Оборонительный рубеж Дорнмайер, улей Морн

Из брешей в наружной оболочке улья, подобно крови из зияющей раны, хлынули орки. Дымный воздух вспорола какофония из пронзительных криков, что по громкости соревновалась с рёвом двигателей и флегматичной канонадой батарей на внутреннем периметре, по наводке орудийных сервиторов обрушивавших снаряды на быстро заполонившую наружные жилые ярусы улья Морн орду зеленокожих.

Оболочка улья вновь содрогнулась, когда находящаяся в безжизненных пыльных пустошах орочья техника принялась разряжать по ней свои калибры. Гул непрекращающегося обстрела напоминал рокот грома вдалеке, что стал громче, когда одна из пластин обшивки – установленный в незапамятные времена кусок кованого металла шириной в несколько сотен метров – вылетела из конструкции внутрь и, словно рукотворный метеор, обрушилась на улей. На пути к земле она сминала здания, а затем её тень накрыла людей и орков. В момент удара твердь всколыхнулась, и вдоль основания защитного периметра вверх поползли трещины, а из эпицентра столкновения в воздух взмыла удушливая и непроницаемая пелена из пыли и дыма.

Когда его накрыло пронесшимся над укреплениями облаком пыли, Гул Дженсен, двадцать четвёртый носитель сего имени и двадцать пятый правитель мира, в честь которого он был назван, обнажил свой цепной меч и нажал кнопку активации. На миг, пока внутренние системы искусно сделанного доспеха, выкованные для первого носителя имени, проводили регулировку, воцарилась тьма. Его броня была настоящим произведением искусства, созданным руками служителей Бога–Машины. Хотя она и не дотягивала до стандартов силовой защиты, носимой истыми слугами Императора, зато обеспечивала безопасность «лучше, чем ничего». На поверхности линз его причудливой боевой маски прокручивались данные целеуказателя, а сам он почувствовал, как с придыханием ожили древние пневматические системы, сжимаясь и сопя во время подготовки. Он в последний раз посмотрел по сторонам и увидел, что с орудиями всё в порядке.

Как и все прочие города–ульи Гул Дженсена, Морн состоял из вертикально расположенных и постепенно сужающихся жилых ярусов, защищаемых внутренними оборонными рубежами, что служили границей между наружной и внутренней окружностями. На периферии каждой огневой позиции между выше и нижерасположенными участками протянулись огромные укреплённые мосты. Всего один приказ – и в случае необходимости их подорвут и тем самым изолируют жилой ярус. Однако сама мысль тут же вызвала у него тошноту, ведь всё это в прошлом отстраивалось бесчисленными поколениями, и он сомневался, что после уничтожения их удастся восстановить, и посему надеялся избежать подобного решения. И всё же нарастающее чувство холодящей кровь уверенности подсказывало, что сия мера окажется бесплодной.

Последние орудийные батареи внешнего периметра окончательно затихли, и орки, что столпились у основания наружной обшивки, начали прорываться внутрь. Сверху обрушился дождь из множества тел, когда атаковавшие орудия орки сбросили обречённых храбрецов из орудийных расчётов вниз в глубины улья, который те защищали до последней капли крови. Внизу же зеленокожие разоряли бедняцкие трущобы, узкой полосой протянувшиеся между самым нижним ярусом и оболочкой улья. Из облепивших комель улья фавел донеслось эхо истошного тысячеголосого ора. Услышав его, Дженсен закрыл глаза и прошептал молитву об избавлении, а когда же он открыл их, то окинул взором окружающую обстановку.

Защитники, облачённые в серо–чёрную форму знатного дома, подарившего улью Морн своё название, сохраняли стойкость духа, невзирая на учинённые орками хаос и масштабы постигших их дом разрушений, проверяли оружие и морально готовились к грядущему штурму. Город ближе остальных располагался к зонам выброски орков и первым принял удар на себя, и если им не удастся удержать зеленокожих здесь, то и остальные ульи окажутся в опасности.

Но он не позволит этому случиться.

Он повернулся к жёнам, чтобы удостовериться, что они находятся рядом. Пятнадцать женщин – дочерей знатных семей планеты Гул Дженсен, с которыми его, согласно традициям, связывал политический брак – в чёрной облегающей панцирной броне с золочёными кромками поверх ниспадающих шёлковых платьев стояли подле него в состоянии боевой готовности. Одна из них в будущем станет его наложницей и матерью будущего губернатора, но до тех пор они служили в качестве советников и телохранителей.

Носившие цвета родных ульев женщины владели различным вооружением: Саша лениво размахивала потрескивающим энергией силовым молотом, а Беатрис, с ног до головы увешанная десятком кобур со стаб–пистолетами, сняла один из них с предохранителя; другие же взвешивали в руках топоры, мечи, глефы, лазерные винтовки и другое, куда более эксцентричное оружие.

Укрепления под ногами задрожали, и, когда облако пыли начало рассеиваться, он услышал, как внизу по скалобетону топают сотни ног. Хотя их и защищали отвесные стены, орки уже показали, что для них они не помеха. Из кобуры на бедре он достал украшенный лазерный пистолет и снял его с предохранителя. Беатрис встретилась с ним взглядом и только собиралась что–то сказать, когда поблизости грянул раскатистый рокот орочьей техники, и им пришлось искать укрытия, когда защитники открыли шквальный огонь.

Сквозь дым на потоках пламени смело рванули орки с закреплёнными на спинах грубо собранными ракетами. Часть так и не добралась до цели, не сумев набрать достаточную высоту и врезавшись в укрепления, либо с негодующими воплями пролетев мимо и исчезнув в неизвестном направлении, однако большинству это всё-таки удалось. Невзирая на жёсткую посадку, они тут же бросались в бой с наводящим вблизи ужас рвением – их атака оказалась настолько стремительной, что люди гибли, не успев сделать и выстрела.

Во время кровавой расправы их огромные грубые тесаки взмывали и опускались, а примитивное стрелковое оружие громогласно изрыгало снаряды. К счастью, солдаты улья Морн быстро оправились, однако от Дженсена не ускользнул тот факт, что они потеряли преимущество. Хотя люди численно превосходили орков в отношении десять к одному, для того, чтобы обратить это себе во благо, требовалось драгоценное время, а к тому моменту остальные орки доберутся до укреплений и, взобравшись по пыльному склону к основанию стен, задавят массой их самих.

Дженсен обменивался ударами со зеленокожим бугаём в смердящей кровью и смазкой одежде – тот подзуживал его, бормоча что–то на своём примитивном языке. Он рванул вперёд и, ударив остроконечной бровью своего шлема в голову орку, оставил тому рваную рану, а когда противник покачнулся, Дженсен взмахом меча вспорол тому брюхо. И тут неподалёку взорвалась огневая позиция, и он отругал себя за то, что не сразу понял истинные намерения штурмовиков – орки на ракетах стремились заткнуть орудия, мешающие их соплеменникам начать полномасштабную атаку.

Он резко обернулся на крик Беатрис и увидел, что та, держась за живот, пятится назад, успев до этого разрядить обойму в морду ухмыляющегося орка. Он почувствовал, как в груди ёкнуло сердце от вида брызг крови, что усеивали землю у неё под ногами. Убитый ею зеленокожий упал наземь, но на стену взбирались десятки других. Одна из женщин схватила Беатрис и оттащила её с линии огня, пока та опустошала второй пистолет. Боёк силового молота Саши угодил под выступающую нижнюю челюсть орка, и тот, вверх тормашками отлетев назад, сорвался со стены. Невзирая на удары клинков и пальбу, зелёная орда продолжала штурмовать укрепления.

– Отходим, – гаркнул Дженсен, подрубив очередного перелезшего через стену врага, и защитники, отстреливаясь на ходу, начали быстро и слаженно отступать. Дженсен пальнул из лазпистолета и убил орка, собиравшегося размозжить солдату голову, а его цепной меч с рычанием разгрызал чужеродную плоть и кость. Мужчина впечатал ногу в морду едва взобравшегося на стену чужака и отправил его кувырком обратно, а затем привлёк внимание Саши и махнул ей головой.

– Тебя это тоже касается, – молвил он. – Отходи к следующему рубежу.

– И что же вы задумали? – потребовала ответа она.

– Я намерен показать нашим гостям всю необъятность гостеприимства улья Дженсен, – стараясь говорить как можно увереннее, ответил он.

Укрепления содрогнулись, когда на уступах центральной части улья ожили стрелковые башни соседних огневых позиций. Вскоре от этого жилого яруса не останется ничего, кроме обращённых в прах развалин и гор трупов – он надеялся, что, в основном, зеленокожих.

– Иди, Саша, я тебя прикрою.

– Но…

– Начинайте процедуру эвакуации – гражданские в приоритете. Нам нужно максимально долго удерживать орков здесь, чтобы остальные ульи успели подготовиться, – не терпящим возражений тоном заявил Дженсен, ведь он был наследным губернатором, и его задачей – и долгом – являлось защищать свой народ, и он не станет первым Гул Дженсеном, не справившимся со своими обязанностями. Немного помедлив, он добавил:

– Удостоверься, чтобы Беатрис первой посадили на транспорт.

Он увидел, как у Саши округлились глаза, и что она собирается с ним спорить, как что–то ударило в него, отшвырнув его назад и выбив весь воздух из лёгких. Упав, он заметил, что часть укреплений, где он находился, оказалась уничтожена огнём орочьей артиллерии. Он тяжело грохнулся наземь, и лишь прочная броня уберегла его от распыления на атомы. Сквозь град обломков ему показалось, будто Саше вместе с остальными удалось отступить, и он испытал мимолётное чувство облегчения перед тем, как постараться встать на ноги.

