МОБИЛИЗУЙТЕ МЕНЯ!
Владимир Звоновский, доктор социологических наук, Фонд социальных исследований
Александр Ходыкин, кандидат социологических наук, Самарский государственный университет
В любых военных действиях неизбежны потери убитыми и ранеными, поэтому воюющая армия, особенно при масштабных военных действиях, нуждается в регулярных пополнениях личного состава подготовленными и мотивированными новобранцами. В результате при затягивании военных действий на годы через них проходит значительная часть жителей воюющей страны и растёт доля тех, в чьём близком окружении появляются участники боёв. Так, в январе 2024 года каждый четвертый (25%) россиянин имел среди своих родственников участников военного противостояния с Украиной. Через девять месяцев эта доля выросла до 28%. Как видим, чем дольше длится спецоперация, тем шире круг тех, кто лично знаком с участниками боевых действий.
Российские власти активно приглашают граждан подписать контракт с минобороны и отправиться на фронт. Поскольку это приглашение адресовано мужчинам в возрасте от 18 до 50 лет (более старшие фронтовики встречаются как исключение), исследователи обратились именно к этой части выборки с вопросом: «Если представится такая возможность, готовы ли Вы сами поучаствовать в спецоперации на Украине? И если готовы, то добровольно или по приказу о мобилизации?»
В сентябре 2023 года свою готовность стать добровольцем выразили 17%, отправиться на фронт только по приказу о мобилизации – 31%. 9% заявили, что не подлежат мобилизации по здоровью, производственной или семейной брони, 14% отказались отвечать на этот вопрос, а 29% сказали, что не готовы идти воевать. Как видим, довольно большая часть российских мужчин высказывают готовность отправиться в зону боевых действий (48%) добровольно или по приказу. Однако, если у готовых стать добровольцем уточнить, делали ли они такую попытку, лишь 5,9% от общей численности мужчин 18-50 лет ответили, что пытались записаться на фронт. Примерно столько же (8,6%) сказали, что таких попыток не предпринимали. Иначе говоря, высказанная готовность идти воевать добровольцем менее чем в половине случаев конвертируется в реальные попытки эту готовность реализовать.
Но и эти 5,9% не стоит рассматривать как базу для пополнения боевых частей. Тех, кто сказал, что пробовали, мы попросили уточнить, что им помешало и почти все они (5,4% от всех российских мужчин 18-50 лет) сослались на возраст, здоровье, влияние семьи, работодателя (в т.ч. бронь) и отказ военкомата. Как видим, относительно большая группа (16% российских мужчин 18-50 лет) заявивших о готовности заключить контракт превращается примерно в 0,5% по крайней мере на словах не сославшихся на препятствия к участию в СВО. Если перевести в абсолютные цифры, получается, что из почти 4 миллионов выразивших на словах готовность отправиться в действующую армию, попробовали реализовать её около 2 миллионов, и примерно 100-120 тысяч в момент опроса находились либо в ожидании заключения контакта, либо в процессе.
По словам Д. Медведева, контракт в месяц заключали в 2023 году более 32000 человек. По независимым оценкам, в третьем квартале 2023 года контракт подписали 35-40 тысяч россиян. Если предположить, что процесс заключения контракта занимает один-два месяца, получается, что измерение с помощью массового репрезентативного опроса должно давать 65-80 тысяч в абсолютных числах. Наша оценка несколько выше, однако стоит помнить, что, если какие-то действия пропагандируются государством как правильные и социально одобряемые, то какая-то часть населения отнесёт себя к совершавшим их даже без необходимых на то оснований. Но в целом результаты массового опроса согласуются с данными от российского руководства.
Повторное измерение было проведено ровно через год, в сентябре 2024 года и, как видно на рисунке 1, показатели высказанной готовности воевать значимо не изменились (17% в 2023 г. и 15% - в 2024г.), но достоверно не выросли. Но вот доля тех, кто хотя бы на словах попробовал обратиться на контрактную службу, значимо снизилась – с 5,9% в 2023 г. до 1,7% - в 2024г. Как видим, вербальное желание российских мужчин принимать участие в спецоперации, по крайней мере, не выросло, но вот его реализация значимо сократилась. Разумеется, это могло произойти и потому, что те, кто год назад реализовал свои желания, но в любом случае сегодня потенциал набора контрактников сегодня ниже.
По данным независимых подсчетов и ВВС[1], наиболее распространенный возраст погибших на СВО россиян находится в пределах от 30 до 40 лет, и со временем сдвигается ко все более старшим возрастам. По опросным данным, чаще всего о своем желании отправиться на войну говорят люди старших возрастных групп, в то время как молодежь призывного возраста (до 30 лет) реже других готова отправиться на фронт, причём доля готовых воевать среди них сократилась. Иначе говоря, резерв добровольцев сдвигается во все более старший возраст, и наоборот, доля желающих воевать в наиболее пригодном для этого возрасте постепенно сокращается.
Также за последние 9 месяцев ослабло желание отправиться на фронт у мужчин приграничных регионов России: готовых воевать добровольно среди них (9%) меньше, чем в остальной России (15%), однако больше готовых пойти на фронт в случае мобилизации (39%). Чаще всего изъявляют желание стать добровольцами москвичи (20%), однако в реальные действия эта готовность пока не конвертируется: доля москвичей на фронте остаётся непропорционально малой.
Работающие в государственном секторе экономики заметно чаще не только высказываются о желании принять участие в боях, но и уклоняются от ответа на этот вопрос. Возможно, повседневное взаимодействие с государственными институтами убедило их в необходимости скрывать свои желания и демонстрировать то, что от них ожидает обобщенный работодатель, то есть государство.
