День 167. Золотая осень в Земле леопарда. Морозный вечер
Эти строки пишу из Loft-хостела во Владивостоке.
Ночь на берегу Японского моря близ Краскино была спокойной и холодной.
Ближе к середине ночи у меня замёрзли ноги, и я обернул их космическим одеялом.
За несколько часов до рассвета холод пронизал всё моё тело, но, завернувшись в космическое одеяло целиком, согреться я так и не смог.
В 7 часов прозвенел будильник. Я чувствовал себя совершенно разбитым, благоразумно решив выспаться и никуда не спешить.
Утро было ясным. Сразу после рассвета солнце начало понемногу нагревать палатку. Довольно скоро внутри стало комфортно и тепло. Сон был сладким.
Если бы не придурковатые охотники, даже не знаю, во сколько я бы проснулся сам.
В 8:48 в непосредственной близости от меня прогремело несколько то ли выстрелов, то ли взрывов. Спросонья мне показалось, что началась война.
Когда я вышел из палатки, в паре десятков метров от меня, укрывшись за высокой травой, стояли двое охотников. На вид они были чуть старше меня и, очевидно, наблюдали за моей реакцией на свою недавнюю проделку.
Я постарался вести себя так, как будто ничего не произошло, и люди с двустволками довольно быстро потеряли ко мне всякий интерес.
Залив был спокойным. В паре сотен метров от берега, на синей зеркальной проплешине, плавала огромная стая уток, а в паре метров от палатки я обнаружил 4 пластиковые гильзы.
Место было очень красивым, и перед завтраком я отправился на медитативную прогулку по берегу моря.
Накопленный опыт подсказывал, что утренние часы могут быть самыми ценными на протяжении всего дня, по-этому времени на потребление красоты я не жалел, прекрасно понимая, что спешка в такие моменты является неуместной.
Утро было спокойным, прохладным и очень душевным. Скалистый берег надёжно защищал меня от ветра.
За завтраком я наблюдал за перемещениями большого и шумного пятна птиц по синей глади залива и вдыхал насыщенный запах моря.
В этот раз меня не беспокоили ни рыбаки, ни сотрудники из Министерства природы.
Приделав все обычные утренние дела, выехал я около 14 часов.
Несмотря на яркое солнце, особо не растеплело.
Дорога была осенней. Зелёные деревья остались в меньшинстве.
Ближе к Славянке стало гористо. Дубы-колдуны подступили вплотную к обочине, и магия осени стала ощущаться ещё сильнее.
На подъезде к Славянке прямо у дороги расположилась чья-то уютная ферма.
На ухоженной территории паслись немногочисленные животные. Неподалёку лежали горы заготовленного на зиму сена. На обочине дороги стоял информационный щит с расценками на продукты собственного труда, а чуть поодаль — щит с приглашением на экскурсии.
Проезжая мимо фермы, я подумал, что если есть желание заниматься сельским хозяйством, то дальневосточный гектар может быть довольно неплохой идеей. За примером того, как оно может выглядеть в реальной жизни, далеко ходить было не нужно. Странным мне показалось только то, что подобная ферма у дороги была чуть ли не единственной.
День клонился к вечеру. У меня был соблазн свернуть в Славянку и поставить лагерь на уже знакомой полянке на полуострове Брюса, но тяга к новому подтолкнула меня к тому, чтобы проехать немного подальше и свернуть на Безверхово. Эта отворотка находилась в аккурат между уже известными мне дорожками на Береговое и на Славянку.
Проехав Славянку, я пополнил свои запасы воды в благоустроенном роднике и начал карабкаться в какой-то затяжной перевал.
Мой путь пролегал по Земле леопарда. От этой мысли было невозможно отвлечься, потому что о леопардах мне регулярно напоминали установленные вдоль дороги таблички.
Когда солнце начало клониться к закату, я понял, что вдвоём по этой глуши ехалось ощутимо повеселее.
Тигры и леопарды
Прошлым вечером в Краскино продавщицы снова пугали меня тиграми и леопардами, а чуть позже я вспомнил свой недавний разговор с местным водителем у магазина в селе Барабаш. Тогда мы крутили педали вдвоём с Максимом, и на запугивания со стороны местных аборигенов я реагировал очень легкомысленно.
Оставшись один, я вспомнил лицо водителя, который удивился тому, что мы регулярно крутили педали в сумерках и по темноте, но до сих пор не повстречали на своём пути ни одного дикого зверя:
— Я их регулярно здесь вижу. Особенно вечером.
Эволюция моей «Теории неуязвимости»
Для себя я попытался объяснить этот феномен на примере вездесущих фазанчиков.
Видимо, эти птицы настолько привыкли к железным коробкам, громыхающим по дорогам, что не обращали на них никакого внимания, но стоило только приблизиться к ним на велосипеде, как эти дикие курочки, громко хлопая крыльями, в ужасе взмывали в небо, стремясь как можно быстрее унести свои ноги.
Очень похожим было и поведение цапель.
Возможно, подобным образом себя вели и другие звери. Завидев или заслышав велосипедиста, они не могли понять, что это такое и старались лишний раз не высовываться.
Пытаясь себя успокоить, я предположил, что хищники не меняли своё поведение, в том числе, и в тёмное время суток.
