"Живые и мёртвые", Константин Симонов
Третьего дня дочитал трёхтомник Константина Симонова под кодовым названием "Живые и мёртвые". Книжка стала едва ли не первым перечитанным произведением после того, как мне года полтора назад шибанула в голову тему про то, что книг много, жизнь коротка и прочитать-то можно совсем чуть-чуть, потому перечитывать не надо, а надо срочно и быстро читать как можно больше нового. И я с довольно лютым упорством читал исключительно незнакомые мне произведения до тех пор, пока не перечитал "Завтра была война", не написал короткий пост по этому поводу в ЖЖ и не напоролся на ожидаемый, но от того не менее болезненный спор про то, что тезисы про любить Родину могут быть легко слиты в известное фаянсовое изделие. Смена восприятия одних и тех же книг, содержание которых, понятное дело, остаётся статичным, с годами не то что удивляет - вызывает лёгкий диссонанс с собственным восприятием окружающей действительности. Читаешь вроде то же самое, знаешь весь ход событий наперёд, но такое впечатление, что раньше читал не ты, а какой-то другой человек.
Так вот "Живые и мёртвые". Симонов, конечно, очень крутой. И книжки у него не только про войну, хотя про неё в первую очередь, но и очень сильно про людей и их взаимоотношения. Сила, с которой автор описывает своих героев, поражает. На некоторых он тратит по три тома - это Синцов, Серпилин, Таня, Артемьев, Батюк, а на кого-то выделяет по паре абзацев, но они часто не менее сильны, чем вложенные в книгу книги про главных героев.
Все три книжки "Живых и мёртвых" написаны с людей, потомками которых все мы являемся, и аналогий, которые возникают с прочтения этих характеров, много. Вокруг нас ходят десятки и сотни Козыревых, которые невовремя или некстати, часто и не по своей воле взлетели по карьерной лестнице под потолок, не имея ни оснований, ни опыта, ни знаний для этого. У нас не война, и многие не падают так, как упал Козырев, а болтаются под потолком годами и десятилетиями - вроде и на высоте, а по делу - как дерьмо в проруби. Но от этого выпуклость ассоциаций не становится меньше. Синцовых и Серпилиных - работяг, которые делают своё дело, упорото следуя своим принципам, обжигаясь, ломая ноги и ногти, выскребаясь из ям и выныривая из омутов, вокруг тоже немало, пусть их часто сложно разглядеть. Черты характеров врачей, описанных Симоновым, можно найти у людей в белых халатах в любой больнице. На Артемьева похожи десятки военных, которые окружали меня с детства.
Симонов удивителен в умении спокойно, умно и серьёзно говорить о взаимоотношениях мужчины и женщины, не скатываясь ни в пошлость, ни в ханжество, ни в попытки описать воздушное грубостью или глупо-стыдливо обойти то, что обойти невозможно. Глядя на то, как эти же отношения описывают многие и сегодняшние, и уже ушедшие писатели, уважаешь Симонова ещё больше.
Симонов не обходит больные темы, но умеет подавать их так, что каждая из сторон конфликта имеет право на свою позицию. По тексту часто складывается впечатление, что автор даёт трибуну и тем, и этим, выступая незримым модератором. В книге серьёзно и внятно затронута тема репрессий, неудач первых лет войны, неверных решений самого высокого руководства. Сталин у Симонова разный - он и тиран, и полководец, и руководитель, и внимательный слушатель. Есть место для недостатков, странных для лидера страны обид, ломающих судьбы, сильной уверенности в людях, которой многим руководителям нужно поучиться. Комкор Гринько и Серпилин словно нарочно введены в книгу именно в таких статусах - чтобы показать, насколько сильно судьбы людей, дивизий и армий зависели от настроения Сталина. То есть не ясно, что там и как зависело от настроения Сталина - я не историк и не читал воспоминаний личных психиатров этого товарища - но в книге он именно такой: и сильный, и слабый, и уверенный, и сомневающийся. Но в целом именно так и хочется представлять человека, под руководством которого страна выиграла Великую Отечественную войну - не психованным тираном, и лидером, недостатки которого слишком дорого обходились всем, а достоинства позволяли решать задачи, которые без него, возможно, решить было бы невозможно.