Забитые пылью и повреждённые взрывом сервоприводы доспехов со скрежетом запротестовали, и он, завалившись на бок, попытался перевернуться. И тут в дыму он заметил приближающиеся силуэты. Всё оружие, за исключением короткого кинжала в набедренных ножнах, являвшегося больше семейной реликвией, нежели боевыми клинком, вылетело у него из рук, но, невзирая на это, Дженсен неуклюже потянулся за ним, когда в его сторону рванули сразу три орка.

«Что за глупый способ умереть», – подумал он.

И тут между жертвой и ближайшим к ней орком промелькнуло размытое пятно зеленовато–белого цвета. Перевернувшись на спину под недовольные стоны брони, Дженсен заметил человека в зелёных и белых шелках под панцирной бронёй из расположенных внахлёст керамитовых чешуек бронзового цвета, чья голова скрывалась под тяжёлым, увенчанным шипом коническим шлемом с забралом, на металлической поверхности которого были выгравированы узорчатые надписи.

Сжимая в одной руке изогнутый клинок, воин рассёк зеленокожему предплечье, но тот даже не остановился и, взревев, впечатал кулак в шлем своему врагу. Воин отшатнулся и, ударив наотмашь, разрубил тому шею до самого позвоночника. Когда же чужак рухнул наземь, он вскинул болтающийся на ремне под мышкой автоган и двумя точными выстрелами свалил других орков, а затем развернулся и посмотрел на Дженсена.

– Наследный губернатор Гул Дженсен XXIV, – молвил он. В его голосе присутствовал акцент, который оказался незнаком Дженсену. Его изобилующий подсумками и гранатами доспех был опален и покрыт пятнами в нескольких местах.

– Э–э–это я, – ответил Дженсен.

– Это был не вопрос, – сказал незнакомец. – Вставайте, наследный губернатор. Он протянул руку и крайне обходительно перехватил предплечье Дженсена.

– Сейчас не время разлёживаться.

Воин наклонил голову, словно ожидая ответа, и Дженсен воззрился на него, не зная, как отреагировать.

– Вы бы хоть улыбнулись – шутка как-никак, – раздался очередной голос. Дженсен повернулся и увидел лысого и покрытого шрамами мужчину в тяжёлой дохе, что развевалась позади него. Он ощутил, как внутри прокатилась приливная волна отвращения, когда в символах на безволосой голове человека он опознал эмблемы Инквизиции и Адептус Астра Телепатика.

– Этого громилу–шутника зовут Измаил. В нашем скорбном мире он воплощает подлинную суть комедии. Прошу меня простить, однако некоторым из нас ещё предстоят дела, – продолжил псайкер, пройдя мимо воина и губернатора с развевающимися вокруг тщедушной фигуры полами дохи. Вокруг его головы, словно сотканная из стихий корона, потрескивали синеватые разряды электричества, и он раскинул руки в стороны, позволив рукавам его пальто соскользнуть к локтям.

Сквозь брешь в укреплениях прорвалось ещё больше орков. Они бежали единым потоком, выкрикивая грубые воинственные кличи. Псайкер сцепил пальцы и захрустел ими.

– Горите, испаряйтесь и рвитесь в клочья, злобные зверёныши, – сжимая кулаки, изрёк он.

Вопли несшихся в атаку орков резко оборвались, когда их головы одна за другой стали лопаться. У ног лысого мужчины скопилась гора трупов, и тот с отвращением на лице отряхнул доху от дымящихся кусочков плоти зеленокожих.

– Ненавижу, когда они так делают, – сказал он, глядя на Дженсена. – Кстати, меня зовут Харкс, хотя не то чтобы вам или кому–то ещё это было интересно.

– Наследный губернатор с нами, – тихо произнёс Измаил, и Дженсен услышал, как затрещал коммуникатор в его шлеме, когда кто–то ответил, а затем добавил: – Понял. Отступаем.

Он поднёс ближе автоган и проверил боезапас.

– Харкс, сопроводи наследного губернатора к следующему оборонительному рубежу, а я подчищу хвосты.

– Только не смей умирать, Измаил, – резким тоном ответил Харкс. – Сам знаешь, как Мазарини относится к замене своих инструментов.

Ответом воина стал рёв автогана, когда тот послал очередь в дымовую завесу, что валила из разрушенной стены.

Харкс схватил его за руку.

– Идёмте, ваше губернаторское сиятельство, а талларнец пускай веселится. Инквизитор хочет встретиться с вами, – на лице псайкера возникла неприятная ухмылка, когда Дженсен вырвал свою руку из его хватки. Его зубы были чёрными и гладкими, как отполированные кусочки обсидиана. – Понимаю, это невежливо менять планы без предварительного извещения. Никому это не по душе.

– Мне плевать, делайте что хотите, – огрызнулся Дженсен, но всё равно последовал за псайкером, а всю дорогу их провожали приглушённые отзвуки громыхающего оружия Измаила.

Оборонительный рубеж Горабин, улей Морн

Дженсен согнул руку, когда прислуга, копошась вокруг него, прочищала застопоренные сервоприводы доспехов освящёнными мазями и елеем. Он стоял в командном бункере второго по счёту оборонительного рубежа улья Морн. Орки снаружи брали штурмом укрепления, и в воздухе витала тяжёлая вонь от оружейных выстрелов. Дженсену не терпелось вернуться на стены и сражаться вместе со своим народом, однако ему предстояло соблюсти многократно откладываемые любезности.

Инквизитор Эмилио Мазарини из Ордо Ксенос прибыл незадолго до вторжения орков, неся весть об уничтожении Обстирии вместе с космическими десантниками из ордена Обсидиановых Глеф и намереваясь встретиться с наследным губернатором. Дженсен избегал инквизитора со всей надлежащей деликатностью и спешил на фронт, предлагая Мазарини наслаждаться гостеприимством улья Дженсен. Однако, похоже, инквизитора это совершенно не интересовало, и он в компании спутников последовал за ним в зону боевых действий.

Кроме талларнца и псайкера в свите Мазарини числилось ещё два человека. Один из них оказался плотно сбитым солдатом в линялой и унылой форме, что носил панцирную броню и полный шлем в форме орлиной головы. На сгибе оголённой и покрытой шрамами руки он баюкал боевой дробовик и стучал прямоугольными пальцами по изысканно выточенному прикладу. Другой была худощавая женщина, одетая в цветастый красный мундир, украшенный символами Адептус Механикус, однако её красота отдавала искусственностью, ибо кожа казалась слишком идеальной для настоящей, а глаза – неестественно ясными, чтобы родиться с такими. Она барабанила бледными пальчиками по эфесам двух спрятанных в набедренных ножнах мечей, и Дженсена немного передёрнуло, когда он увидел, что её мундир шелестит и сминается, будто под ним без устали копошится нечто.

Они стояли по бокам от инквизитора Мазарини, что восседал на стуле, который ему кто-то спешно предоставил. Закутанный в тяжёлые тёмные одеяния инквизитор выглядел уставшим, от него веяло старостью и машинным маслом, а две руки, что едва касались набалдашника трости, напоминали иссохшие когтистые лапы, обёрнутые в пятнистые бинты. Под просторным капюшоном пряталось не человеческое лицо, но лишь металлическая маска, выкованная в виде личины хищной птицы с изогнутым клювом. Над ним парило два сервочерепа: из пустых глазниц одного торчали оптические датчики, а в ротовом отверстии другого располагался устаревший вокс-передатчик. Казалось, что они записывали всё, что происходило вокруг.

Сервочереп с оптикой подлетел ближе к Дженсену и, щёлкая и жужжа алыми линзами, осмотрел его со всех сторон, а затем после шипения и треска из вокса другого раздались слова:

– Моё почтение, наследный губернатор Дженсен. Харкс говорит мне, что вы – человек с исключительными способностями и проницательный прагматик. В эти тёмные времена нечасто встретишь подобных людей.

Дженсен заёрзал на стуле и искоса посмотрел на псайкера, который ухмыльнулся, явив чёрные зубы, и постучал по виску. Губернатор тяжело сглотнул и повернулся к неподвижному Мазарини, чей сервитор-оператор, вклиниваясь между ними, с гулом кружил вокруг Дженсена. Облизнув губы, Дженсен сказал:

– Прошу прощения за то, что не встретился с вами по прибытии, ведь, как вы видите, у нас сложилась такая вот…э–э–э… ситуация.

Он обвёл рукой вокруг себя, указывая на контролируемый хаос внутри командного бункера. На мерцающих информационных экранах прослеживалась вся разрушительность наступления орков. Сверху посыпалась пыль, когда укрепления, с которыми соединялся бункер, оказались под обстрелом.

Из вокс-черепа донёсся взрыв искажённого звука, и Дженсен не сразу понял, что это был смех.

– Да к тому же ещё и шутник. Боже милосердный, да вы настоящее сокровище, – сказал Мазарини через своего парящего спутника. Хрупкая рука махнула в сторону женщины. – Полагаю, я был груб. Вы уже познакомились с Харксом, мастером Измаилом с Талларна и Дорахой. Позвольте же представить вам и других моих соратников – Олимпию и эту кучу хрящей под именем Мамлюк–9. Не спрашивайте, как на самом деле его зовут – его имя забыто с тех пор, как на него надели эту маску, да и я сам не особо старался его узнать. Под ней может скрываться кто угодно… но кому я об этом рассказываю, верно, наследный губернатор Дженсен?

