.
Моя выборка стран была очень небольшой, но полуразрушенность, возведённая в норму, представилась мне сугубо нашей национальной особенностью.
Из Хасана до Раздольного мой путь пролегал по той же самой дороге. Скучать не приходилось. Окружающая местность была очень живописной, а время года — таким, что с каждым днём картинка, которую видели мои глаза, заметно менялась.
За время путешествия я преодолел сотни, а возможно и тысячи, нудных, а зачастую и вовсе депрессивных километров, которые, в силу намеченной цели, были для меня обязательными. Эти тысячи километров довольно часто ощущались мной, как пытка и закалили меня настолько, что чуть менее нудные и депрессивные километры я воспринимал, как откуда ни возьмись свалившееся на меня счастье.
Хасан показал, что проехать сотни километров, возвращаясь по той же самой дороге — это совершенно не страшно, и, я решил, что в дальнейшем буду использовать полученный опыт при планировании новых маршрутов.
Чем меньше километров оставалось до Владивостока, тем острее я ощущал, что моё большое путешествие необратимо подходит к концу. Где-то на подкорке я чувствовал, что уже совсем скоро мне на неопределённый срок придётся отказаться от ставшего уже привычным распорядка дня и ритма жизни, погрузившись в пучину куда менее интересной и не на столько захватывающей рутины.
Согласно прогнозу метеорологов, впереди у меня были несколько ясных и тёплых деньков, каждый из которых я воспринимал, как праздник, стараясь проникнуться каждым моментом.
С одной стороны, всё вокруг меня, вроде бы, было знакомым, а с другой — казалось мне абсолютно другим. На юге Приморья в свои полные права вступила золотая осень.
Разглядывая уже знакомые места при свете солнечного дня, я крутил педали и не мог избавиться от ощущения, что мне представилась уникальная возможность, чтобы безо всякой спешки попрощаться с ними, возможно, навсегда. От этой мысли на душе становилось немного грустно.
Вокруг было столько приятных мест, в которых можно было бы встать лагерем и часами любоваться шикарными видами на горы и море, что, проезжая мимо, я чувствовал себя так, как будто чьё-то проклятие обрекло меня на вечное движение, и я ничего не мог с этим поделать.
День клонился к вечеру. Солнце клонилось к закату.
Подъезжая к Краскино, я вновь выехал на асфальт и, забравшись в небольшой подъёмчик, остановился, чтобы в последний раз взглянуть на хасанскую дорогу и долину бухты Экспедиции.
Ещё совсем недавно всё это было у меня впереди и казалось таким новым и загадочным, а теперь должно было остаться позади и казалось таким знакомым и даже немного родным.
В последние дни у меня окончательно протёрлись, а затем и вовсе развалились утеплённые носки. На ладан задышали обе пары взятых в путешествие трусов, а в фонарике начала всё более заметно подглючивать кнопка переключения режимов.
Вместе с ароматными пирожками я купил всё необходимое тряпьё, но выкладывать почти 5000 рублей за какой-то брендовый фонарик (кажется, Феникс) у меня не поднялась рука. Среднеценового Китая, претендующего на многоразовость, в ассортименте неплохого рыболовно-туристического магазина не оказалось.
Закат в этот вечер был божественно красивым. Ветер почти утих. Заметно похолодало.
Горизонт горел ярким оранжевым светом. Всё вокруг было каким-то до необычного контрастным. От увиденной красоты у меня захватывало дух.
До уже знакомой полянки на берегу моря близ Посьета мне оставалось всего несколько километров. Проблема была в том, что со времени моей прошлой стоянки ветер сменился на противоположный, а ставить лагерь на подветренном берегу мне не хотелось, и я решил исследовать другой берег небольшого заливчика.
Первая отворотка завела меня в заросли высоченной осоки, после чего дорога неожиданно оборвалась.
Вторая отворотка выглядела более перспективной и в дрожащем свете фонарика понесла меня по каким-то головокружительным спускам. Пару раз, когда велосипед продолжал двигаться вперёд с заблокированными колёсами, у меня по телу пробегал холодок, а на лбу выступала лёгкая испарина, но небольшое ночное приключение завершилось успешно, и через несколько минут я оказался на живописном берегу моря рядом со стеной высокой скалы.
Поставив лагерь, я пошёл на море, чтобы умыться. У кромки воды меня снова встретили прозрачные красноглазые рыбки, и я решил во что бы то не стало поймать хотя бы одну из них для более детального изучения.
Мелкие рыбки были очень проворными и не давались. Спустя какое-то время, я изловчился и ухватил одну менее подвижную и заметно более крупную. К моему удивлению, выловленная рыбка оказалась креветкой.
До этого момента живых креветок в своих руках я ещё не держал и, радуясь улыбнувшейся удаче, потратил несколько минут на изучение этого необычного многоногого и усатого существа, чем-то напоминающего маленькую рыбу-меч.
Когда я отпустил креветку на волю, в моей голове проскочила мысль, что, смастерив сачок из своей сетчатой майки, я без особого труда смог бы наловить её сородичей себе на ужин, но стоило мне только представить, что варить этих трепещущих рыбок придётся живьём, как я тут же отказался от этой идеи.