Ещё "Живые и мёртвые" - это книжка про настоящих людей в широком смысле слова. Настоящие люди у Симонова, как и в жизни, совсем не идеальные - они сомневаются, мучаются, ошибаются, сворачивают не туда и опускают руки. Но они всё равно настоящие: они любят Родину, своих мужей и жён, матерей и отцов. Они плачут тогда, когда нужно и хочется плакать, радуются, когда есть повод, и грустят, когда есть другой повод. Они едят и выпивают, невовремя засыпают, ссорятся, бросают семьи, стареют и сгорают на работе. Они не хотят умирать и страшатся будущего, в котором нет близких, они боятся лезть под пули, но лезут, когда так нужно. Читая Симонова, часто ловишь себя на мысли, что мы местами разучились быть настоящими, и часто позволяем себе быть такими только тогда, когда нас загоняют в угол, когда уже нечего терять или когда тебя вроде как никто не видит и легко можно вышутиться на тему того, что это не ты, а просто так сложилось. Мы подстраиваемся под те требования, которые на нас спускают обстоятельства, начальство, окружение и тренды. Этим пропитана вся жизнь - важно быть успешным по таким-то критериям, карьера строится по схожим лекалам, для спокойствия нужен такой-то набор материального и морального благополучия. Настоящие мы настолько глубоко спрятаны внутри самих себя, что случайные демонстрации этой настоящести часто вызывают серьёзный шок у сторонних наблюдателей. Симоновские герои выдуманные, но надо полагать, что война не давала особых вариантов для того, чтобы быть не тем, кто ты есть на самом деле. И хоть ловкачи типа Бастрюкова эти коконы успешно строят даже в книжке, в конце концов чужие пули вытаскивают суть вещей наружу.
Нужно признаться, что Симонов подвернулся мне под руку в довольно непростой жизненной ситуации, когда было важно принимать правильные, пусть и непростые, решения. Это может прозвучать как-то странно, но "Живые и мёртвые", со страниц которых на тебя смотрят не только вымышленные герои, но и та реальность, с которой они писаны, помогали расставлять правильные акценты, отделять настоящее от ложного и не обманывать самого себя, расставляя приоритеты.
Ну, и напоследок нельзя не сказать о великолепном русском языке, которым написан трёхтомник. О юморе автора. О не сказывающейся в пошлость иронии. Об умении писать тяжёлые предложения простым и понятным языком. О способности описывать привычные вещи, о сути которых обычно не задумываешься, так, что немедленно обращаешь на это внимание.
Например, так: "Они пили чай и молчали, чувствуя одновременно и облегчение и усталость. Сейчас, когда этот разговор остался позади, казалось, что он не мог выйти иным, чем вышел. Но на самом деле он мог выйти и иным, как всякий такой разговор, в котором достаточно лишь в одном месте не суметь или не решиться понять друг друга, чтобы дальше все пошло таким колесом, которого уже не повернешь вспять, даже общими усилиями".
Или так: "– О чем задумались? – спросил Синцов.
– О н-несовершенстве этого мира, о чем же еще д-думают п-порядочные люди, ост-таваясь наедине с собой, – сказал Гурский без улыбки".
Так: "Ничего об нем не могу плохого сказать, а еще меньше – хорошего".
И так: "Он торопливо писал, а в голове его проносились последствия принятого им решения. Ему казалось, что если б он не принял этого решения раньше и не сказал о нем Серпилину, то сейчас бы струсил и уехал. Он со стыдом думал о своей слабости, не понимая, что разные характеры бывают сильны по-разному и иногда их сила состоит в том, чтобы, страшась последствий собственного решения, все-таки не переменить его".
Безусловно, Симонов - автор своего времени, и тональность книги, напряжение и выбор основных героев намеренно приподняты выше реально существовавшего уровня патриотичности, трудолюбия и справедливости. Но это, я полагаю, право автора - писать про свою страну и победу своего народа так, как он считает нужным - даже если и смещая акценты, то ничего не выдумывая. Это как памятный клип студии "Шоколат" про Читу - мол, какого хера у вас в клипе все улыбаются и жуют сахарную вату, когда на самом деле на КСК гопники пиво пьют, а наркоманы ширяются. Ну, пьют, ну, ширяются, и чего, от этого другие перестали улыбаться и пожирать сахарную вату?
После Симонова несколько сложно читать Ремарка, за которого я сразу схватился, чтобы прочувствовать контраст в восприятии войны разными авторами. Но это вряд ли связано с тем, что Ремарк и Симонов описывали разную реальность или делали это на разных языках. Просто это разные книги, которые и цели разные преследуют, и базу под собой имеют совершенно различную. В этом смысле так же сильно отличается от манеры повествования Симонова с его замашками на глобальные выводы Василь Быков, который редко выходит за пределы окопов и землянок своих героев.
Как-то так. И с Днём Победы советского народа над фашистскими захватчиками всех сочувствующих.