Тот немного стушевался, а затем коротко кивнул и машинально потянулся к собственной маске, чтобы пройтись пальцами по её рельефу. У него имелось ещё пять похожих, а также двойники, которые носили их. Никто, за исключением его жён и верхних эшелонов военного командования планеты, не должен был знать о существовании этих людей. Эти пятеро изучили и отточили его манеры, а также впитали часть его знаний – чтобы у солдат под его командованием не возникло сомнений, что перед ними во плоти и крови стоит сам наследный губернатор. Данное умение доказывало свою полезность в схожих с нынешней ситуациях, когда нужно было находиться в нескольких местах сразу.

– Печально осознавать, что иногда правитель, находясь в одном месте, нужен в совершенно другом.

– Сколько раз культ ксенопочитателей – кстати, расположенный в улье Ноктис, и пожалуйста, можете не благодарить – пытался устранить вас? Семь, восемь...?

Дженсен презрительно фыркнул.

– Пятнадцать, – молвил он, прекрасно зная о том, что инквизитор в курсе деталей каждого из этих инцидентов.

– Технически, шестнадцать, – встрял Харкс. – Ваши – они ведь ваши, я прав? – женщины сотворили крайне нелицеприятные вещи с очень неудачливым убийцей несколько месяцев назад, но вам решили не говорить, – и широко улыбнувшись, добавил, – потому что не хотели вас беспокоить.

Мазарини покачал головой.

– Прошу прощения, наследный губернатор. Харкс умеет читать даже самый могучий разум, словно открытую книгу, и проделывает это втайне от его владельца.

– Ну, кроме вашего, – ответил Харкс с, как показалось Дженсену, лёгкой горечью в голосе и отсутствием всякого страха, а затем, кивнув на Мамлюка–9, добавил. – И его.

Последний как будто удивлённо вздрогнул. Взглянув на маску, Дженсен ощутил укол отвращения, когда он осмотрел те крючья и провода, что крепили её к плоти владельца. Он подумал, решился ли человек на это добровольно. Внутри возникло подозрение, что в сомнительных для Инквизиции случаях термин «доброволец» трактовался довольно широко.

– Мир соткан из ограничений, Харкс. Хорошо, когда человек знает своё дело и действует соответствующе. Что вновь возвращает нас к вам, наследный губернатор Дженсен, – сказал Мазарини и постучал тростью по полу. – Мастер Измаил, не соизволите…?

– По текущей оценке Гул Дженсену остался, в лучшем случае, месяц, – заявил тот.

– Месяц? Месяц чего? – спросил Дженсен, однако часть его уже знала ответ, отчего внутри разлилось неприятное ощущение. Если целая крепость–монастырь, полная Астартес, пала, то какая судьба ждала этот мир?

– Боевой эффективности, – ответил Измаил. – А после орки завоюют эту планету.

Талларнец умолк, а затем продолжил более мягким голосом:

– Мне жаль, наследный губернатор.

– О, уж поверьте, – сказал Харкс. – Наш пустынный ангел хранит в себе неизмеримые запасы жалости.

– Хватит, Харкс, – произнёс Мазарини. – Продолжайте, мастер Измаил.

– Боеспособность можно усилить быстрой перегруппировкой войск и гибкими стратегическими ходами, – произнёс Измаил. – Учитывая расчеты численности вражеских сил, переданные нам Обсидиановыми Глефами, а также мою собственную оценку в плане оборонительных возможностей внутренних планет системы Санктус, подобная тактика увеличит статистическую вероятность успешной защиты Алариха–Прим.

– А теперь спросите его о цене, – пробормотал Харкс.

Однако в этот раз Мазарини не захотел отчитывать псайкера.

– Вы же умный человек, – сказал он, пока сервитор с оптикой медленно кружил вокруг Дженсена. – Ваша нынешняя стратегия несостоятельна. Как говорят поэты войны с Чогориса, «тот, кто пытается защитить всё, теряет всё». Вам надлежит отозвать войска, покинуть все остальные ульи и сконцентрироваться на обороне улья Дженсен.

– Что… нет, – молвил тот и покачал головой. – Нет! Это означает приговорить миллионы к смерти – и у нас нет средств, чтобы без потерь эвакуировать хотя бы один улей, не говоря уже про остальные.

– А кто вообще говорит об эвакуации ульев? – произнесла с вибрацией в голосе женщина–механикус в красном. Её говор отличался певучестью, как у полноразмерной статуэтки из музыкальной шкатулки, однако в его красивом звучании прослеживалась некая искусственность, словно машина пыталась скопировать пение птиц. – Рано или поздно смерть настигает нас, и этого не изменить.

Она положила руку на плечо Мазарини, и тот похлопал по ней.

– Благодарю, Олимпия. Твоя мудрость, как всегда, зрит в корень проблемы.

А затем он постучал тростью по полу.

– Мастер Измаил.

Тот взглянул на Дженсена.

– Гул Дженсен обречён, – прямо заявил он голосом, в котором уже не чувствовалось былой приязни. – Равно как и Малагай Морка, и Привал Кавалера, – продолжил он, назвав две планеты из системы Санктус. – Однако Аларих–Прим ещё можно спасти. Если дать им достаточно времени для развёртывания обороны, они смогут выстоять супротив орков.

Дженсен даже не утрудился расспросами, ибо всё и так было понятно – рыцарские миры были ценнее миров–ульев с его населением, которые можно пустить в расход. Он тяжело сглотнул и обвёл взглядом командный бункер. Он услышал, как возрос по силе гул штурма снаружи. Вскоре защитникам улья Морн придётся отступить, а затем ещё раз и ещё. А после в каждом улье раз за разом будет повторяться схожая кровавая история, неважно, решат ли орки брать их по одному или все разом.

Он понимал, что его мир – которым он правил с момента, как его отец отправился в путь по чёрной реке к залам Императора – погиб в тот самый миг, когда на его равнинах разбился первый орочий корабль, превратив песок в пустыне в стекло. Однако ему претило вот таким образом бросать свой народ на произвол судьбы, ведь он мог спасти некоторых – разве не так?

Он осмотрел бункер, пытаясь найти дружелюбное лицо, однако ближайшим к нему оказался Измаил. От него веяло спокойствием, но никак не состраданием. Нет, безнадёжный случай. Он раздумывал потребовать эвакуацию в том или ином виде, обещая в ответ своё содействие, однако внутренний прагматизм понимал, что любые гарантии, которые ему пообещает инквизитор, обратятся ложью. Орки захватили и небо, и землю, начав атаковать орбитальную защиту. Бушующий ныне конфликт сомкнул над ними капкан, как во время блокады – и ни для кого выхода не будет.

– А что насчёт вас? – спросил он.

– А что насчёт нас? – ответил Мазарини.

– Вы говорите, что мой мир обречён и что выхода нет. И всё же вы – здесь. Вы пришли, чтобы умереть за нас?

Даже когда с его уст сорвался вопрос, он всё равно тешил себя мыслью о спасении хотя бы горстки людей – вероятно, жён, их родственников, неважно кого. Будь у них корабль, он, по крайней мере, попытался бы спасти тех немногих. Даже если придётся грозить владельцу дулом пистолета.

В его распоряжении имелись суда, – небольшой и дорогостоящий флот из яхт – однако руководящие дома других ульев отправили корабли вместе с экипажами для укрепления орбитальной защиты, и теперь от них остались лишь обломки, что парили в верхних слоях стратосферы – несмотря на отчаянные усилия команд, легковооружённая техника долго не продержалась.

– К несчастью, мой личный корабль оказался повреждён во время прибытия. Небеса оказались куда опаснее земли, – вскинул голову Мазарини. – С орбиты ваша планета напоминает вазу с фруктами, окружённую тучами мух. Боюсь, никому больше не выбраться с Гул Дженсена.

Он выпрямился.

– Именно поэтому мы должны рассчитаться с ними сполна, наследный губернатор, и не дать вашему миру зазря умереть.

Дженсен сжал руки в кулаки.

– И что вы предлагаете? – процедил он.

– Отвести все доступные на планете войска, не вступившие в бой с орками, к улью Дженсен, – без промедления заявил талларнец.

Бункер вновь содрогнулся. Снаружи доносился гул орочьей артиллерии, бомбардировавшей укрепления. Даже сейчас солдаты умирали в попытке сдержать зеленокожую орду.

– А что насчёт тех, кто воюет? – медленно произнёс он, не желая слышать грядущий ответ.

– Мы отчалим, как только вы будете готовы, – сказал Мазарини. – Соберите командный состав и весь ценный персонал. Дел у нас много, а времени в обрез.

Губернаторский дворец, резиденция Дженсена, улей Дженсен

Сцепив руки за спиной, Дженсен посмотрел сквозь широкое кристаллиновое окно, что ограничивало снаружи дворцовые сады. Окружавший его командный состав трудился в поте лица, выкрикивая приказы в вокс-передатчики, изучая голографические карты или тихо переговариваясь между собой. Его жёны сновали в толчее, осуществляя контроль над суматошной деятельностью, чтобы освободить Дженсена от этого занятия.

Дворец располагался на вершине улья над огромным жилым ярусом, который занимали младшие аристократические кланы, чьи сыновья и дочери вошли в его командный состав. Он изучал обширные закрытые сады, что простирались под ним – в каждом преобладала своя собственная раскраска листвы и цветов, а сами они полнились растениями, привезёнными с далёких уголков планеты. Чтобы добиться такой цветущей красоты, каждому из них потребовались усилия многих поколений, а когда они исчезнут, в Галактике больше не найдётся подобных чудес.

