Новелла «Во тьме». Глава 2.2 - При встрече глаза налились кровью
Ночной туман постепенно стелился по улицам. Квартал, где жил Се Ланьшань, был старым, заброшенным и находился как раз на границе трёх административных районов — в том самом «уголке, где ни отцу ни матери нет дела». В точности по поговорке: «У трёх монахов нет воды для питья» — никто из чиновников не хотел брать на себя ответственность. Взяться — значит, навлечь неприятности, а если даже всё сделаешь хорошо — не факт, что это зачтётся тебе в заслуги. Поэтому, хотя район находился в довольно удобном месте, порядок здесь всегда оставлял желать лучшего: мелкие кражи, воровство, мошенничество — случались с завидной регулярностью. Даже кусты вдоль дороги никто не подстригал — разрастались диким, буйным ковром, пышные и беспорядочные, они источали неукротимую силу дикого роста.
п.п: примерно как русское «У семи нянек дитя без глазу»
На обратном пути он вновь встретил Тан-бо. Днём тот продавал блинчики, а вечером — сычуаньские шашлычки или остро-кислую лапшу. Всё из одной небольшой передвижной тележки. Где остановится, там и торгует.
Но место он выбрал уединённое, да и погода сегодня была нелётная — покупателей почти не было. Се Ланьшань хорошо ладил с этим стариком: иногда, возвращаясь с работы, специально заходил поддержать его бизнес. Тан-бо тоже относился к нему тепло: знал, что Ланьшань в округе прослыл «королём кошек», он часто давал ему немного отваренной куриной грудки или свиной печени, чтобы тот кормил котов.
— Тебе бы домой, — сказал Се Ланьшань. — Сейчас дождь пойдёт.
Тан-бо поднял руку, указал на фонарный столб у обочины и, добродушно улыбнувшись Се Ланьшаню, сказал:
— Я заметил, что фонарь не горит. Вот и оставил включённым свет у своей тележки, чтобы у девушек, которые идут домой в этот час, был хоть какой-то свет. Эта дорога слишком глухая и тёмная — боюсь, как бы чего не случилось.
Небо было густо затянуто тучами, луна и звёзды скрылись, и если бы не лампа под навесом закусочной тележки, здесь действительно можно было бы руку перед глазами не увидеть.
Пока они разговаривали, издали к ним спешила молодая девушка. Завидев Тан-бо, она заметно сбавила шаг, словно тут же почувствовала себя в безопасности.
Пар из кастрюли поднимался клубами. Тан-бо махнул ей рукой и весело сказал:
— Сегодня на полчаса позже обычного!
— Старшая медсестра неожиданно дала мне задание, — подошла девушка. — Дядюшка Тан, вы ведь раньше при любой погоде торговали, а вчера вечером вас не было — я даже по этой дороге идти не решилась!
Дядюшка Тан смущённо почесал затылок:
— Вчера живот прихватило.
Се Ланьшань усмехнулся. Да, Тан-бо всегда был человеком с горячим сердцем. Настолько горячим, что будто хотел всю оставшуюся в нём теплоту отдать сразу, без остатка. Его знали все в округе — и все, кто слышал его имя, неизменно говорили с уважением.
Однажды у входа в банк женщина средних лет только что сняла сто тысяч юаней, как налётчик на мотоцикле вырвал у неё деньги. Женщина пошатнулась, упала и от отчаяния расплакалась. Тан-бо, увидев несправедливость, громко крикнул и, толкая свою закусочную тележку, врезался прямо в налётчика. Тот от неожиданности дёрнулся, мотоцикл занесло, и он упал на землю. Преступник вскочил и попытался убежать, но старик Тан бросился за ним и гнался целых два квартала. Даже когда тот достал нож, он не отступил и сумел повалить его до прибытия полицейских.
