May 24

«Мне говорили, что с таким ростом в театр вряд ли возьмут»

Кто по вашему мнению сегодня является человеком культуры?

По моему мнению, образец такого человека - Валерий Абисалович Гергиев. Ему удаётся держать под своим руководством сразу несколько театров: Мариинский со всеми отделениями, Большой, театры во Владикавказе и Владивостоке. И везде проходят мероприятия, концерты. Не все так смогут.

Что для вас значит балет?

Это вся моя жизнь. Всё время она связана с танцем. Я выступаю, преподаю, рассказываю о балете. Сейчас пошел новый этап моей творческой карьеры. Я теперь танцую игровые, актёрские роли: Леди Капулетти, например, в «Ромео и Джульетте», принцесса в «Лебедином озере». Думаю, это должно продлить мою творческую жизнь.

Балет требует жертв — как физических, так и эмоциональных. Как вы находите баланс между искусством и обычной жизнью?

Больших жертв не было. У меня есть семья и дети, я себя в этом не ограничивала. Хотя раньше, например, балерины считали, что родить ребенка — это конец карьере. Ты больше не сможешь танцевать, потому что пропустишь очень много: даже один день влияет, что уж говорить о 9 месяцах.

Вообще, всегда стоит помнить, что в нашем деле дисциплина очень важна. Если ты проспал, не можешь, тебе плохо — потеряешь партию, доверие, тебя будут меньше ставить. Потом и вовсе забудут. Нас этому учат с самого начала, как только приходишь в Академию русского балета. Ты учишься, работаешь там целый день, поэтому прогуливать не вариант. Это как в армии: шаг вправо, шаг влево — расстрел.

Да, сначала может быть очень скучно, особенно если педагог старой закалки. Приходится медленно и методично делать занудные движения, смотря в стену. Но опять же, всё зависит от преподавателя. Когда я перешла в пятый балетный класс, очень важный, нас начала учить Нина Николаевна Сахновская — она раньше танцевала в Михайловском, Мариинском театрах. Требования сразу повысились, но нам при этом стало нравиться больше. Мы тоже захотели стать настоящими балеринами, танцевать в пачках. Так правильный педагог может всё поменять в голове.

Сталкивались ли вы с критикой?

Критиковали в основном за то, что очень высокая. Мне говорили, что с таким ростом в театр вряд ли возьмут: нет партнера. Я метр восемьдесят, а партнер должен быть метр девяносто. Если я встану на пальцы, то это вообще невыполнимая задача.

У нас был педагог Николай Николаевич Серебряников. Он из старой школы — Дудинская, Уланова, Сергеев. Преподавал дуэтный танец. Когда он меня увидел, сказал: «Девочка, посиди, пожалуйста. Не знаю, что с тобой делать. Может, в классике еще нормально, но в дуэте не представляю, как тебя ставить и с кем». Я сделала партер — меня подержали за талию, сделали обводку, ножки поставила, повернулась и села. Дальше он на меня смотреть не мог.

К счастью, он был у нас только год, потом другой педагог взял нас, и мне нашли партнера из театра. Но критика из-за роста была сильной. Я понимала, что в солистки меня не возьмут — раньше так не было, чтобы сразу после выпуска. Сначала нужно стоять в кордебалете, набираться опыта. А как я там встану? Буду выделяться сильно.

Потом меня пригласили на номер с выпускником Мариинки, а на другой — с солистом Михайловского театра Игорем Соловьевым. Он был под два метра ростом — самый высокий танцовщик. Игорь Дмитриевич Бельский уговорил его помочь мне: «Там есть выпускница, зачту тебе зачет, поможешь ей». Мы даже танцевали «Легенду о любви» — там на вытянутых руках нужно было сделать шпагат. Я очень его боялась. Все с выпускниками, а я — с артистом на пенсии, который вообще собирается здесь преподавать. Но он оказался очень приятным человеком, поддержал меня.

Какие свои достижения вы считаете главными?

Стала солисткой спустя целых 10 лет в кордебалете – это серьёзно, нужен был официальный приказ. Могла ведь так и остаться «в толпе». Потом получила звание заслуженной артистки России. После этого чаще стали в жюри конкурсов приглашать, я начала мастер-классы вести, по городам ездить. Звание действительно помогло в этом плане.

Как и в любой работе, как и в любом деле жизни, есть как положительная сторона, так и негативная. Что вам не нравится?

Не нравится, что администрация может решать всё исключительно на свой вкус, не по справедливости. Мой прежний руководитель, не стесняясь, говорил: «Ты мне не нравишься. Я подбираю состав и хочу испытывать удовольствие от того, что вижу на сцене». Как можно работать в таких условиях?

При этом, если кто-то заболевал, то мне сразу звонили и говорили, что надо срочно выйти на замену. Тут они переставали обращать внимание на эстетику и удовольствие. На замену — можно тебя выпустить, но изначально роль дать нельзя.

