ГРУСТНО-СЛАДКОЕ ЖАРКОЕ
У ворот шло обсуждение спектакля Шепетовского драмтеатра музыкальной трагедии «Приключения Анны Карениной». Решался животрепещущий вопрос: поскользнулась ли Анна или, всё-таки, бросилась под колеса?
Мнения разделились. Верх явно брала партия мадам Берсон, настаивавшая на гололёде. Тетя Рива, единственная из присутствующих читавшая роман Толстого, оказалась в явном меньшинстве.
Сочтя тему окончательно исчерпанной, мадам Берсон перешла к кулинарии. Она сообщила обществу, что сегодня готовила кисло-сладкое жаркое.
— Целый час провозилась! — пожалелась она.
Тетя Рива пыталась объяснить, что меньше, чем за три часа это блюдо не сготовишь… Но сегодня был не её вечер.
— Представляешь, Петя, она элементарных вещей не понимает! Только час надо тушить мясо с луком…
Но куда там. Дядя Петя смотрел на неё точно так, как бронепоезд имени товарища Будённого из давешнего спектакля смотрел на жертву железнодорожного движения. Он мечтал дочитать газету «Советский спорт», где так интересно говорилось об игре команды ЦСК МО с «Динамо».
— Ну, сделай сама это чёртово жаркое и не морочь мне голову! — вспылил дядя Петя и уткнулся в газету.
— И сделаю! — ляпнула тетя Рива.
Утром Рива отправилась на Привоз, купила хороший кусок говядины, чернослив… В общем, все, что нужно… Кроме пряника. Сладкого черного пряника. Нигде, ну, совсем нигде пряника не было. Ну, не станешь же в жаркое класть засахаренные, мятные серые пряники по девяносто копеек за кило. Смешно даже. Но тетя Рива придумала! Что? Потом скажу!
Она ехала домой и мечтала, как убьёт на готовку три, нет, даже больше часов, как сделает настоящее жаркое, как придёт Петя, поест и поймёт… Что поймёт дядя Петя, она не домечтала. Надо было выходить.
У ворот никого не было, кроме мусорного старика Межбижера
— С откуда идёте? — приветствовал он её.
— Так, совсем немножко на обед.
Был, был, конечно, соблазн рассказать Межбижеру, что готовить она станет кисло-сладкое жаркое, не такое, как мадам Берсон, а настоящее. Через минуту об этом знал бы весь двор… Но угощать тоже весь двор придётся… И Рива гордо прошествовала мимо Межбижера. Дел впереди много, нечего пустые разговоры вести.
Дома она порезала мясо на тонкие полоски, почистила лук и пошинковала его. Потом поставила казан на огонь и достала смалец. Ох, хорошо, что она понюхала его. Смалец пах как-то не так. Рива попробовала немного. Горчит, привкус не тот. И крупинки… Зря покупала! Ну, и что теперь делать? Конечно, можно готовить на постном масле. Но это, как его, профанация. Рива вспомнила, что в доме имеется гусиный жир. Его она слила, когда готовила Пете на день рождения гуся с яблоками. Да и при простудах жир помогает…
Она распустила гусиный жир в нагретом казане и в доме сразу запахло шкварками и яблоками. Потом кинула в казан лук и стала жарить, помешивая. Когда лук стал золотистым, добавила мясо и принялась обжаривать. Так слегка, чтоб прихватилось, потемнело. Когда цель была достигнута, Рива налила в казан воду. Немного. Чтоб чуть покрывала мясо. Через несколько минут вода закипела. Рива уменьшила огонь, накрыла казан тяжелой крышкой. Пусть тушится.
Первая, самая легкая часть готовки была закончена. Рива присела на табурет и стала вспоминать, как дома, еще там, на Новорыбной, жаркое готовила бабушка. Она ставила рядом примус и грец. Примус для быстрых действий, а грец с его хилым огоньком, для медленных. Жаркое доходило на огоньке греца всю ночь… Бабушка только вставала, чтоб перемешать варево…
Рива спохватилась, подняла крышку и стала помешивать мясо. Потом подлила воду…
Утром вся семья просыпалась от удивительного, непревзойденного запаха жаркого. Суббота. Да-да, это всегда была суббота. Готовить нельзя, а при этом горячее на столе. Казан, да-да, точно такой же, ставился посреди стола, дедушка читал молитву на непонятном языке…
Вот и час прошёл. Ой, даже больше. Не беда. Теперь время приправ. И томата. Рива кинула в казан штук двадцать черносливин, три столовые ложки томата, добавила немного мёда, шарики перца, соль и, скрепя сердце, лавровый лист. Лаврушку она не любила, но что делать…
Дедушка… И он, и бабушка, и мама с младшей сестрой остались в Одессе осенью 41-го года. А Риву эвакуировали вместе с ускоренными курсами медсестер. О судьбе близких она узнала уже после войны…
Ой, надо лавровый лист вынимать! Взамен Рива бросила немного, буквально десять крупинок лимонной кислоты. Раньше, ещё тогда, в жаркое шёл целый лимон, но где его сейчас возьмешь? Социализм строим. Не до лимонов!
Рива добавила ещё немного воды, перемешала и закрыла крышку. Потом стала толочь в ступке сухари. Но сухари, пусть уже и толчённые, это полдела. Главное впереди. Пусть, пусть нет настоящего пряника. Но есть чёрная медовая коврижка. И это – выход!
Рива отрезала большой кусок коврижки и натерла её на тёрке. Потом перемешала с молотыми сухарями и всё насыпала в соус. Соус стал стремительно густеть. Готово? Нет и ещё два раза нет! Рива уменьшила огонь до еле заметного и оставила на нём казан. Пусть эта корова мадам Берсон готовит такое блюдо, такое драгоценное блюдо за час. Она, Рива, сделает всё, как надо. Петя придёт, сядет за стол, станет макать хлеб в вкуснейший соус и хвалить еду. И это будет счастье.
И Петя, таки, пришёл. И сел к столу. И умял за пять минут почти всё, даже, наверное, не разобрав, что ест. И похвалил, конечно. Как всегда. А потом пошёл отдыхать. Устал после работы. А Рива осталась за столом. И не знала радоваться ей или огорчаться. А потом решила радоваться. Все-таки день прошел в трудах нужных и полезных. Муж сыт и доволен. В квартире чисто и уютно. Что ещё надо? А годы? Да, они идут. Жаль, конечно, что ни сын, ни невестка, ни внук не попробовали её жаркое. Там, где они сейчас, оно называется, как и называлось всегда, эсик флейш. Может, когда-нибудь, даст Бог, она и приготовит им эту еду. И главное, наверное, самое главное: она сделала всё так, как делала бабушка. И в этом тоже память и благодарность. Всё продолжается…
А сейчас… Рива отломила корочку хлеба, обмакнула её в соус и отправила в рот.
— В принципе, получилось… Надо бы ещё чуток меду… Но всё равно вкусно! —подумала она.