Его взгляд устремился ввысь в сторону отражающей поверхности солнечных коллекторов, выстроенных рядами вдоль верхнего края наружной оболочки улья. Приёмники собирали и передавали излучение звезды далее в улей по системам светоотводных каналов, чтобы даже самые глубоко расположенные районы подулья получали естественное освещение. Он вспомнил, что данное новаторское решение приняла его бабушка, задействовав древние технологии, которые ныне они не могли заставить работать. Улей Дженсен полагался на множество подобных механизмов, и с течением времени и осады отказывало всё больше и больше систем. Сейчас многие жилые кольца были лишены света, тепла и воды, и ему пришлось перераспределять ценные ресурсы, подключив вспомогательные водохранилища, чтобы его люди не умерли от жажды до того, как умрут от холода или рук орков. Он закрыл глаза, и его плечи поникли.

Передислокация войск проходила по плану. Его авторитет оставался непререкаемым, и двойники вновь доказали свою ценность, внушив людям иллюзию, что он не покинул их, а, наоборот, жертвует собой во имя великой цели. Военные соединения каждого из великих ульев отступали по соединявшим города подземным чёрным ходам и бескрайним пепельным пустошам. Улей Дженсен, будучи самым крупным из них, оказался переполнен до отказа, а его ресурсы растянулись до предела. Хотя совсем скоро эти проблемы отойдут на второй план.

Орки за рекордное время расправились с остальной планетой. Сквозь орудийные точки на внешнем периметре на месте великих ульев виднелись погребальные костры, а дым, что валил оттуда, душил атмосферу. Миллионы погибли и канули в лету, а основная масса орочьих сил, подыскивая новую жертву, уже обратила своё внимание на улей Дженсен.

Он открыл глаза. Шум позади него стал приглушённым. Обернувшись, он увидел, как инквизитор Мазарини и Олимпия идут сквозь расступающуюся пред ними толпу офицеров и штабных работников. Старика, как обычно, окружали парящие и медленно крутящиеся сервочерепа, которые высматривали и запоминали лица окружавших их людей. Олимпия смотрела прямо перед собой, а её руки покоились на затыльниках мечей. Во время отступления из улья Морн Дженсен воочию узрел, насколько смертоносны эти клинки в руках бывшего трибуна скитариев.

– Инквизитор Мазарини, – молвил Дженсен, и почти сразу возник шелест переговоров. Он понимал, что на них обращены взгляды людей – офицеры Дженсена считали появление инквизитора предвестием скорых несчастий.

– Я пришёл, чтобы воздать вам почести, наследный губернатор. Вы, как и было обещано, показали свою компетентность и прагматизм, – через сервочереп сказал Мазарини. – Прогноз мастера Измаила превзошёл даже мои самые смелые ожидания.

– Вы здесь только ради того, чтобы поздравить нас с тем, что мы не погибли раньше предполагаемого срока? – произнёс Дженсен. Его пальцы задрожали, и он ощутил вес висящего на одном бедре клинка, а на другом – пистолета. Олимпия наблюдала за ним, и на её идеальном лице возникла столь же идеальная улыбка.

– Нет, вовсе нет, – ответил Мазарини. – Мастер Измаил сделал всё возможное, чтобы укрепить вашу оборону, однако особые умения Олимпии, Харкса и Мамлюка–9 – увы и ах! – бесполезны во дворце, и с этим никак не поспоришь. Даже сейчас орки пытаются пролезть сквозь наружную оболочку, словно крысы, что пытаются пробраться в кладовую. Нижние жилые ярусы уже подверглись нападениям. Я смиренно прошу, чтобы вы доверили мне и моей свите честь отправиться на передовую. Мастер Измаил определил место, куда придётся следующая атака, и я чувствую, что наши умения лучше использовать там.

– И вы пойдёте с ними? – удивившись, спросил Дженсен. За то небольшое время общения с инквизитором тот не рисковал открыто вступать в бой, предпочитая оставлять всю кровавую работу своим подчинённым. И неудивительно – Мазарини был стар, можно сказать, даже слишком, и выглядел таким же хрупким, как и сухая ветка, что торчит из засохшего древа.

– Конечно, – хриплым голосом ответил тот. – Много воды утекло с тех пор, когда я встречал врага лицом к лицу, однако я готов биться о заклад, что всё ещё помню, как это делается. Научившись однажды, не забудешь никогда или что-то в этом роде.

Дженсен на миг остановил на нём свой взгляд, пытаясь вычленить некий скрытый в его словах смысл. У него, как и любого другого планетарного губернатора, развилось естественное чувство подозрительности по отношению к Инквизиции, основанное на инстинкте выживания. Его смутила неожиданная смена точки зрения. Почему сейчас? Может, у привыкшего косвенно влиять на развитие событий человека, что оказался в безвыходном положении, так проявлялось нетерпение? Внешне в заинтересованности Мазарини не было скрытой подоплёки, ведь во время передислокации старик осуществлял непосредственное наблюдение и показывал проницательность и стратегический ум, соперничающие с таковыми у опытных представителей командного состава Дженсена. А теперь, когда уже нечего было решать, и им лишь оставалось держаться, сражаться и умереть, казалось, будто последнее не даёт ему покоя.

– А если я откажу вам? – наконец, произнес он.

– С чего вдруг? – ответил Мазарини. – Я ведь вижу по вашим глазам, что вы злитесь на меня.

Череп–оператор подплыл ближе, и взгляд его красных глаз вперился в глаза Дженсена.

– И на это у вас есть все причины. Я принёс дурные известия, и немногим людям здесь они пришлись по душе. Поэтому, если мои невзгоды сумеют смягчить ваше недовольство, зачем лишать меня радости кровавой гибели от рук орка?

– Тут вы правы, – сказал Дженсен и повернулся к окну. – Делайте, как считаете нужным. Если вам так хочется погибнуть на передовой, а не здесь, кто я такой, чтобы мешать вам?

– Благодарю вас, вы очень великодушный владыка, наследный губернатор Дженсен, – ответил Мазарини и вежливо поклонился. Развернувшись, он в сопровождении Олимпии направился к выходу, а Дженсен наблюдал за тем, как их тени растворяются, словно призраки, пожираемые светом от разгорающегося костра.

– Что, и на этом всё? – сказал Харкс, отстранившись от стены, когда Мазарини вместе с Олимпией вышли из садов. – Он просто возьмёт и позволит нам сражаться?

– Мудрый человек использует все доступные ему ресурсы, – прохрипел Мазарини. – А наш наследный губернатор очень мудр.

Он решил не спрашивать о том, откуда Харкс это узнал, уже успев привыкнуть к перехвату псайкером разговоров, а иногда – извлекал из этого и личную выгоду. Воистину, сейчас они не оказались бы на Гул Дженсене, если бы Харкс воздерживался от чтения мыслей окружавших его людей.

– Но не слишком, в противном случае он бы давно окружил охраной наш корабль вместо того, чтобы принимать на веру его неисправность. Кстати говоря, он готов к отбытию по вашему приказу, – пробормотал Харкс, а затем нахмурился и почесал голову. – Что, я полагаю, случится совсем скоро?

– Как только мы получим то, зачем сюда прибыли, – ответил Мазарини, а затем добавил. – Вы нашли девушку?

– Согласно её био-сигнатуре, мы сузили область поисков до нижнего жилого кольца, – мягко пропела Олимпия. – Нам отправляться за ней?

– Пока нет, – молвил Мазарини. – Дженсен что-то подозревает. У нас появилась причина, чтобы находиться там, так что мы найдём её, как только настанет время, – он воздел руку, не давая Харксу заговорить. – И только тогда мы покинем сию юдоль печали и смерти.

– А до того? – задал вопрос Харкс.

– Будем делать именно то, о чём я говорил – сражаться.

Они покинули дворец: Харкс не переставал жаловаться и сыпал взаимными обвинениями, а Олимпия что-то мурлыкала на машинном коде. Когда они подошли к огромным вратам, высеченным из древесины последних деревьев, что самостоятельно росли на скудной почве Гул Дженсена, Мазарини остановился. На поверхности возвышающихся створок были вырезаны образы заселения планеты и возведения первых ульев. Мазарини долго не мог отвести взора, запечатлевая своими механическими глазами каждый контур и завиток на древесине.

«Очаровательно», – подумал он. Замечательно, когда кто-то хранит об этом память.

Как только сервиторы-привратники, что управляли вратами, открыли их под скрежет трущегося дерева и металла, навстречу Мазарини и его спутникам хлынула волна жара и захлестнула их. Сервочерепа затрепыхались, будучи сбитыми почти плотными потоками раскалённого воздуха. Харкс уже начал потеть, как только они покинули дворец. С широкой дороги процессий, чьи парапеты украшали мраморные статуи древних героев рода Дженсен, открывался живописный вид на покатый склон улья. С места, где стоял Мазарини, он больше напоминал стопку постепенно уменьшающихся в размерах информационных дисков, которая, к тому же, была плохо сбалансирована. Внутренний изгиб оболочки улья имел выраженную отражающую поверхность для облегчения доставки тепла и света к расположенным ниже жилым ярусам, отчего казалось, будто границам раскинувшегося города–улья не было конца и края. Мазарини понял, откуда берётся жар – отражающие пластины вдвое усиливали теплоотдачу бушующих внизу пожаров.

Орки молниеносно прорвались сквозь нижние кольца, успев поднатореть в штурме ульев за последние несколько недель, однако их натиск сдержали, а в некоторых местах – пусть и ненадолго – сумели отбросить.

Когда они спускались по широкому лестничному маршу, ведущему к главной транспортной магистрали, что проходила под губернаторским дворцом, сквозь потрескавшиеся и разбитые воздушные трассы, что протянулись обширной паутиной из рокрита и металла между шпилем и наружной оболочкой и спускались вниз в кромешный ад, Мазарини увидел силуэты боевых машин чужаков, что с трудом продвигались по ландшафту, ставшего негостеприимным даже для самых неприхотливых в Галактике паразитов.

