ДОКТОР РИЧАРД ВАРШАК. 10 ЗАБЛУЖДЕНИЙ ОБ ОТЧУЖДЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ У СУДЕЙ И ТЕРАПЕВТОВ (1)
Доктор Ричард А. Варшак в 1978 г. получил докторскую степень в области клинической психологии в Научном центре здоровья Техасского университета. Он профессор клинической психологии на кафедре психиатрии в Юго-Западном медицинском центре Техасского университета, консультирует и проводит экспертизы по судебным делам об опеке над детьми. Изучает психологию отчужденных детей; участие детей в спорах об опеке и влияние развода на детей, принятие решений об опеке над детьми, оказывает помощь отчужденным детям в воссоединении с родителями. Также он развивает образовательные программы для отчужденных родителей и вмешательства, которые помогут понять, предотвратить и преодолеть разрушение детско-родительских отношений. Автор широко известной книги (бестселлера по проблеме PAS) «Яд развода» (2002, 2010) и более 10 научных статей. Сайт - https://www.warshak.com/
10 ЗАБЛУЖДЕНИЙ ОБ ОТЧУЖДЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ У СУДЕЙ И ТЕРАПЕВТОВ
Источник Professional Psychology: Research and Practice, 2015, Т. 46, №4
http://dx.doi.org/10.1037/pro0000031
Опубликовано 18 мая 2015 г.
Этот документ защищен авторским правом Американской Психологической Ассоциации или одним из его издателей. Эта статья предназначена исключительно для личного использования, не для коммерческого распространения
Аннотация
Ложные представления о происхождении родительского отчуждения и о соответствующих средствах правовой защиты формируют мнения и решения, которые не отвечают потребностям детей. В этой статье исследуются 10 ошибочных предположений:
(1) дети никогда не ошибаются, когда отвергают родителей, с которыми они проводят вместе много времени;
(2) дети никогда не отвергают безосновательно матерей,
(3) каждый родитель в равной степени способствует отчуждению ребенка,
(4) отчуждение - это временная, кратковременная реакция ребенка на развод родителей, (5) отказ ребенка от родителя - это краткосрочный здоровый механизм адаптации,
(6) маленькие дети, живущие с отчуждающим родителем не нуждаются во вмешательстве психотерапевта,
(7) желание отчужденных подростков относительно предпочтения родителя должны определять судебное решение,
(8) дети, которые хорошо функционируют вне семьи, не нуждаются во вмешательстве,
(9) сильно отчужденных детей лучше всего лечить с помощью традиционных терапевтических методов, они должны проживать в основном со своими любимыми родителями,
(10) разлучение детей с отчуждающим родителем наносит им психотравму.
Опора на ложные убеждения ставит под угрозу расследование судебного дела и подрывает адекватное рассмотрение альтернативных объяснений причин отчуждения ребенка. Самое важное, заблуждения об отчуждении родителей не позволяют изменять место проживания детей, поддерживая ситуацию, которая не обеспечивает эффективное разрешение этой серьезной проблемы.
Распространенные ложные представления об отчуждении родителей приводят терапевтов к неверным рекомендациям и лечению, юристы дают плохие советы своим клиентам, эксперты дают неадекватные рекомендации судам, на основании которых судьи выносят необоснованные решения. Растущее признание феномена патологического отчуждения детей от родителей приносит с собой также ошибочные предположения о причинах проблемы. Эти предположения не подтверждаются в свете исследований или опыта.
В некоторых случаях профессионалу не приходила мысль задавать вопросы в процессе расследования, или у него может отсутствовать достаточный опыт и знакомство с исследовательской литературой для проверки правильности своего предположения. Чем чаще заблуждение упоминается в профессиональных презентациях и публикациях, тем более вероятно, что оно станет общепринятым мнением, не имеющим убедительных доказательств, но набирающим популярность путем повторение до такой степени, что люди предполагают, что это правда (Nielsen, 2014). В других случаях эксперты, психотерапевты и юристы делают ненадежные прогнозы на основе относительно небольшой выборки своей практики. Некоторые профессионалы занимают жесткие идеологические позиции, которые препятствуют восприимчивости к опровергающим фактам или приводят к преднамеренному исключению данных, которые противоречат желаемым выводам, т.е. приводят к предвзятости (Lundgren & Prislin, 1998; Martindale, 2005).