Эти сто тысяч юаней были для женщины спасительными деньгами — она собиралась сделать пересадку почки сыну, больному уремией. Увидев, что дядюшка Тан получил ранения, а его тележка для закусок была разбита, она настойчиво пыталась дать ему в благодарность пятьсот юаней, но он ни за что не соглашался их взять. В конце концов, по инициативе полицейских женщина подарила ему почётное знамя с красным фоном и золотыми иероглифами:
«Доброму человеку — мир и благополучие на всю жизнь».
Прохладный ветерок пробежался по улице. В воздухе уже чувствовались первые лёгкие капли дождя. Тан-бо провожал взглядом девушку в белом халате, затем обернулся к Се Ланьшаню с прежней улыбкой — бедность сопровождала его всю жизнь, но казалось, он никогда её не боялся. Он всегда улыбался. Всем.
— Тут неподалёку уже случались грабежи, — сказал он. — В прошлый раз молодую девушку, возвращавшуюся с ночной смены, не только обокрали, но чуть не обесчестили. Сегодня утром видел, как ваши полицейские машины из городского управления приезжали, да и в новостях говорили, что произошло серьёзное преступление.
Видя, что Се Ланьшань этого не отрицает, старик тяжело вздохнул:
— Место-то глухое, но тут перекрёсток. Если что и случится, я увижу сразу. Только вот жаль — я скоро уезжаю, и торговать мне осталось недолго.
Се Ланьшань удивился:
— Днём ты об этом не говорил. Куда едешь?
Старик рассказал, что покидает этот город: его дочь хорошо устроилась на юге и хочет забрать его к себе.
— Когда уезжаешь? — спросил Се Ланьшань. Он раньше даже не знал, что у старика есть дочь — тот всегда жил в дешёвой съёмной комнатушке, один, с утра до ночи зарабатывал на жизнь.
— Скоро. Самое позднее — на этой неделе. — Старик вдруг как будто сник. — Прожил здесь почти десять лет, а теперь как подумаю, что уезжаю… Такое чувство, будто корни вырвали. Неспокойно на душе.
Слушая это, Се Ланьшань ясно понял: уезжать-то он, по правде говоря, не хочет.
— В старости и отдохнуть неплохо, — уголками губ улыбнулся Се Ланьшань, и больше не уговаривал упрямого старика сворачивать торговлю.
Уходя, он специально обернулся. Тан-бо был чуть выше метра семидесяти, но с возрастом спина у него согнулась, и теперь казался совсем невысоким. Зато телосложение у него осталось крепким — когда-то ведь на тяжёлых работах надрывался.
Под одиноким фонарём эта одинокая фигура почему-то внушала спокойствие.
Вернувшись домой, Се Ланьшань, не зная чем заняться, вспомнил, что днём говорила ему Дин Ли, и вдруг почувствовал искушение найти на «Тянья» тот пост про себя и Му Куна. Но, просидев за компьютером пять минут и уже набрав в строке поиска имя Му Куна, он всё-таки пересилил своё любопытство и стёр его, символ за символом.
Он прошёл в ванную, включил холодную воду и наполнил ванну до краёв.
Сбросил с себя одежду, глубоко вдохнул и снова нырнул под воду.
Он не помнил уже, когда выработалась у него эта привычка — лежать на дне ванны с закрытыми глазами, сдерживая дыхание, вступая в немую борьбу с самим собой.
Задержка дыхания под водой — вроде бы простое дело, каждый умеет. Но на деле это — навык. Нужно уметь отсекать все посторонние мысли, терпеть физическую боль, исследовать собственные границы. Полная концентрация.
Когда Се Ланьшань держался под водой уже больше пяти минут, он отчётливо чувствовал, как снижается сердечный ритм, меняется давление — но разум оставался ясным.
Только на грани смерти он мог заставить себя не думать о том, что пережил во время работы под прикрытием; не вспоминать оружие, наркотики, проституток, умерших от передозировки, или подростков, погибших на улице.