Огромные пневматические подъёмники, позволявшие авторизованному персоналу быстро передвигаться между жилыми кольцами, всё ещё работали и использовались для переброски войск и командного состава между верхними уровнями шпиля и постоянно изменяющейся линией передовой. Лифты укрепили так, что даже после обрушения улья они так и продолжат стоять.

Пока они спускались вниз, Мазарини наблюдал за тем, как над ним возвышается улей, и отмечал те орудийные точки на наружном рубеже, что продолжали стрелять. Только они удерживали основную массу орков на территории пустошей снаружи. Однако они были изолированы друг от друга и потому уязвимы для атак тех орков, кому хватало ума и безрассудности, чтобы попытаться разрушить оболочку или доплыть до цели по морю зенитного огня. Когда подъёмник добрался до точки назначения, одна из стрелковых позиций наверху взорвалась, отбрасывая странный свет на сошедшую с лифта троицу. Они проследовали по воздушной трассе, ведущей к укреплениям, под взорами изысканно вырезанных статуй, что стояли на парапете.

Во время спуска Мазарини связался с остальными, и увидел Мамлюка–9, который сидел на перевёрнутой топливной бочке и поспешно заряжал свой дробовик. Спрыгнув со своего насиженного места, он поравнялся с ними.

– Где Измаил? – спросил Мазарини, когда они прошли сквозь толпу солдат, бегающих взад-вперёд между первой и второй линией оборонительного рубежа.

Двумя пальцами Мамлюк–9 указал в сторону высочайшей точки укреплений, откуда солдаты вели огонь по оркам.

– Ну конечно же, – пробормотал Мазарини, а затем махнул рукой. – Мамлюк–9, идёшь со мной, а остальные – попытайтесь создавать иллюзию деятельности.

Человек в маске последовал за ним к укреплениям, где Измаил с холодной отчуждённостью наблюдал за врагом. Некоторое время они постояли в тишине, а затем, наконец, Измаил бросил на него взгляд, когда орки вновь пошли в атаку.

– Эта атака – лишь прелюдия, – молвил он. Его автоган громыхнул, и внизу погибло несколько орков. – Эти либо слишком нетерпеливы, либо слишком тупы, чтобы подчиняться приказам. А вот другие ждут чего-то.

– И что это может быть, мастер Измаил?

– Если бы я знал, уже сказал бы, – ответил Измаил.

Мазарини пристально смотрел на талларнца какое-то время в раздумьях, а затем тихо вздохнул, отчего вокс–сервитор усилил звук до потрескивающего шипения. Подобное неуважение от его подчинённых было его уделом, однако он милостиво пропустит это мимо ушей.

– Прошу прощения. Сможете ли вы удержать позицию?

Измаил слегка повернул голову, и на линзах его шлема отразились красноватые огоньки глаз сервочерепов. Он не сказал ничего, но его взгляд был красноречивее слов. Мазарини покачал головой.

– И вновь, прошу прощения… лучше спросить, сможете ли вы удержать её в отведённое для нас время?

– Нет, – ответил Измаил, повернувшись спиной. – Но могу попытаться.

– Иного я и не прошу, мой друг.

Измаил издал звук – нечто среднее между рыком леопарда и выстрелом из болтера. Мазарини осознал, что воин засмеялся, но не успел он ответить, как раздался раскатистый рёв, и орки рванули в атаку по ничейной земле в сторону укреплений.

– Лучше вам поспешить вниз, инквизитор, – молвил Измаил.

– И то верно, – ответил Мазарини. Орк взобрался на укрепления, и Измаил, резко крутанувшись, снёс ему голову с плеч. – Пойдём, Мамлюк–9, навестим следующую линию обороны, так?

Инквизитор направился обратно в сопровождении Мамлюка–9. По пути он сказал.

– Олимпия сообщает, что мы засекли цель. Ты знаешь, что нужно делать?

Мамлюк–9 кивнул и ласково похлопал рукой по своему дробовику. Мазарини остановился и, развернувшись, похлопал мужчину по плечу.

– Отправляйся, как только начнётся сражение. Мы встретим тебя у платформы подъёмника, когда ты подашь сигнал о том, что цель у тебя. Не подведи меня, друг. От твоего успеха зависит многое.

Мамлюк–9 в ответ промолчал, хотя Мазарини и не ожидал чего-то иного. Так было всегда. Услышал рёв автогана Измаила, Мазарини развернулся – орки, толкаемые вперёд рвением, нежели стратегией, забрались на укрепления, а один из них появился на вершине лестничного марша. Мамлюк–9 резко повернулся, и его дробовик, изрыгнув картечь, отбросил орка назад.

Мазарини продолжил спускаться вниз.

– Олимпия, Харкс, скоро у нас появятся гости, – сказал он, расправляя руки. – Воины мои, готовьтесь к схватке.

– Мы всегда готовы, – фыркнул Харкс. – Мой разум сродни мчащейся во весь опор машине, – продолжил он, стуча пальцем по переносице. – Искусно настроенной живой машине массового уничтожения, что случайно появилась на свет, и лишь милость Императора направляет её. Я могу сжарить армии и выжечь атмосферу планеты дотла. Я создан для войны. Мы созданы для войны, – сказал он более тихим голосом. – Вы – ваша порода – видели это. Мы – оружие в ваших руках, как и эти несчастные глупцы.

Он обвёл руками солдат улья Дженсен, что повсеместно отступали на вторую линию обороны, когда орки преодолели укрепления. Мазарини воссоединился со своей свитой, когда на защитном рубеже развернулось кровавое побоище. Теперь всё вокруг пестрело орками. Измаилу не удалось как следует сдержать орду, и та стала просто огибать его со всех сторон.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил Мазарини. Он наблюдал за тем, как Измаил с боем отводит назад выживших защитников. Талларнец обладал большим опытом в схватках с орками, и потому сражался разумно, никогда не позволяя себе ввязываться в ближний бой. Отходя по ступеням, он держал орков на расстоянии точными залпами автогана.

– Да ничего, – ответил Харкс, обнажая чёрные зубы, и указал на сервочерепа. – Ваши глаза и голос давно отделены от тела, так, может, и совесть так же шарахается где-то отдельно, а?

– Будь это правдой, то роль моей совести играл бы не ты, – прохрипел Мазарини. Орлиная маска наклонилась, и череп–оператор подлетел ближе к Харксу, который отшатнулся от него. – А теперь умолкни – настал черёд партии Олимпии.

Он взмахнул своей тростью в претенциозной манере, и Олимпия, прежде чем развернуться и побежать сквозь толпу отступающих солдат, изобразила учтивый поклон, а затем начала ускоряться, когда первые орки прорвались мимо Измаила и добрались до внутреннего двора.

Олимпия на бегу откинула полы своего плаща, явив крепко прижатую к животу вторую пару рук. Те выпростались, и блестящие металлические кисти нащупали эфесы мечей, что таились в набедренных ножнах, в то время как бледные пальчики её настоящих рук вытащили из-под плаща два лазерных пистолета. А затем, издав необычный пронзительный вопль, Олимпия с нечеловеческой скоростью быстро ринулась вперёд.

В каком-то роде она была рождена для этого или лучше сказать – рождена заново. Она возвысилась из рядов скитариев, лишаясь плоти и слабостей, дабы стать чем-то иным, еще более смертоносным. Клинки в дополнительных руках мурлыкали от притока энергии, прорубаясь сквозь плоть и скелеты зеленокожих, а лазерные пистолеты визжали, когда она танцевала и пела свою убийственную песню среди толпы орков. Её странные, терзающие слух крики заставляли орков спотыкаться и падать с рвотными спазмами. Воздействие встроенного в её гортань передатчика звуковых импульсов разнилось от вида к виду, и Мазарини с интересом наблюдал за ответной реакцией ксеносов.

– Прелестно, – прохрипел он, не обращаясь к кому-то конкретному.

И тут на него налетел орк, видимо, посчитавший его лёгкой добычей. Вздохнув, он отступил вбок, одновременно обнажив спрятанный в трости клинок. Громила споткнулся и пришёл в смятение, напоровшись на трость–клинок Мазарини.

– А вот ты, напротив… – молвил он.

Орк выпучил глаза и завопил, когда Мазарини нажал пальцем на кнопку активации на рукояти клинка и задействовал силовую ячейку оружия. Энергия разлилась по телу создания и выжгла его изнутри, а останки сползли с клинка, и Мазарини поморщил нос от вони.

– Нечасто ты решаешь тряхнуть стариной, дедуля, – сказал Харкс, окружённый ореолом энергии, что просачивалась сквозь поры на коже и кружилась вокруг его конечностей. По щелчку пальцев орк превратился в пылающую головню. – Должно быть, время сейчас воистину отчаянное.

– Умолкни, Харкс. Каждый делает свой вклад. Кстати говоря, о вкладе… где он?

– Наш гусь лапчатый уже скрылся, – ответил Харкс. – Исполняет приказы, аки верный пёс.

– Солдат, Харкс. Он – солдат, как и все мы.

– Ага, хотим мы того или нет. Интересно, как же всё было в его случае, – грустно усмехнулся Харкс, и по чёрной эмали его зубов промелькнули разряды молнии. – Я…

Однако последующие его слова утонули в грохоте и крушении разрушающихся укреплений. Глыбы скалобетона и покорёженные секции дымящегося металла разбросало по полю боя. Харкс торопливо взмахнул руками, и град обломков обрушился на сверкающий купол щита из энергии варпа, окруживший его и Мазарини.