Даже те, у кого нет сильной личной мотивации отстаивать ту или иную позицию, подвержены предвзятости, которая предрасполагает их сосредоточиться на информации, которая поддерживает ранее существовавшие убеждения и ожидания, игнорируя или не принимая во внимание факты, которые не соответствуют их взглядам (Greenberg, Gould-Saltman & Gottlieb, 2008; Jonas, Schulz-Hardt, Frey & Thelen, 2001; Rogerson, Gottlieb, Handelsman, Knapp &Younggren, 2011).
В этой статье определены 10 распространенных и устойчивых предположений и мифов об отчуждении родителей, обнаруженные в отчетах терапевтов, органов опеки, экспертов и представителей детей (например, опекунов ad litem) в судебных делах и в профессиональных статьях. Идеи были определены как заблуждения, если им противоречит множество эмпирических исследований, результаты конкретного случая или более чем тридцатилетний экспертный опыт автора по лечению и консультированию судебных дел, связанных с отчуждением родителей. Данное исследование относится к патологическому варианту родительского отчуждения, а не к ситуациям, в которых отказ ребенка от родителя пропорционален отношению родителя к ребенку, т.е. когда родитель не желает воспитывать своего ребенка. 10 заблуждений об отчуждении родителей делятся на две категории: 1) связанные с причинами родительского отчуждения, 2) связанные со средствами решения проблемы.
Заблуждения о причинах родительского отчуждения
1. Дети никогда безосновательно не отвергают родителей, с которыми они проводят больше всего времени
Принято считать, что дети будут точно определять родителя, которого они видят больше всего. Когда живут дети исключительно под присмотром одного из родителей, естественно, это увеличивает влияние родителя на детей, в том числе формирование их взглядов на отсутствующего родителя (Clawar & Rivlin, 2013; Warshak, 2010a). Самый яркий пример этого происходит с похищенными детьми, которые зависят от похищающего родителя для получения любой информации о другом родителе. Проведение большего времени с целевым родителем, который является целью клеветы, часто помогает детям сопротивляться отчуждению или способствует восстановлению позитивных отношений. Однако является ошибкой предположение, что дети неуязвимы к отчуждению от родителя, с которым они проводят больше всего времени. Один опрос обнаружил, что в 16% случаев отчужденный родитель имел либо первичную, либо совместную физическую опеку (Bala, Hunt, McCarney, 2010). Таким образом, в прецедентном праве, вероятно, недооценивается доля детей, которые отчуждены от родителя, с которым они проживали. Автор проконсультировал более 50 случаев, когда отец, который общался со своими детьми в основном в школе, эффективно повлиял на детей так, чтобы они отвергли их мать. В некоторых из этих случаев отец оставил детей по окончании продолжительного периода школьных каникул, когда дети утверждали, что хотят жить с ним и никогда не хотят увидеть снова их мать. Мотивы такого поведения детей разнообразны. Некоторые дети хотел доставить удовольствие запугивающему их отцу, чтобы избежать его гнева (Drozd & Olesen, 2004). Другие убедились, что эмоциональное выживание их отца зависело от проживания его детей с ним и что их мать несет ответственность за его страдания. В других делах суд разрешил матери переехать с детьми очень далеко от отца, и отец в ответ использовал дискомфорт детей по поводу переезда и манипулирования ими, чтобы они отвергли свою мать.
Действуя в соответствии с ошибкой №1, некоторые эксперты прямо заявили о том, что отказ детей от их основного места жительства с родителем (обычно с матерью) не может быть логически патологическим отчуждением. Эти эксперты предполагают, что ребенок, который проводит много времени с родителем, должен быть неуязвимым для когнитивных искажений в отношении этого родителя. Таким образом, если ребенок отказывается от родителя, имеющего основную опеку, у ребенка должна быть уважительная причина. Это ошибочное предположение толкает экспертов к поиску недостатков в отвергнутом родителе, чтобы объяснить отказ детей при отсутствии расследования вклада другого родителя в разрушение детско-родительских отношений.
Зная, что дети отвергают родителей, с которыми они проводят больше времени может быть неразумным и отражать патогенное влияние другого родителя, экспертам, сотрудникам опеки, психотерапевтам и судьям следует просматривать доступные данные и доказательства без предположения о том, в какой степени отчуждение ребенка оправдано или неоправданно. При сборе и рассмотрении данных, специалистам по оценке опеки над детьми следует рассмотреть альтернативные объяснения поведению ребенка независимо от того, какой родитель больше всего времени проводит с ребенком. Терапевты должны не упускать из внимания возможность того, что жалобы ребенка на родителя с которым он проживает, могут являться следствием влияния другого родителя и могут не отражать истинный опыт ребенка или искажать описание поведения отчужденного родителя.
