История
September 9

Пустующие участки, вой сирены и жалобы на мародерство российских солдат. Репортаж из Курска, где во время вторжения ВСУ выбирали губернатора

Баннер на одной из улиц Курска. Россия, 8 сентября. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Захват украинской армией части территории Курской области не помешал провести в регионе выборы губернатора. На них, согласно предварительным данным, с отрывом в почти 52% победил врио главы региона Алексей Смирнов. По явке Курская область оказалась в лидерах среди субъектов Российской Федерации — лично пришли на участки либо проголосовали дистанционно более 60% избирателей. Корреспондентка «Вот Так» провела в Курске основной день голосования — 8 сентября. По ее словам, очередей к урнам не было, а сам город — несмотря на частые воздушные тревоги — жил обычной жизнью. Лишь обилие военных машин и стоящие у пунктов помощи беженцы напоминали о близости к фронту. Что думают куряне о выборах во время войны — читайте в нашем репортаже.

«Он, врио, один у нас»

В поезде Москва — Анапа едущих в Курск выделяют слегка гэкающий акцент и темы бесед. «Все равно у нас дистанционка», — рассказывает соседке по плацкарту молоденькая пассажирка. В соседнем отсеке две женщины обсуждают, что до войны с Россией Украину довели «бандеровцы», которые долго прятались в лесах после Второй мировой, незамеченные властями.

Мои соседи — пара пенсионеров — тоже куряне. Они возвращаются домой после круиза по Золотому кольцу.

— Как у вас в Курске?
— Да как, по-разному бывает. Сирена воет по несколько раз в день и ночью. Сейчас было лето, жарко, все окна открыты, спать невозможно — [звучит] и в час ночи, и в два, и в три, и в пять утра. Дети все учатся на удаленке. Ни линейки не было, ничего, — флегматично перечисляет моя собеседница. — Знакомая уехала к сыну, в Москве живет. У нее две квартиры [в Курске], будет продавать. Получится? Не знаю. Заплатят, наверно, копейки.
— Сами не боитесь?
— На все воля божья!
— Бойся, не бойся, а жить надо! — вставляет ее усатый супруг.
— И уезжать не думали?
— А некуда, — обрезает пенсионерка. — Если бежать, то только за Урал. А если ракеты [запустят], то они где хочешь достанут.

На плакате изображен мемориальный комплекс «Курская битва», расположенный в области. В 2023 году его открывал Владимир ПутинНа плакате изображен мемориальный комплекс «Курская битва», расположенный в области. В 2023 году его открывал Владимир Путин. Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Василиса Остапенко / «Вот Так»

Интересуюсь, в курсе ли мои попутчики о выборах. Женщина подтверждает, что знает: выбирают губернатора «и еще кого-то».

— Пойдете?
— Конечно… — отвечает ее муж, но женщина с усмешкой перебивает: — Там уже 46% выбрали, можно уже не идти.
— Это вы явку имеете в виду?
— Да, и это только за сегодняшний день!
— Это за вчерашний. Сегодняуже 52%.— Точно можно не идти! — продолжает смеяться пенсионерка, а после серьезно добавляет: — Но надо сходить.
— И кого планируете поддержать?
— Ну, губернатор у нас один, — кажется, она удивлена моему вопросу.
— Но есть же другие кандидаты.
— Он, врио, один у нас. Там или за него [нужно голосовать], или против, — убеждает меня женщина.
— Разве? — удивляюсь уже я. — У вас же там четыре кандидата.

Перечисляю, что помимо «Единой России» претендентов выдвинули также КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия». Моя собеседница припоминает «коммунистов» и «партию Жириновского» и соглашается признать, что выборы в регионе все-таки альтернативные. Впрочем, голосовать она все равно намерена за единоросса.