И ещё — ту женщину, всю в крови, которая раз за разом являлась ему во сне. Казалось, она была одной из жертв, жестоко убитых людьми Му Куна.
Когда Се Ланьшань только вернулся в отдел после задания, его встречали как героя. В статьях про него писали, будто он — остриё копья, пронзившее самое сердце наркосиндиката. Несколько киностудий даже хотели снять по его истории фильм. Но сам он не ощущал ни славы, ни гордости — только пустоту и глубокий страх, как у того, кто бежал из ада, но не уверен, что выбрался окончательно.
Благодаря упорным тренировкам в полицейской академии, он оказался самым быстро «поднявшимся» среди направленных на задание под прикрытием. Сдержанный, молчаливый, надёжный в делах, в драке никогда не щадил себя; обладал универсальными навыками — мог гнать машину на пределе, стрелять как снайпер, нести на плечах тяжёлое оружие. Поэтому быстро завоевал доверие и закрепился рядом с одним из мелких главарей Му Куна.
В одном маленьком городке, всего в трёх километрах от границы с Мьянмой, он вместе с этим человеком зависал в баре. Пара рюмок — и тот уже ввязался в конфликт. Причиной стало то, что ему приглянулась явно несовершеннолетняя девушка, которая не поддавалась на его ухаживания. В процессе тянучки появился другой мальчик, явно тоже несовершеннолетний, называвший себя другом девушки, и стал заступаться, ругаясь и угрожая.
У Му Куна все подручные были, как гиены: почуяли слабость — и вцепились. Малолетнюю ещё могли пожалеть, но пацана — ни за что. Когда главарь потянулся к пистолету, Се Ланьшань среагировал молниеносно: он толкнул руку с оружием так, что пистолет вернулся назад, затем мгновенно схватил бутылку и ударил ею мальчишку по лицу.
На самом деле, он намеренно замедлил удар — больно, да, но без серьёзных последствий.
— Бутылка не разбилась, — сказал главарь, хмурясь.
Се Ланьшань не стал оправдываться — просто резко поднял руку и... разбил бутылку о собственную голову.
— Чего уставился? Проваливай! — бросил он вслед подростку пару грязных слов и повернулся к главарю: — Брось, брат, ты же большая шишка. Не стоит из-за какого-то сопляка мараться. Если уж очень надо выпустить пар — я всегда к твоим услугам.
Главарь казался успокоился, Се Ланьшань поддерживал его, выводя из бара. Но едва они сделали пару шагов, как тот неожиданно схватил с барной стойки обломок разбитой бутылки и с яростью вонзил его подростку прямо в шею.
Парень не успел увернуться. Упал на пол, глядя на Се Ланьшаня с выражением полного недоумения и ужаса в глазах.
Издалека уже доносился вой полицейских сирен, наркоторговцы в баре в панике рассыпались кто куда.
Се Ланьшань замер на месте, растерянный. Через несколько секунд инстинкт взял верх: он сорвал с себя футболку и, разрывая её на лоскуты, начал перевязывать рану подростка.
Парень сжал его руку изо всех сил, слёзы текли по щекам:
— Брат… я тоже… тоже китаец… спаси…
Порез пришёлся точно по левой сонной артерии. Как только он заговорил — фонтан крови хлынул из горла, заливая лицо Се Ланьшаня.
— Се Ланьшань! Ты что, охренел?! Хочешь, чтобы тебя взяли?!
Но Се Ланьшань не обратил внимания. Он поднял мальчику руку, использовал технику перевязки с треугольной повязкой, чтобы попытаться остановить кровотечение. Изо всех сил прижимал место ранения, словно сдерживая саму смерть.
Но кровь не останавливалась. Взгляд подростка начал тускнеть, дыхание замедлилось.