2. Дети никогда безосновательно не отвергают матерей
Изложенное выше заблуждение состоит в том, что класс родителей с первичной опекой - невосприимчивы к патологическому отчуждению. Это заблуждение связано с предыдущим, поскольку оно также утверждает, что класс родителей, в данном случае матери, - невосприимчивы к иррациональному отказу от них детей. Следствием этого является то, что только матерей обвиняют в воспитании у детей отчуждения родителя и в том, что концепция иррационального отчуждения родителей является фальшивкой и просто судебный инструмент для отцов (NOW Foundation, nd).
Оба заблуждения опровергнуты прецедентным правом и эмпирическими исследованиями, которые документировали существование отчужденных матерей и отчужденных отцов от одной трети до половины случаев.
Канадский опрос показал, что суды определили отца как отчуждающего родителя примерно в одной трети случаев (Bala et al., 2010). Kopetski, Rand & Rand (2006) сообщили, что отчуждающий родитель был отцом более чем в трети случаев. Анализ судебных решений в Австралии за 5-летний период определил примерно равное количество отчуждателей мужского и женского пола (Berns, 2001). Точно так же Гарднер (2002) сообщил о равном распределении отношения отчуждателей мужского и женского пола. В небольшой, но неслучайной выборке родителей, которые участвовали в программе по преодолению детского отчуждения, 58% отвергнутых родителей были матерями (Warshak, 2010b). Кроме того, несколько матерей, называющих себя как отчужденные написали книги о своем опыте для широкой публики (Black, 1980; Cross, 2000; Egizii, 2010; Meyer & Quinn, 1999; Richardson, & Broweleit, 2006; Roche & Allen, 2014).
Те, кто считает, что матери не могут быть жертвами иррационального отвержения своими детьми предрасположены верить, что у ребенка, отвергающего свою мать, есть для этого веские причины. Эта вера заставляет экспертов переоценивать вклад матери в отчуждение детей, при этом не понимая и недооценивая влияние отцовских манипуляций на негативное отношение детей к своей матери.
Эксперты, не признающие существования патологического родительского отчуждения рефлексивно отвергают возможность того, что негативное поведение ребенка по отношению к родителям неверно оценивается или что ребенок находится под влиянием любимого родителя. Такие эксперты не способны адекватно исследовать правдоподобные альтернативные объяснения фактов дела и данные, которые касаются отчуждения детей, и вместо этого они оценивают отчуждение детей как оправданное жестоким обращением со стороны отвергнутого родителя.
Предвзятые эксперты полагаются на обвиняющие высказывания о поведении отвергнутого родителя как ориентир для последующего сбора и интерпретации данных (Martindale, 2005). Этот ориентир приводит к избирательному вниманию к доказательствам, что подтверждает первоначальные впечатления и определяет невнимание к опровергающим доказательствам. Предвзятость действует, когда эксперты делают предположение по поводу иррационального родительского отчуждения как маловероятного, а затем ищут и тщательно оценивают доказательства вреда ребенку со стороны отвергнутого родителя, и в то время избегают и не принимают во внимание доказательства правды.
Специалисты в области психического здоровья и юристы, отвергающие концепцию патологического отчуждения родителей должны пересмотреть свои взгляды в свете обширной литературы по теме (исчерпывающую библиографию см. Lorandos, Bernet & Sauber, 2013) и обзоров литературы, которые сообщают о 98% согласии «в поддержку основного принципа родительского отчуждения: один родитель может манипулировать детьми, чтобы они отвергли другого родителя, который не заслуживает отказа» (Baker, Jaffe, Bernet & Johnston, 2011 г.). Эксперты и терапевты должны непредвзято относиться к возможности того, что дети отвергают свою мать или отец не оправдывает их отвергающего поведения.
.
3. Каждый родитель вносит равный вклад в отчуждение ребенка
Оригинальная формулировка Гарднера (1985) патологического отчуждателя и его последующие публикации (например, Gardner, 1998) описывают несколько причин тревожности ребенка, в том числе поведение каждого родителя, мотивации, которые присущи ребенку, и ситуационные факторы, такие как спор об опеке или повторный брак. Его формулировки и последующие работы (например, Clawar &Rivlin, 2013; Kelly & Johnston, 2001; Warshak, 2010а) подтверждают, что отношение и поведение родителя, с которым вероятно у ребенка сформировалась зависимость (слияние), является ключевым элементом в понимании генезиса проблемы.
