Профессора ядовитых наук

Отравление — один из старейших способов убийства. Многие годы наличие яда в теле умершего не умели устанавливать, и потому нередко случаи убийства оставались нераскрытыми. Ведь отравление не всегда можно узнать по симптомам. Конечно, внешние признаки воздействия вдыхаемых или принимаемых внутрь ядов известны, но некоторые из них (тошнота, рвота, судороги) могут иметь иную причину.

К тому же существуют яды, не оставляющие практических следов и не всякий яд удается установить химическими исследованиями. Даже сегодня с помощью инсулина, которым пользуются диабетики,можно совершить убийство, которое никогда не будет раскрыто, так как этот препарат полностью растворяется в крови и установить его наличие невозможно. И это при современном уровне токсикологии. Что же говорить о временах, когда и науки такой не было.

Если говорить о расцвете искусства отравления, нужно обратиться к Риму. Обычай отравлять императоров настолько вошел в практику, что при каждом из них существовала особая должность — отведывателя кушаний.

Он должен был пробовать каждое блюдо, подаваемое императору, и, если в нем окажется яд, своей смертью предупредить об опасности. Правда, мера эта привела лишь к тому, что вместо мгновенных ядов стали пользоваться ядами, действующими медленно. Еще философ Теофраст писал о ядах, которые убивают человека только спустя определенное время — через месяц, год или даже три года.

Император Калигула также был знатоком ядов. Он знал их свойства, составлял различные смеси и, по-видимому, проверял их на рабах. «Легче всех, — писал он, — умирают те, кто умирает быстро. Для этого яда не существует противоядия».

Упоминание о медленных ядах, вызывающих кашель, озноб или кровохаркание, можно найти и у Плутарха. Он же сообщает о другом яде, который постепенно приводит к значительному снижению умственных способностей.

Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Локуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной из версий, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведываетелем кушаний — евнухом Галотом.

Позднее, в угоду Нерону та же Локуста отравила его родного брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему услуги. Он не только создал Локусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным.

Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стоял у власти, всякий раз рискуя быть отравленными, а еще лучше те, кому предстояло наследовать эту власть.

Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.

Страх быть отравленным был хорошо знаком и русским правителям. Когда киевский князь Олег стоял у стен Царьграда, хитроумные византийцы повели с ним переговоры о мире. Среди льстивых речей и притворных увещеваний они пытались угостить князя отравленными яствами и питьем. Но князь не прикоснулся к угощению, попавшему на его стол из рук вчерашних врагов.

Борис Годунов, постоянно опасавшийся за свою жизнь, принимал особые меры предосторожности. Шестеро врачей, выписанных из-за границы, денно и нощно оберегали жизнь царя. Но это не спасло Годунова. Как-то, едва поднявшись из-за обеденного стола, он вдруг почувствовал себя плохо. Изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и через два часа царь умер. Многие говорили, что от яда.

Страх быть отравленным неотступно стоял за спиной и другого русского царя — императора Павла. Не одно десятилетие пребывал он в неустойчивом статусе наследника престола. Престарелая императрица-мать не скрывала своего презрения к Павлу. Почему бы ей не избавиться от нетерпеливого наследника и нелюбимого сына? Не было дня, не было часа, когда Павел позволил бы себе забыть об этой опасности.

Как-то поданный суп показался ему подозрительно сладковатым. Уж не от яда ли? И Павел не стал есть. Приказал отдать свою тарелку с супом собаке. Та через тридцать минут издохла в страшных конвульсиях. Несколько успокоился он только тогда, когда выписал из-за границы стряпуху-англичанку, которой доверял.

Мысль об отравлении преследовала и сына Павла — Александра I. Этими же опасениями вскоре заразился Аракчеев. Мрачный фаворит, наводивший ужас на всю империю, сам жил в состоянии неодолимого, постоянного страха. Куда бы ни отправлялся он, повсюду за ним вели на поводке собаку Жучку. Собака эта со столь неаристократическим именем выполняла при нем функции личного отведывателя кушаний.

«Всей России притеснитель» не прикасался к блюду, пока не видел, что Жучка, попробовав его, оставалась жива. Пребывая в этой должности, Жучке, естественно, приходилось придерживаться меню, далекого от обычных собачьих вкусов: пить, например, кофе, который хозяин, прежде, чем сделать глоток, всякий раз наливал ей из своей чашки.

Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином. Любая вещь, любой предмет, которого он касался, могли быть смертельно опасны. Один из турецких султанов имел привычку, играя в шахматы, задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Когда понадобилось его убить, достаточно оказалось пропитать валик особым ядом, и султан не задержался в этом мире.

В другом случае был подкуплен брадобрей, который согласился побрить султана отравленной бритвой. К несчастью для всех причастных к заговору, один из его участников поделился этим «хитроумным» планом со своей женой, а она рассказала об этом своему любовнику, тот протрепался по пьянке лучшему другу, лучший друг похвалился своему приятелю, который был офицером стражи. Последний донес визирю, визирь — самому султану.

Когда в положенный час брадобрей явился, султан приказал побрить его самого той бритвой, которую он приготовил для своего повелителя. Султан имел удовольствие наблюдать, как брадобрей почернел, распух и через несколько часов умер в мучениях. Если после этого случая султан проявлял повышенную осторожность во всем, что касалось бритья, то его можно было понять.

Один из сильнейших растительных ядов — никотин. Смертельная доза никотина — 30 мг, что в два раза ниже, чем смертельная доза мышьяка. Кстати, одна выкуренная сигарета оставляет в легких около 1 мг никотина.

Никотин долгое время использовался в качестве инсектицида, пока не был признан слишком опасным. Преступники используют никотин в качестве яда уже больше двух веков. Именно благодаря этому яду возникла судебная медицина в ее нынешнем виде.

Вот и в 1850 году граф и графиня де Бокарме отравили за ужином брата графини, Густава Фуньи, наследника отцовского состояния, который успел написать в пользу графини завещание, но внезапно надумал жениться.

Муж и жена не особенно заботились о сокрытии следов: в их доме находилась химическая лаборатория, в которой были обнаружены остатки никотина, а также все необходимые средства для его производства из табачных листьев. Лицо погибшего и его одежда пострадали от едкого яда. Но отравители рассчитывали, что эти косвенные улики не позволят суду признать их — представителей высшего сословия виновными.

Следствие, однако, решило передать образцы тканей отравленного лучшему бельгийскому химику того времени — Жану Серве Стасу. В течении нескольких месяцев ученый искал способ выделить из образцов никотин и в итоге преуспел. Граф де Бокарме был казнен на гильотине 19 июля 1851 года.

Его жена утверждала, что действовала из страха перед супругом и была признана невиновной, а человечество получило способ обнаружения ядов растительного происхождения, который, в обновленной форме, по прежнему используется в токсикологии.

Панически боялся яда французский король Людовик XIV. Когда из кухни к королевскому столу подавали его любимую говядину, впереди блюда шествовали два телохранителя, а два других замыкали процессию. Никому другому не разрешалось даже приблизиться к блюду.

В Китае перед подачей императору любого кушанья его предварительно пробовал евнух. Кроме того, на каждом блюде и в каждой чаше лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлены ли пища и питье. Многих это спасало.

В начале 1840 года лишь немногие знали имя молодой 24-летней француженки Мари Лафарж. А через несколько месяцев оно было на устах у каждого, причем, не только в Париже, Лондоне, Берлине, Вене или Риме, но даже в Санкт-Петербурге и Нью-Йорке.

Мари Лафарж, обвиняемая в отравлении своего 30-летнего мужа Шарля Лафаржа, обрела всемирную известность. Может показаться странным, что смерть самого обыкновенного человека, каким был сам Шарль Лафарж — владелец литейной мастерской, взбудоражила весь мир. Может быть, дело в загадочной личности молодой женщины? Или в том факте, что с незапамятных времён отравительницы воспринимались окружающими как злобные, сеющие смерть колдуньи?

Причину следует искать исключительно в том, что процесс по делу Мари Лафарж позволил миру узнать о новой науке — токсикологии. Миллионы людей впервые узнали о выступающих перед судом врачах и химиках, которые пытаются вырвать у трупа тайну погубившего его яда. Новая наука, вызванная к жизни общим взлетом химии, казалась столь же таинственной, как и чреватый смертельной опасностью предмет ее исследования.

Отталкивающе-манящее впечатление, вызванное отравлением и отравительницей, наложило на новую науку своего рода жуткий глянец, притягивающий взоры всех. Наступил век научной судебной токсикологии. Но он не закончил историю отравлений.