– Что, во имя Императора, сейчас произошло? – проворчал Харкс, изо всех сил стараясь поддерживать барьер.

– Навскидку я бы сказал – то, чего так ждали остальные орки, – ответил Мазарини.

Линия обороны оказалась прорвана, но не артиллерийским обстрелом или взрывчаткой, но чем-то более разрушительным. Харкс округлил глаза, когда в заволоченной дымом прорехе замаячил внушительный силуэт, чья плоть полнилась смертоносной силой, а из пор изливалась тошнотворная зелёная энергия. Своими размерами он превосходил других орков, что хлынули в пролом мимо него, как будто бы он черпал из окружения свои размеры и силу. Глаза орка напоминали пылающие сферы, а из уголков рта стекала мутная пена, пока он топал ногами и что-то тараторил. Покачнувшись вперёд, он исторг из себя выжигающий поток зелёного огня, что спалил нескольких неудачливых солдат, вмиг превратив их в маслянистые угольки.

Мазарини взглянул на Харкса.

– Ну, и чего же ты ждёшь? Особого приглашения, что ли?

– Вы же не серьёзно? – воспротивился Харкс.

– Харкс, я взял тебя не из-за блистательного ума, а теперь иди и растерзай для меня разумом того ксеновыродка, как моё славное санкционированное чудовище.

Мазарини воздел клинок и позволил его кончику непринуждённо приблизиться к горлу псайкера.

Харкс плюнул ему под ноги, но всё же повернулся лицом к приближающемуся орочьему псайкеру.

– Ненавижу тебя, старикан, – сказал он и направился вперёд.

– Уверяю тебя, наши чувства взаимны, – бросил ему вслед Мазарини.

Воздух между двумя псайкерами задрожал, когда они приблизились друг к другу, а между ними начали хлестать разряды молний. Орк взревел, и показалось, будто окружающие пожары разгорелись и вспыхнули с новой силой. Харкс выругался, и огонь затрещал. Один из орков вскинул оружие, и зеленокожий псайкер выбросил вялую ручонку и раздавил голову алчущего бойца.

Затем орочий псайкер развернулся и со звуком, подобным раскатам грома, испустил ревущую волну зелёной энергии, что выжгла воздух и превратила весь скалобетон на своём пути в шлак. Харкс простёр руки и схватился за неё, словно та была змеёй. Энергия расползалась по рукам и хлестнула по его тощему телу, открыв рану в боку, и вырвавшаяся оттуда кровь тут же испарилась в виде алого тумана. Харкс вскричал, и удерживаемая им энергия обрушилась обратно на орка, оставляя глубокие раны в его неподатливой плоти. Существо покачнулось и рвануло вперёд, преследуемое молниями, но Харкс не ринулся к нему, а воздел руки ладонями вверх. Словно по безмолвному приказу, разбросанные повсюду истерзанные обломки взмыли в воздух.

Орк топнул покрытой бородавками ногой, и земля, треснув, раскололась. Харкс споткнулся, но затем выпростал руки, обрушив шквал из обломков. Орк взревел, когда куски камня и металла прошили и без того повреждённую плоть, разрывая её на куски и впиваясь в неё. На землю брызнула кровь, когда орк силой заставил себя двинуться вперёд, концентрируя в руках энергию молний. Стиснув зубы, Харкс удвоил свои усилия. Тело орка вздулось, а затем головы его собратьев на поле боя начали лопаться, как будто мощь, которую он излучал, переполнила их. Мазарини уже сталкивался с подобными проявлениями и понимал, что Харкс не переживёт того, что случится дальше.

– Мастер Измаил, будьте так любезны, – прошептал он, доверив вокс-сигналу донести его слова в уши воину.

Автоган Измаила протрещал единожды, и на виске орка возник кратер. Из раны тут же вырвался зеленый дым, и орка отбросило ударной силой выстрела. Второе попадание пришлось прямо промеж глаз, и со звуком, напоминающим сдувающийся мяч, существо повалилось на спину, а накапливаемая внутри сила безвредно изошла из его тела. Талларнец встал рядом с инквизитором.

– Благодарю, – сказал Мазарини.

Харкс бросил взгляд на погибшего чужака, а затем приложил руку к ране на боку и посмотрел на Мазарини.

– Теперь мы можем идти? – прошептал он.

Жилой ярус Девкалион, улей Дженсен

Вскинув дробовик к плечу, Мамлюк–9 быстро двигался в сторону жилого здания по раскачивающейся платформе. Едва из тёмного коридора впереди выскочил орк, он нажал на спусковой крючок. Раненого зеленокожего опрокинуло наземь, посему Мамлюк–9 выстрелил снова, и орк упал, недосчитавшись большей части своей головы. Остановившись у края входного люка, он проанализировал ситуацию, открепил гранату, активировал и бросил её в простирающее далее помещение, а затем в спешке спрятался от взрыва, когда тот сотряс платформу.

Оттолкнувшись от стены, он нырнул в помещение, а встроенные в шлем датчики сделали поправку на заволокший участок дым. Орк с развороченной осколками плотью и горящей грубой боевой бронёй вслепую ринулся на него, беззвучно шевеля сломанной челюстью. Он уклонился от нападавшего и, развернувшись вокруг своей оси, впечатал усиленный приклад дробовика в затылок громилы. Размягчённые жаром кости чужака смялись, и орк упал ничком. И тут Мамлюк–9 совершил очередной разворот, едва избежав удара, который сделал бы с ним то же самое, и выстрелил, попав второму орку в брюхо.

Тот отшатнулся с ошалевшим от шока взглядом, а затем с рёвом ринулся вперёд. Он обрушил свою грубую рубилу вниз, и Мамлюк–9 заблокировал её корпусом дробовика. Немая сцена борющихся друг с другом человека и орка длилась ещё мгновение, прежде чем первый не вытащил нож и не всадил его в челюсть, вогнав острие прямо в мозг. Но даже так громиле потребовалось несколько секунд, чтобы осознать свою гибель.

Мамлюк–9 не помнил, кем или чем он был перед тем, как надел эту маску. Но он точно знал, как убивать. Он разил чужаков всех видов и родов; убивал с помощью взрывчатки, оружия, ножей, кольев и, в одном случае, декоративного пресс-папье, выполненного в форме имперского герба.

А вот владелец жилого здания оказался не настолько умелым – человека разобрали по частям ударами грубых клинков, изукрасивших стены и пол кровью. Так ни разу и не выстреливший автоматический пистолет лежал рядом с отрубленной рукой.

К этому моменту орки уже наводнили жилой ярус, проливая кровь и занимаясь мародёрством. Вскоре эту область полностью отдадут врагу. На ретинальный дисплей его шлема выводилась информация о расположении союзников, пока укрепления понемногу занимались противником. Кожей он почувствовал покалывание эфирного холода от использования Харксом его способностей, а затем раздался грохот, но не от взрыва, и он тряхнул головой. Времени было в обрез. Он сверился с закреплённым на поясе устройством слежения и посмотрел по сторонам, услышав едва различимый звук, похожий на скуление животного.

Ага, а вот и она.

Та, ради поисков которой они пережили ужасы погребального костра планетарных масштабов. Ему было невдомёк до причин и оснований проводимой операции, особенно за время долгого ношения маски. Ему было плевать – об этом позаботилась маска. Задание превыше всего.

Он быстро отправился к источнику звука. Когда Мамлюк–9 распахнул дверь платяного шкафа, женщина внутри закричала и подалась вперед, чтобы защитить дитя. Мародёрствующие внутри дома орки вскоре нашли бы их. Девочка оказалась совсем юной, не старше ясельного возраста. Она не спускала с него глаз из-за плеча матери, и в них не было страха, а лишь любопытство.

Мамлюк–9 погрузился в долгие размышления, а затем протянул руку.

Стесняясь, девочка приняла её.

Точка выхода из жилого яруса Девкалион, улей Дженсен

Первым их заметил Измаил.

– Задание выполнено, – сказал талларнец.

– Надо сказать, очень вовремя, – хлопнув в ладоши, сказал Мазарини. Глазами сервочерепа он увидел широкий стан Мамлюка–9, что бежал по мосту вместе с женщиной, держащей ребёнка на руках.

– Это они, – прохрипел Харкс, цепляясь за рану, оставленную ему в память о сражении с орочьим псайкером. – В смысле, женщина – я читаю это в её голове.

Мазарини искоса посмотрел на него. Харкс достаточно эффективно расправился с созданием, однако внешне казалось, будто он находится на последнем издыхании. Мазарини надеялся, что он сумеет выжить, ведь так непросто найти боеспособного и не закреплённого за военным командованием псайкера–примариса.

И тут Харкс напрягся.

– Погодите, – молвил он. – Что–то не…

– Ограждения, – вскинув оружие, сказал Измаил, а секунду спустя Мазарини заметил первого орка. Он не мог сказать, откуда они появились, однако с лёгкостью распознал, кто они такие. Нижние уровни улья кишели тысячами таких созданий. Одетые в замызганные пеплом лохмотья поверх грубой одежды орки-каммандос с радостными воплями взобрались на подвесной мост.

Мамлюк–9 заметил их на полсекунды позже Харкса, но к тому времени было уже слишком поздно. Орки почти сразу набросились на них, перекидываясь через ограждения моста с трепыхающимися за ними рваными плащами. Развернувшись, Мамлюк–9 оттолкнул женщину в сторону, но клинок погрузился в его грудь, прошив доспех, словно тот был склеен из бумаги. Дробовик рявкнул, и орка отшвырнуло назад.

