Предатель.
Я терплю поражение из-за чужацких технологий. Один из тау, окруживших меня числом, прикрепляет какое-то устройство прямо к ноге. Мощным ударом наотмашь я отбрасываю противника на пол, расколов его широкий наплечник. Если бы я держал топор в правой, а не левой руке, то сразил бы ксеноса насмерть. Уронив болт-пистолет, тянусь к устройству, чтобы сорвать его; это округлый объект, размером с человеческий кулак. На нем быстро моргает череда огоньков, а затем раздается нарастающий вой. Я слишком поздно касаюсь диска.
Мощный всплеск электромагнитной энергии изгоняет духа моей брони. Все системы отключаются, я ощущаю кинжальные вспышки боли через невральные интерфейсы черного панциря. Дисплеи шлема отказывают, и мир внезапно становится меньше, сужается до краев глазных линз. Без поддерживающей мускулатуры доспех внезапно становится нелегким бременем, заставляя меня потерять равновесие. Я отшатываюсь назад, влачимый тяжестью силовой установки и охлаждающего модуля на спине. Пласталь и керамит брони, прежде защищавшие меня, теперь тянут вниз и вынуждают упасть на колени. Пытаюсь встать, но два уцелевших элитных бойца уже окружили меня и без труда удерживают на полу, положив руки БСК мне на плечи. Подняться я не могу.
Передо мной возникает их лидер, опускаясь к полу на раскаленных добела реактивных струях из летного ранца. Аккуратно приземлившись, он выключает двигатели.
– Рад нашей встрече, сын человеческий, – произносит командир чужаков. Я поднимаю голову и, поскольку стою на коленях, он кажется мне высоким. Какое-нибудь меньшее создание потеряло бы от этого уверенность. Я сохраняю её, но то, что происходит дальше, застает меня врасплох.
Нагрудная пластина боескафандра приоткрывается, а затем широко распахивается на петлях, и я вижу, кто сидит внутри. В отличие от нас, он не вставляет руки и ноги в конечности доспеха, и скорее пилотирует, чем носит его.
В этот момент мне становится понятна необходимость в таком крупном БСК. Надо мной возвышается не тау, а человек.
– Я – гуэ’веса Дал’ит о’ва’Дем.
Он высок, благороден лицом, обладает уверенным и твердым взглядом. На нем ослепительно-белый облегающий доспех с высоким горжетом, который закрывает нижнюю часть лица. На лбу клеймо – вычурная «I» Инквизиции Императора.
– Когда-то я был инквизитором Люсьеном ван Димом. Можешь использовать это имя, если пожелаешь. Давно уже я не разговаривал с адептом звезд, – произносит этот архипредатель. Он взвешивает мою судьбу, но в его лице нет враждебности. – Мне жаль, что дошло до конфликта.
– А чего же ты ждал, если не конфликта, когда враги человечества выступают против него, а сами защитники людей оборачиваются их гонителями? – отвечаю я приглушенным голосом из-под шлема.
– Держите его, – говорит изменник, кивнув двоим элитным воинам в БСК по бокам от меня. Тау повинуются ему, словно приказы отдает один из их сородичей. Ван Дим – истинный командующий чужаков, хотя кожа у него не синяя, а коричневая. Боескафандры сильнее пригибают меня к полу. Беглый инквизитор тянется к моему шлему, и, хоть я дергаюсь из стороны в сторону, крепко хватает его и ловкими пальцами расстегивает скрытые крепления. Гермозатворы шипят, и в ноздри мне врывается беспримесный смрад гари и сожженной плоти. Стянув шлем, предатель смотрит на меня сверху вниз оценивающим взглядом.
Если двигаться достаточно быстро, я успею сломать ему шею. Проверяю, насколько крепко держат меня охранники, и снова не могу подняться. Если бы в генном наборе Гвардии Ворона до сих пор сохранились все дары Императора, я плюнул бы кислотой в лицо изменнику, но у меня нет железы Бетчера. Она имеется у некоторых братьев, взращенных на семени из десятины, что отдают Терре другие ордены. Но я из более чистой породы, в моем теле больше половины генов самого Коракса. Хотя это и несравненная честь, я расплачиваюсь за нее нехваткой способностей, и сейчас впервые в жизни сожалею об этом.