— У нас этот уже три месяца врио. Он теперь уже в курсе. Надо его [выбирать]. Молодой еще, ему только пятьдесят (Алексею Смирнову 51 год. — Ред.), — одобрительно рассказывает она

,,— Ничего такой, тем более испытание прошел августом месяцем, когда «эти» границу пересекли. Туда ездил, здесь поддерживал и распределял беженцев, отчитывался каждый день Путину по видеоконференции. Боевое крещение прошел.
Агитация кандидата от ЛДПР Алексея Томанова. Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

«Хотелось бы других, тем более по этому времени»

Курск встречает солнечной погодой и привокзальным баннером с призывом заключить военный контракт. Отмечаю, что зазывающей на фронт и сулящей победу агитации в городе куда больше, чем предвыборной. Из кандидатов на билбордах вижу лишь элдэпээровца Алексея Томанова: он призывает «жить по совести, работать — по закону».

Кажется, жизнь в столице частично захваченного Украиной региона течет как ни в чем не бывало. Близость к фронту выдает разве что обилие военных машин и защитные сетки на некоторых скорых.

Плакат возле вокзала в Курске. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Любопытствую у пожилого прохожего, что изменилось в Курске после вторжения ВСУ.

— Этого следовало ожидать. Просто ждали-ждали своего часа — и вот дождались. В моем возрасте даже если еще они ближе приблизятся, бояться уже нечего, — отвечает мне мужчина.

Он представляется Петром (все имена изменены в целях безопасности героев. — Ред.), ему 80 лет. — Жалко тех людей, которые попали в эту ситуацию. Кто-то погиб, кто-то искалечился, кто-то лишился всего. А для тех, кто более-менее от этого удален, ничего особо не поменялось.

На выборы мой собеседник идти не собирается, хотя всегда был «добросовестным избирателем»: его не устраивают все четыре кандидата.

— Ребята не те. Хотелось бы других, тем более по этому времени, а их почему-то нет, — удрученно делится он. — Вот особенно врио мне не внушает. Он всю жизнь в ЖКХ работал, там люди, которые гребут в одном направлении — себе. Мне и Старовойт (предыдущий губернатор Курской области, в мае 2024 года стал министром транспорта — Ред.) не очень-то внушал доверие, но я надеялся, что он молодой, пойдет, пойдет… А тут хоп — в Москву за какие-то хорошие дела забрали. Время-то такое, что нельзя убирать хозяина территории!

Петр рассказывает, что его идеальный кандидат — опытный, подкованный, умный, грамотный и честный: «Надоело уже наблюдать, как воруют». Стоит мне только с ним попрощаться, как раздается воздушная тревога. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, что делать — но окружающие идут по своим делам как ни в чем не бывало.

Если не считать звуков воздушной тревоги, Курск выглядит как обычный город в выходной день. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Спрашиваю у прохожей, нормально ли, что никто не реагирует.
— Ну да, а что? — отвечает она, вынимая из уха наушник.
— Необычно.
— Привыкнете, — обещает мне девушка.

Легкомысленное отношение к тревоге объясняется тем, что от воздушных атак за все время войны жилой сектор Курска пострадал лишь однажды: 11 августа обломки сбитой ракетыупали на жилой дом, были ранены 13 человек. Жители города регулярно отмечают, что по сравнению с соседним Белгородом, где от прилетов регулярно кто-то гибнет, им повезло. Местные признаются, что сирены у них вызывают не панику, а раздражение — нервируют, отвлекают от дел и мешают спать.

«У нас беда, в общем-то, уже третий год. Беда во всей стране!»

В девять с небольшим утра оказываюсь у первого избирательного участка — обычной школы с окнами, заклеенными крест-накрест скотчем. Вышедший покурить член избирательной комиссии рассказывает: в пятницу и накануне «хорошо шли», а сегодня — «что-то как-то не идут» — видимо, ранний час.

За 30 минут дожидаюсь лишь одного избирателя. Седовласый мужчина явно робеет от беседы с журналистом, но все же соглашается говорить.