К опере тоже бывает предвзятое отношение, что она ниже балета. Хотя там те же танцы, стояние на пальцах, характерные красивые фигуры. Я никогда от этого не отказывалась, потому что действительно люблю театр. Но руководитель это ни во что не ставил. Он говорил, что моё время прошло.

Ещё случается, что на репетиции просто в кровь стираешь пальцы, а завтра выступать. Или пуанты сломаны. Что поделать, приходится терпеть, подшивать. А кто-то отказывается справляться. Иногда буквально за час до начала. Человеку находят замену, а на следующий день он приходит и как ни в чём не бывало занимается. Непонятно, зачем так подставлять других.

Теперь о хорошем. Каковы ваши главные, лучшие воспоминания, связанные с балетом?

Самые яркие моменты – это ожидание премьеры. Всегда волнительно и радостно. Идут репетиции: то получается, то нет… А потом – день выхода. Надеваешь костюм, грим, убор, вокруг тебя целая команда – костюмеры, гримеры. И вот выход… И в конце – понимаешь: всё удалось, зал аплодирует. Это непередаваемое чувство.

Насколько для вас важна реакция зрителей?

Конечно, приятно, когда тебе отвечают горячими аплодисментами. Особенно часто это происходит в далёких городах, которые поменьше. Петербургский зритель, например, очень холодный. Чтобы заслужить его признание, надо выложиться на все сто. В других городах реагируют живее, а у нас даже «Браво!» услышишь редко. Даже москвичи, когда приезжали в Большой, замечали: тут аплодируют только по-настоящему стоящим вещам. Такую реакцию действительно нужно заслужить.

Что вы скажете о доступности балета? Почему так дорого?

Гергиев часто говорит: «Музыку — в школы, балет — в абонементы». Но он часто не видит и не знает всей ситуации, ведь следит сразу за двумя театрами. Вопрос остаётся открытым: почему простой школьник не может пойти на «Лебединое озеро» из-за того, что билеты стоят от 5 тысяч рублей и больше?

Конечно, в Мариинский театр можно попасть и не за такие большие деньги, если повезло общаться с нужными людьми, однако проблема всё равно остаётся актуальной. Для нас, артистов, делают служебный тариф, по которому можно ходить со скидкой, и то он не всегда спасает — места заканчиваются, иногда и стоять приходится. Тут даже я не всегда могу повлиять.

При этом радует, что сейчас есть много студий, конкурсов, событий  — всё же происходит приобщение, причём намного более активное, чем раньше. Например, есть программа «Большой балет» на телеканале «Культура»: там всё рассказывают и наглядно показывают, делают замечания и дают советы начинающим артистам. Такие проекты действительно помогают продвигать балет в массы.

Какую танцевальную партию можно назвать вашей любимой?

К каждой роли готовишься и каждую считаешь любимой. Но самая дорогая для меня - всё же Зарема в «Бахчисарайском фонтане». Помню, как на актёрском мастерстве показывала сцену убийства Марии. Потом это была моя первая большая партия, которую я готовила с Ольгой Николаевной Моисеевой - первой исполнительницей этой роли. Она мне наизусть прочитала всю поэму, рассказала все подробности, привела примеры других балерин. Даже сейчас, если меня разбудят, я могу без репетиций эту роль станцевать. Очень важный момент - сначала мне пришлось быть на третьем плане, среди жён, потом - на втором, и только потом я стала Заремой. Это очень важно для понимания, как играть правильно. Один раз, когда пришлось подменять другую балерину, мне это помогло.

А какой была самая сложная партия?

- Избранница в «Весне священной» Нижинского. У нас было девять исполнительниц на эту роль, осталось две: я и Махалина. Там очень сложные фигуры и прыжки, ты до того дотанцовываешься, что хочется умереть (и это как раз случается по сюжету). У меня за неделю до спектакля начиналось сильное волнение. Всегда кажется, что «умрёшь» раньше времени, не хватит сил.

Это даже морально тяжело. В этой роли ты в определённый момент оказываешься в центре обряда. Вокруг ходят люди с медвежьими шкурами, музыка усиливается… когда ещё и Гергиев за пультом, то просто пот льётся градом. Действительно становится страшно.

Как вы относитесь к современному танцу, когда постановщики объединяют балет с модерном, контемпорари?

Редко такое нравится. У Уильяма Форсайта интересная пластика, я танцевала роль в его спектакле «Золотые вишни». Был модерн на основе классики - очень сложно. Чувствуется, за границей интереснее с экспериментами, чем у нас.

Можно ли добиться успехов в балете без требуемых физических данных?

К сожалению, могут и не принять. Если взяли, то ребёнок должен так хотеть, что ему не страшны давление и трудности. У меня есть девочка, которая занимается с утра до ночи при том, что у неё нет данных. Ей всё время ставят три с минусом, говорят: «Тебе Боженька фигуру не дал». Но она не сдаётся, несмотря ни на что.

Почему важно помнить о вере, любви и милосердии?

Ну а как без этого можно жить? Нельзя об этом не помнить.