Моя раняя теория опиралась на то, что я не встречал диких зверей просто потому, что в этих краях их было очень мало (сотня тигров, да несколько десятков леопардов), но она разбивалась о то, что каждый, с кем бы я ни разговаривал на эту тему, настойчиво призывал меня не верить официальной информации, утверждая, что здешние леса буквально кишат тиграми и леопардами:
— Какие уж тут шутки!? У нас вон, мужики на вахте рядом работают, так они по вечерам даже в туалет не ходят. Боятся! — в один голос заявляли мне продавщицы в Краскино.
Золото и мороз
В общем, до наступления темноты я остановился, чтобы утеплиться, и, надеясь на то, что всё будет по-старому и обойдётся без неожиданных сюрпризов, решил не слезать с велосипеда до самого берега моря.
Перед тем, как солнце спряталось за горами, их склоны загорелись золотом.
Глядя по сторонам, я подумал: «Вот оно — самое чистое и честное золото на свете! Что может быть прекрасней!»
Чтобы передать ту красоту, словарного запаса литературного русского языка, пожалуй, будет недостаточно, но материться я не хочу, по-этому просто поверьте мне на слово.
Пару-тройку минут вокруг было сказочно красиво, а потом, в один момент, краски потухли, и начало заметно холодать.
На Безверхово я свернул в лёгких сумерках.
Дорожный указатель сообщил мне, что до села осталось 17 километров. Так я понял, что как минимум час мне придётся провести в Земле леопарда в кромешной темноте.
Ночь наступила километров через 5. Стало морозно. Изо рта валил пар, а руки начали коченеть.
Дорога была пыльной. Мимо меня то и дело проносилось множество машин. С ними я чувствовал себя гораздо спокойней и не обращал на пыль особого внимания.
Проехав километров 7, я смекнул, что из-за холода до берега моря мне не дотянуть чисто физически, после чего остановился, чтобы надеть перчатки, ногава и головной убор.
Ещё через пару километров я снова остановился. В этот раз я сменил тонкие перчатки на мембранные, а сверху надел тёплую мембранную куртку.
Проехав около 10 километров, я почувствовал, что мои ноги стремительно превращаются в ледышки и порывался остановиться, чтобы надеть бахилы, но сил оставалось порядочно, и для начала я решил до каких-то безумных оборотов повысить каденс.
На улице стоял настоящий дубак. За прошедший час температура воздуха опустилась с 17-20 градусов наверное до 0.
В низинах было смертельно холодно. Тёплый воздух остался только на вершинах высоких подъёмов.
Заметно теплеть начало только, когда я приблизился к Лебяжьей лагуне. К тому времени я уже изрядно замёрз и окончательно потерял надежду согреться, не вылезая из седла.
На въезде в Безверхово я зашёл в магазин, чтобы купить сладостей на вечер.
Помня шикарные мысы Славянки, лагерь я планировал ставить на мысе Бринера с видом на ночной Владивосток.
Подъехав чуть ближе, на краю мыса я разглядел высокие скалы. Все ведущие к ним дорожки оказались заблокированными, и я отправился на другой конец села.
Берег моря оказался не только застроенным, но и захваченным. Вокруг меня возвышались высокие заборы. Повсюду лаяли злые собаки. Прорваться к морю было невозможно.
Дорожка становилась всё уже и уже и вскоре превратилась в тропинку, которая начала карабкаться в гору. Только я подумал о том, что неплохо было бы переобуться в сланцы, как тропинка упёрлась в недавно поставленный забор и на этом оборвалась.
Я вновь углубился в изучение карты, решив взять курс на длинный песчаный пляж к западу от мыса Чупрова.
Сначала мой путь лежал по подсыпанной дорожке, проложенной для обслуживания вышки сотовой связи. Я продолжительное время карабкался в какой-то бесконечный подъём, который с каждой сотней метров становился всё круче и круче.
Когда подсыпка закончилась, подъём стал почти вертикальным. Меня окружили древние разлапистые дубы. Под ногами было множество толстых корней, о которые я постоянно спотыкался.
Закорячиваясь в подъём, я сначала согрелся, а потом и вовсе вспотел. Оказавшись на вершине, я обернулся и сквозь ветви деревьев разглядел огни ночного Владивостока.
На спуске я сбился с пути, приняв за дорогу широкое русло какого-то пересохшего ручья. Высота была приличной. Под ногами предательски катались мелкие камешки. Стоило мне оступиться, и почти наверняка я бы кубарем скатился прямо к морю.
По другую сторону горы воздух был тёплым. Сквозь ветви дубов на воде я увидел лунную дорожку. До самого пляжа она исправно служила мне ориентиром.
Примерно на середине спуска я встал на подсыпанную дорожку, которая привела меня в Табунную бухту.
Обогнув чей-то одинокий домик, я оказался на каменистом пляже. Море было чистым, спокойным и тёплым.
Немного потискав маленьких крабиков, в паре метров от воды я нашёл ровную песчаную проплешинку, идеально подходящую для установки палатки.
По мере приближения к линии горизонта луна краснела и медленно увеличивалась в размерах.
Проводив ночное светило, я разбил лагерь и принялся готовить ужин.
Вечер был приятным и тихим. На берегу моря было тепло. Ужинал я, наблюдая за мерцающими огнями Славянки. Она была в аккурат напротив меня.