— Кого вы поддержали?
— Вообще-то выбора нет, — он делает выразительную паузу, но ответ я не угадываю: — Коммунистов.
— Почему?
— А вас устраивает, что творится в стране? — он смотрит на меня и потерянно улыбается, ища поддержки.
— Нет, — честно отвечаю я.
— Тогда почему такой вопрос возникает? Он не должен возникать. Потому что надоело, понимаете? — мой собеседник говорит все более уверенно и горячо. — А больше там нет [никого], остальные все прикормленные.
— Как изменилась жизнь в Курске за последний месяц?
— Чудесно прямо стало, чудесно! Спасибо президенту. Хорошо хоть не дошли до Курска! — мой собеседник смеется. — Ну что вы это… Нет, надо это все менять.
— И верите, что получится? Через выборы?
— Через выборы — нет. Но по крайней мере надо делать то, что можешь. А не так, что «я не пойду, за меня все решили». Сейчас полдесятого, второй бюллетень в урне всего! Я считаю: ты приди и сделай то, что ты должен, на своем месте.
— А ваша жизнь сильно поменялась за последний месяц?
— Почему месяц? А остальное не считается? — восклицает мужчина. — Дело же не в Курской области, не здесь заканчивается и начинается. Ну вторглись, потом выгонят. У нас беда, в общем-то, уже третий год. Беда во всей стране!

Агитационный плакат кандидата от коммунистов. Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

На соседний участок прихожу к десяти утра. Поток избирателей здесь побольше: кто-то заходит проголосовать примерно раз в пять минут. Куряне неожиданно строго блюдут тайну голосования — словно сговорившись, отвечают: «Секрет».

— За кого проголосовал? За кандидата, — с усмешкой бросает молодой человек лет тридцати. Интересуюсь, за какого.
— Это конфиденциально, — отвечает он и добавляет: — У меня выбора нет, что есть — то и оставили.

По уклончивым ответам я догадываюсь, что мой собеседник не в восторге от происходящего. Он подтверждает — «я диссидент как мининимум и в дальнейшем, может, еще какой-то статус приобрету».

— И что вы думаете о происходящем?
— Война. Пока что только война. Не вижу никаких улучшений, — отвечает он и прощается.

Мемориал памяти павших в годы Великой Отечественной войны в Курске. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Пожилая блондинка Ольга в темных очках делится, что отдала свой голос Смирнову по неожиданной причине.

— Он мне очень не нравится. Он рвется в Москву — пусть уже уйдет: побудет чуть-чуть [на посту губернатора] — и его заберут. Придет другой, хороший. Надежда есть, — объясняет она.

— А почему Смирнов вам не нравится?

— Он курянин. Жил здесь, работал, и все про него известно. Нам надо нового, пришлого, у которого нет родственников, которых бы он ставил на посты. У нас был Старовойт пришлым: родился в Курской области, но никогда здесь не жил. Конечно, он не был кристально чистым, но многое сделал.

Ольга перечисляет заслуги прежнего губернатора: ремонт переходов, новое освещение и трамваи, которые больше не гремят так, что не слышно собеседника.

— А сильно ли изменилась жизнь в Курске за последний месяц?

— Я кроме сирены, которая мешает, вообще ничего не почувствовала. Тревожно было только первые два дня, когда они (украинцы. — Ред.) «перепрыгнули» границу. Вот как они прошли? — восклицает Ольга дважды и тут же отвечает: — Да граница была открыта! Там практически никого не было. Была бы там нормальная заслонка, никто бы не прошел.

— И как люди относятся к тому, что это могло случиться при нынешнем врио?

— Вот поэтому я и говорю, что лучше бы он куда-нибудь свинтил, — с горькой усмешкой отвечает Ольга.

Плакаты о «курском характере» висят по всему городу. На них изображают военных, медиков и Z-волонтеров. Россия. Фото: 8 сентября 2024 года. Василиса Остапенко / «Вот Так»

«Когда уже пришли танки, мы поняли, что надо уходить»

Решаю расспросить об участии в выборах случайных прохожих. Куряне в возрасте чаще относятся к своему гражданскому долгу ответственно. «Это наша обязанность такая, мы должны голосовать. Государство должно поддерживаться. Всем, что ли, наплевать на все?» — возмущается моему вопросу пожилая женщина. «Конечно, [голосовать] важно! Кто-то же должен Курском руководить», — заявляет другая.