Отвечая на утверждения и опасения, в которых врачи и суды придавали слишком большое значение вкладу предпочитаемого родителя в отчуждение детей и недостаточное внимание к другим факторам, Kelly & Johnston (2001) переработали проблему в рамках семейных систем: Другие исследователи доработали эту модель, введя термин «гибрид» для случаев, когда выявляется сочетание влияния обоих родителей на отчуждение детей (Friedlander & Walters, 2010). Влияние модели семейных систем очевидно в экспертных заключениях об оценке детско-родительских отношений, которые заключают, что поведение каждого родителя влияет на отчуждение ребенка и стараются избегать обвинения одного из родителей. Связанная с этим подходом практика - это рефлексивное использование термина высококонфликтная пара, этот термин подразумевает совместную ответственность за возникновение конфликта.
Келли (2003) была одной из первых, кто разоблачил это заблуждение. Используя свой 40-летний опыт работы исследователем, экспертом опеки, медиатором и координатором, она обнаружила, что как минимум в 1/3 серьезных родительских конфликтов как один из родителей явно был инициатором и поддерживал конфликт. Клинические отчеты и некоторые крупномасштабные эмпирические исследования описывают патологическое поведение со стороны отчуждающего родителя, часто характерное для пограничной и нарциссической психопатологии (Eddy, 2010; Fried, 2004; Kopetski, 1998; Rand, 1997a, 1997b, 2011). Отчуждающие родители с большей вероятностью, чем отвергнутые родители, будут демонстрировать принудительный контроль и насильственное поведение по отношению к детям, плохо контролируемую ярость (ненависть и злобу), параноидальные черты характера и стили воспитания, которые поощряют зависимые детско-родительские отношения, такие как навязчивое и инфантилизирующее поведение (Garber, 2011; Johnston, Walters & Olesen, 2005; Kopetski, 1998).
На основании исследования 1000 споров об опеке, Клавар и Ривлин (2013) идентифицируют программирование со стороны предпочитаемых родителей как основную движущую силу отчуждения ребенка, и они считают такое программирование психологическим насилием. Келли и Джонстон (2001) соглашаются, что поведение предпочитаемого родителя «является эмоциональным насилием над ребенком »(с. 257). Очевидно, их модель не призвана возложить на обоих родителей во всех семьях равную ответственность за детское патологическое отчуждение. Было бы неуместно предположить, что отчужденная мать одинаково отвечает за неприятие ее детьми, как и то, что мать в равной степени ответственна за физическое насилие мужа над детьми.
Результаты исследования образовательного вмешательства «Семейные мосты» показывают, что дети могут преодолеть их негативное отношение и поведение к родителю без каких-либо изменений в личности отвергнутого родителя или его поведение (Warshak, 2010b; Warshak в печати).
Драматические преобразования негативного отношения детей возникают во время 4-дневного семинара, когда они узнают о процессе отчуждения и понимают как они стали отчужденными, и когда находят способ восстановить их привязанность к своим родителям. Если бы личностные характеристики и поведение отвергнутых родителей были бы центральной причиной отчуждения, нельзя было бы ожидать, что детское отчуждение должно было уменьшиться без явного изменения в поведении отвергнутых родителей.
У некоторых детей есть очень веские причины чувствовать разочарование отвергнутым родителем, однако любимый (отчуждающий) родитель нетерпеливо раздувает пламя негативных чувств. В таких случаях неприятие ребенком родителя имеет как сильную рациональную, так и сильную иррациональную составляющую.
Поведения отвергнутого родителя может быть достаточным, чтобы оттолкнуть ребенка в краткосрочной перспективе, но любимый (отчуждающий) родитель своим поведением мешает естественному исцелению ребенка со временем и отсутствием своей поддержки. Нет сомнений, что в некоторых случаях поведение отвергнутого родителя может усугубить или наоборот, ослабить влияния любимого родителя (Warshak, 2010а). Но это не означает, что отвергнутый родитель в равной степени несет ответственность за отчуждение ребенка, образовавшееся в результате психологического насилия со стороны отчуждающего родителя. Это значит обвинять отвергнутого родителя игнорируя дисбаланс власти, который может существовать между супругами над ребенком, или обвинять супругу физически жестокого родителя в равной ответственности за травмы ребенка из-за того, что она не смогла защитить ребенка.