Мамлюк–9 споткнулся, и Мазарини чуть не вскрикнул, прежде чем опомниться.

– Вперёд, – прохрипел он.

Едва его слова эхом донеслись из вокс-передатчика, Измаил с Олимпией уже ринулись туда. Измаил на бегу обнажил клинок и, пробегая мимо одного из орков, начисто снёс ему голову с плеч, а Олимпия рассекла надвое другого, своими мечами превратив чужака в окровавленные половинки. Двое оставшихся чудовищ с ликующими воплями набросились на противников и были вознаграждены быстрой расправой.

Женщина кричала, прижимая ребёнка к груди, и её сотрясающие задымленный воздух стенания слились с доносящейся снизу какофонией.

– Утихомирь её, – прошипел Мазарини, и Олимпия уколола девочку и женщину шприцами, которые она держала в искусственных руках. Содержащийся в них раствор являлся снотворным, подготовленным специально для таких вот случаев.

Опустившись на колени, Мазарини твердыми руками снял со своего слуги маску. Человек уже был мертв, с того момента, когда орочий клинок рассёк его позвоночник. Мазарини уставился на бледное морщинистое лицо погибшего, пытаясь вспомнить, кем был он до того, как стал Мамлюком–9. Наконец, он бросил эту затею и позволил Харксу помочь ему встать. Он прижимал маску к груди так же трепетно, как Измаил – ребёнка.

– Доволен, дедуля? – мягко произнёс Харкс.

– Пока нет. Только когда мы оставим это место далеко позади. Идём, нас ждёт челнок, – сказал Мазарини, шагая в сторону подъёмника и крепко удерживая маску. Измаил наклонился, чтобы дать Олимпии положить женщину ему на плечи, а затем они последовали за ним в сторону пневматического лифта, который донесёт их обратно к вершинам улья. На этом уровне только этот остался в рабочем состоянии – остальные пострадали от пожаров, были уничтожены взрывами или же просто отказались работать. Последние, как он сам видел, застряли между жилыми ярусами и в большинстве своём полнились солдатами, пытавшимися добраться до зон боевых действий, либо ищущими спасения гражданскими. Им суждено остаться там, пока до них не доберётся пламя или орки.

Пневмоподъёмник взбирался по центральной оси улья в сторону аэропорта, а расположенные внизу ярусы улья были поглощены огнём и войной. Пепел и дым уносило ввысь продолжавшими работать рециркуляторами воздуха, встроенными в верхней части наружной обшивки. Вдруг раздался рокочущий грохот, когда участок одного из нижних ярусов не выдержал и обрушился в облаке пыли и столбе пламени. Он слышал, как разваливающиеся на части здания отдают себя на милость силы тяжести и превращаются в сносящие всё на своём пути лавины из покорёженного металла и скалобетона.

Воздух полнился гулом – криками, рёвом, стрельбой, взрывами, лопаньем металла и треском камней, и все эти издаваемые звуки слились в единый шум, не поддающийся никакому описанию. «Будь я поэтичной натурой, – подумал Мазарини, – то сравнил бы это с предсмертным криком огромного морского чудовища или же заупокойной мессой целого народа». Но тот, кем он был на самом деле, слышал всего-навсего шум.

Дитя захныкало, и Мазарини посмотрел на него, отчего Измаил слегка повернулся, будто бы защищая ребёнка от невидимого взора инквизитора.

– Она ведь должна спать, – сказал Мазарини. Мать ребёнка, которую бесцеремонно закинули на плечи талларнцу, так и висела там, а вот девочка елозила и плакала.

– Ей страшно, – сказал Харкс, придерживая рукой свою рану. Он выглядел бледнее обычного, и Мазарини задумался над тем, а не травмировала ли его схватка с псайкером чужаков изнутри. – Она же совсем маленькая, Мазарини. Её родители погибли, а её мир постепенно умирает.

– Гибнут миры, но вечный первозданный танец продолжается, – прощебетала Олимпия.

– Кости Императора, да заткнись ты, – прошипел Харкс и скрючился, прижав руку к голове. – Я чувствую смерть каждого живого существа в этом презренном месте, и я точно не хочу слушать чушь от осатаневшей заводной куклы.

Олимпия свистнула, и стеклянные двери подъёмника затряслись, а Харкс накрыл уши ладонями и издал сдавленный звук. Мазарини стукнул по полу своей тростью.

– Прекратите. Я не потерплю твоего ребячества, Олимпия, и твоего нытья, Харкс. Возрадуйтесь, воины мои – мы почти выиграли наше сражение.

Но затем он посмотрел на забрызганную кровью маску в его руках и, ощутив укол раздражения, добавил:

– Да, почти.

– Если это победа, то мне страшно представить поражение, – пробормотал Харкс.

Оборонительный рубеж Дженсен–Примус, улей Дженсен

Дженсен прижимал к себе истерзанное взрывом тело Саши, и её кровь оставляла следы на его почерневшей от огня броне. Жилой ярус был объят пожаром, и орки выскакивали из дыма. Рядом лежало тело Беатрис, погребённое под горой трупов, как, впрочем, и остальных его жён. Шальной выстрел орочьего гарганта вспорол оборонительные укрепления и разрушил командный бункер вместе с прилегающим жилым ярусом. Обвалившиеся здания лежали, словно забытые ребёнком игрушки, выпотрошенные бурлящим разрушительным лучом, что пронёсся над ними. Дженсен выжил лишь благодаря доспеху… и Саше, что встала между ним и его смертью, как того требовал долг, и он почувствовал, как леденеет его сердце при виде её тела.

– Мне жаль, – сказал он, поглаживая её истерзанный труп и глядя на разрушение его мира. Улей бился в агонии, как умирающий зверь, которого орки рвали на куски изнутри. Их бесчеловечные боевые машины шагали по нижним уровням, топча обломки и сотрясая землю своим топотом. Они захватили наружный периметр и во многих местах прорывались внутрь, используя оборонные орудия улья, чтобы стрелять по центральной части улья. Людей и орков без разбору разили обрушивающиеся им на головы метеоры.

– Прости, – громче сказал он и взглянул в её безжизненные глаза, а затем склонился, пока его голова не коснулась её. Потом он положил тело наземь и встал на ноги, взяв в руки её силовой молот.

В это же время запищал его вокс-канал, выдав переговоры на зашифрованной частоте. Мазарини сделал свой ход, и Дженсен ничего не мог с этим поделать, но переполнявшая его ярость придала ему сил. Сквозь дым и пламя в его сторону ринулись орки, и он убил их, превращая ощеренные рыла в кровавое месиво, пока пробивался к месту, где перегруппировывались выжившие защитники. Гаркнули тяжёлые орудия, и орки униженно гибли, выкошенные остатками боезапаса пушек.

Добравшись до солдат, он отмахнулся от предложенной помощи и выкрикнул приказы. Из шпиля улья вился дым, и он понял, что губернаторский дворец уже атакован. Один из выживших двойников будет там, обеспечивая оборону. Ему придётся это делать столько, сколько осталось этому улью. А ему предстояла другая задача, нежели смотреть, как всё построенное его людьми горит синим пламенем.

Дженсен позаимствовал у одного из солдат лазерный пистолет и покинул их, не обращая внимания на вопросы. Они будут удерживать позиции, пока их не вынудят отступить или же не убьют на месте. Им ничего не оставалось, кроме как пасть смертью храбрых. Но только не ему. Ему осталось исполнить последний долг. Он быстро проследовал к ближайшему на данном уровне пневматическому лифту и ударил по кнопке кулаком.

Хвала Императору, что ещё оставалось питание, и, пока он поднимался к аэропорту, он попытался очистить разум от посторонних мыслей. Он отвернулся от прозрачной стенки и пропустил мимо ушей звуки, заставлявшие лифт дрожать, словно тот мог сорваться с тросов и сгинуть в пожарах внизу. Он отбросил все свои обязательства и страхи, позволив царственной мантии пасть ниц с его плеч.

Он почувствовал почти что облегчение.

Он задумчиво коснулся защёлок его маски, а затем, рыкнув, опустил руку – пока улей будет стоять, он останется его властителем.

Когда лифт замедлил ход, и двери раскрылись, аэропорт уже содрогался вокруг него. Выйдя, он вдохнул дым. Обширная просторная территория полнилась грузами, брошенными в начале сражения, и промышленные сервиторы ждали приказов, которые больше не поступят, не обращая внимания на творящее вокруг них разрушение. Кашляя, он заковылял вперёд, когда затуманенным взором увидел челнок, – Мазарини, разумеется – приземлившийся на посадочной площадке, а его двигатели сменили ослепительно-белое сияние на голубоватое.

Он приказывал своим людям не спускать глаз с корабля инквизитора. Невзирая на очевидные признаки повреждений, его информаторы сообщили, что урон чисто косметический, и судно явно на ходу. Оно причалило на верхней якорной гравистоянке, и оставалось там с момента прибытия, но он понимал, что это лишь вопрос времени. Он настроил сервиторов–диспетчеров в коммуникационной башне, чтобы те предупредили его и только его в случае взлёта челнока.

Рано или поздно, но Мазарини сбежал бы сюда – Дженсен ожидал подобного шага. Он надеялся, чтобы тогда с ним будут остальные – Саша, Беатрис и другие жёны. Он мог бы спасти часть из них, обеспечив их неопределённым будущим, которое было лучше, чем оставаться здесь. Он всё это планировал. Он намеревался погибнуть со своим народом, и того же он ждал от Мазарини. Но ведь можно же было спасти некоторых. Кто-то бы да остался, чтобы хранить память о Гул Дженсене и его людях. Мысль пришла к нему с силой удара молотком по голове, стуча о стены его разума. Теперь он не мог спасти их.