Судя по ответам, не пользуется избирательным правом чаще молодежь — просто не находит на это времени. «Не до выборов немножко», — поясняет 18-летняя девушка и добавляет, что на первых своих выборах — президентских — все же успела поддержать Путина.

— Выборами не особо интересовалась, есть у меня дела немножко поважнее, — рассказывает рыжеволосая Елена в розовых очках. — Военно-политические дела… я стараюсь их не касаться. Но когда происходят сирены, иной раз пугаешься. А если в твой дом попадет? Куда ты пойдешь с пятью кошками? Где будешь жить?

Впрочем, девушка тут же уточняет: она не паникер и переживала лишь в первые дни. Тем более тревога в последнее время звучит реже: «Если в августе они чуть ли не каждые пять минут орали, то сейчас — один, два, максимум три раза поорет» (за день в Курске корреспондент «Вот Так» слышала сирены пять раз. — Ред.).

— Знаете, я не могу принять какую-то сторону, — неожиданно признается мне Елена. — Я не берусь [судить], кто прав, а кто виноват. Это могла и Америка подтолкнуть, может, сама Украина начала, может, и наша страна.

Некоторые окна в Курске заклеены, чтобы при взрыве разлетелось меньше осколков. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

В наш разговор врывается пронзительный вой сирены. Девушка поясняет, что никто не суетится, потому что в Курске мало укрытий: «Куда ни беги, если попадет — то попадет». И добавляет, что ее раздражает лишь то, что сигнал тревоги громкий.

Когда сирена умолкает, возвращаю собеседницу к разговору о выборах.

,,— Не голосовала, потому что голова немножечко другим забита, — поясняет Елена. — Даже если бы я пошла, мой голос, скорее всего, ничего бы не решил, потому что, насколько я знаю…

— Девушки, подскажите, где можно распечатать? — прерывает нас низенькая бабуля в темном платке. — Я из Суджи.

Я нахожу на карте ближайший офис печати. Предлагаю старушке проводить ее до места. Узнав, что я журналист, она тут же начинает рассказывать:

— Солнышко, под таким страхом ехали! — тараторит она. — Просто не передать это все… На старости лет осталась бомжом.
— У вас разрушен дом?
— За квартиру свою не знаю, но я в районе больницы живу. Мне показывали ролик, наша больница вся разгромлена. Значит там, наверное, от наших домов ничего не осталось. А родительский дом у нас 100% сгорел. Все село выгорело, две улицы только остались, расположенные вдалеке….

Памятный знак на здании Курского государственного университета. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Мы доходим до магазина канцтоваров. Ирина — так зовут мою новую знакомую — просит сделать копию паспорта, чтобы получить гуманитарку.

— Я из Суджи, — словно кодовую фразу, повторяет она — и сотрудник тут же берется за дело.
— Это вы что, до сих пор там что ли были? — удивляется мужчина, параллельно возясь с телефоном старушки.
— Мы выехали 6 августа. Мы просто в пункте временного размещения. Там (в Судже. — Ред.) ведь уже живут эти наши… «соседи».
— Вы тоже до последнего сидели, да?
— Мы ждали, что нас эвакуируют, что нам сообщат, что будут в рупор объявлять: «Люди, уезжайте!» Никто и ничего. Полтретьего ночи началось, мы повыскакивали все на улицу… И когда уже пришли танки, мы поняли, что надо уходить и не ждать руководства, — вздыхает Ирина. — Мэр до этого, 5-го числа, собрал людей и сказал: никакой эвакуации не будет. Хотите — спасайтесь, хотите — не спасайтесь.
— Вот мне очень интересно, как у нас так. Хотя у нас всегда так! — возмущается сотрудник. А после молчания добавляет: — Наши [родственники из Большесолдатского района] тоже ехать никуда не хотели. Но после 7-го числа, в ночь, уехали на сломанной машине. Она до этого два месяца не ездила, зато теперь поехала как никогда! У нас там сейчас бойцы наши. Во дворе [дома родственников] поставили орудие дальнобойное. Вчера позвонили — сказали, дома нету.