Пока не свистнула пуля — слишком близко, почти по уху. Кто-то из наркоторговцев грубо толкнул Се Ланьшаня в сторону машины:
— Не знал, что ты у нас Будда во плоти, — уже в безопасности, подальше от погони, главарь прижал ствол к его лбу и смотрел с ненавистью. — Если бы не Му Кун, который хочет с тобой встретиться лично, я бы уже пустил тебе пулю в башку.
Се Ланьшань был весь в крови и молчал. Он привык молчать в такие моменты.
— Не понимаю, зачем боссу Му он вообще нужен, — буркнул другой бандит в машине.
— Потому что он умеет драться. И дерётся чертовски хорошо, — мрачно ответил главарь. — Кто ещё пролежит в джунглях три часа, обвешанный пиявками, не шелохнувшись, а потом в одиночку вырубит троих спецназовцев? Ты, что ли?
— Да брось ты, — фыркнул тот. — Дерётся, или просто симпатичный?
Так, ни жив, ни мёртв, Се Ланьшань впервые оказался перед Му Куном.
Первое, что он увидел — как Му Кун, не говоря ни слова, левой рукой извлёк из ножен роскошный длинный армейский нож, развернулся — и одним резким движением перерезал горло женщине прямо у него на глазах.
Он был левшой, движения быстрые и чёткие, явно привыкший к владению ножом.
В тот момент Се Ланьшань находился меньше чем в метре от женщины.
Облизав лезвие, покрытое свежей кровью, Му Кун не спеша вложил длинный нож в ножны. Затем обошёл Се Ланьшаня сзади, обнял за талию и, наклонившись к уху, выдохнул тёплый, влажный воздух:
— Слышал, ты вчера хотел кого-то спасти? Видишь, зря старался.
Эта женщина была местной крестьяночкой, выращивавшей опиум, и с Му Куном у неё не было ни малейшей вражды. Он не объяснил причин — будто сделал это ради устрашения. Или, что хуже, просто ради собственного удовольствия.
Ирония в том, что этот безжалостный убийца, казалось, испытывал к Се Ланьшаню особое расположение. Даже когда кто-то начал подозревать его, Му Кун делал вид, что не слышит.
Се Ланьшань помнил, как однажды Му Кун слегка сжал его подбородок и полушутя сказал:
— В вашем наркоотделе завёлся крот.
Се Ланьшань остался невозмутим:
— Ты имеешь в виду наркоотдел нашей страны? Какой именно? Провинциальное управление или городское?
Му Кун был хитёр и мнителен, всегда стремился досконально разузнать биографию любого человека и многократно устраивал внезапные проверки. Чем больше скрываешь — тем сильнее его подозрения. Поэтому Се Ланьшань и не скрывал, что его отец был сотрудником наркополиции, и не отрицал, что его исключили из полицейской академии.
— Мой старик любил в ваших полицейских кругах заводить "дружбу", — рассказывал Му Кун с кривой ухмылкой. — Так проще было провозить товар вглубь страны. Но после его смерти эта линия и оборвалась.
Всё это оказалось очередной проверкой. Но затем Му Кун вдруг поделился «секретом»:
— Я кое-что раскопал. Планирую сделать тебе подарок — рассказать правду о смерти твоего отца.
Му Кун сообщил Се Ланьшаню, что в подразделении наркополиции, где служил его отец, был предатель с кодовым именем «Ученик».
Му Кун не успел выяснить, кто это. Потому что вскоре Се Ланьшань предал его: операция по борьбе с наркотиками, проведённая совместно Китаем, США и Мьянмой, разгромила всю организацию Му Куна. С тех пор он исчез без следа.
Вспоминая всё это, Се Ланьшань, машинально коснулся кулона на груди. Несколько секунд он осторожно гладил пулю пальцами. А затем вдруг сжал со всей силы. На тыльной стороне ладони вздулись вены, как разросшиеся побеги, все мышцы тела напряглись в этой странной позе.
Он открыл глаза под водой — в темноте они блестели ярким светом.