Зато вполне мог отомстить.

По посадочной площадке прокатилась пыль, смешиваясь с дымом и маревом разгорающихся пожаров внизу. На мгновение он потерял зрение, а когда оно восстановилось, то он заметил своего противника, чей силуэт чётко очерчивался на фоне его горящего дома.

– Мазарини, – взревел он и выстрелил, попав по бронированному корпусу судна, отчего инквизитор тут же обернулся. Старик двигался быстро, но недостаточно. У Дженсена было полное право убить его, и они оба это понимали.

– Наследный губернатор Дженсен, какой чудесный сюрприз, – прохрипел Мазарини. – Мои люди сообщили мне, что вы всё ещё находитесь во дворце. Полагаю, это один из ваших двойников, верно?

– И куда это вы собираетесь? – рыкнул Дженсен, не обращая внимания на вопрос.

– Мы сделали то, за чем пришли, и посему удаляемся, – ответил Мазарин.и

– И что же это? – потребовал ответа Дженсен.

Мазарини молчал какое–то время, а затем сказал.

– Мы прибыли сюда ради поисков человека и нуждались в максимально возможном времени, что означало, что ваш мир должен продержаться больше, чем от него ожидалось. Теперь же мы нашли их и отправляемся обратно.

– Кого это «их»? Ради кого вы пожертвовали этим миром?

– Над ним всегда висел дамоклов меч – я лишь продлил его агонию.

– Кто? – взревел Дженсен. Его палец дрогнул, и Мазарини примирительно воздел руки. Тут Дженсен заметил, что он держит маску, и понял, что Мазарини уходит, не избежав потерь.

– Обычный человек, – ответил Мазарини. – Чья безопасность важна тем, кто ныне обязан Инквизиции, о чём она не преминет напомнить позже, когда эта война давно окончится и начнётся другая.

– Значит, вы с самого начала не собирались помогать нам, а лишь хотели вывезти какого-то бедолагу подальше отсюда, чтобы потом спросить за него должок, – горько заключил Дженсен. – И ради этого вы пожертвовали – заставили меня пожертвовать – моим миром и отправили своего спутника на верную смерть.

– Все люди смертны, наследный губернатор Дженсен. Мотив, мягко говоря, несущественен, а вот результат – напротив, – склонил голову набок Мазарини. – Вам станет легче, если я скажу, что это была необходимость? Что гибель миллионов здесь предотвратит гибель миллиардов в другом месте?

– Но я наследный губернатор этого места, – огрызнулся Дженсен. – Мой народ, мои жёны – все они умрут, и ради чего?

– Девчушки, – неожиданно сказал Харкс, опершись на входной люк судна и прижимая одной рукой раненый бок. – Последнего потомка знатной династии вольных торговцев, который для определённых людей будет ценнее вашего мира–улья.

Он улыбнулся.

– Понимаете, её мать – беглянка, влюбившаяся в члена экипажа корабля своей матери и отправившаяся сюда, чтобы начать новую жизнь. Родственники разыскивали её какое-то время. То, что она родила отпрыска, фигурально выражаясь, лишь добавит изюминки. Семья будет крайне рада вернуть назад бедняжку, вырванную прямо из лап орков, и они поклянутся в верности Ордо Ксенос, став очередным инструментом, готовым быть задействованным там, где они нужны.

– Что? – произнёс внезапно застигнутый врасплох Дженсен. Тогда-то он впервые и заметил ребёнка, которого Измаил держал в своих руках.

– Умолкни, Харкс, – сказал Мазарини.

– Он заслуживает ответа, – упрямо заявил псайкер и посмотрел на Дженсена. – У каждого из нас своё применение. Вопрос в том, что случится, когда от тебя больше нет пользы? – он горько улыбнулся. – Хорош король без королевства, а?

– Нет, – безучастно ответил Дженсен, покачав головой.

– Не совсем, – встрял Мазарини, и вокс–череп подлетел к Дженсену, с гулом кружа вокруг него, словно муха. – Харкс просто глупец, а умный человек всегда найдёт новое применение, казалось бы, бесполезному с виду инструменту. Говорят, что ломать – не строить, но ведь молот годится и для того, и для другого. Вы способный человек, Гул Дженсен. Простите меня, что не обращаюсь к вам по титулу. Сейчас мы с вами – обычные люди, Эмилио и Гул. Мы славно поработали вместе, Дженсен, и я вижу в вас многообещающий потенциал.

– О чем это вы говорите? – Дженсену не терпелось смахнуть стекающий в глаза пот, но он не решался опускать оружие. Измаил и Олимпия находились слишком близко: даже секундное промедление будет стоить ему шанса на месть. Мести за жён, народ и родной мир.

Мазарини показал маску Мамлюка–9.

– Я жуть как не люблю менять свои инструменты, – сказал он. – Очень сильно привязываюсь к ним, понимаете. Я уже стар, и с возрастом к списку слабостей добавляется сентиментальность. Я проникся к вам симпатией, Дженсен, и мне претит разбазаривать людей с такими способностями.

– Вы хотите, чтобы я… нет, – молвил Дженсен и облизнул губы. Далеко внизу взорвалось что-то очень большое и значительное, и наружная обшивка улья Дженсен затряслась подобно телу человека, страдающего лихорадкой. Со скрежетом, от которого заныли зубы в дёснах, солнечный коллектор вырвало из креплений, и он обрушился вниз, врезавшись в край платформы. Дженсен покачнулся, но не выпустил и не опустил оружия.

Громогласные взрывы сотрясли ось улья, и Дженсен услышал вой сирен и оглушительный рёв изолируемых жилых ярусов. Действующие до сих пор орудия на внутреннем периметре обшивки улья начали замолкать один за другим, и из них вырвались столбы пламени, словно улей захлестнуло огненное цунами. Он понимал, что один из таких взрывов означал разрушение дворца, и ощутил приступ боли в груди. Сады уничтожены. Саша мертва, как и Беатрис и прочие жёны. Всё исчезло, испарилось, как будто ничего и не было.

– Тогда зачем вы пришли? – спросил Мазарини. – Ради мести? Или же практической выгоды? Дворца больше нет, ваши люди пали жертвой Зверя, а вы явились сюда вместо того, чтобы умереть с остальными. Вы знали, что мой челнок был готов к отлёту? Тогда почему же вы не вступили в конфронтацию с нами раньше? Зачем ждать?

Серво–черепа кружили над Дженсеном, словно стервятники, а глаза под маской щипало от пота.

– Всё потому, что вы не глупец. Вы выигрывали время, так же как и мы. Вы – прагматичное существо, – Мазарини показал маску. – У каждого есть свой предел, и, дойдя до него, нужно вовремя остановиться.

– Я выжидал, чтобы спасти кого-нибудь, – прорычал Дженсен. – Но раз уж это невозможно, я здесь, чтобы мстить.

– И всё же вы обрекли тех немногих людей, которых вы, по вашим словам, так жаждали спасти, на верную смерть, – сказал Мазарин. – Пилотирующий данное судно сервитор настроен на мой биоритм. В случае моей гибели он совершит самоуничтожение, забрав корабль вместе с собой. Но если я выживу, то… выживем все мы.

– Мне плевать, – сказал Дженсен, но его взор вновь устремился на дитя. Она была беспризорницей, и он не видел в ней ничего такого особенного. Но она была частью его народа.

– А вот и нет, – сказал Харкс. Кровь из раны собралась в озерцо у его ног. Он закашлялся. – Будь это правдой, вы давно бы вывели корабль из строя или же сбили его в воздухе при попытке улететь. Но вам было важно оказаться здесь. Умрём мы – умрёт и она. Последние представители вашего народа гибнут, словно его никогда и не существовало, – ухмыльнулся Харкс. – Но и она может умереть. Её семья находится на Аларих–Прим, и именно туда лежит наш путь и путь орков.

Дженсен почувствовал, что внутри что-то шевельнулось. Он посмотрел на девочку, не зная, что делать дальше.

Мазарини вышел вперёд и протянул маску.

– Исполните свой долг, наследный губернатор. Защитите свой народ, – молвил он. Взор Дженсена метался между маской, девочкой и пистолетом в его руке.

А вокруг них пылал улей Дженсен.

Аларих–Прим

По мнению Мазарини, воссоединение прошло несколько натянуто, но довольно радостно. Семья матери с распростёртыми объятьями приняла девушку и её дочь, словно грехи прошлого и былые ошибки были прощены перед ликом маячащей катастрофы. Они с любовью обнялись в тени огромных боевых машин, готовясь к грядущей войне. В тот миг ощущалась некая поэтическая грусть, и Мазарини занёс это в свои записи. Он также записал всё в качестве подтверждения оказания услуги – вольные торговцы, по большей части, были полезными людьми, и он подозревал, что в ближайшее время у него для них найдётся множество поручений.

– Напоминает эпизод из голо-драмы, – сказал Харкс и сплюнул. Он сидел в открытом люке челнока, прижимая рукой бок. Его раны начали затягиваться. К моменту вторжения орков Харкс вернётся в строй, прикинул Мазарини.

– Возможно, – сказал Мазарини. – Хотя я никогда не встречал сентиментальных псайкеров.

Он развернулся и посмотрел на человека, что стоял рядом с Харксом, скрестив руки на груди. Его лицо закрывала изукрашенная маска в форме головы орла.

– А что думаешь ты, Мамлюк–10? – спросил Мазарини.

Ответом ему было молчание.

Впрочем, ничего иного Мазарини и не ожидал.

Перевод: MadGoatSoldier