Продавец заканчивает с распечаткой. Ирина сердечно благодарит его, и мы идем в сторону Российского Красного креста. Она рассказывает, что живет в ПВР вместе с еще 119 беженцами.

— Там условия неплохие, дай бог здоровья! Там нас лечат, кормят. Я не знаю, куда деваться, если нас выгонят, — вздыхает она. — Все, солнышко, мы пришли. До свиданья!

«Я понимаю, если бы вэсэушники. Но это же наши!»

Я заслушалась собеседницу и только спустя время заметила толпу беженцев, висящий на остановке флаг Российского Красного Креста и лавочки под тентом. Здесь определенным категориям переселенцев выдают сертификаты на 3000 рублей на покупку лекарств. Очередь гудит: обсуждают гуманитарку, цены, новости и сплетни.

— У нас тоже люди, я в шоке… Ребята попросились доехать до Курчатова на такси — 7000! И 3000 помыться сказали, — рассказывает темноволосая женщина в ярко-розовой футболке. — Это ж надо такими сволочами! И кого [просишь] — защитника, который жизнью ради тебя рискует? В этом случае хочется сказать: зря тебя украинцы не поубивали!
— Все правильно! — отзываются несколько голосов из очереди.

Очередь за гуманитарной помощью возле офиса «Российского Красного креста». Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Я заговариваю с темноволосой — но она оказывается курянкой и просит других людей из очереди пообщаться со мной. Окружающие отмалчиваются и отступают.

— Как вам здесь помогают? — решаю спросить что-то безобидное я.
— Нам помогают отлично, нам хочется домой! — откликается женщина лет пятидесяти из Глушковского района. — А там у нас идет война, и конца и края не видно. Наши не продвигаются, стоят на месте, потому что им нет никакой помощи. А продвигаются вэсэушники. Понимаете? У наших военных не хватает оружия. Нам хочется домой, и неизвестно, сколько мы тут будем.
— А ваш дом в порядке?
— Пока в порядке, но неизвестно еще, что будет. Животные все сдохли, в село зайти нельзя — вонь стоит: света нет, газа нет, воды нет, холодильники отключились, а они у нас забиты мясом, рыбой! Нас приютили родственники, [в квартире живет] девять человек, спим на полу на надувном матрасе. Нам выдали по 10 тысяч [рублей], по 15 [тысяч рублей], мы их уже все истратили, а теперь, — посмеивается она, — будем свистеть!

Окружающие поддерживают мою собеседницу одобрительными выкриками.

,, — Когда хохлов принимали в 2014 году, они жили в гостиницах бесплатно и им по 700 рублей в день выплачивали, а мы без дома, без нихера, по 25 тысяч [платим] за квартиры, — подключается к разговору бородатый мужчина.

— А с нас три шкуры тут дерут! Такие цены куряне заломили, что вообще! Если мы отдадим им эти 25 тысяч, что нам выдали, то вообще… — поддакивает еще одна женщина.

Мне объясняют, что цены на жилье значительно поднялись: если раньше можно было снять жилье за 15 тысяч рублей, то теперь — в лучшем случае за 20–25 тысяч, а часто и дороже.

На порог выходит сотрудница Российского Красного Креста и объявляет, что гуманитарная помощь закончилась. Беженцы постепенно начинают расходиться. Кто-то решает записаться на будущее, до утра вторника все места уже заняты.

Я нахожу свою первую собеседницу из Глушковского района — она сидит на лавке под тентом в окружении родни — сестры и нескольких внуков. Интересуюсь ее планами.

— Будем ждать, надеяться, верить.
— Да-да, все будет нормально, — подтверждает сестра.
— Наш сильный русский народ. Должны победить хохлов. Мы думаем так, правильно?
— А в выборах участвовали?
— Да, уже проголосовали!
— А за кого голосовали?
— Нет! Это нельзя говорить! — наперебой отвечают мои собеседницы и смеются. — Вы что?! Нельзя, дорогая!