Так же, как и фраза «жестокая пара» может привлечь внимание к совместному конфликту (конфликтным действиям), скрывая при этом характеристики личности. Характеристики личности жестокого супруга (Bograd, 1984), Фридман (2004) указывают, что «игнорирование неравенства сил, которое часто преобладает при воспитании детей, может скрыть тот факт, что один из родителей часто борется за равноправный доступ к детям, который другой родитель блокирует. Название «конфликтная пара» может вводить в заблуждение и неправильно использовать теорию систем »(стр. 105).
Стремясь казаться беспристрастным, эксперты и судьи иногда идут на многое, чтобы сбалансировать положительные и отрицательные высказывания о каждом родителе, не уточняя, какое поведение могло навредить детям (Kelly, 2003). Эксперты, которые осуществляют сбор данных и анализы в предположении, что оба родителя вносят одинаковый вклад в отчуждение своих детей, игнорируют или недооценивают информацию, которая поддерживает наличие альтернативных причин.
Действуя в соответствии с этой ошибкой, эксперты не принимают во внимание важность истории детско-родительских отношений, особенно, когда они оценивают вклады отвергнутых родителей в отчуждение их детей. Они ссылаются на аспекты личности родителя или его поведения, на которые жалуются дети, например как он слишком много пользовался мобильным телефоном во время детской игры в футбол, не понимая, что совсем это не это родительское поведение подорвало детскую любовь и уважение к родителю. Эксперт, не ограниченный заблуждением о «равном вкладе» родителей в отчуждение детей, спросит:
1. Проявились ли предполагаемые недостатки родителей непосредственно перед отчуждением ребенка, как, например, в случае с недавно полученной закрытой травмой головы, или у родителей стремление к насилию существовало в прошлом вместе с сердечными детско-родительскими отношениями?
2. Приведут ли слабости отвергнутого родителя к отчуждению ребенка при нормальных обстоятельствах независимо от отношения и поведения любимого родителя?
3. Играл ли любимый родитель роль в сосредоточении внимания ребенка на недостатках и ошибках другого родителя, преувеличивая значение ошибок или поощряя негативное отношение ребенка к родителю?
4. Учитывая поведение любимого родителя, могли ли дети стать отчужденными даже если они отвергали предполагаемые недостатки родителей?
5. Продолжает ли отвергнутый родитель нормальные отношения с братьями и сестрами отчужденного ребенка или сводными братьями и сестрами, несмотря на его личность и поведение, которые якобы были причиной отчуждения ребенка?
6. Является ли насильственное поведение отвергнутого родителя, например, вспышкой гнева, дезадаптивной реакцией на поведение ребенка или это вероятная причина отчуждения ребенка?
7. Имеется ли у ребенка мотивация улучшить отношения с родителем? Например, осмысленное участие в терапевтическом вмешательстве или кажется, что ребенок доволен потерей своего родителя?
8. Проявляет ли ребенок искренний интерес к изменению поведения родителя, как в случае с ребенком, который хочет, чтобы его отец смотрел его игру в футбол, а не был занят мобильным телефоном, или ребенок сообщает, что никаких изменений будет недостаточно, чтобы исцелить их отношения?
9. Восстановил ли ребенок любовь к родителю, когда отвергнутый родитель изменяет поведение, на которое жаловался ребенок, или отчуждение не ослабевает, несмотря на улучшение в поведении родителя?
Когда эксперты ошибочно считают обоих родителей одинаково виновными в отчуждении детей, они, вероятно, будут избегать рекомендаций которые, по их мнению, огорчат и вызовут дискомфорт у детей. Они будут более склонны рекомендовать детям оставаться со своим любимым родителем и избегать общения с другим родителем, пока терапия не поможет детям постепенно преодолеть негативное отношение к этому родителю. В случае сильно отчужденных детей такие планы не оставляют надежды на успех (Dunne & Hedrick, 1994; Fidler & Bala, 2010; Garber, 2015; Lampel, 1986; Lowenstein, 2006; Rand et al., 2005; Rand & Rand, 2006; Warshak, 2003а, 2013; Weir & Sturge, 2006).
Когда поведение отвергнутого родителя ошибочно принимается за основную причину отчуждения детей, терапия продолжается в непродуктивном направлении.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