Горжет предателя опускается, складываясь в самого себя, и теперь он совершенно лишен маски.
– Чего я ждал? Сотрудничества, адепт. Сосуществования. Мира. Неужели эти слова настолько отвратительны Гвардейцу Ворона?
Ван Дим держит мой шлем с уважением. Волосы инквизитора седы, как и борода, а глаза у него пронзительно-зеленые.
– Измена. Обман. Бесчестье. Насколько тебе приятны эти слова? – отвечаю я. – Для меня они воплощение зла. Ты для меня воплощение зла. Что они сделали с тобой, эти создания, как отвратили от долга службы?
Склонившись надо мной, ван Дим откладывает шлем в сторону. Перебежчику известно о почтении, с которым космодесантники относятся к своему боевому облачению, и он уважает его.
– Ничего не сделали, просто поговорили со мной. Две сотни лет тому назад я участвовал в Дамокловом Крестовом походе. Меня бросили на планете тау, по которой мы так жестоко прошлись. И какой в том был смысл? О смысле там вообще не вспоминали! С уязвленной гордостью старика Империум отреагировал на появление расы, которая появилась из тьмы, принеся с собой лишь перспективы мира и спасения. Как сказали мне тау, это именно то, чего пытался добиться наш собственный Император – давным-давно, до того, как великое предательство разрушило его мечту, уже готовую воплотиться в жизнь. Ты ошеломлен? О, я вижу это даже под надетой тобою маской ненависти и презрения. Они многое знают о нас. Да, я поклялся защищать Империум Человечества от угроз внешних и внутренних. Но чем должен быть Империум, если не гарантом выживания людей? Я приносил обеты служить человечеству, а не тюрьме, которую оно построило вокруг себя.
– Клятвы Империуму звучат не так, – огрызаюсь я.
– Таков их дух. Или таким он должен быть.
– Значит, вот как ты перешел на сторону этих наивных детей.
Хмыкнув, изменник улыбается.
– Эльдар говорят то же самое о нас. Мы утверждаем, что их империи конец, и мы унаследовали от них звезды. Это не так, наше время тоже вышло. У нас был шанс, но мы его упустили: Император не сумел возродить прошлое. Я перешел на сторону молодой, полной жизни и справедливой расы. Расы, которая сорвет завесы суеверий и принесет в Галактику новую эру просвещения – эру, когда человечество будет процветать, став частью Высшего Блага.
– Ты пытаешься переманить меня. Тебя ждет неудача.
Беглый инквизитор смотрит на меня, качая головой.
– Я не пытаюсь обратить тебя, поскольку знаю, что не смогу. Тебе невозможно объяснить добродетели Высшего Блага, потому что ты не свободен. Ты не человек, но оружие, и в новом порядке нет места для подобных тебе. Мне жаль.
Жестом он отдает приказ подчиненным, которые поднимают меня на ноги. Броня висит на мне мертвым грузом, и я не могу ничего поделать.
– Ты предатель.
– Если так, то преданное мною заслуживает предательства. Увести его!
И так я попал сюда. В это самое место. Я...
Нет.
Я не сдамся.
Я – брат-сержант Герек Корникс из Гвардии Ворона. Я – брат-сержант Герек Корникс из Гвардии Ворона. Я – брат-сержант Герек Корникс из Гвардии Ворона, и я исполню свой долг перед Императором!
[Обратите внимание, что это последний связный мыслеобраз, который коллективам наги удалось извлечь из сознания субъекта. Через некоторое время он вызвал у себя остановку сердец, причем побочным эффектом самоубийства оказалась гибель всех уцелевших на тот момент членов ослабленного вспомогательного коллектива. Устройства ментальной интенсификации касты земли, работавшие на беспрецедентных 99% мощности, были серьезно повреждены.
По итогам данного допроса мы можем сделать лишь одно заключение: гуэ’рон’ша не могут быть ассимилированы в тау’ва. В случае контакта с ними, все силы должны направляться на их уничтожение. Это послужит основной военной цели, – устранению космодесантников как прямой угрозы, – а также сломит боевой дух гуэ’ла и продемонстрирует им самоочевидное превосходство тау’ва.
Отчет наги’о Жоауууллииалло, синаптического арбитра третьего уровня синхронного коллектива наги № 45978, окончен.]
— Broken Sword, Guy Haley