Возле офиса Российского Красного Креста стоят три палатки. В одной ведет прием врач, другая с надписью МЧС пустует, а в третьей можно бесплатно взять одежду. В пакетах и коробках копаются немолодая пара, мужчина среднего возраста и несколько женщин.

Беженки выбирают одежду в палатке возле Красного креста. Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

— Вы хотите нас запечатлеть? Можно нас не запечатлять? Мы уже впечатлены! — просят две подруги — Настя и Вера из Глушковского района. Одна из них ищет рубашку для деда, другая примеряет белый пиджак — он явно велик. «Как на парад победы», — смеются женщины.
— Кардиганчик, ты глянь, как по мне сшитый! — искренне радуется Настя и примеряет обновку. — Это вообще то, что я люблю! Знаешь, — говорит она подруге, — может быть, когда-нибудь мы доедем домой и мои кардиганы будут целы. Но я в этом очень сомневаюсь!
— Не уверены, что ваш дом цел?
— А я уже знаю, что его вскрыли. Мне уже сказали! Там военные жили, и мне вчера сказали…
— Военные наши, — вставляет Вера.
— Военные наши, — подтверждает Настя. — И вчера мне уже позвонил сосед из другого дома. Он из-за гаражей посмотрел: стояли военные машины, бытовая техника уже вынесенная на улицу. Наши военные выносят все имущество.
— Наши! — повторяет ее подруга
— Так что приедем мы домой — а там пусто. Меня одно только успокаивает: им женские вещи не нужны будут хотя бы… Хотя кто его знает? Как они по квартирам лазают, все раскидывают, разбрасывают, по всем шкафчикам все выгребают… Аж плохо становится!

Такой набор гуманитарной помощи семья может получить раз в четыре дня. Курск, Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Вера показывает мне с телефона видеоролик, снятый знакомым, который навестил жилье соседей. Сначала он заходит в одноэтажный дом. На полу валяются вещи, на диване — пустые коробки из-под бижутерии.

«Это у всех так, ты даже не заморачивайся, — комментирует голос за кадром. — У Семенова (фамилия изменена. — Ред.) вынесли все, что болтами не прикручено, расх**рили весь магазин».

Коттедж по соседству напоминает место буйной попойки: повсюду валяется мусор и битая посуда. На кухне — пустые бутылки и рюмки, затушенные о стол бычки. В спальне — сброшенная на пол одежда и вскрытые, но недопитые банки с компотом.

— Пьянка шла полным ходом! Хоть в пианино не насрали! — комментирует за кадром сосед.
— Я понимаю, если бы вэсэушники. Но это же наши! — вновь восклицает Вера.

Плакаты на жилом доме в Курске. Россия. 8 сентября 2024 года. Фото: Василиса Остапенко / «Вот Так»

Сажусь в автобус, чтобы доехать до вокзала. Тяну банковскую карту к валидатору — но пассажиры останавливают: в честь выборов проезд все три дня бесплатный.

— В Курске самая большая явка на голосование (по итогам первого дня голосования 6 сентября на выборах губернаторов самая высокая явка была Курской области. Российские эксперты объяснили это «досрочным голосованием с упрощением процедур», а глава ЦИК Элла Памфилова — «адекватной реакцией героических жителей на действия бандюг» — Ред.), — говорит своей спутнице высокая женщина в пестром платье.

— Это же без Суджи? Они проводили в ПВРах, конечно, но как можно вообще голосовать? Ведь многих людей нет, — отвечает та.
— Нельзя, — подтверждает первая. — Сколько денег на это потратили, и транспорт еще бесплатный.
— А вы сами голосовали? — любопытствую у нее я.
— Еще в августе проголосовала, досрочно, — отвечает пестрое платье. — Это долг.
— И кого поддержали?
— Я вообще там никого не знаю. Никто мне не внушает доверия, — отвечает она, так и не называя кандидата.
— А как изменилась жизнь в Курске?
— Приезжих много. Тревоги постоянно. А так — как жили, так и живут, — отвечает первая.

Вместе со спутницей она готовится выходить и напоследок бросает: — Только сердце разрывается от всего, что люди пережили.

Василиса Остапенко