За год практически не произошло никаких изменений в готовности отправиться на фронт среди российских мужчин с высшим образованием. Напротив, среди не имеющих его эта готовность значимо снизилась. И если в 2023 году между теми и другими еще существовала значимая разница (14% и 19% соответственно) в готовности добровольного участия в спецоперации, то в 2024-ом она исчезла (по 14%).
В рекламе участия в боевых действиях главный акцент ставится на высоком уровне выплат контрактникам, поэтому естественно ожидать, что на такие призывы охотнее откликнутся наименее доходные группы. С одной стороны, действительно, имеющие более высокие доходы россияне чаще выражают неготовность принять участие в спецоперации (40%), чем те, кто относится к нижней доходной группе (25%). Более того, если второй показатель за год не изменился, то намерение высокодоходных отправиться на фронт снизилась (с 21% до 14%), а неготовность вообще принять участие в спецоперации выросло с 33% до 40%. Казалось, реклама контракта с минобороны направлена на целевую группу.
Однако оценка динамики собственного материального положения влияет на готовность отправиться «к своим» скорее в обратную сторону: заявляющие об улучшении своего финансового положения выражают желание отправиться на фронт чаще, чем те, чей достаток не изменился или ухудшился. Это можно объяснить тем, что об улучшении своего материального положения чаще всех говорят две группы россиян: 1) сторонники интервенции в Украину, которым легче принять экономические издержки поддерживаемого ими решения, и 2) различные группы бенефициаров СВО: работники ВПК и других обслуживающих военное противостояние и поддержание экономики в его условиях отраслей (пошив обмундирования, параллельный импорт, строительство укреплений и т.п.). Представители обеих этих групп высказывают готовность лично участвовать в событии, которое они поддерживают или от которого выиграли финансово. И если сторонники интервенции действительно чаще отправляются воевать, то «тыловые» бенефициары военного противостояния заинтересованы в наличии первых, но переход в первую группу для них невозможен, поскольку девальвирует весь выигрыш от продолжения СВО. Высказанное ими желание принять участие в спецоперации отражает желание уже состоявшихся бенефициаров войны закрепить полученный результат, а не реальное желание отправиться на фронт.
Еще одним фактором, усиливающим намерение российских мужчин воевать, считается их «закредитованность». Однако собранные данные не выявили однозначной связи между этими показателями. Нет значимой связи между желанием добровольно поучаствовать в спецоперации и наличием кредитов: задолжавшие банкам мужчины чаще говорят только о готовности подчиниться мобилизации, но это может быть связано с отсутствием у них ресурсов для уклонения от принудительной отправки на фронт. Таким образом, заявленное намерение подписать контракт с российским минобороны не имеет значимой связи с кредитной историей, хотя, возможно, эта связь существует для небольшого числа российских мужчин и/или их семей, которая не может быть охвачена выборкой массового опроса[1].
Разумеется, существует прямая связь между отношением к спецоперации и желанием в ней участвовать. Почти три четверти (73%) не поддерживающих СВО не готовы и участвовать в ней, тогда как среди поддерживающих её мужчин 18-50 лет добровольцем на фронт на словах готов идти каждый четвёртый (26%).
Не меньшее значение имеет то, в какой среде находится потенциальный доброволец, ведь именно это окружение создает социальное давление, которое либо поддерживает потенциальных добровольцев в желании подписать контракт, либо противодействует этому (некоторые респонденты в качестве причин отказа от записи на фронт прямо отвечали, что «не пускает жена»). Если среди живущих в окружении сторонников спецоперации 18% готовы добровольно идти воевать, то среди пребывающих в окружении противников интервенции эта доля втрое меньше – 6%. Как видим, среда и ее отношение к спецоперации значимо определяет, хочет ли человек отправиться на фронт или нет. При этом доля «добровольцев» в среде сторонников спецоперации за год значимо снизилась с 25% до 18%, что отражает, вероятно, ослабление конвертации ее поддержки в готовность участвовать в ней.
На личную готовность отправиться на фронт влияет наличие в ближайшем окружении таких участников. Среди не имеющих в окружении воюющих родственников доля потенциальных добровольцев сокращается до 10%, в то время как появление такого родственника увеличивает вероятность высказывания готовности участвовать в интервенции до 21%. Как видим, личный пример ближайшего окружения значимо влияет на собственные намерения, но здесь, вероятно, существует и обратное влияние – не готовые участвовать в спецоперации так или иначе удерживают от такого участия и свое близкое окружение.
Сторонники мирного разрешения конфликта значимо реже желающих воевать до победного конца даже ценой второй волны мобилизации готовы участвовать в боевых действиях, как добровольно, так и по приказу о мобилизации. Вероятно, представители этой группы считают военную фазу конфликта самоценной, а не инструментом для достижения лучших условий для мирной жизни российских граждан, и хотели бы в ней принять участие.
Таким образом, несмотря на высокую и достаточную для мобилизации большого числа российских мужчин вербальную готовность ехать на фронт, она отражает скорее (1) высокую поддержку спецоперации, (2) уверенность в близкой победе, передаваемую от актуальных фронтовиков в ближайшем окружении, (3) уже полученную от идущих третий год боевых действий материальную выгоду, (4) высказывание поддержки одобряемому государством событию. Несмотря на то, что исследователи и наблюдатели часто говорят, что высокая закредитованность россиян стимулирует их к получению необходимых ресурсов для погашения кредитов через участие в СВО, опросные данные такой гипотезы не подтверждают, но и не опровергают.
[1] В других работах авторам удалось выявить зависимость между участием жителей различных регионов в спецоперации и ростом ипотечного и потребительского кредитования в регионах